Совершенно секретно

Колесо жизни крутится неустанно и наша маленькая планета всего лишь шарик на этом колесе. А наша жизнь – ставка в игре.


Русская рулетка.



Все, что ни случается, имеет свою причину. Взятый правильно путь через равнины вселенной приводит скитальца к намеченной цели, а ошибки и беспечность завлекут его на солончак гибели. Человек же, испытавший потрясающие события и умолчавший о них, похож на скупого, который закапывает драгоценности в пустынном месте, когда холодная рука смерти уже касается головы его.
Пролог.
На открытом всем ветрам, всем ногам и всем крыльям склоне горы была ложбинка-лощинка густо заросшая по краю кустами боярышника и уже начавшего краснеть шиповника. Их было трое бойцов группы «Вымпел», все кто уцелел после выполнения сверх секретного и, невыполнимого теоретически, боевого задания на территории противника, все кто ушел от погони, пока ушел. Второй день идет, как одетые в синие чалмы всадники гонятся за беглецами. Второй день идет, как беглецы уходят, не давая загонщикам обойти себя и взять в петлю облавы. Так играли, так играют в степях старые игры. Без закона, без правил, без уговора. Выживает тот, в ком быстрее мысль и чье тело послушнее воле. Шли ночью, днем прятались, находили схрон - убежище и с неисчерпаемым терпением пережидали длинный и жаркий день. Как река, время утекало вместе с солнцем в тайну Земного окаема. Днем все рубежи исчезали, земля окружалась пустотой, на южную сторону света стекала низина, там мелкие черные фигурки, рассыпавшись в цепь, старательно пытались взять потерянный след. Скиф видел юрких ящериц, прячущихся в трещинах. Привыкнув к человеку, безвредные змейки на ножках смелели, бегали по рукам, щекоча кожу когтистыми лапками. Обманчивая неподвижность людей привлекла внимание всевидящего хозяина неба орла, говорят, орлы живут долго, все видят и все помнят. Степной князь тяжело опустился рядом с неподвижными людьми, можно рассмотреть немигающий кружок желтого глаза, загнутый, как жало восточного ножа, клюв с дырочкой ноздри. Орел казался железно - тяжелым, безжалостным убийцей, помощником и провожатым черных псов, рыскавших по равнине. Движение руки, орел испугался, Скиф уловил и прыжок, и судорожный взмах крыльев.
Скиф лежал и внимательно наблюдал за окрестностями сквозь начинающих уже желтеть стеблей травы.

Глава 1.
Нет таких граблей, на которые не ступала нога человека.
Вначале было слово. Собственно говоря, из-за обидных слов все и началось. В большом зале металлического ангара, который использовался в качестве офицерской столовой, были накрыты праздничные столы, уставленные нехитрой, но обильной столовской снедью и, как водится, большим ассортиментом спиртных напитков, а также компотом из сухофруктов в запотевших граненых графинах. Во главе стола восседало все руководство дивизии и виновники торжества Иванов И.И., Петров П.П., Сидоров К.Ф. В небольшом по численности подразделении, где служили выше упомянутые офицеры, звучали только аналогичные фамилии, что говорило о большом уме и плавном полете фантазии штабных писарей, готовивших удостоверения личности. Офицеры недавно вернулись из окрестностей города Азамхан, где отработали секретные и очень хорошо охраняемые склады с оружием и боеприпасами, которые, под видом гуманитарной помощи, завозили туда эмиссары стран «свободного мира». Операцию провели настолько успешно и аккуратно, что уничтожили практически все, что было накоплено непосильным трудом сотрудников ЦРУ, и со дня на день должно было быть передано воинам Аллаха для борьбы с неверными.
Небо над городком Азамхан красочно осветили взрывы мин и патронов, светлячки трассирующих пуль весело роились на фоне темного небосвода, гулко взрывались бочки с напалмом, ярко горели бараки с амуницией. Спешно проведенное расследование официально доказало, что возгорание произошло вследствие неосторожного обращения охраны складов с керосиновой лампой китайского производства. Непосредственные виновные естественно сгорели при пожаре.
За успешно проведенную операцию военнослужащих представили к высоким правительственным наградам орденам Красного знамени и внеочередным воинским званиям, что было как-то не привычно, учитывая, что обычно наказывали невиновных и награждали непричастных.
И вот три молодых офицера синхронно подняли три полных стакана водки, обязательно граненых и никак иначе, в которых купались три маленькие желтенькие звездочки. Синхронно выпили до дна, ловко поймав губами звездочки и стали КАПИТАНАМИ. Несчастные стаканы, как водится, разбили о бетонный пол, говорят, были умельцы которые били стаканы о свой лоб, но я лично в эти сказки не верю, вот в ВДВ возможно, там всякое бывает. Затем, по молодецкому взмаху руки генерала, посуда была вновь наполнена живительной влагой, и на края фужеров капитанов бережно были возложены ордена, это вам не маленькие жестяные звездочки, это награда с большой буквы. Генерал, высокий, начинающий полнеть, мужчина с породистым лицом лидера, поднял свою рюмку и сказал тост емко и как всегда к месту: «Чтоб не последние». Все дружно встали и одобрили. Осторожно выпив водку, капитаны прикрепили на гимнастерки ордена, и на них перестали обращать внимание, что, в общем – то, и к лучшему. За столом пили, ели, смеялись, поднимали тосты за мудрого генерала, за здоровье ген.сека, в смысле про здоровье, ведь все понимали по чьей злой воле они находятся так далеко от Родины. Третий тост выпили как принято стоя и молча, вспомнить было кого. Веселье входило в неуправляемую стадию когда собеседники разбились на компании по интересам, бессистемно наливали и мало закусывали. Один из новоиспеченных капитанов Сидоров Кирилл Федорович сокращенно Скиф задумчиво ковырял вилкой в блюдечке с салатом. Он и похож был на скифа, какими описывает их отец истории Геродот, невысокого роста, широкоплечий, с яркими голубыми глазами на загорелом лице, русыми волосами и бородкой «а-ля моджахед», любитель оригинальных шуток и нестандартных решений сложных производственных заданий, он считал, что настоящая сила не в умении убивать, а в умении добиваться своего, эту линию поведения не всегда понимали руководители, обычно, выдававшие простые и прямые, как ствол СВД, приказы. Рядом с ним сидел офицер из комендатуры гарнизона в аккуратно подогнанном и отглаженном мундирчике, брезгливо потягивая красное вино, он всем своим видом показывал, как скучно ему находиться в компании неотесанной имперской военщины. В этот момент был провозглашен стандартный и всеми любимый тост: «За любовь и прекрасных дам», все дружно встали (гусары пьют стоя), кроме комендатурского, утратившего бдительность и заявившего, что за этих –шмонек он пить не будет, и совершенно напрасно. Ведь невпопад брошенное слово может повернуть ручеек истории совсем в другое русло. Как писал отец истории Геродот, скифы всегда отличались вспыльчивым нравом, а офицеры комендатуры плохой реакцией. Стоящий рядом капитан Скиф перехватил графин с компотом за удобное горлышко и, резко без замаха, ударил, страшно подумать, офицера комендатуры по аккуратно стриженой голове. Голова мягко упала лицом в блюдо с красиво разложенной килькой, прическа была испорчена мокрыми сухофруктами. Тишина стала расходится за столом тяжелой волной цунами, пока не стала полной, тягучей и зловещей. С вершины пиршественного стола раздался утробный рев генерала. Виновника скандала скрутили и утащили, невинную жертву тоже бережно унесли. Озверевшему генералу налили коньячку, обещали наказать капитана по всей строгости, а так как спешить было некуда, и веселье прерывать никто не хотел, вечер продолжался. По случаю праздника, магнитофон надрывался из последних сил, и идеологически выдержанная певица заливалась во всю глотку про короля, тонкий лед и странного художника. Генерал надрался водки и украдкой тискал официанток, за столом пили, ели, кричали анекдоты, которые никто не слушал. Сигаретный дым сиреневым туманом мягко заполнял помещение, создавая атмосферу таинственную и загадочную. Уставшие и пресыщенные офицеры потихоньку расползались на ночлег, кое-кто прикорнул прямо на полу, но их чинно собирали и уносили особо доверенные рядовые.

