Три антиутопии - Глава №2 (2)

В начало

Здравствуйте, не думал, что буду ещё писать, но у нас произошло такое событие, что я наверно взорвусь, если не поделюсь ею со всеми.
В НАШЕЙ СЕМЬЕ СКОРО БУДЕТ РЕБЁНОК!
Здорово, правда?! Я самый счастливый Доттерсон в мире!
Он, конечно же, будет у нас непостоянно – ему нужно осчастливить ещё много семей, а наша семья совсем небольшая. Даже большим семьям приходится ждать несколько месяцев, чтобы получить ребёнка, а в нашей всего шесть человек, поэтому нам пришлось ждать целых три года. Вернее, это семья ждала три года, а я здесь совсем недавно, поэтому у меня ребёнок будет уже через месяц. Правда, я везунчик?!
Мной недовольны: я едва не сорвал всеобщую радость. Из-за того, что я сообщил в Агентство Внутренних Сношений о нашем Третьем Номере, нас просто завалили проверками. Нам едва не отказали: «как неблагонадёжной семье, неспособной вырастить здорового счастливого ребёнка». Но я же не мог не сообщить, правда? А если бы он на самом деле оказался опасным для общества, я бы оказался виновным уже перед всем обществом, – нас этому ещё в раннем детстве учили.
Только не подумайте, что к нам приходят и устраивают обыски. У каждого из нас всего-навсего проверили всю переписку за пять лет и просмотрели записи комнатных видеокамер, на которых был запечатлён Третий Номер. Вся эта процедура не принесла нам никаких хлопот: каждый из нас всего лишь подписал разрешение на передачу всех личных данных на рассмотрение в агентство, а они пообещали беспокоить нас лишь в крайней необходимости.
Разрешение на передачу данных можно подписать, никуда не обращаясь: надо только открыть на личном планшете официальный формуляр и приложить палец к экрану. Но я специально сходил в агентство, приложил при них палец и попросил дать нашей семье разрешение, пообещав рассказывать им всё-всё ‒ всё, что покажется мне подозрительным. Меня приняли очень тепло и успокоили, заверив, что беспокоиться не о чем и наша семья не пострадает.
Агентство своё обещание выполнило: разрешение на ребёнка не аннулировали, но наши всё равно улыбаются мне как-то натянуто – не искренне. Я им рассказал о том, что был в агентстве и попросил за нашу семью, но они лишь покивали головами и неискренне заулыбались.
Я знаю, что каждый из нас очень хочет ребёнка, каждый из нас сдавал дополнительные экзамены на умение обращаться с детьми, и каждый выдержал штук пять собеседований и заполнил, наверно, пятьсот разнообразных тестов. Я также знаю, что, если бы Третьего Номера изолировали хотя бы на одну неделю, мы могли бы вообще потерять право на ребёнка на все ближайшие годы, потому что в нашей семье стало бы всего лишь пять человек, а такая семья считается сверхмалой, и потому ‒ неспособной обеспечить ребёнку всё необходимое.
Когда семья вставала в очередь за ребёнком, в ней было всего три человека, и она формально ещё не имела право его иметь, но им пошли навстречу и поставили в очередь. Наши первые три номера тогда клятвенно пообещали, что через три года наша семья достигнет допустимых размеров. Мне только теперь объяснили, что они приняли меня в семью лишь потому, что им срочно требовался шестой. А я думал, что они меня любят.
Теперь мне постоянно улыбается только Третий Номер. Впрочем, с новым набором лекарств он вообще всегда улыбается, даже когда спит. Я рад, что хоть ему хорошо. А у меня смешанные чувства: с одной стороны, я счастлив, что тоже смогу поухаживать за ребёнком, а с другой – я не уверен, что в этой семье мне искренне рады, хотя я сделал всё как положено.
Уйду я от них. Вот, помогу вырастить ребёнка и уйду. Всё равно, я – самый счастливый!
А пока – пока.