Дом для Бога

ДОМ ДЛЯ БОГА

Зеленоватая крыша и розоватые стены. Ядовитые полутона грубыми мазками обрисовывают пластиковые окна - я помню это очень ярко. «Безвкусица» - подумал я и стряхнул указательным пальцем пепел за перила балкона. Затянувшись сигаретой последний раз, я задумчиво перевел взгляд на асфальтовую дорогу в стороне. По ней то и дело проносились КамАЗы. Будто наконец-то выбравшись из городского скоростного ограничения, водители выжимали газ и фуры покорно ревели, как маленькие реактивные самолеты. Это, конечно было большим минусом местности, в которой я когда-то взялся строить дом. Впрочем, как я уже сказал, грузовая дорога была в стороне от участков, и моторный рык сюда накатывал лишь недовольным урчанием. Крыльцо цветастого здания выходило прямо к ней. Там, на лицевой стене дома зеленым светом горели буквы – «Я есьм Бог». Надпись эта почему-то, притягивала взгляды и дальнобойщики порой притормаживали своих монстров, чтобы прочитать полностью. Люди, проходившие мимо по тропинке, тоже останавливались, показывали пальцем на необычную надпись. А потом долго еще оглядывались. Качали головами или оживленно что-то выкрикивали.
Так было не всегда. Я купил этот участок десять лет назад. Тогда у меня состоялась удачная бизнес-сделка и деньги посыпались золотым дождем, едва не сведя меня с ума. Едва не превратив в старого циника. Все-таки после девяностых годов я впервые вновь почувствовал, что богат, а значит - обладаю определенной властью и большими возможностями. Недолго думая, я выкупил большую площадь земли в пригороде и занялся строительством коттеджа. Ну, вернее сам я в процессе постройки не участвовал. Времени не хватало порой даже просто приехать и проверить, что творят с материалами строители-наемники. Но, опасаясь того, что лишний купленный материал продают по дешевке, раз в неделю я выкрадывал минутку и приезжал проводить суровую проверку. По-соседству с нашей шумной и быстрой застройкой только-только возвели сруб. Он был намного больше, чем мой двухэтажный коттедж. Сказать, что я позавидовал тому, что со мной рядом живет человек еще более состоятельный, чем я? Наверное, нет. Но все же мне было любопытно, кем является мой сосед - директором фирмы? Главой корпорации? А может депутатом? И я решил познакомиться с хозяином. Богатые знакомые с высоким социальным статусом, как известно, никому еще не мешали. Я поспрашивал своих работников и мне рассказали, что каждый день на срубе стучит молотком седовласый мужичок в грязной желто-синей шапке. Стучит, рубит, строгает, пилит и сверлит. Я тогда посмеялся – хозяин видно растратил все деньги на материал, а теперь даже больше одного рабочего нанять не на что. Деньги, они счет все-таки вправду любят. Шли недели, а хозяин на дорогой машине все не показывался. Мой коттедж уже давно был достроен. Сруб соседа лишь стал более оформленным. Теперь, обживая свой новый дом, я постоянно видел неунывающего мастера на все руки. Когда работа была непосильна одному, к нему приезжал старый поцарапанный «Москвич-сапожок». Несколько человек, с громки заковыристыми матами, целый день помогали на стройке. Затем накрывали на полянке столик из остатков пиломатериала, выпивали за здравие всех собравшихся и славу труду, оставляя одного трезвенника-водителя, а после, исчезали, тарахтя расшатавшимся движком.
Иногда на стройке появлялась бледная, похожая на привидение, женщина с безмерно усталым взглядом. Первый раз я ее увидел, когда выбрался в огород, прикинуть, как будет выглядеть маленький бассейн. К тому времени над срубом возвели крышу, а стены были покрашены в темно-красный, почти бордовый цвет. Это было необычно, но глаз не резало. Женщина появилась рядом с сетчатой оградой так неожиданно, что от ее спокойного «Здравствуйте» я едва не свалился в вырытую экскаватором траншею. Я улыбнулся ей в ответ и тогда вблизи почувствовал исходившую от нее физическую усталость.
- Мой муж не жалует богатых соседей. - тихо сказала она - Но я хотела бы знать с кем рядом стану жить. Будем знакомы. Нина Ивановна.
Я представился и меня осенила догадка. Так этот человек в грязной шапке, этот мастер-строитель и есть ее муж.
- Хороший у вас дом будет - сказал я глядя на преобразившиеся за последние недели сруб.
Если он работал там один, то строительство могло затянутся и на несколько лет и еще совсем не скоро эта усталая женина сможет присесть у домашнего очага.
Она смущенно улыбнулась.
- Муж на его строительство всю жизнь положил. Много лет искал материал. Работает сам не покладая рук. Мне его даже жалко. Я помогаю, чем могу, но многих вещей я попросту не умею. А он, порой забывает даже об обеде. Так я его чуть-ли не силком тащу - она снова смущенно улыбнулась. В этой улыбке давно не было девичьей наивности, скорее была боязнь умудренной женщины раскрываться перед малознакомым человеком. Но поговорить с кем-то было нужно.
