Самиздат литеретурно-публицистический журнал

Вашу мысль,
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут:
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий

Раскроет ли цветов царица
Мне вашу тайну, Арамис?!
Какую вам открыть страницу
В романе жизненном на бис?

Ко всему ли готова душа?
Остановится ль Богом мгновенье?
Ты, способный меня утешать,
На углях натирая колени?

Я фразы, как под куполом, канаты
От правды до сознания тяну.
Иду по ним, не требуя награды,
Не пробуя на прочность их струну.

Как тяжело быть дикой кошкой...
Как тяжело всю жизнь стонать...

...

Мой мир - иной и я - иная.

Мне очень хочется...

:sad:

...

Я расправляю крылья, я хочу нести свет... :smile:

...

Я плачу про любовь, а ты не слышишь.
Пугают завыванием в ночи
Слова, произнесённые, мальчишек.
А кто-то вспоминает про харчи.

Картавит горе-пересмешник,
Клюёт проросшее зерно.
Апрельский снег пронзил подснежник.
Сомненье всякому дано.

По берегам сомнения, по вздохам,
Сквозь сердца заскорузлую броню,
Пройду я к вам, и балаган подвоха,
Я, безусловно, словом разгоню.

Столкнулись два величества
На скользком вираже:
Он с гонором фаллическим,
Она при мандраже.

Я потешалась над «святыми».
И юмор был почти дежурным.
Земные чувства их остыли,
А мозг – давно под абажуром.

Зелёный пар. А я на лыжи,
В пустыню. Бес воды – слюда.
Палим светилом, злей и ближе,
И в пропасть бреда борода.

Я знаю: бесконечно мало
Нам шансов нацедил астрал.
Ты чувствуешь, как я устала?!
Я чувствую, как ты устал.

Сгорбатился на подоконник
Седой, замызганный апрель.
Сосёт беззубо старый сводник
Ледышки, словно карамель.

Ребро ладони. Горло. Стенка.
Другая – хлёстко по щекам.
И в пах впечаталась коленка.
Очухался?! Конечно, дам!

Если совесть вдруг разбудит
Ранним утром средь зимы,
Я поверю и Гертруде,
Ядом лечащей умы.

Ушла в народ, как пламя революций,
Что треплет нервы, души, кошельки.
Пока дают, мне б не забыть вернуться,
А если бьют – собрать на угольки.

Крибли-крабли. Грабли
Видишь – наступи.
Целый мир ограблен
Прессом энтропий.

Я тебя под радугу пустила.
Ты не верил, говорил: «Карниз!»
Раздвигала доски от настила
Сила мысли, вниз смахнув каприз.

Затаившись, как в дупле куница,
Берегу прощенья ценный мех,
Чтобы за тебя, мой бог, молиться,
Но уединенно, не при всех.

Села – попа вазою, словно на мольберте:
Ровно, всем обязана – хоть цветы, хоть пейте.
Сплетней разукрашена, тайною в конверте,
И такая важная, хоть из пушки бейте.

Мы были совсем детьми, когда жизнь первый раз свела нас вместе: в новом для меня, и старом для него, дворе. Я только что закончила первый класс французской спецшколы, а он был моим ровесником. Каникулы. По законам жанра, и как это ни банально, жизни, мы сразу подрались. Что мы тогда делили, уже не помню, но мои покусы и его синяки, надолго оставили след на наших телах.

- Гуси! Гуси!
- Га! Га! Га!
- Есть хотите?
- Да! Да! Да!
- Ну, летите!
- Нам нельзя! Серый волк под горой не пускает нас домой!
- Ну, летите, как хотите, только крылья берегите!
(Детская игра)

Пристрелить бы уже, чтоб не мучилась,
Только палец дрожит на курке,
Удремучилась с нею по случаю,
Задержала синицей в руке.