Глава 2.
А по утру они проснулись….
Утренний лес, одевшись в туманную дымку, не хотел просыпаться. Каждый лист еще держал светлые капли, черные стволы сочили воду. Неподвижный воздух был тяжел густой смесью тления прошлогодних листьев с горечью ольхи, тонкостью орешника, черным паром земли. Подобно прожилкам светлого мрамора в глыбе гранита, струился аромат поздних ландышей, раскрывших белоснежные чашечки. Внезапно, в какой-то миг Скиф инстинктивно почувствовал, что свершится невозможное, перед ним раскроется тайна бытия, стоит только протянуть руку, еще мгновение. Дикий, разрывающий уши вопль хвостатого, грязного, тупого ишака вырвал опального капитана из объятий благостного сна.
Навалилась удушливая жара, из зарешеченного окна мрачного помещения, выкрашенного в темно зеленую краску, донеслась едкая вонь от удобств находящихся во дворе.
С перепоя было томно, голова раскалывалась, постепенно возвращаясь в родной и привычный мир, он начал восстанавливать в памяти события вчерашнего торжества, увы, особо сладостными его воспоминания никак нельзя было назвать. Единственным утешением было то, что из столовой он вышел самостоятельно, его для осознания момента поддерживали под локотки верные друзья–соратники, спокойно, но решительно отогнавшие пылающих праведным гневом комендатурских. А вот его оппонента выносили вчетвером, и почему-то, ногами вперед, что было, в общем-то, неправильно, не по-божески, живой он был, хотя и несколько обмякший.
В незапертую дверь камеры гарнизонной гауптвахты просунулся знакомый прапорщик, добрая душа, с большим чайником крепкого горячего чая, зеленого естественно, другого здесь не было. Начальник гауптвахты неоднократно принимал у себя посетителей из подразделения по решению деликатных проблем, знал, что к вечеру в его кабинет заявится вся банда, груженная выпивкой и закуской. Вечера здесь были длинными, скучными, однообразными и появление молодых спецов, знающих массу интересных историй, вносило приятное разнообразие и поднимало его статус, любимцы генерала не с каждым встречным садились за стол. Поэтому и отношение к визитеру было не стандартным.
Скиф медленно и осторожно опустил ноги с выкрашенного ярко коричневой краской топчана, обитого в области расположения сапог толстой жестью, отполированной до блеска. Помещение качнулось, но устояло. Рукой провел по нагрудному карману, орден был на месте, и это не могло не радовать. Принимая эмалированную кружку с обкусанными краями и пытаясь влить в себя столь необходимое организму лекарство, подумалось, сколько несчастных узников, очнувшись утром в застенках, пытались дрожащими руками донести эту кружку до рта, всплывали образы графа Монте-Кристо, Калиостро и княжны Таракановой. Дав в очередной раз себе слово не злоупотреблять горячительными напитками и начать читать труды тов. В.И. Ленина (зря что ли он их писал?), Скиф задумался о смысле жизни: «Хватит,- сказал он себе- Знания, знания, знания - вот девиз на ближайшее время. Решено. Бросаю всякую светскую жизнь и начинаю поглощать знания, как сухая губка – воду». Прапорщик, понятливо ожидающий появления осмысленного выражения на лице капитана, негромко кашлянул и начал излагать последние новости, которые за завтраком в столовой обсуждали всезнающие писари, мелкие винтики мощного штабного механизма, скрыть что-либо от оных было ну совершенно невозможно.
Рано утром большая группа моджахедов, как обычно, внезапно атаковала посольство одной дружественной восточной державы, расположенное в центре столицы, ну и как водится, захватила его, разогнав сонную охрану. Всех, кто был в посольстве, взяли в заложники и потребовали посла ООН для переговоров.
Генерал бодрый и решительный вместе с представителями конторы пытался разрешить конфликт демократическими методами, создали плотное кольцо оцепления из пехотинцев и бронетехники, на крыши соседних зданий рассадили снайперов и стали готовиться к переговорам.
О капитане Сидорове и его неблаговидном поступке все и думать забыли, особенно генерал. А вот начальник штаба дивизии полковник Соловьев не забыл, он вообще не забывал ничего, что было связано с его интересами. Полковник Соловьев не участвовал в операции под Азамханом, он вообще не выходил из своего кабинета, но под шумок включил свою фамилию в наградные списки и получил орден Красной Звезды. Из врожденной скромности он не стал бурно отмечать это событие, а положил орден в сейфик к другим своим многочисленным наградам. Находясь в благодушном настроении, он решил временно сплавить проштрафившегося капитана подальше от глаз командования. Быстренько был отпечатан приказ о переводе в самый дальний и тихий гарнизон, подан на подпись в стопке других документов и пущен в производство. Дабы возместить невосполнимый урон и предотвратить обязательные жалобы со стороны безвинно пострадавшего гостя, комендатурскому оформили боевое ранение и то же представили к награде медалью «За Отвагу». Вот такие новости услышал утром капитан, и все его помыслы о чистом и светлом увяли, как крапива осенью.
Тем временем подготовка к «переговорам» шла полным ходом, спец.подразделение дивизии по выполнению деликатных мероприятий в неполном составе, но в полной экипировке выстроилось за большим глиняным забором. Увидев приближающегося генерала, окруженного небольшой свитой адъютантов, заместителей и охранников, бойцы группы встали по стойке смирно, Начальник группы подполковник Козлов мелкой трусцой подбежал и бодро отрапортовал: «Группа к выполнению заданья готова. Начальник группы Козлов!» «Кого-кого? Каких таких козлов?» - озадаченно спросил генерал. Шустрый адъютант быстро шепнул ему на ухо: «Это фамилия такая, подполковник Козлов». Обретя понимание ситуации, генерал расправил плечи, выставил немного правую ногу и гаркнул: «Козлы! Гм.. в смысле Орлы! Впереди жестокий и коварный враг, интересы страны и наш имидж в мировом сообществе попраны. Отечество в опасности, идите, сражайтесь и побеждайте, впереди вас ждет путь к славе и вечности. Подполковник, быть в готовности номер один и ждать команду.» После чего все отбыли на командный пункт для решения стратегических задач и принятия утреннего чая. Все воинские подразделения гарнизона были стянуты к несчастному посольству, и если бы хоть кто-то захотел захватить столицу, то лучшего момента не представлялось. Но бандиты слишком увлеклись текущим моментом. Сидя на кошмах в далеких горных кишлаках, они увлеченно позировали перед кинокамерами корреспондентов западных СМИ, делали умные и храбрые лица (предварительно закутав их, лица в смысле, платками), заявляли о своей скорой победе и недвусмысленно намекали, что для полной и окончательной победы свободы и демократии надо бы раскошелиться, подбросить долларов и оружия. Корреспонденты трубили по всему миру о скором падении режима, держащегося на штыках оккупантов, режим звонил в Москву и выражал недоумение. Москва звонила генералу и выражала непонимание. Генерал сидел и смотрел тяжелым взглядом на советников и наблюдателей, которые требовали действовать строго в рамках закона. «Вы обезумели?» - генерал посмотрел на окружающих: «Или вы смеетесь надо мной? Идет Война!» Генерал видел, что его подчиненные нервничают, кто-то вспотел, кто-то отвел взгляд, чтобы не видеть разъяренного начальника. Хорошие офицеры, но недостаточно закаленные, не сумевшие вырастить в себе спокойное ощущение собственной силы. Нужно решение, совет, план. Нет, все молчат, никто не хочет принимать на себя ответственность, все приходится делать самому, может лучше запросить инструкции у Москвы? Время, время оно течет, не останавливаясь, оно торопит надо принимать решение, страшно.
