Моя любимая голова

Августину снился сон, будто он упал в сугроб и не может из него выбраться. Снег был повсюду: не только за воротником, но и в брючках, и даже в носках. И, самое страшное заключалось в том, что он не таял: Августину было настолько холодно, и его тело больше не излучало тепло. С трудом он поднимал веки, когда казалось ему, что кто-то спешит на помощь. Его лицо умерло первым: оно не слушалось Августина, он не мог не то, что рта открыть, а даже улыбнуться.
И поэтому, когда Августин отчетливо услышал шаги за спиной, ни слова не вырвалось из его груди. А волшебный лес, казалось, тоже околел от холода…
Вся беда была в том, что умирал мальчик по-настоящему: несколько часов подряд он пролежал в морозильной камере среди говядины и свинины, в то время как за стеной две женщины разговаривали:
-Сколько они заказали у нас голов?
-Зачем им вообще бараньи головы, Камила?
-Сатанисты, - пожала плечами та, волосы которой были полностью седые. – Уж я-то их на своем веку повидала. Мой муж… - начала она, но не успела продолжить, собеседница прервала ее.
-Какая разница, главное – деньги, - и она помахала ключами перед носом у Камилы, - Я на склад побежала.
Та ей в спину крикнула:
-Эй, Анжела, твой сын-то где?
«Где-где, шляется, наверно, где нибудь без спросу. Бездарь!»
На складе смрадно пахло: в коридоре охранник, который одновременно был и носильщиком, на пол в ряд положил бычью голову и три бараньих. Также прилагались коровьи ноги, но не они смутили Анжелу:
-Я не поняла. Зачем бычья? Нам нужно четыре бараньих.
-А их не было четырех… Я взял бычка, - нехотя ответил охранник.
И тогда она заорала:
-Можно подумать, спрос у нас на скотские бошки! Да этих баранов пруд пруди, - и гневно на него уставилась.
Он помолчал, а потом спросил дружелюбно:
-Кому вообще на фиг сдались эти головы?
Анжела так же спокойно ответила:
-Говорят, что при городской организации молодежи чем-то занимаются… Кружок какой-то.
Пытаясь не замечать мерзкие ароматы, она задумчиво посмотрела на бычью голову:
-Ты будешь за барана… Погрузи их, пока они не сгнили, - сказала Анжела охраннику. – Те ребята сказали, что доплатят за доставку.
А Камила тем временем делами не занималась, она сидела на подоконнике в одной только исподней маечке.
Анжела рявкнула:
-Э, это что еще такое?
-Умираю… Наверно сорок градусов уже нагрело, извиняй…
-В том то и проблема, эти дурацкие головы подгнивают.
-А в камеру чего не положить?
-Только туда и только гниющие головы, - Анжела гадко улыбнулась. – Нет уж, я ради сатанистов стараться не собираюсь. Трупы рядом с высококачественным филе – это слишком.
-Анжелочка, - Камила заботливо усадила ее на стул под форточкой, - Охладись. Ты перегрелась. У тебя даже в глазах блеск не здоровый.
-Нормально у меня все! - На самом деле у Анжелы в голове начинался маленький пожар. – Короче, вези им эти головы, Мишка не поедет, сказал, что у него жена рожает. Давай.
-А что, больше нет никого? – печально осведомилась Камила.
-Ты же знаешь, что нет. Воскресенье, как никак.
-Прости, но я не могу. Не переношу запах гнили. Забей на них, вообще…
Анжела не могла понять такой логики, и ей захотелось заорать: «Иди вон, ты уволена!» Но она сказала себе: «Я на море, слышу шум прибоя… Раз, два, три. Чайки кричат, и прохладная водичка ласкает мои ножки».
-Ну что надумала? - Камила говорила таким тоном, что было ясно: она в любом случае не выйдет из более менее прохладного здания на раскаленную улицу.
-Ничего, поеду. – Выходя, Анжела хлопнула дверью: - Да я тут одна работаю!..
Теперь головы ехали с этой бедной женщиной в одной машине. Анжела от жары вся сырая была, но своего запаха не чувствовала, головы по сравнению с ней пахли в сто раз сильнее.
Анжела была так недовольна, что, попадись ей на дороге кошка, она бы не жалея ее переехала.
-Умираю от жары рядом с бошками каких-то упырей, - твердила женщина то и дело.
Не загнуться окончательно помогала мысль о том, что работу делать надо, а не лениться. За это, в конце концов, деньги платят.
К счастью, ребятишки, принимавшие заказ, сами все выгрузили, и даже лужу, натекшую не с самой свежей поклажи, вытерли, но про бычью голову сказали:
- А его нам не надо.
- Ну вам же это… - Анжела помялась. – Вам ведь главное только рогатая, да? Или там какой-то особый праздник, эээ… только бараньи можно?
Девушка и юноши, все прекрасные, как на подбор, только рассмеялись. Потом один парень посмотрел на Анжелу черными влажными глазами и сказал:
-Мы не сатанисты.
И они ушли в дом, оставив Анжелу во дворе. А бычья голова пеклась на солнышке в десяти метрах от нее. «Оставить ее здесь, что ли? – подумала женщина. – Нет, они за нее денег не платили…»
От жары бычья голова заговорила:
-Дура ты, Анжелка, у тебя труп в морозильной камере! Твой сын там от мороза окоченел, пока мы на солнце жаримся. Твое мясцо любимое гнилье завоняет…
Слышала ли Анжела эту страшную правду? Неизвестно, но, говорят, она сразу, не задумываясь, поехала обратно.
-Камила, дай ключи от камеры!
-На хрен?
Анжелка заорала в который раз за день:
-Надо! Я, что, тут перед тобой за каждый жест должна отчитываться?!
Камила пробурчала:
-И так тут, блин, чуть ли не плюс сорок, так и ты еще масла в огонь подливаешь…
Но Анжелка уже успела порыться в ее вещах и, звеня ключами, рванула в коридор к большой железной двери и открыла ее.
Увидев своего сына, мало походившего на живого, но все-таки отчаянно дрожавшего, она по привычке закричала:
-Августин, ну как ты мог!.. Куда ты все время лазаешь-то…
А через секунду уже волокла его оттуда. Он бился в судорогах на маминых руках, и холод, излучаемый его телом, поглощал жар тела Анжелы. Говорят, она плакала и не унималась, а он все порывался рот открыть, чтобы что-то сказать…
А потом Анжела уволилась. А ее сын, он жив остался, больше без спросу нигде не лазил. Только однажды потом, когда ему минуло лет шестнадцать, вляпался по-крупному в одну историю… Но об этом Анжелка уже не узнала.