Самиздат литеретурно-публицистический журнал

Я бреду по безлюдной деревне-
Смеясь, её вымерла жизнь.
Тонет она в сером небе,
Крышами взмывая ввысь.

Печально смотрят на меня
Окна, подвластные во'рам.
Чуть не плача, гниёт земля
За железным, могильным забором.

И, наверно, пройдут века,
Оставляя безжалостный след?..
Рядом уныло плещет река,
В глубине утаив ответ.

В шею яростно дыша
И руками помогая,
Я любил тебя, душа...
Отлюбил и отдыхаю.

Пошёл он в жопу,этот мир.
С его заклиненным оргазмом,

Стихи для детей

Стихи для детей

Ретро.
Нынешнему поколению среднего класса не понять, как мы,запихнутые в фуфайки и резиновые сапоги,уходили из классов и аудиторий на колхозные поля........

* * *

Вчера я видела снова знакомый несытый взгляд.
И губы, и руки – чужие – наощупь и наугад.
Я их убрать не пыталась,
Мне было почти всё равно:

* * *

То, последнее утро, оно наступило.
Долгожданное утро настало, как славно!
Ты – не самый, не лучший, не милый, не главный,
И как будто меня, наконец, отпустило.

Когда Вам станет плохо одному,
Или захочется уюта и покоя,
(Напрасно Вы, что Вас я не пойму,
Но кроме гор бывает и такое) –

Экспресс-метод.

Витька предложил мне испытать экспресс-метод. Типа: бац-бац! И в дамках! Не очень-то я доверяю этому методу, но попробовать можно.
В общем, берёшь небольшое количество

Во мраке ночи сокровенном
И в тишине, что режет слух…

Разорванный в клочья друзьями
И скукой, что делали дни.

Я врал себе,
Ну а ты мне.
А вместе мы создали театр,

Сотни взглядов из масок
Смотрят слепо на клоуна,
Вторят смехом и телом
И в финале поклоном.

Страх и ужас не в теме-
Их давно позабыли,

Он открыл глаза. Раскосое карее золото. В него опрокинулись тёмные грозовые облака, фиолетово-чёрная, мрачная синь беременного неба. Вот и первые молниевые схватки рассекли тучное небесное тело.

Под кустом полуденной сирени стоит скамья – простая некрашеная лавка, облепленная кое-где по бревнистым ногам лишаями, кружевной плесенью и зелёным мхом. Сирень нависает своими тёмными пиковыми листьями над скамьёй, готовая обрушиться на её ветхость всей своей сочной, по-летнему полнокровной зеленью, если бы не деревянный забор палисада.

Во сне она увидала, как в темных зеркалах отразился слабый свет горящих свечей и слоистое мерцание полувоздушных золотистых ее волос, которые она расчесывала костяным гребнем. Она смотрела на эти тени в зеркалах, на руку, державшую гребень; это завораживало, бездумно повторялось в полумраке снова и снова. Душная ночь, и очень темно, гроза надвигается, сдавливая пространство и даже, как будто сжимая время…

Петляет среди пыльной травы утоптанная тропинка. Плавится от зноя жирная земля, колышется душное марево. По тропинке шагает в высоких сапогах, блестя загорелым лицом, плотник Иван. Я лежу в траве, трава высокая, Ивану меня не видно. Лицо его благодушно, рубаха на груди расстёгнута, обнажая загорелую шею и грудь. Хорош!

Синеет даль. За далью – даль,
И в невозможной синеве
Смахнуло облако-печаль
Пушистым краем слезы мне,

Первостатейные сукины дети (1)
Плодятся и ходят гурьбой
от дома и до аптеки (2),
а после - обратно домой:
грызть карандаш до ночи,
комкать и рвать бумагу...
Плачут,кричат,бормочут,
но знают,что жизненно надо
оставить сзади хоть строчку-
ту квинтэссенцию времени (3),
что дарят обычно бессрочно
в зазебренных стенах империи... (4)
и пусть себе бродят (5) стадами,
не так уж это и грустно-
творить на глазах искусство
и прятаться между холмами (6).

Хочется быть сотней долларов,
Чтобы нравится всем, кому это может прийти голову.
И, продаваясь, по-голливудски улыбаться,
Продаваться, с потрохами продаваться.
Чтоб меня проели, прожили, пропили,
Чтобы меня в клубах засовывали в бикини,
Чтоб меня протрахали, потеряли, снова нашли,
Чтобы мной нюхали порох, копили под глазами мешки...
Наверное, без меня ад стал бы раем...
Но мы не делаем- мы только предполагаем.
Затискайте меня досмерти, я полностью ваш-
Целых сто долларов одной бумажкой!

Белый беззвучный зимний день. Все утонуло в оттенках белого. Ватное небо сиротливо жмется к охладевшей земле, укрытой снегом. Одинокий пейзаж оживляет кареглазая девочка в белой пуховой шапке, примерно, моя ровесница. Она неторопливо и бесстрастно наблюдает за мной, не приближаясь и не отдаляясь. Взгляд ее черешневых глаз внимателен и отчужден. Проходит еще немного времени в замороженной тишине двора, и незнакомка уходит.
Я так и не смогла приблизиться к ней: она была слишком холодна и недоступна…
Позже были игры, уроки, драки, карандаши, обиды, секреты, качели, мальчишки, каникулы, шалости, коленки, пианино, книги, глупости, снежки, горбушки, конфеты.
А потом детство закончилось. Черешенка выросла, укоренилась.
Девочка в белой шапке, где ты?.. Она не ответит: она осталась в той ватной онемевшей зиме.

Пригласил как-то раз Карл Варвару:
«А поедем-ка, душа, в Карловы Вары!»
И не знала неопытная Варя,
Что накануне Карл украл кораллы.

Не надо. Слишком это больно,
С меня и так уже довольно.
Не будет больше продолженья ничему.
Тем более что это ни к чему
Тебе, а мне - тем более

Чайной ложкой отмеряя,
Жертвуя и отнимая,
А затем опять даруя –
Так бросают кость собаке,

* * *

Я напишу волшебные стихи,
Чарующие неземною сказкой:
В них будут мирно спать под небом ясным
Прекрасны, бесподобны и тихи –

Кричала девушка, как раненая птица.
Кричала девушка и плакала надрывно.

«О чём ты плачешь, милая, ответь мне.
О чём горюешь, по кому рыдаешь?»

Он слегка был вдет,
Слегка неразборчив,
Слегка неодет,
Слегка сговорчив.

Черным полумесяцем выгнута спина,
И горят глаза как фары от ракет.

Все такое нежное,
Все такое милое.
Только я безбрежная,
Только остылая.