Ожидание, нет ничего хуже, чем ожидание сигнала атаки, время медленно сочится густыми каплями смолы, оружие оттягивает руки, ремни врезаются в плечи, солнце нагрело каски, ожидание невыносимо. Забытая всеми штурмовая группа ждала сигнал к атаке, в любую секунду они были готовы бросится вперед и выполнить поставленную задачу любой ценой, ценой жизни, ценой смерти. Капитан Иванов И.И., позывной Игрок, внимательно рассматривал в окуляры бинокля здание посольства, прикидывая возможные варианты проникновения вовнутрь, вариантов было немного. Жара становилась нестерпимой, большие жирные мухи роями старались добраться до открытых участков кожи, лезли в нос, глаза. Подполковник Козлов разговаривал по радиостанции с руководством, бойцы, понимая важность момента напряженно следили за мимикой командира, одна из особо наглых мух попыталась сесть ему на губу, зло сплюнув, подполковник мотнул головой. Неверно истолковав взмах командирской головы, подразделение облегченно выдохнуло и рванулось в атаку. Сзади бежал, размахивая руками и призывая вернуться, ошарашенный командир. Обалдевшие от внезапного нападения бандиты не сразу открыли стрельбу, что дало группе возможность вплотную подойти к зданию, а вот бежавший сзади подполковник не успел, не хватило времени, пулеметные и автоматные очереди буквально нашпиговали его свинцом, остановили, швырнули назад бездыханное тело. Не дожидаясь, когда сверху полетят гранаты, бойцы на вдохе снесли стеклянную дверь и ворвались в здание и… нарвались на пулеметную очередь. Упал перерубленный от плеча к ноге Вепрь, ответным огнем трех стволов голова пулеметчика разлетелась на куски, Ветер, Туча и Выстрел заученно раскатились в разные стороны большого полупустого холла и приняли бой. Игрок, мчавшийся вместе со всеми к зданию, неожиданно свернул в сторону и сильно оттолкнувшись, прыгнул в запертое окно, вынес телом стекло вместе с рамой и рухнул на голову душману, еще не пришедшему в себя после дневного сна, в себя душману было уже не вернуться. Оставив на полу окровавленный труп, Игрок метнулся к дверям, быстрее, где то рядом ведут неравный бой друзья-побратимы. А вот в фойе было жарко, порадоваться победе над пулеметчиком они не успели, со всех сторон в группу полетели пули. Ветер бросился на пол, особым чутьем уловив опасность, а вот Туча ничего не ощутил, за что и получил две пули в грудь и одну в шею. И стройная, во всяком случае, понятная картина боя развалилась, превратившись в окровавленное лоскутное одеяло. Под потолком деловито витала смерть, выхватывая костлявыми руками одну жизнь за другой, запах пролитой крови невидимыми волнами разносился по зданию, кружа голову, пробуждая звериные инстинкты, азарт схватки заставлял бойцов забыть обо всем, только борьба, только игра со смертью. Где-то наверху началась беспорядочная стрельба, заглушающая дикие крики. Охрана заложников вдоволь потешилась над беззащитными пленниками, моджахеды - ревнители веры, освободители, просто резали и стреляли несчастных дипломатов, их жен и детей, не подводя под все это идейную базу. Два спецназовца бешено отбивались, но, почти сразу же, вскрикнул Выстрел, пуля прилетела сзади, тело дернулось и сразу затихло, быстрая смерть - хорошая смерть. Ветер еще держался, держался, зажатый с трех сторон, он хотел одного, - положить как можно больше врагов. Особым чутьем бойца, выработанным за годы боевых действий, Ветер понимал что это конец, это оказался тот самый случай, когда число бьет умение. Нет защиты, мебель в холле раздроблена, разгрызена пулями на куски, входная дверь стала бесконечно далекой, лучи солнечного света бьющие из выломанных дверей казалось указывали дорогу в рай… Бежать было некуда, пули с мерзким визгом все ближе и ближе долбили мраморный пол, бросая в лицо острые осколки. Что он мог? Рывком вскочил с мозаичного пола, швырнул гранату, длинная очередь из автомата, последний шаг, последний аккорд. Спецназовцы давно доказали, что не только не задумываясь убьют, но и не задумываясь умрут. В холле грохнул последний выстрел и Игрок понял, что остался один. Один против всех. Инстинкт подсказывал, надо уходить, но было уже поздно. Волна бешенства и отвратительной непристойной радости освобождения от всего человеческого уже захватила его. Он точно знал кто во всем виноват, у него не было сомнений, ему было все ясно, абсолютно все, и он точно знал чего хочет: рубить наотмашь, стрелять в упор, предавать огню. Время замедлило свой бег, противник начал двигаться медленно плавно, как в толще воды, появились расплывчатые очертания летящих пуль, Игрок начал ускоряться. В соседнем зале душман стоял у стены и выглядывал в окно. Осознать, что допустил ошибку, горе наблюдатель не успел - умер. Его тело еще сползало на пол, а Игрок уже оказался этажом выше и перегнувшись через перила, всадил короткую очередь в того, кто бежал за ним. Три человека в коридоре третьего этажа представляли собой относительно легкую мишень. Когда бьешь длинными очередями, меткость глаза уже не имеет значения. Боевики поднимались по лестнице, осторожно держа автоматы наготове, поэтому Игрок мягко скользнул в коридор третьего этажа, вежливо пропустил бандитов, а затем спокойно провел полосой свинца по затылкам, испортил макияж на разорванных пулями лицах, но ведь рисковать ни к чему, а ну как под рубахами бронежилеты? Выстрелы, выстрелы одиночные и очередями, пули летят везде, стараются настигнуть предназначенную жертву и не могут, не успевают, ведь они всего лишь пули. Прыжок с третьего этажа на площадку второго в самую средину толпы, вертящих головами растерянных бандитов, так матерый волк врывается в стадо баранов и устраивает кровавый пир. Стрелять поздно, а выхватить другое оружие бандиты не успевают. Быстрый как мысль, Игрок шныряет между сгрудившимися на широкой лестничной площадке рослыми душманами, изгибается, уходя от ударов прикладами, увертывается от захватов и режет. Клинок длинный, острый, как бритва, кажется, он сам находит нужные артерии. Трупы еще падают, а Игрок уже скользит дальше, он действует так, как любит больше всего – появляется неожиданно, наносит беспощадные, смертельные удары и, не задерживаясь движется вперед. Работа, черт возьми, работа. Игрок уже знает, что бандиты одеты в тяжелые армейские бронежилеты, которые сильно замедляют движения, лишают маневра. Удар вправо - нож бьет в шею, обратным движением полосует противнику глаза, а следующим разрезает горло, хлещет фонтаном кровь, ноги скользят в крови, стены залиты кровью. Смерть зашлась в диком хохоте, завертелась в безумном танце, сегодня собран обильный урожай на кровавом поле. Впереди пусто, врагов нет, накатывает усталость и апатия, единственная опасность - это плотный огневой вал, которым азартно хлещут по окнам стоящие в оцеплении солдаты. В этом здании он единственный уцелевший, внезапно наступила тишина, будто кто-то выключил диск тяжелого рока. Игрок медленно шел по плитам двора, мыслей нет, в голове стучат строки: «Без документов, без имен, без наций, лежим вокруг сожженного дворца, кого-то помнят или забывают, а нас и знать не будут никогда».
Навстречу бежали санитары с носилками, испуганно огибая покрытого кровью человека с длинным прямым кинжалом в руке, солдаты деловито обшаривали трупы в поисках сувениров, генерал, скрипя зубами, поехал докладывать в Москву, уже зная, что услышит в ответ. Начальник штаба полковник Соловьев спешно пишет проект приказа о присвоении, себе любимому, звания Героя Советского Союза, кому же еще? Спецподразделение перестало существовать как таковое. Капитан Иванов ближайшим самолетом направлен в госпиталь в Москву, на этом его следы теряются в песках истории, но это не значит, что с ним случилось что-то плохое. А о капитане Сидорове в общей сутолоке все как то забыли, что может и к лучшему.

Глава3.
Объективная реальность есть бред,
вызванный недостатком алкоголя в крови.

