Ворох дней-8

Капли дождя стучали по зонтику, ровно укладываясь в ритм произносимых мною строк:

Рать из Дулихии, рать с островов Эхинадских священных,
Тех, что за морем широким лежат против брега Элиды.
Мегес Филид предводил, ратоборец, Арею подобный,
Сын любимца богов, конеборца Филея, который
Некогда в край Дулихийский укрылся от гнева отцова.
Сорок за ним кораблей, под дружиною, чёрных примчалось.

Любопытно, что дождь точно выдерживал положенную цезуру. Видимо, он так крепко подсел на гекзаметр, что даже не подозревал о проводимом мною эксперименте. Сначала я читала строки медленно и торжественно, затем резко переходила на скороговорку. Высокая скорость при прочтении гекзаметра – непростое испытание. Впрочем, я посоветовала бы это упражнение тем, кто хочет улучшить свою дикцию. Занятие более возвышенное, нежели, набив рот фундуком, бормотать «Кукушка кукушонку купила капюшон».
Итак, я читала перечень кораблей, идущих на Трою. Дождь невероятно проникся гомеровской фантазией. Дело происходило на старой пристани, где кроме меня не было ни одной разумной души. В серой влажной пелене виднелись известняковые горы, составляющие противоположный брег. Низко над водой носились чайки. С протяжным гулом мимо протянулась пустая баржа. Без неё пейзаж был бы неполным.
Меж тем, Одиссей, Менелай, Агамемнон и ещё добрая сотня древнегреческих мужей сосредоточенно неслись к Илиону на своих великолепных судах. Дождь с неподдельным интересом наблюдал за мной, ведущей подсчёт в отсыревшем блокноте. В отличие от Мандельштама, едва одолевшего, по его словам, список кораблей лишь до половины, я внимательно проштудировала его. Чернила расплывались на страничке: пятьдесят кораблей под предводительством Петеида Менесфея из Афин, двенадцать судов привёл мощный Аякс Теламонид, столько же оказалось у Одиссея. В общей сложности я насчитала тысячу сто сорок шесть кораблей. Нас с дождём эта цифра впечатлила.
«Иллиада» ширилась и росла вокруг меня. Стоило мне оторваться от созерцания волжских просторов и вернуться к книге, как тут же бряцанье металла и крики побеждённых и побеждаемых оглушали меня. Гомер сидел на песчаном пригорке и крепко держал меня за руку. Наблюдать за битвой со стороны не менее интересно, чем в ней участвовать. Мы предпочли первое по двум причинам: Гомер – по старости и немощи, я – из твёрдого убеждения, что женщинам в мужские дела благоразумнее всего не соваться.
Что там творилось, святые боги! Тщетно вглядываясь незрячими глазами в равнину между морем и Троей, Гомер лихорадочно шептал: «О, не молчи, светлоокая дева! Вещай же! Всё, что твориться пред грозной стеной Илиона!». Я шаг за шагом комментировала траурную процессию погребения Патрокла. Не нужно было бинокля, чтобы увидеть, как тщательно воздвигали ахейцы высокую насыпь из ветвей и срубленных стволов и как безутешен был Ахиллес, потерявший своего ближайшего друга. Дым погребального костра и заунывные песни донёслись до нас. Гомер невероятно взволновался, стукнул в сердцах ладонью по колену и закачал головой.
Баржа вновь прогудела, теперь на прощание. Я вздрогнула и с трудом вернулась на пристань. Длинная цезура, положенная в гекзаметре для того, чтобы перевести дыхание, затянулась. За это время я вот что вспомнила.
На первом курсе университета мы начали изучать древнегреческую литературу. Наш преподаватель Вадим Юрьевич совершеннейшим образом очаровал всю женскую половину аудитории своей античной статью. Мы слушали его, открыв рты и распахнув сердца. Сдать его предмет на «четыре» каждая из нас посчитала бы ниже своего достоинства. В то время он занимался составлением словаря персонажей «Иллиады» и «Одиссеи». К концу семестра этот великий труд в красной обложке был явлен нашим взорам. Нам даже предложили приобрести его за символическую цену. Разумеется, мы сделали это без лишних рассуждений. Восхищению читателей не было придела! Пока случайно кто-то из нас не заметил одной досадной оплошности. Составитель забыл включить в словарь Пенелопу – верную жену Одиссея. На ближайшей лекции мы, робея, сообщили об этом нашему герою, который тут же покрылся красными пятнами и буквально начал рвать на себе волосы. Но даже это не поколебало нашей всеобщей любви. На экзамене каждая вторая шпарила гекзаметром целые страницы наизусть.
Спустя десять лет я встретила Вадима Юрьевича на улице и едва узнала его. Античная стать заплыла жирком, а на его лице появилось выражение самодовольства, присущее почти всем университетским преподавателям. И всё равно я до сих пор благодарна ему за греков.
Однажды я сидела всё на той же пристани и наблюдала за тем, как безжалостно гонит ветер флотилию листьев по воде. Они мчались, словно имели какую-то определённую цель. И тогда мне подумалось, что они похожи на те самые корабли, воспетые Гомером.
По реке плывут листы,
Словно корабли на Трою.
Как печальны и чисты
Эти дни… А я закрою
Книгу. И услышу вдруг
Древний голос, ветром ставший.
Песнь о времени разлук
Лист поведает упавший.

Может, осенью Гомер
Сочинял свои поэмы?
Вот гекзаметра размер
В ветре и знакомы темы
Всех созвездий в небесах.
И стихи плывут неспешно.
Мнится, в птичьих голосах
Осень плачет безутешно…
Но о ком?..