Сникерсы

«СНИКЕРСЫ» МОЕГО ДЕТСТВА
или
ТРАВА У ДОМА
(Наброски к автобиографической повести)



Вместо предисловия

Мне приходилось писать рассказы на самые разнообразные темы, и всюду проскальзывали крупицы моих детских и, конечно, более поздних впечатлений. Наверное, у каждого человека есть эпизоды жизни, которые, так или иначе, наложили отпечаток на его взгляды и мировоззрение. У творческого - особенно.
В подтверждение высказанной мысли приведу одно наблюдение. Лет десять назад, изучая творчество моего любимого поэта Владимира Высоцкого, я поймал себя на неожиданной мысли. Для того, чтобы лучше понимать его произведения, надо знать, где и в каких условиях он вырос, кто окружал его в жизни, какие события повлияли на те или иные его взгляды.
Действительно. Если внимательно послушать его песни, то во многих из них действуют реальные люди из окружения поэта. Например, Мишка Шихман, который башковит, и «у него предвидение», или Марина Влади… А сколько интересных и забавных персонажей, встречавшихся ему во время его многочисленных путешествий с киногруппой или даже с концертами по стране, получили вторую жизнь, благодаря его стихам.
Многие мысли, которые беспокоили меня в прошлом и беспокоят теперь, я стараюсь отобразить в своих произведениях. Но понятно, что весь спектр волнующих проблем не может получить - по тем или иным причинам - адекватного воплощения на бумаге. Более того, некоторые вещи у меня так и остались незавершенными, до других не доходят руки или просто нет времени, чтобы обратиться к ним.
Есть и иная причина. Человек проживает довольно долгую, длительную по впечатлениям и переживаниям жизнь - если, конечно, повезет, и при этом испытывает массу чувств, которые, как правило, не всегда интересны широкому кругу посторонних. Так думают пишущие люди. Но тут, смею вас заверить, они ошибаются. Во всяком случае, для меня самого всегда интересна чужая судьба. Особенно, если она описана с надлежащим мастерством и старанием. Приступая к настоящему повествованию, именно такую цель я себе и поставил.
Другое объяснение моего обращения к популярному сегодня жанру автобиографии еще более простое. У меня накопилось непреодолимое желание рассказать о своем прошлом, а если быть точным, самому в очередной раз освежить память, так сказать, вспомнить, благодаря этому новому обстоятельству, забытые и полузабытые факты. Я уже понял, что, работая над книгой, любой автор почти полностью окунается в материал. Разве это не чудесно: вернуться в детство!

Глава первая
Немые фильмы детства. - Палач из «Парижских тайн». - Дом у железной дороги. - Гремячинский Гаврош. - Соседский мальчик по имени Раиф. - Первая любовь. - Мальчишечьи сокровища. - Спор о летчике, поймавшем рукой летящую в воздухе пулю. - Вопросы, вопросы.