Все пустое, вокруг пустота, нет смысла жить, нет желания чего-то хотеть. Капитан сидел в камере повернувшись спиной к открытой двери и молчал, спокойные голубые глаза серьезного убийцы, привыкшего перерезать глотку лишь при необходимости, неподвижно смотрели в одну точку на окрашенной глиняной стене, как будто там был написан ответ на вопрос, почему он жив, а друзья - соратники летят грузом 200 в направлении далекой Родины, и как повернулась бы судьба, будь он там, в посольстве? Несколько раз в распахнутую дверь обеспокоенно заглядывал начальник гаупвахты, даже пытался осторожно кашлянуть, для привлечения внимания, но, не уловив признаков жизни, будучи в летах и много повидавши на своем нелегком посту, подполковник решил прибегнуть к старому, как мир, испытанному способу великорусского самолечения, крикнул прапорщика и дал ценные и подробные указания, хотя в этом особой нужды не было. Прапорщики они понятливые в особых случаях. Быстрым шагом преодолев расстояние до военторга, прапорщик затарился парой бутылок водки и, после недолгого раздумья, бутылкой лимонада, затем сделал рейд на столовскую кухню и, округлив глаза, поведал повару трагическую историю опального капитана. Повар, добрая душа, немедленно соорудил поднос с закуской, твердой рукой положив деликатесы с генеральского стола. Все это изобилие тихонько и молча было поставлено на небольшом столике в камере капитана. И капитан стал поминать, гулял он серьезно и сосредоточенно, без битья посуды и шума истреблял содержимое бутылок, тихо сатанея от всех неприятностей, дважды уже к вечеру он даже плакал коротко и зло, так, что это походило на рычание пса. Стоящие в коридоре, на всякий случай, прапорщики услышали, как сидящий в полной темноте у разоренного стола, капитан негромко и с надрывом запел:
«Мы лежим на перевале, с перевала не уйдешь,
Свои жизни продавали не за здорово живешь,
И с костлявою старухой не ударим по рукам
Значит, наша упаковка будет ей не по зубам.
Кружится, кружится над перевалом смерть,
трассы от пуль вьют кружево, в котором не уцелеть
Кружится, кружится смерть, собирая дань,
Глаза как замерзшие лужицы
Смотрят в Российскую даль.
Короткая и очень темная южная ночь, с треском цикад, бесшумными виражами летучих мышей, перекличкой бдительных караульных постов, прошла быстро. После утренней поверки и развода личного состава в кабинет к начальнику гауптвахты постучавшись, вошел капитан Сидоров выбритый, подтянутый, в начищенных сапогах, вытянувшись по стойке смирно, отрапортовал о своем прибытии. Получив разрешение, присел у большого двух тумбового письменного стола, окрашенного в красивый коричневый цвет и застеленного куском прозрачного плестиглаза, под которым лежали списки телефонов гарнизона и фотографии далеких родных. Немного помолчав, поблагодарил за понимание и попросил выдать документы и личное оружие, дабы выполнить высочайший приказ и следовать к новому месту службы. Уже получивший соответствующие указания и заранее оформленные документы, подполковник достал из большого двух дверного сейфа, окрашенного в красивый коричневый цвет, удостоверение капитана, вещевой и продовольственный аттестаты, предписание о направлении к новому месту службы и личное оружие. А вот вместо, всеми любимого, пистолета Макарова, у капитана был револьвер системы Наган, семизарядный, 1941 года выпуска, немного потертый, но исключительно надежный и точный, пригодный для стрельбы с обеих рук. Об этом необычном в строевых частях оружии ходило много легенд. Рассказывали, будто – бы сам генерал в порыве благодарности за успешное выполнение безнадежного задания, достал из личного сейфа и лично вручил капитану этот экземпляр. Рассказывали, что вождь дружественного племени предлагал в обмен на этот наган новенький пистолет Кольт или прекрасную девушку, лицо которой до свадьбы увидеть было нельзя. Кольт был без патронов, с девушкой тоже ясности не было, заросшая до глаз бородой бандитская физиономия вождя вообще доверия не внушала, и капитан почел за благо отказаться с чисто восточной дипломатичностью, сославшись на подарок от сюзерена и возможность впасть в немилость. На стол так же легли кожаный подсумок от карабина Симонова, набитый патронами к револьверу и большая опасная бритва в брезентовом чехольчике. Тех, кого этой бритвой брил капитан, уже никогда в бритье не нуждались. Причина тому – ее компактность и превосходные режущие свойства, позволяющие легким движением руки отделить от тела нос или выпустить кишки. При известной ловкости человека можно за считанные секунды «расписать» бритвой так, что мать родная не узнает, оставив без скальпа, пальцев и ушей. Ведь основное достоинство бритвы заключается в том, что любая часть тела, не исключая тонких костей, от прикосновения ее клинка разваливается на две части. За тем на столе появились две небольшие рюмки и бутылка водки. Капитан, как младший по званию, плеснул немного в каждую, встали молча выпили не чокаясь, затем налил еще и сказал тост: «Птице полет, хозяину почет, а путнику дорога». Сгреб все лежащее на столе и уверенным шагом направился в неизвестное будущее, справедливо полагая, что хуже не будет, куда уж хуже. Скиф вышел на плац, немного постоял, яркое, горячее солнце равнодушно палило землю, куда-то спешили солдаты, подгоняемые лейтенантами, проезжали запыленные машины, брякал металл, синее раскаленное небо медленно перечеркивала белая полоса летящего самолета. Войдя в офицерское общежитие и кивнув на приветствие дневального солдату у входа, Скиф поднялся в свою комнату. Шесть застеленных коек, пять пустых тумбочек, опять накатила тоска, оставаться здесь не хотелось. Быстро побросав в рюкзак нехитрый офицерский скарб, Скиф уже повернулся к выходу и, в этот момент, в комнату вошел командир роты разведчиков Галицин, молча протянул руку. Майора Галицина Скиф уважал, они неоднократно участвовали в совместных операциях, где была возможность оценить его храбрость и смекалку. Однажды майор и двое бойцов охраны, ничего не подозревая, въехали в кишлак, только что захваченный душманами, их машину пропустили к центру до самой мечети, окружили, но стрелять не стали, выжидали, куда мол денутся. Галицин не торопливо вышел из машины, потребовал чтоб привели самого главного командира и объявил что, кишлак окружен, бандитам дается час на полную капитуляцию и сдачу оружия. Потом, не торопясь сел в машину, не торопясь выехал из кишлака и на бешеной скорости умчался. Надо отдать должное мужеству моджахедов, не сложивших оружие, а занявших круговую оборону и четыре часа с тоской ожидавших атаку на их позиции ,затем кишлак был стерт с лица земли штурмовой авиацией, вызванной майором.
Майор задумчиво посмотрел на рюкзак, потом махнул рукой в сторону стола: «Садись поговорим. Принято решение сформировать новое подразделение для выполнения деликатных поручений. В целях соблюдения режима секретности, все офицеры будут числится на должностях политработников и военных строителей. Командиром группы генерал предложил твою кандидатуру, остальных подберешь по-своему усмотрению. На подготовку отводится месяц, обстановку ты знаешь, составь список необходимого снаряжения и техники. Получишь все». «Теперь это не имеет значения» - вздохнул Скиф: «У меня была жизнь, которая меня вполне устраивала, мне нравилось ходить на задания, когда адреналин бурлит в крови, получать награды от командования, общаться с друзьями на застольях. И ни разу за последние месяцы мне не снились кошмары. Я создал свой мир и радовался ему, и уж тем более не задумывался о вещах, чересчур сложных, вроде переустройства мира. Мир не изменить, и люди не оценят твои усилия. Я не вижу, для чего стоит проливать кровь свою и чужую, не потому, что боюсь крови, а потому, что она мне надоела. По этой земле маршировали железные фаланги Александра Македонского, мчались конные орды Чингиз-хана, хитрые англичане вводили экспедиционные корпуса, и всегда, всегда лилась кровь. Теперь мы пришли сюда со своими танками и пушками. Зачем? Мы здесь чужие, и мы уйдем также, как и другие, а эта земля останется, и горы останутся. Для меня мир изменился, он совсем не такой, каким пытаются представить его цепляющиеся за власть вожди. Ради чего мне вновь нужно окунуться в грязь»? «Значит нет»? -разведчик встал, подошел к двери: «Это твой шанс, ты пожалеешь, время еще есть, подумай». «Что изменится через час? Или через два? Спасибо за доверие, но у каждого свой путь». «За спасибо можно только на ногу кому-нибудь наступить» -бросил разведчик и захлопнул дверью.
