БИТВА ЗА ЭДЕМ.

Аннотация
Даже Боги с чего-то начинают.
И даже им иногда необходима помощь простых смертных душ.
Ему предложен выбор.
Или бесконечное перерождение в теле своей Вселенной, или же договор, по истечении которого его Дух ожидает или полное развоплощение, или же статус молодого Бога иной плоскости Бытия.
Страшно становиться частью безграничного и в то же время безликого Хаоса!
Но Игорь был жуликом, жуликом и подох. Потому-то он и решился на столь безумный шаг.
Одним словом - аферист.

Содержание:
ПРОЛОГ.
Фирея.
Битва
Договор.
Часть 1.
Здрасти… А вот и Я.
Глава 1.
Глава 2.
Глава 3.
Часть вторая 2.
Объединение.
Глава 1.
Глава 2.
Глава 3.
Часть 3.
Выбор.
Глава 1.
Глава 2.
Глава 3.
НАЧАЛО

Так как потомки вы все несравненного
в битвах Геракла - вражеских полчищ
не бойтесь, не ведайте страха…
Тиртей.


Пролог.

Фирея.
550 до н.э

Войско продвигалось быстро. Приказ Царя был предельно ясен: подойти к Фирейской долине раньше аргосцев. Гоплиты шли налегке. Они были одеты в туники и эксомиды. Каждый из спартанцев был вооружен лишь коротким бронзовым мечом. Все их снаряжение несли илоты. Рабы также несли на себе и весь провиант. Когда забрезжил рассвет, тысяча спартанцев остановилась на отдых. Впереди простиралась пыльная безжизненная равнина. Редкая чахлая растительность лишь навевала тоску на слабых духом. В ожидании илотов второй спартанский царь Теламон приказал выставить дозорных. По рядам лакедомян гулял одобрительный гомон. Все войско было в предвкушении грядущей битвы. В этот поход пошла почти половина спартанской молодежи. С каждым спартариотом в поход было отправлено по три раба.
Офриад посмотрел в сторону холма, откуда стали появляться первые илоты. Он стряхнул дорожную пыль с подстриженных чернявых волос и почувствовал, что за его спиной остановился один из сородичей.
- Что, никак не дождешься, Офриад? Не беспокойся... скоро мы посмотрим в реальном бою, чего стоят твои оружейные изыскания, осмеянные самими эформами.
Офриад даже не оглянулся. По голосу он узнал своего вечного противника Фрасибула. Тот с самого детства взлелеял к нему нежные чувства и, получив резкий отказ со стороны Офриада, с тех пор его люто ненавидел, как, впрочем, большинство в их фидитии. Девять из пятнадцати членов фидитии испытывали к Офриаду точно такие же чувства, как и Фрасибул. А так как все без исключения были отвергнуты зеленоглазым красавчиком, в дальнейшем, всегда и во всем, они пытались задеть его хоть словом, хоть отношением.
«Проклятый педераст. Э-э-эх, как же, наверное, было хорошо, когда соблюдался древний закон Ликурга о запрете на плотскую связь между воинами», - пронеслось в голове Офриада.

( Ликург был легендарным царем Спарты, который первым изменил мировоззрение дорийцев, оставив им в наследие некий свод законов и правил, которых до скончания мира поклялись придерживаться все спартанцы. Древний царь, о котором сама Пифия изрекла, что он ближе к Богам, нежели к человеку, озвучил закон, по которому спартанцам допускалось влюбляться в честных душой мальчиков, но вступать с ними в связь - считалось позором, ибо такая страсть телесная, а не духовная. Человек, обвиненный в позорной связи с мальчиком, на всю жизнь лишался гражданских прав. По прошествии столетий на этот закон смотрели сквозь пальцы. Многие цари сами грешили мужеложством.)

