Как я пишу

КАК Я ПИШУ

Есть книги, которые запоминаются на всю жизнь. Когда маму с обострением астмы положили в больницу, я остался один дома. Папа был на заработках. Я вернулся из школы, растопил печь, покушал из еды, что поутру было выставлено на мороз, чтобы не испортилось, и, взгромоздившись с ногами на стол напротив огня, чтобы согреться, взял в руки книгу. Это был “Квентин Дорвард” Вальтера Скотта.

Однажды школьный приятель принес книгу Густава Эмара “Твердая рука. Гамбусино”. Я не мог до-ждаться конца урока, чтобы начать ее читать. Увлекательной книжкой была, я это чувствовал, еще даже не приступив к чтению. Правда, я успел наскоро просмотреть картинки. Это был толстый том из классической “Библиотеки приключений”. Предыдущие читатели даже оставили на полях традиционную надпись: “Это очень хорошая книга”. Более того, мой школьный товарищ стал называть себя индейским прозвищем и гово-рить о себе в третьем лице. В конце с гордостью произнесенной фразы, он громко добавлял: “Хау! Я сказал”. В книге потом я вычитал, что индейские вожди так и поступали. А теперь, пока шел урок, я только мог мечтать о том прекрасном мгновении, когда окажусь дома с книжкой перед глазами. Чтобы как-то унять разыгравшееся воображение, я стал сочинять какую-то фантастическую историю о приключениях на далекой и чужой планете. Просто я имел возможность на уроке - без ущерба для своей успеваемости под боком у учителя - записывать на бумаге свои фантазии. Так родился первый в моей жизни оконченный рассказ.

Писать книги с азбучными истинами для кого-то представляет интерес. Однако, как правило, напи-санные разными авторами эти пособия для новичков очень часто копируют и повторяют друг друга. Очень скрупулезно. Но как иначе! Хоть удавись, но сделать таблицу умножения более интересной или полезной ни-кому не удается.

Когда-то я вел кружок самодеятельных кинематографистов при обкоме профсоюзов Татарстана. Я честно отвечал на все вопросы, которые знал, затрагивал темы большого киноискусства. Как же без этого!
Однажды мне задали вопрос: как я отношусь к творчеству кинорежиссера Андрея Тарковского?
Помнится, я ответил то, что думал. То есть так, как считал, что противоречило всему тому, что пре-жде говорил по поводу учебы у классиков.
Я согласился с тем, что он – гений в кино, но добавил:
- Тарковский – тупиковая ветвь в кинематографе.
Если приемы, открытые Бюнуэлем или Эйзенштейном можно развить и, благодаря знанию их мане-ры творчества, выдать на-гора нечто свое, оригинальное, то повторяя Тарковского, станешь только плагиато-ром. Другими словами, приемы Тарковского нельзя брать на вооружение. Это будут цитаты.
Мой выпускник поступил на Высшие режиссерские курсы в мастерскую Владимира Меньшова. Встретившись со мной, он пожаловался, что есть проблемы. То, чему я его учил в Казани, не очень устраивает Меньшова.
Сперва его рассуждения застали меня врасплох, но спустя минуту я нашел ответ:
- У каждого мастера свой почерк. Это естественно. Я могу научить только тому, что я сам знаю. Если ты пришел ко мне, то не рассчитывай, что я буду учить, как Меньшов или Бондарчук.
Эти рассуждения очень подходят, когда заходит речь о любом обмене опытом.
Кстати, об опыте. Часто, принимая сценарий будущего фильма, я недовольно высказывал автору:
- Это радио, а не кино!
Дело в том, что сценарий изобиловал диалогами. Если не видеть изображения, я как зритель ничего не терял. Это уже потом появились такие фильмы. Мыльные оперы.
Фраза про “радио”, повторенная юным кинолюбителем, Меньшову понравилась. Мэтр стал ею поль-зоваться при каждом удобном случае.
Студент Высших курсов после этого стал меня больше уважать.


Один из наиболее важных моментов при написании рассказа - его публичное воспроизведение. То есть, я имею в виду не зачитку после написания, а пересказ идеи до того, как оформить его на бумаге.

У любого автора со временем накапливаются различные приемы, которые помогают ему успешно преодолевать трудности, связанные с написанием рассказов и романов. Есть они и у меня.
Кое-что характерно для всех писателей, кто-то использует присущие только ему.