Глава4
На Аллаха надейся, но
верблюда привязывай.

На берегу Персидского залива там, где песок пустыни соприкасается с ласковыми волнами теплого моря, стоит город. Город выросший из песков пустыни, город выросший из волн Аравийского моря, город-сказка Эль-Кувейт. Когда-то на этом месте не было ничего, кроме дюн. Но однажды, привычный уклад изменился, на смену тысячелетнему монотонному существованию пришла новая жизнь. В 1971 году англичане, полтора века контролировавшие эмираты, вывели свои войска и передали бедуинам контроль над нефтью, и в пустыню потекли деньги, огромные волны денег. Местные жители бешеными темпами скупали машины, делали состояние на строительстве. В детстве эти люди были не просто бедными, они даже не знали, что бывает иначе, а теперь солнце едва показывалось из-за гор их денег. Они отправили учиться своих детей в лучшие университеты Европы, ездили на самых дорогих автомобилях класса «земля - земля», построили сказочные города из стекла и бетона. Но не забыли, что они бедуины, не потеряли свою культуру и религию, не растворились в «американской мечте» и вседозволенности Европейской демократии. Часть средств они направили на строительство мечетей и распространение учения ислама среди неверных, на помощь единоверцам, ведущим тяжелую вооруженную борьбу за объединение мусульман всего мира под зеленым знаменем истинной веры. И сердце этой борьбы было здесь, в знаменитой мечети пророка Мухаммеда, который принес на пребывавшую во тьме землю свет Великого Учения. Сложенная из белоснежного мрамора красавица мечеть, и четыре ее двухсот метровых минарета, были видны из любой точки города, и мечеть давно превратилась в визитную карточку города. Другие люди называли сердцем дворец султана, не очень большой, но восхищающий совершенством архитектуры комплекс, со всех сторон окруженный прекрасным парком. Однако людей, собравшихся в одном из кабинетов дворца, красоты родного города не интересовали. Наслаждаться замечательными видами хорошо утром за чашечкой ароматного кофе или ближе к вечеру, предаваясь блаженным минутам отдыха. Днем же, правоверному мусульманину любого социального положения, надлежит трудится, а не заниматься созерцанием окрестностей. В громадном светлом зале температура воздуха поддерживалась с помощью мощных кондиционеров. Роскошная обстановка выдавала чисто восточные вкусы владельцев, ничего европейского в интерьере. Пол устилали пушистые ковры с ярким рисунком, стены были отделаны резными панелями дорогих пород дерева и всюду на ярких коврах, на бесценных панелях присутствовал только геометрический орнамент. В центре зала, вокруг низкого инкрустированного драгоценными камнями и слоновой костью стола, на котором стоял серебряный кальян, в невысоких мягких креслах, больше похожих на огромные подушки, расшитые золотыми узорами, расположились несколько человек в ослепительно белых одеждах из тончайшей хлопковой ткани, на головах одеты белые платки-бурнусы в ярко красную клетку, холеные пальцы, унизанные перстнями, перебирают четки из крупного жемчуга. Вокруг стола собрались богатейшие эмиры Ближнего Востока. Неторопливо, едва прикасаясь губами к крошечным чашечкам из тончайшего белого фарфора, эмиры пили черный кофе, не тот суррогатный кофе, которым вечно торопящиеся европейцы пытаются прогнать сонливость и усталость, а настоящий благородный напиток, который наливают на донышко крошечной чашки и не выпивают разом, а наслаждаются вкусом и ароматом, сопровождая это священнодействие неторопливыми размышлениями. Тишину прервал сын султана Абу Мухаммад Ахмад ибн Асам Ал-Куфи, являющий собой образец восточного владыки, надменный взгляд, сросшиеся у переносицы густые черные брови, полные губы, очерченные узкими черными усиками: «Возможно я покажусь вам недостаточно вежливым, но я бы хотел как можно быстрее перейти к делу, я прекрасно понимаю, что вы занятые люди и приложу все усилия, что бы не отвлекать уважаемых гостей ненужными подробностями». Абу Ахмад взял пульт дистанционного управления и на огромном дисплее появились таблицы, заполненные цифрами и диаграммами. «Причина, по которой мы собрались здесь, весьма любопытна и затрагивает интересы всех правящих семей эмиратов. Обратите внимание на эти секретные аналитические данные, которые предоставили нам ведущие европейские и американские исследовательские центры. По их предположениям в недалеком будущем из-за смещения оси планеты начнется резкое изменение климата, часть прибрежной полосы суши всех континентов будет затоплена океаном и под угрозу затопления попадают наши нефтяные месторождения, источник нашего благосостояния».
«Я отдаю себе отчет в том, что не могу соперничать в знаниях с мудрым сыном султана, но не пытаются ли американцы заставить нас таким образом увеличить добычу черного золота и сбить цены в угоду своим интересам» - предельно серьезно сказал пожилой и очень осторожный Абу Йусуфа.
«Тем не менее, проанализировав происходящее, я взял на себя смелость высказать султану свои опасения. Европейцы всерьез обеспокоены происходящим и, если их страхи имеют под собой опасения, случится может всякое» -возразил Абу Ахмад.
«Султан приказал продумать как можно больше вариантов развития событий и дальнейших наших действий в этих условиях, но соблюдать полную секретность и задействовать как можно меньше исполнителей, выбирая верных и надежных слуг».
Высокий, не расплывшийся в свои пятьдесят лет Абу Суфйан, неторопливо перебирая зерна четок и не глядя ни на кого из собравшихся, негромко начал говорить: «Возможно, раньше я не имел права раскрывать вам некоторые тайны, но теперь я взял на себя смелость высказаться. Тысячи лет назад, когда об Америке никто даже не слышал, а в Европе дикие племена охотились на не менее диких зверей, наши мудрые и просвещенные предки, знавшие астрономию, географию и математику, осуществляли торговлю между далеким Китаем, сказочной Индией и богатыми странами средиземноморья. Покупая и продавая товары, арабские купцы на своих кораблях по морю и караванами по суше посещали отдаленные уголки обитаемой земли, встречались с разными народами и разными необъяснимыми явлениями.
Однажды из поездки в далекую страну, лежащую на востоке, вернулся смертельно больной, богатый купец Абу Бакр, в бреду он говорил странные вещи про мерзкое святилище недостойных богов, в котором можно узнать судьбу мира. В подтверждение Абу Бакр привез некий драгоценный артефакт, ключ, который отпирает дверь в будущее. Умирая, купец передал артефакт своему сыну, и поведал, как добраться до святилища. С того времени эта тайна сохраняется среди потомков Абу Бакра. Драгоценный артефакт обладает необычными свойствами, он наделяет владельца возможностью предсказывать будущее, правда не свое, а других людей, и потомки купца стали святыми шейхами».
«Значит ли это, что мы можем вот так просто проехать в обитель шейха и разрешить все наши проблемы»? спросил Абу Ахмад. «Надеюсь уважаемый Абу Суфйан сможет договориться о личной встрече с шейхом и передать ему просьбу султана, чем быстрее мы получим интересующую нас информацию, тем лучше, однако, напоминаю еще раз, об этой проблеме должно знать как можно меньше людей.»
Глава 5.
Когда вы осознаете разницу между
сосудом и его содержимым,
тогда вы будете обладать знанием.