- Не переживай Фрасибул... Ты еще убедишься в том, что я прав.
- Спартанское оружие еще никогда не знало честных поражений, а ты своими философскими изысканиями пытаешься доказать, что наши великие предки были глупее двадцатипятилетнего юнца, который бреет свое лицо, точно порна какая.
Офриад резко развернулся к своему обидчику и с дрожью в голосе изрек:
- Не стоит тебе, Фрасибул, уповать на крепость своего стана. Ведь чем больше ствол древа, тем с большим шумом он падает наземь.
В это время послышались команды младших командиров, приказавших воинам строиться в боевое построение. Посмотрев на мчащихся в их сторону рабов, Офриад с радостью отметил, что его илот окажется возле спартанского строя одним из первых. Звали его Симоей. Он был коренным мессенийцем. Был этот илот очень своенравен, за что не раз бывал жестоко избит не только самим Офриадом, но и его друзьями. Зато Симоей был прекрасным панкратиотистом. Правда, на олимпийских играх ему ни когда не удавалось занять первое место по этой дисциплине, но, тем не менее, этим великим искусством единоборства данный илот владел в совершенстве. И даже несмотря на это, при возникновении противоречий в их взаимоотношениях, Офриад всегда побеждал своего илота, так как боролся, прибегая к запрещенным и порой тайным борцовским приемам, не освоенным последователями этой школы единоборств.
Самоей был обязан Офриаду своей жизнью. Десять лет назад пятнадцатилетний спартариот во время ежегодной криптии пожалел Самоея и не перерезал ему глотку. Более того, он оставил в живых всю его семью. Когда же юноша вернулся в свою эномотию без головы и честно признался в том, что ему стало жаль поверженного им илота и его детей, он был осмеян и сурово наказан. Три дня он провел в земляной яме, наполненной водой и испражнениями, а на четвертые сутки был подвержен публичной порке. В знак признательности, Самоей стал учить упрямого спартариотского подростка премудростям панкратиона. И это ему очень помогло. Именно благодаря изучению этой техники кулачной борьбы Офриад со временем изобрел свой стиль боевых приемов с оружием.
Тяжело дыша, Самоей остановился перед своим хозяином, и, склонив голову, преподнес ему поножи. Они сверкали в лучах утреннего солнца, впрочем, как и все остальные доспехи спартанцев, так как были сделаны из отполированной бронзы.
- Мой господин, простите, что не смог добраться до вас первым. Один из шелудивых илотов Теламона подставил мне подножку. Ну, я ему задам во время вашей битвы!
- Помоги укрепить панцирь, раб, и поменьше болтай. - Офриад, как и все лаконийцы, терпеть не мог тех, кто мог говорить часами. Ибо эти люди никчемны и слабы духом, хоть по большей части и гениальны.

( На войне спартанцам полагалось говорить по-военному: точно и кратко. Это умение называлось и до сих пор называется "лаконизм" - по имени области Лаконии. Кто отвлекался, того обрывали, даже если он говорил умные вещи: "Ты говоришь дело, но не к делу".)

- И не смей усердствовать в избиении рабов царя. Ты давно уже не молод, Самоей, к тому же тебя многие недолюбливают.
- Как и вас, мой господин, - ухмыльнулся илот.
- Кончай молоть чушь, раб. Зашнуруй лучше потуже.

(Спартанский воин был "человеком из бронзы", он был одет в панцирь, поножи и шлем - в бронзовые доспехи общим весом в шестнадцать килограммов. По тем временам такие доспехи стоили большие деньги, и лишь обладатели доспехов считались полноправными гражданами Спарты. Тяжеловооруженный воин, гоплит, был господином на поле боя; фаланга гоплитов была подобна неприступной стене - выставленные вперед копья, сомкнутые щиты и пышные султаны над блестящими шлемами. Для защиты в бою греки использовали кирасы и панцири из кожи и бронзы, чешуек или полотна, впрочем, последние практически не использовались. Почти все доспехи были белого цвета, края могли быть покрашены каким-либо другим цветом. Другим цветом мог быть выполнен узор, а также прорисованы мышцы живота. Знатные воины и командиры предпочитали бронзовые кирасы, в некоторых случаях отделанные или полностью покрытые серебром )

Офриад был стройным мужчиной. Его тело состояло исключительно из сухожилий и каменных мышц. В Спарте не приветствовали эллинский взгляд на совершенство человеческого тела. Полису нужны были не красота, а воины. Не олимпийские победители, а лучшие в мире солдаты. Потому практически все спартанцы были стройны телом, но чрезвычайно выносливы. Офриад отличался от сверстников своим телосложением даже в этом. Если не брать во внимание бедра, его тело (с точки зрения спартанцев), скорее походило на хорошо сложенную девичью фигуру. Ведь в Спарте даже женщины ежедневно упражнялись в метании дисков, беге и гимнастике.