Недавно на работе с коллегами зашел вопрос о первом знакомстве с волшебным миром кинематографа, и мой сосед по кабинету стал восторженно рассказывать о фильмах Чарли Чаплина, которые еще с детства он любил. У меня не было такого увлечения. Мой собеседник, чистокровный татарин, сказал мне:
- Тогда мы, мальчишки из татарской провинции, ни слова не понимали по-русски, и эти немые фильмы великого комика пришлись уж очень ко двору.
Надо сказать, что я с фильмами Чаплина познакомился довольно поздно. Уже учась в старших классах, я увидел их по телевизору в специальной рубрике. На меня они впечатления не произвели. Да и сейчас, признаться, я смотрю их без должного удовольствия и пиетета. Чаще из любопытства или профессиональной необходимости.
Что касается кинематографа, я помню первый фильм в своей жизни. Это была двухсерийная картина «Поэма в камне», которую я смотрел вместе с родителями. Полагаю, мама любила индийский кинематограф и затащила отца на эту слезливую мелодраму. Я был настолько мал, что уловил немногое из того, что увидел. Впрочем, видимо, впечатление все-таки было настолько яркое, что до сих пор помню и фильм, и название.
Кстати, названия фильмов я всегда хорошо запоминал. Более того, даже завел специальную тетрадку, - по примеру старшего двоюродного брата Марселя, - куда записывал все просмотренные фильмы.
Мне безумно нравились фильмы наподобие «Последней реликвии» или «Парижских тайн». Как всякий мальчишка я хотел подражать полюбившимся героям. Родители долго вспоминали эпизод, который я учудил после просмотра последнего фильма. Разумеется, я сам совершенно не могу вспомнить хоть какие-то обрывки из случившегося. Излагаю по пересказу.
А дело было так. Мама пришла из магазина и заинтересовалась криками из сада. Оказывается, я собрал вокруг себя детей младше себя и заставил всех, - а их было пятеро - встать на скамейку у забора. На этом все не закончилось. Накинув на шею своим слушателям петли, концы которых были привязаны к забору, я в полной уверенности в своей правоте готовился пинком столкнуть скамейку. Так я пересказывал им перипетии сюжета. Страшное дело. Хорошо, что мама появилась вовремя. Иначе, думаю, произошло бы непоправимое. Полагая, что слушателям понравится, я бы повторил - на полном серьезе! - трюк палача из понравившегося кинофильма.
Семья в то время жила на Урале. Суровом и заснеженном. Если вдруг в один из дней случайно не выпадал свежий снег, улицы становились черными от копоти. От не до конца сгоревшего в печи угля. Кругом жгли уголь, который здесь и добывали. Это был шахтерский город Гремячинск, куда отец попал после службы в армии. Сначала приехал сам, а потом привез семью. Неудивительно, потому что городок был населен преимущество выходцами из татарских деревень.
Наш деревянный дом смотрел окнами в огород соседа. Другими окнами выходил в палисадник, в котором мы обычно играли. За железнодорожной насыпью имелась не очень широкая улица, по ней ездили стотонные «КрАЗы» и «Уралы». Они возили куда-то в лес длинные большого диаметра трубы - на манер нефтеперекачивающих. Мы, бывало, прицеплялись крюком металлической проволоки за прицеп и катились следом на велосипеде.
Вдоль железной дороги, по которой изредка проезжал товарняк, находились частные сады, а внутри садов располагалось хозяйство: сам дом, сараи и двор с традиционным для здешних мест навесом-крышей. Мы, дети с окружающих дворов, баловались тем, что клали на рельсы гвозди, монеты, а потом, когда проезжал поезд, мы выходили из укрытий и подбегали к железнодорожному полотну, чтобы подобрать ставшие горячими сплющенные предметы.
Однажды я решился. Выбрав день, я самостоятельно - по примеру своих старших товарищей - пошел на рекорд. То есть положил толстый болт, чтобы потом взглянуть на получившееся произведение искусства. И надо же было такому случиться, железнодорожный состав неожиданно остановился. Такого прежде никогда не наблюдалось. Это теперь я понимаю, что происшедшее явилось случайностью. Но тогда я перепугался не на шутку.
Все гремячинское детство у меня прошло возле железной дороги. Несколько километров шли в школу по шпалам, в лес ходили по шпалам, играли на шпалах.
Несколько дней, бывало, стояли пустые составы в тупике. Эти периоды жизни для нас, малышей-дошкольников, были самые счастливые. Мы не просто лазили по крышам вагонов, но и изучали с завидным постоянством изо дня в день железные конструкции и детали.
У меня до сих пор перед глазами нет-нет и возникнут картины прошлого: сверкающие на солнце линии рельсов, смолистый запах новых шпал, грохот проносящегося мимо тяжелого состава или годами не выветривающийся своеобразный аромат мазута.
Кроме чисто визуальных картинок в памяти оживают люди, отношения и новые, неизвестные ранее чувства, которые впервые пришлось испытать. «Все было впервые…» - приходит на ум строчка из Андрея Макаревича. И это действительно так.
С первым примером хитрости или, скажем, удивительной изворотливости я столкнулся, когда маленького Раиса послали старшие ребята за сигаретами. Раис часто принимал участие в наших дворовых играх. Мы не знали, где он живет, кто его родители. Подозреваю, его воспитывала одна мама, и поэтому он всегда был неопрятно одет, вечно голоден и еще, запомнилось, у него из носа шли сплошные сопли. Хотя, надо заметить, он никогда не болел. Проголодавшись, он мог подобрать из грязной лужи недоеденное яблоко или выброшенную булочку, из которой сверстники уже вылизали сладкую начинку. При этом одет был всегда не по сезону, а с улицы уходил последним. С маленьким лбом, глубоко посаженными глазами, вечно грязным лицом он напоминал Гавроша. Каждому казалось, что его можно обидеть без каких-либо последствий для себя. Впрочем, кое-кто на нем вымещал злобу. Он, впрочем, на дураков и не обижался. Просто старался в будущем от таких держаться подальше.
Как-то его приметили плохо нам знакомые мальчики, которые уже вовсю курили, и под угрозой избиения отправили купить им сигарет.
- Денег немного не хватает, - сказал честно старший из компании, - добавишь свои или найдешь где-нибудь. Не маленький уже!
Возникла проблема. У нас денег ни у кого не было, да и просить у родителей для какого-то оборванца никто не хотел.
Раис, весь поникший и сконфуженный необычным заданием, побрел в сторону магазина. Для этого нужно было дойти до автобусной остановки и пройти еще одну.
Не знаю, где раздобыл мальчик недостающие деньги. Может, у него были кое-какие сбережения. Он вернулся с сигаретами.
- Ну, принес? - Навис над мальчиком пославший его парень.
- Да, - ответил без малейшего страха Раис, - только…
- Что такое?
- Там были только рассыпные сигареты… Я купил их.
С этими словами мальчик выложил сигареты россыпью перед изумленными парнями.
Впрочем, челюсть у них отпала, и они ничего не могли сказать. Надо напомнить юным читателям, что в описываемое мной время никаких сигарет поштучно не продавали. Просто мальчик купил, вложив свои кровные, целую пачку, а потом оставил себе именно столько сигарет, насколько вложился.
Это я могу говорить с полной определенностью, потому что позднее я видел, как он, спрятавшись за сруб, курил те самые сигареты.
Другого мальчика из моего детства, с которым я дружил, звали Ринатом. Помню, он копил деньги на раскладушку. Однажды его мечта сбылась. По-моему, тогда раскладушка стоила десять рублей.
Фанис чаще играл с его младшим братом - Раифом. Они были одногодки, но Раиф считал, что старше Фаниса на три дня.
- Ты когда родился? - спрашивал он у моего братишки.
- 7 августа, - честно отвечал Фанис.
- Вот. А я родился 10 августа. 10 больше 7. Любой скажет. Значит, я старше тебя.
За нашим домом начинался длинный по протяженности огород, где сажали картошку. Участок заканчивался глубокой ямой, куда сваливался бытовой мусор. Среди отходов мы, мальчишки, находили немало интересных для себя, подходящих для наших игр предметов. И еще: в этих больших ямах, образовавшихся от провала грунта, были темные и страшные пещеры. Мы в них все равно лазали. Было страшно и вместе с тем страшно любопытно. В нашем представлении это была странно-манящая «черная дыра».
Однажды я в поисках мальчишечьих сокровищ удалился совсем далеко от своей родной ямы. То есть в сторону от привычной воронки, около которой мы обычно играли. Видимо, в той части города жили люди более зажиточные. Иначе чем объяснить более богатый выбор выброшенных вещей. Именно там, среди сломанных трансформаторов и конденсаторов, я нашел бобину с 16-ти миллиметровой кинопленкой. Наверное, в моем распоряжении оказался какой-то школьный учебный фильм. В моих глазах это было настоящее сокровище. Я впервые держал в руках пленку из удивительного и притягательного мне мира киноискусства. Позднее я привез бобину в деревню, где во время летних каникул пытался смыть эмульсию и нарисовать на нем другое, уже свое изображение. Другими словами, я полагал с детской непосредственностью таким образом снять собственный кинофильм. Наверное, это нереализованное желание и послужило толчком при выборе профессии. Но об этой стороне жизни напишу позднее, в свое время.
Папа, сколько себя помню, или был на работе, или спал после ночной смены. Мама занималась по хозяйству, готовила еду для домочадцев, нас в семье было трое детей: кроме меня росли еще братишка и сестренка. Таким образом, если не считать опеки изредка приезжавшей из Татарии любимой тетушки Халиды, мы были предоставлены сами себе. Впрочем, само детство до школы я помню смутно. Приходят на ум какие-то детские игры на развалинах с самодельными пистолетами-рогатками. Мы стреляли из них согнутыми кусочками проволоки. Хорошо, что никому не попали в глаз. Эти импровизированные пули больно ударяли в тело - и никто не мог сказать, мол, я жив, ты не попал.
Я влюбился. А дело было так. Необходимо сразу сообщить, что опыта любовных переживаний, как, впрочем, у остальных моих сверстников, по понятным причинам не имелось. Мне было около девяти лет. Я попал в больницу с воспалением легких. В соседней палате лежала девочка из нашего класса. Звали ее Катей. Сколько помню, она всегда вела себя высокомерно. Ее родители не были простыми шахтерами. Мать работала учительницей в школе, а папа, кажется, был бухгалтером на шахте. Со мной и со всеми в классе она вела себя высокомерно и была, если можно так сказать про 9-тилетнююю девочку, очень независима. Соседские девчонки, с которыми мы тогда общались, были просто компанейскими и участвовали во всех наших мальчишеских забавах. И еще: у нее дома был приемник, и она могла слушать музыку каждый день. Уже этот факт выделял ее из общего круга знакомых, у которых радио не имелось.
И вот однажды, когда я лежал во время тихого часа на крайней, что у стены, койке и читал сказку «Три банана», произошло нечто невозможное. Открылась тихонько дверь в палату, и, оторвав взгляд от книги, я обнаружил, что эта девочка подошла к проему и внимательно, не моргая, смотрит на меня. Более того, наши взгляды встретились, и она не отвела взгляд. Я был в растерянности.
Никогда прежде я не сталкивался с таким вниманием со стороны девочек. Они всегда были для нас, дворовых мальчишек, такими же простыми, ничем не отличающимися от нас созданиями. То есть их можно не выделять во время игр и бегать с ними наперегонки по одной дорожке. Разве что плачут больше. Или не годятся во время некоторых игр, когда требуется сила.
А тут случилось то, что плохо поддавалось объяснению. Поделиться своими мыслями мне было не с кем. Я сразу же забыл о неожиданном происшествии. Да и Катя никак не проявила в дальнейшем интереса ко мне. Все это требовало какого-то объяснения или продолжения. Чего именно, увы, я не знал. Но видение пришедшей ко мне девочки долго преследовало меня и требовало какого-то реального исхода.
Однажды я привел приятеля под окна ее дома и долго стоял, размышляя о чем-то своем - светлом и в то же время грустном. Приятель, наверное, каким-то образом уловив мое настроение, не мешал мне наслаждаться тишиной и редкими звуками, доносившимися из квартиры.
- Пошли! - сказал я ему.
Мальчика звали Азатом. Потом я стал излагать ему довольно сложный для понимания тезис об отношениях между мальчиком и девочкой. Но это не дружба, говорил я ему, внезапно вводя его в краску.
Азат не понимал моих слов. Я это видел. Хорошо, что молчал. Обычно одноклассники глумливо смеялись в подобных ситуациях.
А в том взгляде Кати я прочитал нечто особенное. Казалось, что она хочет что-то сказать сокровенное, но не решается. Я даже испугался, что возникнет диалог, и исчезнет это волшебное состояние неопределенности.
Помню, тогда в больнице я боялся даже шевельнуться, опасаясь, что из-за легкого и неуловимого движения она исчезнет, уйдет... Девочка ушла и без этого, осторожно отодвигаясь от открытой двери и даря долгий прощальный взгляд.
Так мне казалось. В больнице меня удерживала надежда еще раз ее увидеть и повторить это волшебное мгновение. Но меня и без этого долго не выписывали. А Катю ее родители забрали очень скоро домой. Я слышал за дверью голоса, но не решился и, может быть, не захотел выходить.
А потом мы сидели на крыльце ринаткиного дома - я, сам Ринат, Раиф и Азат - и яростно обсуждали одну неразрешимую загадку. Непоседа Азат рассказал историю о том, как летчик реактивного самолета увидел в полете пулю и, высунув руку в перчатке, поймал ее. Достоверность детской фантазии придавала перчатка. Мы как бы исходили из того, что летящая в воздухе пуля накаляется. Сейчас я уже не могу вспомнить, какую из сторон я поддержал. Но из ситуации вынес для себя урок. Я понял, что человек, обладающий энциклопедическими познаниями, в любом коллективе будет пользоваться заслуженным уважением.
Другими словами, я стал живо интересоваться книгами и тайнами окружающего мира. Более того, когда между ребятами возникал какой-нибудь спор, касающийся фактов, - будь это история или, скажем, физика, - все обращались ко мне в качестве арбитра. Мне это, конечно, льстило.
К слову сказать, и девочки, случись им при этом присутствовать, с каким-то непонятным вниманием смотрели на меня. Кстати, о девочках…
После зашел разговор о пуле, которая, положим, летит навстречу самолету, а не следом, как в прошлом случае.
- Пуля не пробьет лобовое стекло! - авторитетно заявил Ринат.
- Это почему? - удивились мы.
На практике мы сплошь и рядом видели, насколько хрупко любое стекло.
- А там бронированное стекло…
Мы засомневались. Перешли незаметно к разговору о школьных делах.
- Фаниль, а зачем ты ходил к дому Кати? - спросил неожиданно и тем самым выдал меня Азат.
Ребята дружно прыснули. Катя Безденежная (фамилия у нее была такая) пользовалась в классе странной репутацией. В том смысле, что мальчишки не считали ее подходящим товарищем для игр или иных детских развлечений.
Уже тогда я научился задавать интересные вопросы и искать на них ответы. Например, я вдруг решил выяснить, какова температура в космосе. Нигде об этом не было написано. Я стал искать в энциклопедиях и литературе.
После долгих поисков я выяснил, что в космическом пространстве, где вакуум и нет молекул, вопрос не имеет под собой почвы. Температура - это скорость движения молекул. Когда этих молекул не имеется, то вряд ли можно говорить о наличие скольких-нибудь градусов. Хорошо, поставим вопрос по-другому. Какой станет температура жидкости, помещенной в вакуум межзвездного пространства?
В одном из фантастических произведений я нашел именно то, что так долго искал. Там было написано, что в космосе абсолютный ноль. То есть вся тепловая энергия любого предмета сразу уходит в безвоздушное пространство, и температура понижается до самого минимума, который только возможен в природе. А это, если верить справочнику, минус 273 по Цельсию. По Фаренгейту - ноль градусов.
Другой вопрос возник у меня при взгляде на минареты мечетей, украшенные полумесяцем, и долго я не мог найти на него ответ. Меня вдруг заинтересовало, почему на картинах, где нарисованы минареты в восточных или арабских странах, месяц на верхушке висит как лодочка. Почему столь существенная разница в изображении?
Никто не мог объяснить мне тайну. И только спустя несколько лет, читая книгу о морских путешествиях, я прочитал одну интересную фразу, и до меня дошло: вот где разгадка!
А в повести было написано: «Мы находились в теплых, южных широтах. Над кораблем висит лодочкой луна». Я, пожалуй, сделал верный вывод: люди рисуют то, что видят. Так что наш полумесяц отличается от полумесяца в южных широтах.