Прекрасная асфальтированная автострада прямая, как меч рыцаря крестоносца, черной полосой рассекала желтые пески пустыни. На горизонте, там где песок пустыни соприкасается с бесконечным небом, стоял рабат. Аккуратный, большой, выполненный в классическом арабском стиле, он был окружен высокой, в два человеческих роста, каменной стеной, однако сделано это было не потому, что хозяин боялся или не доверял личной охране, составленной из родственников его племени, прошедших обучение и стажировку в специальных подразделениях армии США, и вооруженных самыми современными средствами защиты. Нет. Наличие стены было обусловлено традицией, уходящей корнями в глубину веков, в те времена, когда рабаты строились на окраинах халифата, а святой шейх Бин-Танаф очень серьезно относился к соблюдению заветов, настолько серьезно, что охрана безропотно пропускала внутрь любого его гостя, в том числе и тех, чей внешний вид не позволил бы им даже приблизится к воротам рабата. Но на этот раз охране не пришлось скрипеть зубами наблюдая как идеально выметенные и вымытые улицы топчут одетые в лохмотья бродяги. Охранники прекрасно знали автомобиль эмира Абу Суфйан, пропустили его без досмотра и вытянулись в струнку по уставному таращась в тонированные стекла автомобиля. Однако близко не подошли, и услуг в сопровождении не предложили, знали, что в этот дом эмир пойдет один. Эмир вышел из лимузина, не глядя по сторонам неспешно подошел к невысокой деревянной украшенной железными накладками двери в каменном заборе, при его появлении дверца неслышно распахнулась, приглашая гостя войти вовнутрь. Двор утопал в зелени. Роскошный сад начинался от дома и заканчивался у самой стены, над которой важно шептались о чем-то своем кроны деревьев. Змеились по траве выложенные мрамором дорожки, журчал ручеек. Прятались в тени ажурные беседки, в одну из которых и проводили эмира. На полу были расстелены ковры и набросаны подушки, на низких столиках стояли корзины с фруктами и цветами, слуги бегом несли подносы с чаем и сладостями. Учтиво поклонившись и, не менее учтиво поприветствовав хозяина, Абу Суфйан перешагнул порог, шейх легко, словно молодой, поднялся с подушек и прошел навстречу гостю, всем свои видом показывая уважение и радость от его появления. Усадив дорогого гостя у стола и подождав, пока тот не возьмет в руки чашку с душистым чаем, шейх движением мизинца удалил слуг и внимательно посмотрел на эмира.
«Надеюсь ты здоров, счастлива твоя семья, пусть беды и несчастья обходят тебя стороной, а все начатые тобой дела оканчиваются удачей»
Абу Суфйан улыбнулся: «Наши дела друг мой, наши. Пришло время завершить начатое нашим братством много веков назад дело по поиску прохода в рай. Удачно и вовремя представленные нашими сторонниками документы убедили сына султана, что необходимо найти ответы на интересующие его вопросы раньше, чем разразится предполагаемая катастрофа. Прислушавшись к доводам сына, султан приказал немедленно приступить к поискам ответа. И хотя в этом регионе уже много лет идет война с неверными, местные моджахеды, получающие финансовую помощь от султана, окажут любое содействие нашему посланнику. Надеюсь Вы подобрали достойную кандидатуру для выполнения этой важнейшей задачи.»
«Разумеется - спокойно сказал Бин Танаф - но дело это не такое простое как всем представляется, надо послать не просто преданного нашему делу воина, а человека, способного исполнить великую миссию, человека, который знает реалии западного мира, может ориентироваться в любой стране .в одиночку провести всю операцию и кому можно доверить ключ.»
«Надеюсь я не ошибусь, если назову избранника ведь других прямых наследников нет. Это Симбад, сын Вашего уважаемого брата, я не видел его никогда, он родился и вырос далеко на западе, где он сейчас?»
«Он закончил Рочестерский университет - сказал шейх - но работает в Италии тренером одной из частных привилегированных школ».
«Преподает философию?»
«Нет, это называется спецподготовкой: стрельба из всех видов оружия, борьба, в Японии он изучал карате, участвовал в кругосветном путешествии на яхте, охотился на акул, прыгал с парашютом с вершины Килиманджаро»
«Это прекрасно, но не кажется ли Вам уважаемый, что Симбад слишком много времени провел среди неверных, невольно он жил их обычаями, смотрел их фильмы, ел их пищу, впитал в себя их мировоззрение. Возможно он перестал думать и поступать как правоверный мусульманин?»
Шейх внимательно посмотрел на него и тихо сказал: «После смерти молодая девушка предстала возле ворот рая. Привратник спросил ее: «Позволяла ли ты себе курение, разврат, танцы или другие формы греха?»
Никогда, никогда - закричала девушка.
Так почему же ты не заявила о себе раньше, ты была мертва уже давно».
Тот, кто шел в жизни многими путями хорошими и плохими, кто был грешником и святым, кто испытал все возможности - становится зрелым».
«Ваша мудрость убедила меня, лучшего, пожалуй, не найти. Когда намечается экспедиция?»
«Подготовка идет уже месяц, непосредственный поход в запретный мир планируется через две-три недели, Симбад прибудет в аэропорт авиа рейсом из Рима сегодня вечером, слуги для встречи уже отправлены».
«Уважаемый Бин Тинаф, прошу прощения за нескромный вопрос. Как Вы узнали? Ведь я только сейчас проинформировал Вас о решении султана.»
«Ветер пустыни неторопливо гонит желтые песчинки барханов, в ночной тишине ветер нашептывает разное, ветер летает везде, все произнесенные слова подхватываются и уносятся ветром, надо только уметь слышать, понимать язык ветра.»
«Так может ветер донес еще что-то интересное для нас?»
«Нашего посланника ожидают очень серьезные противники, последователи нечестивого учения Заратустры, тысячи лет они знают о двери в неизвестное и исполняя завет своего бога, убивают всякого, кто пытается приблизится к тайне.»
Слуга, униженно кланяясь, проводил погруженного в размышления эмира до машины, аккуратно закрыл дверь лимузина и внимательно посмотрел по сторонам. После того как машина скрылась за поворотом, слуга достал из кармана пейджер и отправил сообщение: «Сокол прилетает». Затем раздавил пейджер ногой и, аккуратно собрав осколки, бросил их в мусорный ящик, подготовленный к вывозу.
Проводив гостя Бин Танаф по крутой каменной лестнице поднялся на стену, окружающую рабат, и долго смотрел на однообразные песчаные холмы, покрытые редкой серебристой травой, легкий ветерок постепенно стал стихать и наконец стих совершенно. Прекратился неумолчный свист летящих песчинок и над пустыней воцарилась странная тишина. Легко перепрыгивая ступеньки приблизился начальник охраны, не смея нарушать размышления шейха, остановился в почтительном ожидании.
«Глупец уже предупредил наших врагов?» - поинтересовался шейх.
«Да мудрейший, сообщение отправлено и человек, прилетевший сегодня из Италии по документам сына Вашего уважаемого брата, будет убит нечестивыми ассасинами. Ваш племянник Симбад в женской одежде с лицом закрытым чадрой вместе с караваном паломников уже прибыл в рабат и ожидает встречи с Вами.»
«Пес, пытавшийся укусить хозяина, нам больше не нужен, реши вопрос со слугой»
«Я все исполню господин» - чуть склонившись и приложив правую руку к сердцу ответил начальник охраны.

Глава 6.
Дорога воина может быть легкой. Но какой
же он тогда воин.

Человек не рождается совершенным. Он рождается в пути, как странник. В этом его агония, в этом же и его экстаз. Агония из-за того, что он не может отдохнуть, он должен идти вперед, он всегда должен идти вперед. Он должен искать и исследовать, он должен кем-то становиться, потому что его существование реализуется только через становление кем-то. Становление и есть его существование. Он может существовать только в том случае, если находится в движении.
