Самиздат литеретурно-публицистический журнал

Был летний вечер,
Ветер чуть всколыхивая штору,
Ронял листы тетради на коврал.
Оконный вид, открытый взору,
В душе сомненье создавал.

Отлюбил, отстрадал и отплакал,
Поцелуи как яд на губах.
Как цветок кем-то брошенный на пол,
Недоцветший, увял и зачах.
Для того ли бессонные ночи,
Он с сомненьем боролся во тьме.
Чтоб увидеть на миг твои очи,
И поникнуть в холодной руке.

Подари мне всё, что хочешь,
Молча подари.
Тихий шелест звёздной ночи,
Или блеск зари.
Подари душой открытой,
Подари мне в путь.

24532293.24408835.1253790244.2162621bef96963c8f35ce9b8d4d7f2c

Ты - мой малыш, что ворует печенье,
Ты - солнечный зайчик на хмуром окне.
Никем не прочтённое стихотворенье,

Даже если грустно и дождь,
и испорчено работой полдня,
ты, тоска, меня не проймёшь,
потому что Вовка есть у меня.

Даже если рано вставать,
кофе нет и курева - ноль,
Вовке не резон унывать,
потому что Олька есть у него.

Я не знаю, что будет завтра,
я не знаю, чем день согреет.
Я в пустынном фойе театра
под названием "жизнь" старею...

Сожаления нет в помине,
но и сил, сделать шаг, тоже...

Застывая во льду одиночества,
ещё шепчут губы: "Прости! Прости...".
И твержу себе, как пророчество,
- Олюшка, не грусти!..

Что мне радость и печали -
я сейчас как ведьма зла!
Правильно народ вещает,
что полюбишь и козла...

Я его ласкала жарко,
искренне любила.
Оказалось, очень мало...
...очень мало била!

Безлюдная улица
Лишней души
Не станет уже
Оживленной.
И без толку злиться,
Стараться, спешить -
Не нужен

Твой мир - в тебе,
А разве это плохо?
Все мудрецы так
Представляли мир.
Загвоздка здесь -
Сейчас не та эпоха,

Красный цвет
Это страсть или кровь?
Не найду на вопрос я ответа.
Только знаю одно,
Что любовь
Абсолютно другого цвета.

Вечер. Час пик. Вагон 26-го маршрута набит людскими телами как сельди в бочке. Я протискиваюсь до ближайшей штанги, вцепляюсь в неё и под стук и вздрагивание вагона, под покачивание тел в такт всему этому "уплываю" в раздумья. Я устал. Хочу домой под горячий душ и в постель.
- Вы сходите?

Раннее утро. Душ. Завтрак. Первая сигарета с самой сладкой первой затяжкой. Поворот ключа в замке. Визжание лифта. Стук каблуков по бетонным ступеням. Удар яркого солнечного света в глаза, при выходе из подъезда. Неторопливые шаги в 100 метровой дистанции от дома до остановки трамвая. Мельтешение и лавирование в судорожной толпе, не поддающейся нормальной логике. Почему когда я иду к остановке, всё почему-то идут от неё, то есть мне навстречу.

Хрум. Хрум. Хрум. Секундная стрелка кварцевых часов откусывает секунды, на мгновение замирает, как бы смакуя, пережёвывая и проглатывая их. И снова. Хрум. Очередную порцию. Замыкает круг на циферблате, как бы облизываясь съеденной минуте.

Вот улица - почти прямая,
А вот и дверь стоит косая.
Это только кажется,
Все отлично ляжет.

Бушует море, о берег бьется,
Бунтует, рвется, не сдается,
А скалы берега тверды,
На жизнь взирают с высоты.

На трудных нитях ветхих лет
Лежали пыльные дороги.
Нас освещал тут только свет,
Зовущий в древние чертоги.

Вдали, в туманно зыбкой мгле,
Играет сонно мягкий ветер.
И по приземистой волне
Сквозь ночь плывут на корабле:

Что мне любовь? Которой страсти,
Вы всей душою отданы!
И где же, говорю, напасти,
Что на меня привлечены?

Огня бушующее пламя
Взвилось под куполом небес.
И искру жизни изымая,
Сожгло печалящийся лес.

Громко звенит тишина,
Сильно натянуты струны,
Смело волнует волна,
Вечности твердые руны.