Глава вторая
Жизнь на Урале. - Снежные пещеры. - Взятие снежного городка. – Летняя пора. – Каникулы в деревне. - Халида-апа. - Мама умеет шить платья. - Стрижка под Котовского. - Детские игры на воде. - Встреча в лесу. - Ссора с Катей.

Жизнь на Урале казалась мне суровой и очень долгой. Снег шел целыми днями и, бывало, ночью заваливал входные двери домов. Если вовремя не убирать выпавшее за ночь, то можно запросто остаться под снегом. Читая фантазии барона Мюнхгаузена, я верил, что он не врет, говоря о том, что в России снежные сугробы закрывают колокольни с головой. Поэтому жилища строили так, что в дом с улицы сразу было не попасть. Сначала гость заходил под навес и только потом попадал в сени. И все равно двери делали открывающимися внутрь. Иначе могло так завалить ночью снегом, что из-под сугробов без посторонней помощи и не выберешься. Наверное, поэтому из сеней был еще один дополнительный выход на крышу. На всякий случай.
- Пойдем рыть пещеры. - Приходили к нам Ринат с Раифом.
Выходили обычно на наш огород. Мальчики жили напротив нашего дома, через железную дорогу, пространство было открытое, и у них не так сильно заметало. У нас же, между двумя соседними зданиями, сугробы были чуть не до края ската крыши. Благодаря нашим стараниям под снегом к весне появлялись такие лабиринты, что можно было постороннему даже заблудиться. Мы же делали пещеры с дымоходом и даже жгли костры из старых газет. Папа выписывал на дом «Роман-газету», вот прочитанные номера этого толстого журнала и шли нам на топку.
Другая популярная игра зимой: это - взятие снежного городка. В ней участвовала практически вся улица. Дело в том, что тепловоз со снегоочистителем проезжал по рельсам, и в результате по двум сторонам дороги со временем появлялись большие завалы снега. Стоящая по жребию внизу команда начинала штурм. Верхние не должны были дать возможности подняться нижним. В ход шли снежки, большие снежные валуны, а то и просто кулаки. Крутая и веселая игра. Захватывала нас больше, чем теперешние компьютерные стрелялки. Домой заходили, когда уже совсем стемнело - мокрые, усталые, но довольные. И… наполненные желанием завтра снова выйти на улицу и продолжить забаву.
Весна приходила тяжело, с трудом отвоевывая у заснеженной зимы пространство. В особенно теплые весенние дни над крышами стоял видимый взгляду пар от растаявшего снега. Такую оттепель в Татарии, в которой потом провел большую часть жизни, я уже не видел. По-детски наивно стремясь приблизить лето, я кидал снежные комья на черный рубероид крыши, где они быстро таяли. Меньше снега в огороде - ближе лето. Разве не так? Я приближал по мере детских сил лето.
Летняя пора имела свои прекрасные стороны. На лето семья ездила обычно в Татарию. Там жили почти все родственники, которых я знал. Мы всегда останавливались у красивой бабушки.
- Когда поедем к красивой бабушке? - спрашивал я у родителей, едва начинал по весне кругом таять снег.
Ездить к бабушке в деревню было для меня особое удовольствие. Каждый год запоминался мне своими особенностями. Один раз меня чуть не покусали гуси, я бегал от них с громким восторгом. Чтобы повторить неожиданные ощущения, я снова и снова дразнил их. Гусь-папа почти догонял меня, но я подпрыгивал и, схватившись за подоконник, залезал в открытое окно.
- Мама! Мама! - кричал я. - Меня покусали гуси.
- Так не подходи к ним.
Я все равно подходил.
В те годы машин на улицах практически не было, и летом окна держали открытыми. Это уже потом появилась пыль от проезжающего транспорта. В другой приезд я посадил под окном пшеницу и с любопытством Робинзона следил, как она идет в рост. Как я потом был расстроен. Я даже плакал, когда однажды заметно выросшие колоски съели опротивевшие мне гадкие, кусачие гуси.