Скифу предстоял долгий путь на запад страны через пустыни, горы, бурные реки, через территории, населенные враждебно настроенными аборигенами. Здраво обдумав ситуацию, Скиф принял оптимальное решение добираться до города Герат, где ему предстояло продолжить выполнение интернационального долга, который повесило на него любимое политбюро, с максимальными удобствами, а именно по воздуху. Постояв около часа возле КПП, он дождался попутной машины до аэродрома и, легко запрыгнув в кузов, где было не в пример прохладнее, чем в кабине, направился по знакомой дороге за город, где и располагался военный аэродром. Минут через тридцать неспешной езды по дорогам, на которых никто и никогда не соблюдал никаких правил дорожного движения, машина выехала за пределы столицы и резко прибавила скорости, обгоняя тележки с огромными колесами, которые тянули лошадки или ишачки , старые автобусы, на крышах которых были привязаны грузы и сидели местные жители и бронетехнику, неторопливо двигающуюся в колоннах. Периметр аэродрома представлял собой небольшую крепость: глубокая канава до половины заваленная всяким мусором, земляной вал с колючей проволокой на бетонных столбиках, сторожевые вышки, танки врытые в землю. Еле заметные тропинки вели к дыркам в заграждении, через них солдаты бегали в самоволку в местные лавки и духаны, которые в изобилии расплодились рядом с денежными шурави. Пройдя проверку документов на блок постах аэродрома, Скиф распрощался с водителем и легким шагом направился к небольшому белому домику, стоящему особняком от складов, взлетных полос, ангаров, гаражей и казарм, затянутых маскировочной сеткой. В этом тихом и уютном домике находился особый отдел аэродрома и служили в этом отделе офицеры серьезные, свое нелегкое дело знающие досконально и, что самое главное, хорошо знакомые. Выпив с дороги пиалку традиционного и обязательно зеленого чая, Скиф предъявил предписание о направлении в Герат и попросил посодействовать с посадкой в любой вид летающего транспорта в данном направлении. Связавшись с диспетчером по прямому телефону, особист значительным голосом приказал срочно организовать отправку нужного военнослужащего в нужном направлении при первой же возможности. Возможность таковая к счастью имелась и должна была отбыть именно в Герат через пару-тройку часов, фамилию Скифа вписали в полетный лист и указали площадку где надлежало совершить посадку. Особист довез Скифа на стареньком УАЗике прямо до вертолетных площадок, которые располагались в значительном удалении от взлетных полос боевых и транспортных самолетов, которые с гулом и ревом приземлялись и взлетали в различных направлениях, отстреливая на радостях тепловые ракеты. Вертолет МИ-4, судя по внешнему виду, ветеран всех войн планеты начиная с первой мировой, стоял посреди бетонной площадки, грустно опустив лопасти винтов и как бы размышляя о бренности бытия. Под одной из лопастей так же задумчиво стояли пилот и механик, стрелок сидел рядом с передним колесом в тенечке и тоже задумчиво набивал пулеметную ленту пулеметными же патронами.
«Здравствуйте товарищи ,когда полетим? Я лечу с вами до Герата, вот документы» - радостно сообщил Скиф.
«Да вот сейчас может и полетим, да и как полетим» - ответил не здороваясь механик и все трое одновременно посмотрели на лопасть вертолета, пробитую пулями в двух местах .
«Ну и что? Сюда же долетели и ничего, вон только у стрелка руки трясутся почему - то» -сказал оптимистично пилот - «и вообще, мне надо вечером быть, и может меня ждут, так что давай тащи»
Механик залез в кабину, повозился немного и принес начатую бутылку водки, стакан и банку кильки в томате, тоже начатую. Пили по очереди, наливая каждому по пол стакана и тревожно поглядывая на прострелянную лопасть.
«Все в машину и на взлет»- объявил вдруг пилот, которого звали Геннадием.
«Погоди, а где пассажиры, груз, да и отлет через два часа»- удивился Скиф.
«Ты наш пассажир и груз, а я хочу в часть домой и время не имеет значения»-бодро заявил Геннадий и защелкал какими-то ручками и рычажками.
«Борт 417 просит разрешения на взлет» - совершено трезвым и предельно жестким голосом запросил пилот.
Лопасти вертолета со свистом завертелись, поднимая вездесущую пыль, и земля неспешно стала отдаляться.
Строения и техника стали уменьшаться в размерах и уходить назад со все возрастающей скоростью. Скиф сидел привалившись спиной к теплому борту на металлическом откидном сиденье и наблюдал как стрелок устанавливает в проеме открытой двери пулемет ПКС на откидном штативе. Внизу, далеко под ними проплывал весьма унылый и знакомый пейзаж из окрашенных в разные тона пятен: пастбища, поля крестьян, ленты дорог, нитки оросительных каналов. Минут через тридцать картина внизу стала совсем однообразной, участки обработанной земли закончились и потянулся один сплошной ковер из невысоких гор, лишенных растительности, участков солончаковой степи и пересохших речек. Мерно гудели винты, корпус вертушки тихонько вибрировал, следующая дозаправка была только в городе Чачаран. Прошлая жизнь стала понемногу уходить, растворяться в синеве неба, проплывающей за стеклом иллюминатора, бурные события последней недели, державшие в напряжении, потускнели, отступили, Скиф прилег на сиденья, положил под голову рюкзак и, неожиданно для себя, крепко уснул. Промежуточную посадку в Чачаране Скиф самым банальным образом проспал и проснулся только на подлете к Герату, далеко справа в лучах заходящего солнца несла свои бурные воды цвета кофе с молоком река Герируд, а впереди уже виднелись маленькие домишки, окруженные садами, и старая крепость, высокие круглые башни которой с большими прямоугольными окнами, прорезанными высоко над землей, вырастали из причудливо изогнувшихся, кое-где обрушенных зубчатых стен, повторяющих своими очертаниями изгибы обрывистого глиняного холма, на котором и стояла крепость . Город Герат был основан на месте маленького городка, построенного воинами Александра Македонского, крепость возведенная воинами великого царя, господствовала над городом и, естественно, в крепости располагался русский гарнизон, батареи тяжелых гаубиц, стоящих в крепости, держали под прицелом всю округу. Вертолет заложил крутой вираж и пошел на посадку. Не дожидаясь пока уляжется пыль, поднятая винтами приземлившейся вертушки, подкатил УАЗик, за рулем которого сидел молоденький вихрастый солдатик в выгоревшей на солнце полевой форме песчанке и панаме с обвисшими краями. Вездесущие особисты столичного аэродрома по спец. связи успели предупредить командира в/ч 33128 о том, что к нему направлен новый офицер и необходимо организовать встречу. Распрощавшись с экипажем вертушки, Скиф удобно устроился на заднем сиденье машины, чем вызвал одобрительный и понимающий кивок водителя, который перед этим удивленно взирал на небольшой рюкзак, составлявший всю поклажу Скифа. УАЗик весело покатил в войсковую часть по дороге, которая шла через город. Герат-город крупный по местным меркам, конечно же, здесь нет промышленности, нет широких проспектов и площадей, жилые дома стоят в плотную друг к другу, построены в основном из глины и досок, крыши плоские, то же из глины и бревен. Узкие кривые улочки, переулки, тупички образуют особенный, непонятный чужаку лабиринт, населенный бородатыми мужчинами, одетыми в синие и черные чадры женщинами и множеством грязных и оборванных ребятишек. Центральные проулки стекаются к древней соборной мечети Мастжиди Джамми, стены и минареты мечети изукрашены орнаментом из сверкающих на солнце тысяч разноцветных глазурованных плиток, вершины минаретов покрыты куполами цвета спелой бирюзы и сливаются с бесконечно синим, безоблачным небом. Вокруг кипит бойкая мусульманская жизнь, напротив мечети в сотне шагов расположился базар. Настоящий восточный базар это древнеримский форум и театр одновременно, это современные декорации к сказке «Тысяча и одна ночь», здесь сморят на других, показывают себя, обсуждают быт и политику так горячо, что иногда доходит до драк, говорят так быстро и темпераментно, что иностранец, даже владеющий пуштунским, дари или фарси, мало что может понять. На восточном базаре в наши дни можно купить и продать все. Вот лавки заполненные коврами всех размеров и цветов из Ирана, Пакистана и местного производства, вот прилавки светящиеся всеми цветами радуги, заполненные золотыми и серебряными изделиями с драгоценными камнями и без оных, фрукты и овощи навалены небольшими курганами прямо на земле, в лавках медников и производят и продают изделия на любой вкус и достаток. Можно купить любое оружие: древние кинжалы и кривые тяжелые мечи шамширы, помповые ружья и ручные гранатометы, лучшие в мире автоматы Калашникова и американские кольты. Здесь тебе разменяют и поменяют любые деньги любых стран мира, даже самых экзотических, обналичат чеки швейцарских и Лондонских банков, но есть в дальнем северном углу базара место, где никто не кричит расхваливая свой товар, это место обходят стороной добропорядочные мусульмане, сюда не суется местная полиция, здесь торгуют живым товаром и здесь свои законы. Скифа не интересовал базар, на городок он тоже взирал без особого интереса, зато внимательно слушал болтовню водителя, который со свойственной молодости непосредственностью рассказывал новому сослуживцу все, интересное по его мнению, что произошло в их забытом богом гарнизоне.