С появлением компьютеров у людей пишущих снялись многие проблемы. Например, теперь вовсе не нужна бумага, чтобы выразить свои мысли. Ускорилась и работа над произведением.
Другой возможностью, которой я успешно пользуюсь, это отсутствие боязни перед текстом. Я пишу всякую белиберду, а потом через некоторое время, таким образом успешно миновав трудный участок, я вновь возвращаюсь к написанному и правлю его как надо.

Я стараюсь находить интересные, как у Высоцкого словосочетания. Например, у этого поэта есть такая фраза: “по гнусной теории Эйнштейна”. Красиво! В трех словах передать всю коварность его теории относительности.

Надо писать так, чтобы каждое предложение “тянуло” за собой следующее. Но никак не так, чтобы в предложении была законченная мысль. Тем более нельзя раскрывать сюжет. Например, один автор написал об убийстве и сообщил: “Ему отрезало лишь ступню”. Речь шла о подонках, которые, избив пьяного мужчину, положили его на рельсы. Он стал выползать из-под надвигающегося поезда. Все правильно описано, но слово “лишь” раскрывает дальнейший ход событий. Стало быть, позднее ему повезло меньше.


Как-то я проанализировал рассказы, которые находятся у меня в разработке. К сведению, я одновре-менно пишу несколько произведений на разные темы и в зависимости от настроения и готовности сажусь то за одно, то за другое недописанное.
Оказывается, с трудом мне даются рассказы, в которых завернута очень сложная интрига. Получает-ся так, что со временем я забываю, о чем хотел написать, так что приходится каждый раз вспоминать перипе-тии повествования, а это отнимает много душевных сил. Поэтому произведения со сложным сюжетом и ин-тригой пропускают вперед другие, легкие рассказы. Потом их количество вырастает до неприличного количе-ства, и я вынужден за них приниматься.
Иногда, позабыв фабулу, я пишу уже совсем другой рассказ. Не тот сюжет, который вначале заду-мывал.


Когда начинаю часто писать, – в смысле, ежедневно, - то даже сплю плохо, вижу даже во сне ка-кие-то сюжеты. Голова занята поиском удачных идей, проектов, рассказов. Это тяжело, но без этого творче-ского недовольства жизнь скучна.
Иногда начинает казаться, что все, что я делаю, не имеет смысла. В такие моменты опускаются руки, переключаюсь на другие дела. Неделями не берусь за перо.
Вспоминается Высоцкий. Он тоже испытывал трудности творческих исканий, сомнений. В своих письмах сообщал о том, что не может ничего написать толкового.


Один мой знакомый говорил: если хочешь, чтобы тебя понимали и слушали, говори о вещах, которые интересуют слушающих.

Из своего детства помню, что мама не любила, когда я увлекался чтением книг. Тем более не одоб-ряла трату денег на их приобретение.
- Кто-то выдумал все из головы, а ты веришь в написанное, - говорила она.
Мама полагала, что книги нужны для того, чтобы познавать правду жизни. Мол, кто-то насочинял, а я, дурачок, принимаю все на веру.
Убедить ее я не смог. А надо бы объяснить, что книги читают не только для того, чтобы получить информацию.
- Вот, - кивала она, - не веришь, а тратишь время на чтение неправды!
Этого она никак не понимала.

Мне всегда хотелось писать на разные темы. Про приключения в экзотических странах, про космо-навтов и первооткрывателей, даже про тружеников полей – когда-то это было очень модно.
Некоторые полагают, что писать – это интересно. Гораздо интереснее, чем читать.
Неправда. Во всяком случае, для меня есть проблемы. Начинаешь иногда излагать сюжет на бумаге и – ничего не выходит.
А вот когда ты выступаешь в качестве читателя, ты уверен в результате – напечатано, значит, у ко-го-то рассказ или роман получился.
Правда, у Стивенсона есть роман “Принц Отто”, который не дописан.

Рассказанная история должна выделяться из потока жизненных повествований. Иначе зачем все это нужно. Все равно, что в кругу малообразованных людей пересказывать рядовую пьянку с подробностями. Стало быть, история должна привлекать внимание. Заставлять думать о рассказанном. Делать из нее выводы.
Что касается героев, в рассказе они должны быть оригинальными, эксцентричными или наоборот молчаливыми, как Атос. Всегда интересен человек, который не сидит сиднем, а активно действует, конфлик-тует, выходит победителем из жизненных передряг.