Иногда спускались к оврагу. Село разделяла, проходившая посередине, грязная обрывистая речушка под названием Сарашлы. Вода текла сплошным потоком по дну. В иные месяцы и вовсе пересыхала. Сантиметров десять, от силы двадцать глубины. Зато была широкой. Мы дружно рушили крутой склон и из образовавшейся глиняной массы делали запруду. Когда воды набиралось по пояс, мы купались в мутной воде. Удивительно, но иногда мы вылавливали руками в ней какую-то мелкую противную рыбешку.
Жили тогда бедно. В магазинах ничего практически не было. Когда покупали мясо, в доме был праздник. В основном, старались готовить что-то домашнее, выращивать, несмотря на суровый климат, овощи и фрукты, ходить по ягоды и грибы. В лесу их было много. А ближайший лес находился практически под окном. Во всяком случае, в летний месяц можно было его увидеть, если залезть на крышу дома. Это мы, пацаны, и делали при каждом удобном случае.
Игрушек нам с братиком практически не покупали. Считали, наверное, что лишняя конфета - лучший подарок.
Помню, дома у нас было много кусков материи, отрезов на платье, большие листы бумаги с рисунками кроя, и еще: кругом валялись пустые катушки от ниток, с которыми мы играли. Просто мама принимала заказы на дом и шила платья и халаты всем соседкам. Мама все свободное время рукодельничала, до последнего времени висели у бабушки вышитые ею полотенца. На одной из них был забавный сюжет. Я с братишкой. Другими словами, два шустрых карапуза борются друг с другом на рельсах. Уже тогда я был любознательным и хулиганистым мальчиком. Однажды разобрал отцовские «командирские» часы и собрать снова не смог. Зато потом знал, как устроен часовой механизм. Привел в восторг бабушку, когда запустил остановившиеся настенные часы с кукушкой. Своей тете - Халиде-апе - всякий раз чинил ее маленькие наручные часики, благодаря которым она не опаздывала на утреннюю дойку. Халида-апа замуж не вышла и жила вместе со своей мамой - нашей бабушкой, у которой мы останавливались на постой, когда приезжали на каникулы. Она работала дояркой, была худенькая, крепкая, работящая. Зимой ли, осенью ли - тетя в любую погоду ходила легко одетая, и я не помню, чтобы когда-нибудь она болела. Была она работящей и числилась в передовиках, в районной газете часто печатали ее портрет. В школе я гордился, что имею таких родственников. Однажды ее вместе с другими передовиками делегировали в Москву на ВДНХ. Оттуда она вернулась с ворохом впечатлений, привезла с собой открытки и проспекты. Представляете, с каким интересом я просматривал их - мне кажется, некоторые из них до сих пор хранятся в закоулках личного архива.
- Поедешь со мной? - обычно спрашивала Халида-апа, и я радостно кивал головой.
Мама рассказывала, что, когда я был совсем маленьким, тетя не могла спокойно уехать на работу, оставив меня дома. Ей приходилось убегать огородами, скрываясь с моих глаз. Только таким образом ей удавалось обмануть меня. Позже я догадывался, что меня провели, и горько плакал, давая себе зарок впредь быть более внимательным. Побывав однажды на дойке, я все время хотел ездить с тетей на луга, где было много детских радостей. Я получал возможность покататься на машине - меня сажали в кабину к водителю, гулять в лесу, пить удивительно вкусный чай с взрослыми у костра. Наверное, и доярки тогда были молодыми. Они успевали и поработать, и в обеденный перерыв выйти на поляну и собрать ягод для домашнего варенья. Я тоже не отставал от тети. Позднее, уже учась в старших классах, я, бывало, тоже ездил с доярками, - теперь у них появился автобус, - но по ягоды уже никто не ходил. Для этого приезжали специально, в свободное время. Наверное, и тетя стала уставать от непосильных нагрузок. Хотя… никогда этого не показывала.
Много лет спустя, практически совсем недавно, она внезапно захворала и уже больше с постели не встала. Эта кровать в доме ее старшей сестры, которые умерла давно, когда я еще учился в институте, стала ее смертным одром.
- Нам надо идти домой, - сказала мама.
Я в это время был в отпуске, и мы пришли навестить больную.
- Посидите еще, - все просила Халида-апа.
Мы снова возвращались к ее постели. Уже дважды попили чаю, уже прошло около четырех часов. В самом деле, визит затянулся.
- Корова не доена, работы много, - объясняла мама причину.
При этих словах Халида-апа прямо-таки подскочила со своего ложа.
- Не говорите мне про работу! - в сердцах заявила она. - Всю жизнь одна работа у меня и была. Вот она уже где!
И в самом деле, тетя была работящей женщиной. Ее все любили и уважали. Дети, родные, на работе тоже. Личной жизни у нее не было.

Возвращаясь к рассказу о швейном мастерстве мамы, хочу сказать о том, что мне вообще-то доставались отрезы уж совсем миниатюрные. Бережливая мама из более крупных лоскутков делала, соединяя их вместе, покрывала для табуреток. Благодаря ее активности, в доме все табуретки были покрыты и выглядели очень нарядно. Сидеть на них - одно удовольствие. Особенно в морозные вечера.
Лоскутки были разные: конфигурация и цвет, рисунок и узоры - все. Поэтому покрывала для табуреток и комодов получались яркие, разноцветные. Так что, благодаря ежедневным стараниям, в доме была светлая, сказочная атмосфера.
Иногда втихаря, пока мама была увлечена шитьем на машинке и смотрела на закрои в журналах или на движение материи под пальцами, я уносил крупные отрезы к себе. Прячась, чтобы не заслужить упреков, я старательно вырезал из них квадраты и прямоугольники. Наверное, потому до сих пор я считаю идеальным и привлекательным именно еще не порезанную для шитья материю.
Отец на премию в честь дня шахтеров купил радиолу. В доме сразу стало как-то веселее.
Звучали песни из динамиков: «Комсомольцы-добровольцы», «Орлята учатся летать», «С чего начинается Родина». Последняя песня мне особенно нравилась.
Марк Бернес или Леонид Утесов, которых сейчас слушают, ностальгируя мои ровесники, прошли как-то мимо меня, поэтому я не испытываю к этим исполнителям какой-то привязанности. Хотя, признаться, эти песни мне тоже кажутся очень даже неплохими.
В некоторые дни мы, мальчишки, садились на велосипеды и отправлялись в лес, который вплотную подходил к окраине города. В нем среди густых зарослей, где росли малина, крапива и было много грибов, имелись очищенные от деревьев участки, на которых сметливые горожане сажали картошку. Правда, чтобы добраться до этих мест, надо было некоторое время. К счастью, туда вел большак, по нему двигались тяжелые грузовые машины.
В лесу мы находили многочисленные озерца. Впрочем, называть небольшое скопление воды - в лесных ямах или даже траншеях от бульдозерных работ - этим красивым словом кощунственно. Но что делать? Других развлечений не было. Мы строили плоты и устраивали увлекательные морские сражения.
В одну из поездок за нами увязалась соседская девчонка Нюра. Она была примерно нашего возраста и в мальчишечьей компании чувствовала себя своей.
- Раз-раз и на матрас, - повторяла она, услышанную где-то поговорку.
Мы весело смеялись, улавливая своим детским умом скабрезный характер выражения.
У нее были кудрявые длинные волосы. Родители завязывали их бантом, но от наших игр белая материя уже давно стала грязной. Я искренне завидовал ее длинным волосам. Родители мне с братишкой не позволяли отпускать волосы. Папа купил стригущую машинку и по очереди «карнал» меня с Фанисом, не обращая внимания на наши протесты и слезы. Как сейчас помню эту механическую никелированную железку, которая цепляла клочок не поддавшихся стрижке волос. И выдергивала все с корнем. Это было больно…
Мы с Фанисом мечтали о времени, когда не придется стричь волосы. Практически под ноль.
Тогда было популярно выражение «стричься под Котовского».
Однажды папа даже пострадал из-за этого.
Мы уже ложились спать, когда в дом пришел милиционер. Он поднял папу с кровати и, грубо скрутив ему руки, увел куда-то.
Оказалось, что в милицию позвонил сосед, пострадавший от его действий. Дело было так. Они с соседом по случаю окончания рабочего дня выпили бутылку. Напарник, увидев в руках папы машинку, попросил его постричь. Отец отказался.
- Я ведь только сыновей стригу.
- Значит, умеешь! - настаивал пьяный сосед.
- Под Котовского!
- Давай.
В общем, едва папа провел машинкой полоску по голове шахтера, тот понял, что происходит, и устроил скандал. Возможно, работяга прежде не знал, как выглядит народный мститель, прославляемый советским кино. Как-то ни было, соседи разошлись, крупно поругавшись. Папе вменили хулиганку. Скандал, в конце концов, замяли. Просить за отца в милицию пришла и жена бестолкового соседа.
Вернусь к рассказу о развлечениях в лесу.
Ребята пошли выкапывать картошку для костра, а я остался на плоту с Нюрой.
Вот мы плескаемся с ней в воде. Вся одежда на берегу - сохнет на солнце. А мы - голенькие. Балуемся, я на плоту, Нюра ладошкой набирает воду и брызгает на меня. Ее светлые кудряшки на голове так и мелькают над поверхностью. В озерце неглубоко - по пояс. Может, чуть больше.
В разгар нашего совместного куража я замечаю на берегу Катю Безденежную.
Она стоит, расставив ноги. Смотрит внимательно на меня. Точь-в-точь, как тогда в больнице.
И откуда она взялась! В этом диком и девственном месте.
Свои маленькие радости есть в любом возрасте. Мне было весело и интересно с Нюрой, но точно также забавно было бы мне с любым из пацанов во дворе. То, что она девочка, здесь было не причем.
Но Катя меня не поняла. Она развернулась и убежала.
- Что с тобой? - удивилась Нюра.
Она даже прекратила плескаться и окатывать меня водой.
Что тут скажешь! Я был расстроен. Я даже приблизительно не знал, что подумала Катя и как в последующем она отнесется ко мне, когда я снова подойду к ней в школе.
Наверное, у ее родителей был где-то в лесу огород…

Глава третья
Мой первый класс. - Велосипед. - Шахтерские привычки. - Кино моего детства. - Лирические отступления. - Высоцкий как любимый поэт детства. - Самовар.

