Все публикации автора air111

* * *

Вчера я видела снова знакомый несытый взгляд.
И губы, и руки – чужие – наощупь и наугад.
Я их убрать не пыталась,
Мне было почти всё равно:

* * *

То, последнее утро, оно наступило.
Долгожданное утро настало, как славно!
Ты – не самый, не лучший, не милый, не главный,
И как будто меня, наконец, отпустило.

Когда Вам станет плохо одному,
Или захочется уюта и покоя,
(Напрасно Вы, что Вас я не пойму,
Но кроме гор бывает и такое) –

Экспресс-метод.

Витька предложил мне испытать экспресс-метод. Типа: бац-бац! И в дамках! Не очень-то я доверяю этому методу, но попробовать можно.
В общем, берёшь небольшое количество

Он открыл глаза. Раскосое карее золото. В него опрокинулись тёмные грозовые облака, фиолетово-чёрная, мрачная синь беременного неба. Вот и первые молниевые схватки рассекли тучное небесное тело.

Под кустом полуденной сирени стоит скамья – простая некрашеная лавка, облепленная кое-где по бревнистым ногам лишаями, кружевной плесенью и зелёным мхом. Сирень нависает своими тёмными пиковыми листьями над скамьёй, готовая обрушиться на её ветхость всей своей сочной, по-летнему полнокровной зеленью, если бы не деревянный забор палисада.

Во сне она увидала, как в темных зеркалах отразился слабый свет горящих свечей и слоистое мерцание полувоздушных золотистых ее волос, которые она расчесывала костяным гребнем. Она смотрела на эти тени в зеркалах, на руку, державшую гребень; это завораживало, бездумно повторялось в полумраке снова и снова. Душная ночь, и очень темно, гроза надвигается, сдавливая пространство и даже, как будто сжимая время…

Петляет среди пыльной травы утоптанная тропинка. Плавится от зноя жирная земля, колышется душное марево. По тропинке шагает в высоких сапогах, блестя загорелым лицом, плотник Иван. Я лежу в траве, трава высокая, Ивану меня не видно. Лицо его благодушно, рубаха на груди расстёгнута, обнажая загорелую шею и грудь. Хорош!

Синеет даль. За далью – даль,
И в невозможной синеве
Смахнуло облако-печаль
Пушистым краем слезы мне,

Белый беззвучный зимний день. Все утонуло в оттенках белого. Ватное небо сиротливо жмется к охладевшей земле, укрытой снегом. Одинокий пейзаж оживляет кареглазая девочка в белой пуховой шапке, примерно, моя ровесница. Она неторопливо и бесстрастно наблюдает за мной, не приближаясь и не отдаляясь. Взгляд ее черешневых глаз внимателен и отчужден. Проходит еще немного времени в замороженной тишине двора, и незнакомка уходит.
Я так и не смогла приблизиться к ней: она была слишком холодна и недоступна…
Позже были игры, уроки, драки, карандаши, обиды, секреты, качели, мальчишки, каникулы, шалости, коленки, пианино, книги, глупости, снежки, горбушки, конфеты.
А потом детство закончилось. Черешенка выросла, укоренилась.
Девочка в белой шапке, где ты?.. Она не ответит: она осталась в той ватной онемевшей зиме.

Пригласил как-то раз Карл Варвару:
«А поедем-ка, душа, в Карловы Вары!»
И не знала неопытная Варя,
Что накануне Карл украл кораллы.

Не надо. Слишком это больно,
С меня и так уже довольно.
Не будет больше продолженья ничему.
Тем более что это ни к чему
Тебе, а мне - тем более

Чайной ложкой отмеряя,
Жертвуя и отнимая,
А затем опять даруя –
Так бросают кость собаке,

* * *

Я напишу волшебные стихи,
Чарующие неземною сказкой:
В них будут мирно спать под небом ясным
Прекрасны, бесподобны и тихи –

Кричала девушка, как раненая птица.
Кричала девушка и плакала надрывно.

«О чём ты плачешь, милая, ответь мне.
О чём горюешь, по кому рыдаешь?»

Он слегка был вдет,
Слегка неразборчив,
Слегка неодет,
Слегка сговорчив.

Он упругий, как ухо молочного поросёнка,
Он хрустит, как новенькая купюра,

В одной далёкой и древней стране жил Мудрец. Был он очень стар и одинок, грустные глаза его всегда были влажны не то от бремени его печали, не то от ветхости его дней.
Много повидал Мудрец на своём веку, оттого стал он спокоен и мудр. Однажды в скудный дом его постучал странник в тёмных одеждах:

Кузнец ковал железо огромным молотом. Он любил колючие искры, злобное шипение избитого вкровь феррума, податливость горячего слоистого металла.

Каждое утро на восходе вставала женщина и молилась, обратившись бледным ликом своим на восток, о том, чтобы послал ей Всевышний дитя.

Но когда с человечком бесстрашным,
Где темнеют корявые ели,
Повстречались ужасные волки,
То сомнения их одолели:
«Как же можно прийти без патронов?
Это, верно, сорока сбрехала,
Не похож человек на придурка,
Что болтается ночью по лесу,
Нарываясь быть съеденным вместе
С бесполезным своим карабином!»

Одно плохо: нет ни Сани, ни Тани,
Не дал Бог детей Ивану и Мане,
Травы пили и парились в бане –
Всё одно: ни Гришки, ни Пашки.

Предпоследнее утро.


Я приду. Ради Вас
Я приду рано утром.
Я проснусь ради Вас
В предпоследнее утро.

Румяной щечкой булочка горда,
Глазурью пряники сверкают – нету сил,
А бублик - удивленный - как всегда,
Пока от «О» никто не откусил.

Цветные рассказы.

Рассказ первый. Не так.
В одном Лиловом Государстве под сиреневым кустом в покосившемся фиолетовом домике жила-была Розовая Мышь.
А в соседнем сизом флигеле жила-была Бледная Немочь.
Встретила раз Розовая Мышь Бледную Немочь, поздоровалась, поклонилась.