В детстве я прочитал увлекательную книгу, и мне сильно захотелось писать так же, как пишет этот полюбившийся автор. По-моему, тогда это был Буссенар. Или Вальтер Скотт. Я взял в руки авторучку, стал набрасывать строки и… - у меня ничего не получилось. То есть фразы получились. Но не было волшебной ма-гии слов.
Я еще раз перечитал написанное. Вроде те же самые слова, сюжет не хуже, чем у любимого писателя. Но в целом не интересно читать.
Позже я с удивлением для себя открыл, что существуют специальные приемы для привлечения вни-мания читателя. Уловки, которыми пользуются мастера слова, довольно банальны и все они хорошо изучены.
Надо действительно стать умелым рассказчиком. Например, Баляев в институте сочинил историю, очень напоминающую своим содержанием известный теперь фильм под названием “Один дома”.
Теперь, по истечении стольких лет, я понимаю, что было бы удивительно, что такой сюжет не при-влек внимание зрительской аудитории.

Прежде всего, я помню, что нельзя приступать к творчеству, имея перед собой чистый лист бумаги.
Совершенно чистую бумагу. Свежая бумага, в отличие от городской стены, не располагает к откро-вению или к какому-либо изложению накипевшего. Стало быть, надо заранее позаботиться об удобствах.
Для этого можно вписать в середину бумаги несколько слов. Например, эпитетов:
“Герой был усатым, жлобистым мужиком”.
Так не пишут в литературном предложении. Но это ничего. Потом я все поменяю. Но пока эта запись позволяет мне почувствовать настроение.

Книга прочитана. Что остается после того, как повесть или роман закончен?
Образ. То, что остается в памяти, принято называть впечатлением.

Он:
- Ты как проволока под напряжением...
Она:
- Да, я устрою тебе короткое замыкание.
Всегда использовать термины одного ряда, одного порядка.

Каждому времени свои герои.
В глубоком детстве, соблазненный названием и толщиной книги, я взял в библиотеке “Похождения бравого солдата Швейка” Ярослава Гашека. И был разочарован. Я не встретил на страницах толстого фолианта ничего веселого и героического, что в том возрасте, в котором я находился, меня особенно привлекало. Книга показалась мне омерзительной и вызывающей тоску. В своей личной библиотеке я ее не хотел бы видеть. Рядом с томами Майн Рида, Жюля Верна, Вальтера Скотта. Это уже потом, отслужив в армии, проработав несколько лет на самых разных работах, я вкусил радость общения с едкой сатирой Гашека.
Точно также меня потряс Дон Кихот. До того, как я приступил к чтению, я полагал, что это доброт-ный рыцарский роман. Увы, это была пародия.
Пародия на то, что мы практически не читали в советское время. Романы Вальтера Скотта назвать рыцарскими можно с большой натяжкой.

Бывают рассказы, которые очень тяжело идут. Как правило, это многоплановые с запутанной интри-гой вещи. И вместе с тем читать их одно удовольствие. По крайней мере, такие высказывания я встречал часто. Чтение подобной сложной литературы, возможно, для кого-то и составляет определенную трудность, но в этих произведениях виден труд автора. Тем эти рассказы и ценны. Поэтому я никогда не выбрасываю начатую вещь, как бы тяжело мне не давался сюжет. Лучше вернуться к делу через день, два, месяц. В то время, когда не будет получаться другое произведение.

Часто я сталкивался с тем, что старался донести информацию сразу, в нескольких коротких фразах, и интерес ко мне падал. Другие, я замечал, тянули кота за хвост. Его засыпали вопросами.
Из этого я еще в детстве сделал вывод: тот, кто владеет информацией, должен грамотно ее преподне-сти. Писатель как раз относится к классу торговцев сведениями. Информации у них не так много, как у ученых, поэтому они стараются достойно ее изложить. Ученые же, напротив, так много хотят сказать и в результате слишком скучны. Резюме: не старайся вместить в произведение много. Это относится и к отдельным предло-жениям в тексте.
Герои в литературном произведении в любом случае должны разговаривать не как в жизни, если да-же автор пытается точно отобразить существующую реальность.
Иначе было бы следующее.
- Ты идешь в кино?
- А?
Это персонаж не расслышал, но к сюжету данное обстоятельство никакого отношения не имеет.
- В кино, говорю, идешь?
- Куда?
- В кино!
- В какое кино?
Такова жизнь! А в книгах подобное не встретишь. И правильно. Даже в жизни подобный диалог раз-дражает. Стоит ли мучить читателя?
Вернее, хотите ли стать нечитаемым автором?
Возвращаясь к длиннотам и повторам… Если автор ставит перед собой задачу привлечь внимание, нет нужды все разжевывать. Лучше развивать сюжет более стремительно. Тогда читатель не заснет на диало-гах. И успех в кармане. По крайней мере, книга не покажется скучной. Главное, чтобы читатель успевал сле-дить за перипетиями сюжет и имел возможность передохнуть и осмыслить прочитанное во время лирических отступлений.