Недавно в какой-то передаче на канале «СТС» люди вспоминали про свой самый первый школьный день. У кого-то случилась маленькая трагедия. Кто-то познакомился с первой супругой - впоследствии ставшей ею, конечно! Просто прелесть…
Один из участников программы вспомнил, как ошибся и вручил цветы не учительнице, а уборщице. Другой отдал букет случайной прохожей. Два приятеля вспомнили, как перепутали класс и проучились весь школьный день с другими ребятами.
Если честно, я свой первый день в первом классе не помню вовсе. Наверное, у меня никакой неразберихи не было. Все было стандартно и правильно, так что в голове ничего не отложилось.
Хорошо помню другое. Школа находилась на значительном расстоянии от дома и первое время туда меня сопровождала мама. Потом мне стали давать деньги на автобус. Кондукторы ходили по салону с большой сумкой на боку и отрывали билеты на нужную сумму. Каждая лишняя остановка стоила две копейки. Однажды катаясь на автобусе, я уехал и вовсе далеко. Кладбище пересекало город пополам. Я уехал дальше. На другом конце Гремячинска жили родители Рафаиля и Тагира - наши родственники. Мы иногда ездили к ним в гости.
С той поездки я вынес уверенность в себе. Когда позволяли деньги, катался на маршруте.
Порой стояли лютые морозы, и мы не ходили в школу. Утопающие в сугробах улицы, грохот проносящихся мимо поездов, игры на холодных сквозняках - все это впечатления тех зимних дней. Как для любого школьника каждый свободный от учебы день - это непередаваемая радость. Благодаря уральским холодам, детских радостей у меня было больше. Мы собирались с ребятами и развлекались от души.
Помню, мне купили велосипед. Это был большой, красивый, взрослый велосипед. Для подростка велосипед все равно что гоночный автомобиль для взрослого оболтуса. Жизнь круто меняет свое направление, и меняется мироощущение. Понять мысли человека на колесах сможет только его собрат. К слову сказать, в детстве у меня было в общей сложности два велосипеда. И оба раза родители покупали его для меня. Братишка просил его у меня покататься. Просто мама считала, что так велосипед дольше прослужит. У него должен быть один хозяин. А так как я был старший, то и честь обслуживать его выпадала мне.
Мне еще везло на деньги. Я все время находил на улице потерянные кем-то деньги - иногда мелочь, а изредка большие суммы. Однажды - это было в Ижевске, где мы были проездом - я сделал фантастическую находку. 25 рублей - очень большие по тем временам деньги. Родители добавили своих денег и купили мне велосипед.
На нем во дворе учились кататься практически все. Взрослые мальчики показали мне, как это делается, и я, оттолкнувшись от скамейки или забора, засунув ноги под раму, самостоятельно отправлялся в путь. Теперь была проблема, как остановиться и не упасть. Со временем я всему научился. Велосипед стал любимой игрушкой. Мама посылала меня в магазин, к дальней знакомой в совхоз с каким-нибудь мелким поручением и давала различные задания, связанные с поездкой. Я только радовался, что могу помочь.
Бывало, я искал папу по пивнушкам и другим питейным заведениям. В то время шахтеры зарабатывали очень прилично по сравнению с остальным населением и, наверное, поэтому Гремячинск, этот шахтерский городок на Урале, быстро разросся. В день получки и в день аванса создавалось ощущение, что в городе не остается ни одного трезвого мужчины. Только слабаки и подкаблучники шли домой после работы.
Обычно у мужчин в другие дни денег в кармане не водилось. Шахтерам на работу жены сооружали «тормозок», чтобы мужчины не тратили деньги на еду. Они опять же покупали сигареты и папиросы.
Самые привередливые жены в день получки приходили к воротам встречать мужей.
- Моя - опять пришла! - смеялись те, кто вынужден был отколоться от мужского пьющего коллектива.
Но мужики смеялись над ними - подкаблучниками.
Мама к воротам никогда не ходила.
Выждав время, чтобы папа успел выпить положенную дозу, отправляла меня на поиски. Впрочем, ближайшую пивнушку, где обычно я его находил, искать не приходилось. Я уже знал там всех как облупленных. Редко когда папа гулял в другой компании и в другом месте. Дни получки были и для нас радостными. Он что-нибудь покупал для детишек, и мы просто-таки ждали дня, когда отец напьется.
Позднее, когда приятели по работе говорили мне, что пора домой, а то домашние недовольны, когда приходишь домой «на бровях», я вспоминал свои детские впечатление.
- А ты поступай хитро, - учил я, - когда трезвый, веди себя не очень ласково, бурчи что-нибудь, отмахивайся о домашних проблем. А едва выпьешь, становись добрым, делай подарки - и домашние мысленно будут ждать дня, когда ты выпьешь. На деле же все поступают наоборот: как выпьют, вспоминают старые обиды, бранятся и ссорятся. Конечно, кто добровольно захочет такой жизни!
В стремлении вырваться из беспросветной жизни, связанной с беспробудным пьянством и блядством, стали великими у нас Аркадий Аверченко, а по ту сторону океана - Джек Лондон. У меня, к сожалению или, может, к счастью, таких потрясений не было.
Отец однажды и вовсе бросил пить. Ну, чтобы быть справедливым, скажу, что это у него случилось не одномоментно. Он несколько раз срывался, прежде чем окончательно расстался с этой пагубной шахтерской привычкой.
Остался в памяти приятным воспоминанием факт, когда я, будучи в деревне мамы, поймал в реке какую-то маленькую рыбешку и побежал к дому, чтобы похвастаться перед взрослыми.
А в это время папа сидел на крыльце, как я сейчас понимаю, подшофе. Протянув руку, он взял рыбку у меня и - о, ужас! - перекусил ее пополам. Тогда я был совсем маленьким. Не думал, что человек может съесть пойманную рыбку. Без жарки, варки и соли.

Помнится, в детстве я с нетерпением ждал наступления какой-то даты. Например, начала лета или даже дня, когда должен был появиться в прокате рекламируемый фильм. Или даже просто надеялся, что радостный или счастливый день наступит. Один мой приятель во время праздника в парке, когда мы с родителями отмечали день шахтера, посмотрел в детском кинозале кинофильм «Фантомас», а я в это время, как дурак, бегал по площадке, где запускали ракеты. Теперь мне оставалось только надеяться, что когда-то повторят фильм, который с таким смаком рассказывал счастливец.
Потом я все три серии этого фильма все же посмотрел. Братишка теперь оказался в моем положении. Мой рассказ заставлял его с трепетом в сердце ждать, когда снова в деревню завезут эту французскую комедию.
Надо сказать, я всегда любил фантастику. Сперва, конечно, я читал сказки, потом перешел к научно-фантастическим произведениям. Любимыми авторами стали Жюль Верн, Александр Беляев. Проблемы, которые поднимали эти писатели в своем творчестве, сейчас кажутся простыми, но для подростка, познающего мир, ничего лучшего и пожелаешь.
В одном фантастическом фильме машина преследовала и уничтожала людей. Многие писатели обращались к этой теме. Франкенштейн и его создатель, например. У Стивена Кинга есть что-то о взбесившемся автомобиле. Айзек Азимов и вовсе вывел целую теорию, согласно которой робот не может причинить зло человеку. И вместе с тем мы видим, как на дорогах ежесекундно гибнут люди. И не всегда понятна причина той или иной загадочной аварии. Не попахивает ли здесь мистикой? Ученые молчат. Может быть, стоит обратиться к людям, обладающим божественным даром предвидения? Я имею в виду поэтов.
Однако вопрос: есть ли такие великие поэты? В пору великих - я имею в виду классиков - машин не было. Эти проблемы людей тогда просто не волновали. Но есть поэт, который мог бы разобраться в таинственной гибели людей от машин.
Этот поэт - Владимир Высоцкий. Его дар позволял писать от имени альпинистов, летчиков, космонавтов. При этом никем из людей этих профессий он никогда не был. Но послушайте его магнитофонные записи. И вы поймете, что он сумел передать душу и сущность даже неживого предмета. Например, микрофона… или самолета.
Послушайте песни «Я - Як-истребитель» или «Месть городов». Несмотря на скептицизм ученых, машины, я уверен, способны общаться с людьми. Но это свой язык и неожиданное поведение. Порой не адекватное. Не потому ли у небрежного человека автомашина или механизм отказывает в самый нужный момент, а у другого - того, кто любит и холит свою машину - всегда все идет замечательно? Другими словами, машина не ломается до тех пор, пока не исчерпает данный природой ресурс. Страдает всегда человек, который небрежен с техникой, когда игнорирует ее.
Но почему не допустить и вовсе мистического? Разве не может быть, что все увеличивающее число аварий со смертельным и трагическим финалом не является местью одной цивилизации - автомобильной - другой. Человеческой.
Кстати, я уже в детстве ощутил всю глубину таланта нашего народного поэта с гитарой. Его творчество оказало поэтому столь сильное влияние на меня. Слушаешь песни Высоцкого и понимаешь, что ни одну проблему, ни одну важную сторону жизни он не оставил без внимания. Порой в нескольких строчках текста передана целая поэма человеческих взаимоотношений.