- Ну С Божьей помощью достроите - кивнул я.
- А вы верующий? - вдруг заинтересовалась она.
- Верить, то верю - помедлил с ответом я - Но не фанатично. Не помню когда последний раз в церкви был.
Она качнула головой, едва заметно, не осуждающе, но как-то печально. Ветер выбил из ее собранных волос седую прядь и она, поскорее, запрятала ее за ухо.
- Муж у вас и вправду молодец - сказал я, глядя на резные узоры готового окна - я всегда завидовал людям у которых руки откуда надо растут.
- Муж строил в молодости церковь - тихо сказала Нина Ивановна.
Я не нашелся что ответить, поэтому просто сказал:
- Я бы, наверное сам не смог ничего построить.
- А вы попробуйте - предложила она.
- Обязательно, как только будет время! - согласился я.
Мы распрощались. Вечером с балкона я снова видел как муж Нины стучит молотком. А внизу человек пять рабочих заливали цементом стенки бассейна, переругиваясь на чужом мне языке.
"Для кого он это делает? - думал я - Для себя? Да. Он хочет жить в уюте и понимает, что для этого нужно поработать. Но и для нее он тоже делает дом. Выполняет долг мужчины - строит дом, куда может привести женщину. Свои стены. И пусть женщина давно не молода, пусть свадьба их была много десятков лет назад... Делает это и для сына. Я видел мальчика, пару раз он помогал отцу. У них были старшие дети. Не знаю почему я был так уверен в этом. Но дети выросли, зажили своей жизнью. Вот скоро и младшенький подрастет. А родители будут доживать своей жизнью в надежных стенах. В своих стенах. Стены будут хранить часть их души, вложенную в труд". Так я рассуждал, но жизнь распорядилась совсем не так.
Она прибежала ко мне в один из пасмурных осенних дней. Прибежала без зонта, мокрая и грязная с диким полным горя воплем. Сначала я подумал, что у них закончились деньги и им не на что достраивать дом. Как я уже говорил деньги казались мне в жизни главным. Но у Нины Ивановны была настоящая истерика. Я с трудом смог добиться от нее страшного известия - муж умер. Она нашла его мертвым в пристройке, где они обедали. С виду не касающаяся меня новость поразила до глубины души и я едва не заплакал вместе с ней. Я не знал что сказать. Вышел на балкон покурить. Дом плакал. Дождевая вода потоками стекала по его недостроенной крыше. Казалось горе подкосило сами стены и я заметил в срубе какую-то жуткую ассиметрию, которую никогда не замечал до этого. В шуме дождя раздались захлебывающиеся вопли сирен. Скорая.. Зачем? Засвидетельствовать смерть... Увезти тело, чтобы похоронить его вдали от этой в миг осиротевшей постройки. Все оборвалось в один миг. Желания, мечты. Все погибло вместе с хозяином. Умер и дом. Умер. Его скелет теперь сиротливо темнел в сплошной пелене дождя.
С тех пор я лишь два раза видел Нину Ивановну. В моем бизнесе появились серьезные проблемы и я изо всех сил старался не погореть. А она искала тех, кто купит участок. Она продавала его! Я не альтруист по натуре, но если бы я мог, то оказал бы посильную помощь. Увы я сам едва держался на плаву. Дом все также сиротливо простоял полгода. Заезд новых собственников не прошел для меня незаметно. Дом по прежнему был мертвым но вокруг него и в нем стали суетиться люди. Много, очень много машин приезжало к нему каждый день. Были женщины, дети. Началась активная достройка. Некогда деревянные стены были облицованы розовым сайдингом, за считанные дни новые хозяева достроили крышу и покрыли ее зеленой черепицей. Резные окна заменили на прямоугольные стеклопакеты. Я не интересовался что там будет, но люди по соседству сами решили представиться. Это человек пришел в один из ярких солнечных дней. Человек с улыбкой на лице. С улыбкой пустой и неживой. Он сказал, что им приятно иметь таких интересных и состоятельных соседей А потом спросил меня верую ли я в Бога. И я сказал - нет. Он не был этим опечален. Он не качнул легонько головой. Вместо этого он достал из сумки стопки отпечатанных книжек и стал читать что-то вслух. Я никогда не уделял вере много времени. Верил для себя и все. Но даже совершенно не помня библии, не помня ни одной заповеди, я почувствовал что человек передо мной - лжет. Льет ложь, не стесняясь. Говорит вещи чуждые, они пугают то, что есть у меня внутри. Кто они - адвентисты, служители иеоговы - мне было без разницы. Я чувствовал отвращение к этому человеку, способному, казалось убедить саму истину в том что она не права. Он вещал о том, что теперь, на месте где какой-то богач строил себе дом, будет стоять храм для всех людей бедных и богатых, добрых и злых, приют для всех, кто верит в Бога. Потом он спросил готов ли я войти в их общину и внести деньги в общий фонд строительства. Я снова повторил, что я атеист. В ответ он пообещал, что придут еще люди и я увижу что заблуждаюсь. Я должен прозреть и прийти в этот храм. "Должен прозреть" - усмехнулся тогда я. Что же за вера эта такая где ты должен. Мысль промелькнула и забылась.