Герой должен высказывать противоречивые мысли. Говорить парадоксально.
- Ты ее любишь?
- Нет, она меня любит.
Или, например:
- Алсу? По мне она очень даже ничего! Только шлюха,

Экстравагантные персонажи. Например, орет на всех. И в то же время всех боится. Например. Как Джек Николсон. Все аплодируют. А до этого все молчали – видимо, скрывали.

Странные взаимоотношения между героями. Выясняется, что он и она говорят странно между собой, потому что муж и жена в прошлом.

- Пива?
- Хорошо.
- Светлого или темного?
- Даже не знаю…
Подзывает официанта:
- Пива!
- Светлого или темного?
- И того, и другого… (и подруге) Выльем, если не понравится!

Написанное на компьютере отличаются от написанного пером. Должно, по крайней мере. Другое мышление.

Главное найти удачное сравнение. Например, слон в огороде.
Большинство остроумных анекдотов построено именно на сравнении.
- Это куча телескопов?
- Нет, это водку из горла пьют.

На абсурде.
- Родилась двойня. Один мальчик, другая – девочка. Может, наоборот.

- А где ты был, когда я женился?
Ангел-хранитель.

- Какой же это попугай. Он не говорящий. Это дятел, который знает только азбуку Морзе.

Есть множество поговорок, которые можно с большим мастерством использовать. Однако неопыт-ные журналисты используют три-четыре навязчивые в зубах пословицы тира “Старый друг лучше новых двух” или “Сколь веревочке не виться…”. А из восточных поговорок и пословиц никто не вспомнит ничего, кроме как общеизвестного “Сколько раз не скажи слово “Халва”, во рту слаще не станет”.
Между тем есть множество замечательных выражений, которые стоит найти в сборниках. Приведу несколько из них. Например, “Сидя на осле, в отаре не спрячешься” или “При слове “халва”, мулла забывает об аллахе”.

Обратите внимание, как начинают свои сюжеты опытные репортеры.

Кто билетов купит пачку, тот получит… правильно, водокачку. О других парадоксах рыночной экономики рассказывает наш корреспондент в следующем сюжете.

Татьянин день отмечают многие и многие. Среди них бывшие и настоящие студенты, тех, кого зовут Татьяна или их друзья и подруги, а также те, кто с готовностью отмечает любой праздник.

Это называется «найти интересную деталь, изюминку».

Василий Павлович Соловьев-Седой однажды заявил Вано Ильичу Мурадели:
- Вано, ты не композитор.
- Это почему я не композитор? – обиделся Вано.
- Твоя фамилия Мурадели.
- И что из этого?
- Вместо “ми” у тебя “му”, вместо “ре” – “ра”, вместо “до” – “де”, вместо “ля” – “ли”. Ты же, Вано, не попадаешь в ноты!


В молодые годы Ги де Мопасан служил в конторе, из которой, увольняясь, получил характеристику: "Чиновник усердный, но пишет плохо".
Чарльзу Дарвину отец говорил: "У тебя только и есть интерес к стрельбе, возне с собаками и ловле крыс. Ты будешь позором семьи".
"Он глуп и останется глупым", - это слова университетского профессора о Вальтере Скотте. Антон Чехов никогда не получал за школьные сочинения выше тройки. Шаляпина "по отсутствию данных" не при-няли в консерваторию. А Салтыков-Щедрин, написав сочинение за дочь, и вовсе получил двойку, да еще с припиской: "Не знаете русского языка".
Чехов говорил: "Истинный талант зреет долго. Скоро зреют только скороспелки".