В февральском выпуске журнала «Профиль» за 2003 год я прочитал любопытную заметку. В ней, в частности, говорилось следующее: «За прошлый год в России построено 33,8 млн. кв. м жилья на сумму 28 млрд долларов. То есть примерно по 0, 23 кв. м общей площади на человека. При сохранении таких темпов Европу мы догоним почти через век - к 2098 году. Правда, если за эти годы европейцы не построят ни одного жилого дома». Надо заметить, это неутешительный прогноз на будущее. Притом, что строительство сегодня ведется в принципе немалое. Что тогда говорить о стародавних временах.
Я еще застал время, когда в деревнях были плетенные из ивы изгороди. Крыши маленьких изб и вовсе крыли соломой. А топили дом высушенным навозом. Об этом хочется рассказать подробнее.
Хочу похвастаться. Я сам в заготовке такого топлива неоднократно принимал участие. Обычно в сарае отгораживали угол, куда мы таскали воду. Там уже было много навоза, который накопился за долгую зиму и весну. Водой поливали эту вонючую смесь из навоза и сухой, уже ни на что негодной соломы. Перед нами, малышней, стояла задача босыми ногами топтать, перемешивая, этот коктейль. Нечто подобное я видел потом в кино. В фильме «Укрощение строптивого» герой Адриано Челентано таким способом выдавливает в бочке виноград для готовки вина.
Когда получалась почти однородная смесь, мы заполняли лопатой специальные коробы размером с буханку хлеба. Потом дружно таскали на веревке волоком по траве эти кирпичики к солнцу. Во время летнего зноя эти бесхитростные буханки топлива хорошо высыхали. Полученное топливо мы складывали под навес до зимы. Так что в те времена в хозяйстве ничего не выбрасывалось.
Недавно в деревне я у соседки увидел в печи круглое отверстие размером с консервную банку.
- Знаете для чего оно? - поинтересовался я.
Соседка купила дом недавно. Объяснить или просто сказать что-то вразумительное молодая хозяйка не смогла. Тем более что отверстие было закрыто металлической заглушкой и, судя по всему, давно, уже десятки лет, не открывалось.
- Может, для трубочистов? - спросил я.
Некоторое время эта тайна так и оставалась чем-то волнующим и будоражащим, пока я вдруг не вспомнил. Бывало, в детстве бабушка ставила в сенях самовар, а я должен был сапогом поддувать сверху, чтобы поддерживать тлеющий уголек. Это летом или весной. А что делать зимой, когда холодно на улице? Вот тут и выручала сельчан этот маленький дымоход в печи. То есть кривая труба, вставленная в выходную трубу самовара, позволяла раскочегарить самовар прямо в избе.

Глава четвертая
Лягушка в молоке. - Деревенские впечатления. - Словом можно убить. - Песня про зайцев. - Культ Сталина. - Похороны вождя.

- Что это?
Я был напуган. В бидоне сидела лягушка.
Надо заметить, лягушки у ребятни большой любовью не пользовались. Из рогатки по ним не постреляешь, их гнезда - по причине отсутствия таковых - не поразоряешь.
Лягушка в молоке… Вот такая народная хитрость. Для того чтобы молоко не скисло. Теперь уже не помню, пил ли я такое молоко. Полагаю, потрясенный от своего открытия, я избегал молочных продуктов. Впрочем, молока тогда и не было в большом количестве, чтобы пить от жары. Мы, дети, любили больше лимонад или даже воду из-под крана. Вернее будет сказать так: в нескольких местах, в начале или в конце улицы, стояли колонки с водой. Когда нажимали рычаг, под напором шла холодная артезианская вода. Смешивали ее с вареньем и пили. Чаще, конечно, пили на месте, подставляя ладошки. Из струи пить было затруднительно. При том еще из-за брызг, летящих на землю, пачкались штаны.
С молоком ясно. Хочу сказать про другое.
Братишка перестал есть куриные яйца после одного случая. Дело в том, что случайно разбилось яичко, и я ему показал, что около желтка имеется какие-то желтые нити.
- Что это? - удивился Фанис.
- А ты не знаешь?
- Нет. А сам ты знаешь? - засомневался он. - И что же это, по-твоему?
- Сперма петуха, - самым серьезным голосом сообщил я.
Фанис тогда внимательно посмотрел на меня, почесал затылок и, придя к какому-то выводу, пошел от меня прочь. С тех пор он долго не ел куриные яйца.
Другой не менее забавный случай произошел в деревне, куда мы приехали на лето. Холодильников тогда не было. Молоко хранили обычно в колодце, опустив к воде на веревке сетку с продуктами. В глубоких колодцах даже в самый знойный день не таял лед, покрывающий стенки. У кого не было колодца, те поступали и вовсе по-крестьянски хитро. Они клали в молоко лягушку, и молоко долго не скисало. Вот на одну такую молочную посылку и нарвался Фанис. С тех пор он тоже долго не мог пить молоко. Кроме парного, конечно. Что касается меня, я до сих пор не люблю парное молоко или даже просто свежее.