Глава 7.
Жизнь трудна, но к счастью коротка.
Войсковая часть 33128 являла собой образец типичной тыловой службы, кругом стояли склады и ангары, штабели ящиков, затянутые брезентом, приезжали и уезжали грузовые машины, которые загружали и разгружали солдаты, куда-то спешили офицеры с пачками накладных в руках, шла бойкая тыловая жизнь. Командир части подполковник Ромашов, толстый, суетливый, громкоголосый, принял Скифа у себя в шикарно обставленном кабинете, весь светясь показным радушием: «Заходи капитан, давай знакомиться и зови меня попросту Юрий Викторович. Давай располагайся как дома, час назад позвонили из штаба округа, неувязочка с тобой вышла, писаря ошиблись, не к нам тебе нужно, хотя такие орлы не помешают, вон на дорогах что творится, машины с продовольствием грабят, в водителей из-за камней стреляют, а ведь все на мне, никто не спрашивает как, все только требуют обеспечить продуктами и всем необходимым. Так что располагайся, комнату тебе выделят и на довольствие поставят, по городу походи, на базар за сувенирами, если деньги нужны, так ты не стесняйся, дадим сколько надо, а с ближайшей автоколонной отправим на Кушку, через перевал, а там уж до штаба округа рукой подать. Что б не заблудился и для компании, с тобой будет ездить водитель наш Сашка, он шельма здесь все знает. Так что давай иди, а мне сам понимаешь работать надо.»
Так не сказав ни слова новому командиру Скиф вышел на крыльцо, рядышком уже стоял УАЗик и давешний вихрастый солдатик по имени Сашка радостно улыбался, как старому знакомому, здесь он видимо исполнял роль гида. Из открытого окна кабинета орали, естественно, на подчиненного: «Мерзавец! Как это пропало? Как это не знаю? До вечера что б было, иначе сгною, сортиры будешь чистить, тварь!»
До чего могучий язык, подумал Скиф, появилось ощущение свинцовой беспросветности, хотелось пригорюниться и размышлять о том, как мы слабы и ничтожны перед обстоятельствами.
«Товарищ капитан а поехали пообедаем, я на базаре такую столовку знаю, «Чайхана» называется, кормят хорошо и не дорого, наши офицеры часто туда ездят, хозяин хороший, не отравит. Сашка знал чем соблазнить, есть хотелось уже давно и не перловой каши с тушенкой.
«А заводи свою калымагу и поехали, все равно делать нечего»- скомандовал Скиф.
В «Чайхане» было сумрачно и грязно. Под потолком, вокруг слабых лампочек в загаженных абажурах, кружили с жужжанием жирные мухи. Скиф и Сашка уселись на засаленных и пестрых не то подушках, не то маленьких матрасиках вокруг низенького столика, самого обычного стола, только с укороченными ножками, на столе была скатерть, яркая, тоже грязная. Но таких вкусных запахов как в этой базарной, совершенно не туристической, «Чайхане» Скиф нигде не слышал. Сашка помахал рукой, прибежал мальчишка принимать заказ, улыбнулся, по-русски понимал плохо. Мешая русские, пуштунские слова и выразительно жестикулируя руками, Сашка заказал обед, на большую по местным меркам стоимость и мальчишка радостно умчался. Посетителей было немного, на военных они старательно не смотрели и разговаривали тихо о чем-то о своем, об афганском.
«Я здесь уже давно, скоро дембель, домой поеду, родители заждались. Почти два года кручу баранку, все окрестности объездил, через перевал раз в месяц на Кушку - это как по расписанию в колонне хожу. Командир даже к награде обещал представить, а то как домой без медали ехать, нехорошо, скажут в тылу сидел ,тушенку лопал» - болтал без умолку Сашка.
Подошел старик- хозяин заведенья, медленно подбирая слова, поинтересовался всем ли довольны, все ли в порядке. Скиф, зная местные обычаи, попросил его присесть к столу, спросил о здоровье, о семье. Принесли первые подносы, минут десять пили чай со сладостями, многие кондитерские чудеса Востока были незнакомы, но получить удовольствие от вкуса это не помешало. Разговор шел неторопливо, познакомились, старика звали Алишер, вскоре он встал: «Шурави, если тебе что-то надо, не ходи по базару, опасно, зайди сюда, старый Алишер найдет для тебя все, что хочет твоя душа». Неторопливо ушел в другую дверь.
Принесли шурпу, отломив кусочек лепешки, Скиф с удовольствием принялся есть.
«Товарищ капитан, вы не думайте, что старик хвастает, он здесь многое может, его весь базар знает и он многих людей знает, через него наших пленных выкупали. Восток – дело тонкое, на Востоке не все решают деньги, надо знать с кем говорить, иначе и сам голову потеряешь» - вполголоса сказал Сашка.
«Да, - задумчиво проронил Скиф - убить врага - доблесть. Обречь его на муки - подлость. Обречь на вечные муки - вечная подлость».
«Эх капитан, Вам бы книги писать» - изумился Сашка.
В этот момент появился давешний мальчишка с большим блюдом. Разумеется, одна тарелка на всех, как положено, красноватый, рассыпчатый рис, оранжевая морковка, изрядное количество мяса и никаких там ложек–вилок. Вкусно поесть все любят. Даже если взять какого-нибудь святого человека, всю жизнь смирявшего плоть питанием на хлебе и воде, глядь перед смертью зальется слезами, покается: «Грешен был в чревоугодии, предпочитал хлеб ржаной - пшеничному, а воду из родника - воде из реки. За обед расплатился все тот же Сашка: «А нечего их жалеть, деньги эти, их Юрий Викторович дал чтоб Вы в городе гуляли и ни в чем себе не отказывали, а по территории части Вам ходить будет скучно, да и не обеднеет он».
Еще не успело взойти солнце, а на площадке перед складами началась суета. В окно комнаты, где квартировал Скиф, постучали: «Капитан, проснись что ли, давай быстрее, начальник вызывает и вещички свои прихвати, не забудь.» Юрий Викторович стоял на ступеньках административного здания в восточном халате и расшитых золотыми нитками остроносых тапочках: «А-а-а, капитан, вот нежданно негаданно, пришла пора прощаться, не судьба значит посидеть поговорить, рюмашку выпить с хорошим человеком. Все дела-дела, будь они не ладны. Сейчас срочно уходит колонна на Кушку и ты езжай, старшим майор Митрохин, он о тебе знает, ну давай с богом, не задерживай.»
Так не сказав ни слова бывшему новому командиру, Скиф подошел к машинам. Первым напротив ворот стоял новенький БТР, затем тентованный МАЗ в который грузили стандартный оцинкованный гроб, груз «200», как его скромно именовали в накладных, последним стоял УАЗик вездесущего Сашки. Подошел хмурый майор с неприятным лицом и увешанный оружием, как новогодняя елка: «Эй, капитан поедешь со мной на БТРе, там безопаснее».
«Ну уж нет в эту железную коробку я не полезу, плавали, знаем» - подумал Скиф, бросив рюкзак в люк, сел сверху за башней, из люка выглянул майор, хмыкнул, но ничего не сказал. Подбежал Сашка, бросил большой солдатский ватный бушлат: «Товарищ капитан, возьмите, утром на трассе холодно, а на перевале вообще колотун». Ворота открылись и колонна двинулась навстречу восходящему солнцу. БТР с охраной весело катил впереди, за ним вез свой скорбный груз МАЗ, в кабине которого, помимо водителя, сидел солдат с автоматом, замыкал процессию Сашкин УАЗик с тремя солдатами. «Для чего такая спешка и столько охраны, не иначе генерала везем в последний путь» - размышлял Скиф. Городские окраины проехали быстро, на мосту через реку посигналили охране, на блок посту стояли местные афганцы, те