Следующие несколько месяцев я наблюдал как дом заселяется общиной. К ним приезжало все больше людей. На крыльце вывесили молельное расписание. Взрослые привозили с собой своих детей. Сызмальства приучали к какой-то там истине. Они никогда не ругались, не скандалили и от этого вся их община была неестественна и противна мне. Глядя на это я много стал рассуждать. Я понимал, что у каждого своя правда, но принять их правду - просто не мог. Меня раздражало, когда эти люди все вместе шли молиться в этот дом, который строил человек возводивший когда-то церковь. Человек со своим храмом у себя в душе, с силой и верой в руках. Его труд осквернили. Осквернили и никто меня не переубедит. Пусть я не умею сам что-то делать, пусть я живу за счет денег, но разве могу я такое допустить? В их глазах мои мысли наверняка кажутся бесовщиной. Где же истина?
Последней каплей стало то, что однажды с балкона в рядах общины я увидел своего давнего приятеля с шестилетней дочкой. Вечером они пришли ко мне в гости и стали рассказывать о Боге.
Их было все больше и больше. Люди... Потерявшие смысл жизни, брошенные ей на самые острые рифы, нашли пристанище в иллюзорной вере. Поддались сладким речам и теперь пусто улыбаются всюду и всем. Вас обманывают. "Почему же вы не видите?" - думал я. Обманывают не только кошелек, обманывают вашу душу.
Решение я принял быстро. Но воплотить его в жизнь не мог решиться еще много месяцев. Я ощущал что беру на себя большой грех. Наверное, очень большой. Если бы я верил сильно, я бы смирился. Но я не мог смериться. Не мог. Я видел в этих людях зло. В них я сам видел бесовскую одержимость. Может и моей рукой в тот миг правил дьявол? Не страшное и рогатое существо с картинок, а демон в собственной душе. Обида за Нину Ивановну, обида за ее мужа, обида за дом - все это вспыхнуло во мне праведным гневом. Руки мои дрожали когда я открывал двери гаража. Я знал чего я хочу. Я был согласен, с тем что предлагал мне мой бес. Было ли согласно с этим небо меня не волновало. В сумерках я осторожно перелез через ограду. Немеющими от дерзости и страха руками я открыл крышку канистры. Я посмотрел на дом для Бога. Пустой. Сторож спит в сторожке рядом. Молельня давно закончилась. Собака - огромный белый волкодав, живший здесь при Нине Ивановне давно сдох от тоски по хозяину. Уверенные в своей безнаказанной правоте общинники не заводили собак, чтобы каждый свободно мог прийти к ним. "Они ведь не делали ничего плохого?" - подумал я - "Нет! Из-за них такие как Нина Ивановна отдают последние гроши. А у вершины пирамиды стоит неверящий ни во что кроме денег человек. Но ты отбираешь у людей счастье! Не отбираю. Они не счастливы здесь, это лишь видимость. Но тебе ли это решать? Мне. Я видел Нину Ивановну. Была ли она счастлива? Была. А теперь? Нет? Теперь нет. Но сколько человек нашло в этой общине пристанище, смысл жизни! Плевать. Они позволили себя обмануть. Это их проблемы. Не делай этого. Не могу не сделать. Я вижу в этом несправедливость. Это твой выбор? Да.
Крыша обвалилась почти сразу как стал плавится сайдинг. Столбы огня гудели всю ночь. Десятки пожарных машин оказались бессильны. Дом сгорел до тла, оставив лишь черный пепел под утро. Всю ночь я простоял на балконе терзаемый совершенным. Точно ли там не было людей, не пострадал ли кто из пожарных? Мне было без разницы найдут меня или нет. У меня было достаточно денег откупиться от предъявляемых обвинений. Но вот смерть кого-то по моей вине я едва бы вынес. Не случилось ни того, ни другого. Никто не умер, никто не обгорел и никто не пришел ко мне с предъявлением обвинения. Все затихло. Пепелище осталось ничьим. Хозяева почему-то исчезли, видимо, когда начались разбирательства. Около месяца я обдумывал идею выкупить землю и начать строительство церкви. И вдруг я понял, что тогда могу уподобиться тем, с кем я так жестко поступил. И ничего не исправится не закончится. Дом для Бога? Здесь уже был дом для Бога. Нина Ивановна, простите меня... Здесь будет Детский дом.

Март-октябрь 2010