С тем, насколько убийственна сила слова, я уловил рано. Самый яркий пример, связанный с поразительным влиянием произнесенных фраз, могу привести из детства. У меня было скверное настроение. Что-то из детских переживаний угнетало меня. А мой братишка Фанис вернулся из школы что-то чересчур радостный. Под влиянием своих мыслей он, совершенно не прислушиваясь к моему мнению, старательно развивал взбредшую в его голову какую-то сумасбродную мысль. Это меня взбесило. Желая сбить с него спесь, я неожиданно пошел даже на удививший меня самого шаг.
- Что ты такой грустный? - спросил Фанис.
- Мулланур-жизни умер, - проронил я.
Несколько дней назад дядя попал в больницу. Дело в том, что вместе с собутыльниками он отправился в магазин. Мотоцикл с коляской, на котором они ехали, съехал с шоссе и перевернулся. Мулланур-жизни сломал несколько ребер и получил не очень тяжелые травмы.
Мое сообщение привело Фаниса в транс. На глазах у него даже выступили слезы. Зная истинное положение вещей, я никак не ожидал столь сильной реакции.
Смущаясь, я вынужден был признаться, что неудачно пошутил. Радость брата была неописуемой.
С тех пор я очень осторожно обращаюсь с информацией подобного рода. Не дай бог, что кто-то из моих слов сделает страшный вывод.
Однажды мы были в командировке в Менделеевске. Я работал в пресс-службе МВД. Водитель предложил заехать к отцу. Тот, оказывается, отдыхал в этих местах. Учитывая свой предыдущий опыт, я предложил ему не напугать отца.
- Появись с улыбкой на лице, - подсказал я водителю.
Неожиданное появление сына в санатории могло нарушить спокойствие отдыхающего. Он мог подумать, что случилось что-нибудь в семье. Хоть мгновение, но это мысль могла проскочить в его сознание. Так что будет лучше, если он сразу успокоится.
Память уносит меня в прошлое, в дни моего детства в заброшенном холодном крае. Гремячинск - город забытый и далекий. Но мне он был родным и радостным. Все здесь нравилось и вызывало теплые чувства. Впрочем, это и не удивительно. Мы тогда не знали других игрушек, кроме «деревянных», других фильмов, кроме «Чапаева» и «Котовского». Мы все поголовно научились любить то, что есть.
Была такая замечательная песня «С чего начинается Родина…». Неплохая песня. И мелодия неплохая. Один из приезжих недавно в Россию знаменитостей сказал в интервью местной газете: «Все у вас плохо. Но у вас есть песни». Помнится, тогда отношение к песням было совсем другое. Услышать песню - это счастье. А услышать песню из известного кинофильма - целый праздник в душе. У нас в доме была радиола. Кто не знает, что это такое поясню: это радиоприемник с проигрывателем пластинок. Вспоминаю, как я пошел в магазин и увидел на прилавке большую пластинку с песнями из кинофильма «Бриллиантовая рука». Я не пожалел карманных мальчишеских денег и приобрел диск. С каким наслаждением я поставил на крутящуюся поверхность пластинку и опустил иглу проигрывателя! Как сейчас помню, это была пластинка в 78 оборотов в минуту. Звучал приятный голос Андрея Миронова и не менее колоритный баритон Юрия Никулина. В большую пластинку вмещались всего две песни. С одной стороны записан Миронов с «Островом невезения», с другой - Никулин с песней про зайцев: «А нам все равно!». Предел мечтаний.
Здорово! Это ведь не то, что ежедневно звучит по радио.
А есть еще более ранние воспоминания. Те, что связанны с новыми впечатлениями, ранее не изведанными. Это мы ходили с папой на соседнюю улицу - домой к папиному знакомому. Оказывается, тот купил телевизор. Так впервые в своей жизни я увидел поразившую меня новинку - черно-белый телевизор советского производства с маленьким тусклым экраном. Я удивлен был не картинкой - на белой простыни экрана кинотеатров появились уже цветные фильмы, а тут ничего необычного. Картинка как картинка. Словно снимок в газете. Но что меня привлекло, это доступность. Происходящие где-то события пришли в дом. То, что смотрели мы в доме папиного сослуживца, теперь назвали бы новостями. Запомнились большие - во весь экран - картофелины. И еще: был документальный фильм о войне во Вьетнаме с кадрами плененных военных летчиков.
Позже, когда я уже работал на Ижевской студии телевидения, маститые операторы рассказали о том, как в единственную тогда в Москве телевизионную студию пришел известный кинорежиссер Сергей Эйзенштейн, и ему показали первый телевизор. «Ну, ну!» - сказал мастер, похоже, не желая комментировать увиденное убожество.
31 октября 1961 года было претворено в жизнь знаменитое решение ХII съезда КПСС. Ни одна резолюция не была выполнена прежде с такой поспешностью. Дело в том, что накануне делегаты съезда единогласно признали нецелесообразным дальнейшее пребывание Иосифа Сталина в главной усыпальнице страны. Пришлось срочно менять надпись над входом в Мавзолей Ленина. По стране прокатилась волна низвержений памятников Сталину.
До сельской местности преобразования на верху доходили с большим опозданием. Но они в конечном итоге имели тот же резонанс, что и в центре.
В парке стояли две статуи. Одна была статуя Ленина, другая Сталина. После того, как культ личности был развенчан, Сталина убрали.
- А где второй дяденька? - вопрошал я, увидев Ленина в одиночестве.
Родители, гулявшие со мной по аллее, были шокированы. Они не могли объяснить, в чем дело.
Рабочие, которым поручили расправиться с вождем всех времен и народов, торопились. Они просто вырыли около статуи яму. Небрежно столкнув каменный монумент, они поспешно забросали его землей. Прошло несколько лет. Как-то, играя с камешками в этом парке, я случайно откопал блестящую макушку вождя. Помню, я был сильно шокирован своим открытием. Прежде я не предполагал, что памятники хоронят так же, как и людей.

Глава пятая
Уральские горы. - Кунгурские пещеры. - Я учусь плаванию. - Подводный трюк. - Мой личный рекорд. - «Порнокино». - Сын лесника Арсений. - История власовца. - Несостоявшаяся кража. - Ссора.

Кругом была по-настоящему сказочная природа, мы жили внутри этой сказки. Если выйти на околицу, то можно увидеть вдали синие горы с белыми шапками снега на вершинах. Когда, учась в институте, я рассказывал о своих детских впечатлениях, сокурсники мои слова подвергали сомнениям. Мол, Уральские горы - горы старые. У них просто не может быть снежных и острых вершин. И то правда. В старших классах, вспомнилось, именно так и учили. На последнем курсе института я ездил с братишкой Фанисом в Гремячинск и убедился, что был прав я: горные вершины мне не приснились в детстве. На них и в самом деле виднелись белые шапки.
Летом 2003 года я посетил с экскурсией Кунгурские пещеры. В рамках VIII республиканского фестиваля «Золотое Перо» я совершил путешествие по двум великим рекам - Волге и Каме. Вместе с «начжурами» (начинающими журналистами) мы побывали в Сарапуле, Перми.
От Перми на экскурсионном автобусе мы поехали в Кунгур. Это были те места, в которых прошло мое детство. Я лишний раз убедился, насколько великолепна здесь природа. Помню, когда я учился в Гремячинске, нас приглашали в путешествие в Кунгур, но я не попал в группу. Теперь я получил возможность пройти полтора километра по лабиринтам подземного хода Кунгурских пещер.

Мы с дворовыми ребятами сидели на крыше сарая и разговаривали о планах на ближайшие три дня. Именно столько оставалось до начала учебного года.
- О, еще многое можно успеть, - сказал Раиф.
- Давай завтра пойдем купаться, - предложил Азат. - Дни стоят теплые.
Мимо проходила Катя.
- А что, можно искупнуться в последний раз! - неожиданно она встряла в разговор.
Одно из моих главных желаний в ту пору было научиться плавать. В то время как мальчишки соревновались в ловкости и умении красиво нырять, я, бывало, сидел на берегу и изображал из себя бог знает что. Мол, не хочу мочить трусы. Или говорил, что уже сегодня купался. Благо такой жары, как в Татарии, в Гремячинске никогда не было. Возможность купаться предоставлялась редко.
В то лето мы в очередной раз ездили на родину.
Из деревни я приехал человеком, умеющим плавать. Если до этого я просто барахтался в воде на мелководье, то на дальних озерах я научился более-менее сносно плавать брассом и кролем.
Теперь я мог реабилитироваться. Более того, с блеском отквитаться за годы молчаливого позора.
- Засекайте время! - крикнул я и набрал воздух в легкие.
Тут они все будут шокированы, подумал я. Это мой звездный час.
Я нырнул.
Вода была уже холодной, и у меня зашумело в голове от недостатка воздуха.
- Пять минут, шесть, семь… - примерное время я подсчитывал про себя.
Когда пройдет десять минут, все оставшиеся на берегу будут потрясены до глубины души. Может, кто-то даже предположит самое худшее.
А между тем я проявил смекалку и подготовился к рекорду заранее. Я не изнурял себя тренировками, не изобретал какую-то неожиданную технику удержания кислорода в легких. Все было гораздо проще и в то же время хитрее.
Найдя пустую бочку, я притаранил ее на облюбованный берег и стал готовить к погружению. Для начала я привязал на проволоке тяжелый двигатель. Вернее, головку цилиндров. Эта железяка сразу потащила опрокинутую бочку под воду. Я запомнил место.
Теперь нужно было только просунуть голову в бочку, в которой оставался воздух, и дышать без особых трудностей.
Когда я вынырнул из воды, я сразу стал героем. Никто не почувствовал подвоха. Ребята видели, что у меня с собой не было никаких приспособлений.
- Тяжело! - воскликнул я.
Я не хотел, чтобы меня попросили повторить свой трюк. Так бывает, когда показываешь какой-нибудь простой фокус.
Правда, позднее я несколько раз повторял свое победное погружение, неизменно вызывая восхищение у зрителей. Мой рекорд так никто и не смог повторить.
Теперь я делаю вывод, что я рос наблюдательным и умным мальчиком. Более того, я умело пользовался результатами своих маленьких открытий.
Однажды Раис позвал меня с собой, пообещав мне необыкновенное зрелище. По его возбужденному виду и сверкающим этаким изумрудом зеленым глазам я видел, что картину, которую они хотели мне продемонстрировать, можно смотреть с очень большим удовольствием. Даже по истечении стольких лет я понимаю, что это было чудом, из-за которого стоило рисковать. И в самом деле, зрелище стоило того внимания и времени, которое мы потратили, чтобы забраться по скользкому настилу из досок, а потом по ржавой железной лестнице на верхотуру. Отсюда, через грязное окно, я увидел первый в своей жизни порнофильм. Как по-другому можно назвать это волнующее зрелище, которое открылось нам через запыленное окно женского отделения общественной бани.
- Здорово? - спрашивал нас шепотом инициатор затеи Раис.
- Ага.
- Увидели голых баб?
- Да… Здорово! - поддакивал я.
С нами был Артем, у которого было очень слабое зрение.
- Очень… очень понравилось, - благодарно кланялся он, - в следующий раз я захвачу очки.
Приключение и впрямь оказалось неожиданным развлечением. Очкарик Артем, пожалуй, ничего толком и не увидел, но был рад, что взрослые пацаны приобщили его к этому таинству.
Я всегда уважал в своих собеседниках интересных людей. Вспоминается великовозрастный сын лесника по имени Арсений. Его оставили на второй год, и учительница представила нам нового товарища, понизив голос и с какой-то загадочной интонацией. Арсений на целую голову был выше всех в нашем классе, и представлялся мне эдаким ковбоем из американских вестернов, которых мы никогда не видели, но уже тогда были наслышаны о существовании таких классных фильмов.
Папа рассказывал о трофейном «Тарзане», я видел у кого-то из мальчиков карманный фотокалендарь с изображением Джонни Вейсмюллера. Поэтому Арсений представлялся мне лесным охотником из собственных фантазий. На лето его забирал в лес отец. Там он, по нашему представлению, вел жизнь, полную опасностей и приключений. Нам, домашним мальчикам, об этом можно было только мечтать.
Однажды его родителей вызвали в школу. Арсений хотел подшутить над товарищами и, выбрав один подходящий, как ему казалось, момент, в узком темном коридоре подготовил сюрприз. Он вытянул в стороны свои длинные ноги и на высоте человеческого роста уперся ими о противоположные стены. К несчастью, никто долго не заходил в этот проход. Ноги стали затекать. И он свалился сверху на голову неожиданно вошедшей училки.
Мальчишки говорили, что это он сделал специально. Впрочем, и учителя вместе с директором, похоже, придерживались этой же версии. В общем, мнение педагогического состава свелось к тому, что Арсений не только потомственный двоечник, но и большой шалун.
По вызову в школу пришел его отец, бородатый крепыш в давно немытой холщовой рубашке. Только ружья не хватало в его мозолистых руках. Тогда бы суровый папа Арсения полностью соответствовал киношному образу героя лесов и прерий.
Выслушав претензии возмущенных учителей, он согласился с их мнением:
- Вижу, с учебой у него ничего не выходит… Да и не нужно ему все это. Забираю его с собой. Нечего время тратить на учебу - будет мне помогать!
Такой подход к учебе со стороны взрослого человека нам понравился. Нам бы таких родителей! А то совсем измотали нервы учебным процессом. Однако учителя хором выступили против. В результате до следующего лета Арсений остался в нашем классе. Учителя стали к нему заметно терпимее.

Я решил, что я сейчас получу одно из самых ярких впечатлений, которые вообще когда-либо выпадают на долю советских людей. Раиф говорил самым таинственным тоном, на какой только был способен. Закатывал глаза, переходил на горячий шепот. Он был загадочен и удивительно не сговорчив. Из этого я сделал вывод: то, что он мне предложит, стоит внимания.
И я отреагировал вполне адекватно. Беда в другом. В том, что он взял с собой взрослого парня. Этого верзилу звали Маратом. В нашем классе он появился после того, как остался на второй год. Марата оставили на второй год, потому что этот диковатый мальчик увлекался чем угодно, но только не школьными дисциплинами. Все учителями стонали от него.
Нам же, ученикам начальной школы, он сразу понравился: он разнообразил учебный процесс. То учительнице подложит капсулу от патрона под ножку стула, то на карте нарисует какой-то непонятный предмет. Говорил потом, что это пацифистский знак. Мол, в Союзе он запрещен. А к запрещенному мы всегда тянулись.
- Я не пожалею денег, чтобы нам было весело, - говорил при каждом удобном, подкупая нас своей искренностью.
Деньги у него водились. В любой мальчишечьей компании после силы и справедливого отношения к жизни деньги являлись еще одним стимулом к дружбе. Мы, скажу честно, покупались охотно. Не понимали, что деньги можно заиметь, занимаясь элементарным воровством. Такие мальчики во дворе тоже были. Кто-то промышлял тем, что отнимал у младших мелочь, которую давали домашние на кино и сладости. Марат был сынком богатых родителей, которые откупались от своего отпрыска тем, что давали много карманных денег.
Вот этого немного высокомерного парня и решил взять на свое таинственное мероприятие мой приятель Арсений, с которым в последнее время я неожиданно сдружился.
Наступала весна.
Свежая зелень хлынула на освободившиеся от снега участки, из влажной земли вылезли желтые первоцветы. Мы возвращались из школы по железнодорожным путям. Развлекались игрой в сигареты. Подробности условий не помню, но суть игры сводилась к тому, чтобы, увидев на земле выброшенный коробок, быстро наступить на него. А соперник должен угадать марку найденных сигарет или папирос.
- Ты читал о Робине Гуде? Нет? А напрасно. Вот человек, с которого можно строить жизнь, - поучал он меня дорогой. - Возьмем газизулиннову дочь (Газизуллин был главным инженером на шахте), у нее есть все - и платья, и игрушки - куклы там и тряпки, а у нас? Что у тебя, например, есть?
Я молчал, не зная, что ответить. У меня не было чего-нибудь такого, чем можно похвастать. Я деликатно кривил губы.
- Берем недалекое будущее, - продолжать гнуть свою линию словоохотливый Марат, - представь, мы все выросли. Куда мы пойдем работать? Конечно, на шахту. Куда же еще? А дочь богатого человека уедет в Москву или еще куда, где будет также пользоваться уважением и получать приличную зарплату, - не знаю! - но только не на шахту. Значит, у нас, у бедняков, единственный выход… Знаешь, какой?
Разумеется, я не знал. Будущее мне представлялось чем-то туманным, в котором построен коммунизм или еще что-то, от которого мне и моим товарищам хорошо. Ну не мог же я высказать эти наивные фантазии, когда разговор неожиданно пошел в другом русле.
- Мы можем рискнуть, понимаешь?
Разумеется, про риск я понимал. После школы мы, бывало, садились на платформе на товарняк, идущий в направлении дома и, дождавшись момента, ехали на крышах вагонов. Проезжая мимо своих домов, кидали портфели в траву у забора. Как правило, никто их не подбирал до нашего возвращения. Но не это было главное. Самое удивительное начиналось потом. Мы ведь ехали в лес. Но проблема состояла в том, что поезд не останавливался по нашему требованию. Правда, возле небольшой лесной речки железнодорожная ветка делала небольшой изгиб, и состав замедлял ход. По задумке, надо было скидывать на подходе к речке одежду с поезда на насыпь. А потом начинался самый опасный участок плана. Пока состав двигался по мостику, необходимо было набраться храбрости и прыгнуть в холодную воду. Промедлишь - и тебе крышка. Наши старшие товарищи выбирали крышу вагона впереди нас и своим примером вдохновляли на подвиг. Горе тому, кто испугался. Он - голый! - уезжал далеко-далеко. Представляете, каково возвращаться назад в город многие километры по железнодорожным путям!
- Мы можем рискнуть и стать такими же, как богачи!
Похоже, Марат говорил немного о другом.
- У нас просто нет выхода. Только рискуя, мы можем достичь результата.
Я не мог понять, куда клонит наш долговязый приятель.
Развлекая нас разговором, он привел к дому, где жил знакомый моего папы. Я сам бывал вместе с отцом в этой семье неоднократно. По рассказам хозяина дома я знал, что тот был на войне. Но так получилось, что воевал на стороне не