(Спартанские девочки также проходили атлетическую подготовку, включавшую в себя бег, прыжки, борьбу, метание диска и копья. Ликург ввел такое обучение для девочек для того, чтобы они вырастали сильными и смелыми, способными произвести на свет крепких и здоровых детей.)

Именно эта особенность его тела так возбуждала окружающих его сверстников, которые были охочи до мужской красоты. Конечно, он не шел ни в какое сравнение с общепризнанной всей эномотией красотой Лизара, который был белокурым, как Аполлон. Все знали, что Лизар имел уже множество покоренных сердец, из которых, по слухам, одно принадлежало первому царю, но, тем не менее, отбоя от желающих познакомиться с ним поближе Офриад никогда не испытывал.
Надев поножи из отполированной бронзы, воин протянул левую руку за своим шитом. Он также был изготовлен из бронзы. В его центре красовалась знаменитая на весь мир красная "лямбда" (/) - знак Лакедемона.

(Все оружие в Спарте было унифицировано. Это касалось в первую очередь щитов.)

Перекинув через плечо кожаный ремень щита и расположив его у себя на спине, Офриад потребовал от раба свой шлем.
Молодые воины были еще бедны, поэтому для спартанцев богатством являлись их доспехи, которые они, как минимум, завоевывали на поле боя, снимая их с поверженных врагов. Как максимум, доспехи заказывали у своих слуг-пэриков. Последнее считалось, правда, крайним вариантом и не приветствовалось. Самому Офриаду и его сверстникам до сих пор пришлось биться лишь три раза. Дважды при подавлении мелких восстаний илотов и один раз при столкновении с отрядом фиванцев. Именно в последнем бою Офриад и завоевал свой первый военный трофей. Шлем.
В отличие от спартанцев, гоплиты других полисов любили носить на своих шлемах гребень из конского волоса. Большинство спартанских шлемов были лишены гребней. Такие гребни из конского волоса имели только командиры, причем на шлемах младших командиров гребень проходил чаще всего от лба к затылку. Гребни командующих же располагались поперек шлема - от правой до левой его стороны. В обоих случаях подавляющая часть гребней была красного цвета. Среди афинян и других эллинов, напротив, гребни из конского волоса были очень распространены. Они могли иметь как природный цвет, так и окрашиваться - то есть, были белыми, беловатыми, черными, коричневыми, красновато-коричневыми или же красными. Достаточно часто применялось чередование цветовых полос, чаще всего природных цветов, однако мог использоваться и красный цвет, который в таком случае чередовался с белым или черным, для более высокого контраста.
Именно таким был шлем, добытый Офриадом. Гребень золотистого бронзового шлема был выкрашен в чередующие друг друга белый и черный цвета. Поначалу, командиры хотели забрать трофей Офриада в общую казну эномотии, но когда молодой воин доказал, что именно он убил врага, который при жизни носил этот шлем, а значит, волен требовать любую вещь из его вооружения, старшие с неудовольствием уступили. С тех пор черно-белый гребень постоянно мозолил им глаза. Несмотря на то, что Офриада всегда задирали по этому поводу и зачастую даже излишне наказывали за различные мелкие провинности, старшие воины вынуждены были смириться с прихотью юнца. Отличался шлем Офриада от шлемов его сверстников и тем, что он был полностью закрытым, в то время как шлемы спартанской молодежи защищали только голову, но не лицо.
Опоясавшись кожаным ремнем с висящим на нем мечом, воин оглядел своих боевых братьев. Некоторые так же, как и он, закончили облачаться в доспехи и сейчас с неодобрением косились на его шлем.
«Ну и пусть, - упрямо подумал про себя Офриад. - Еще посмотрим, кто из нас сегодня покроет свое имя славой».
Он с надеждой посмотрел на свой остро заточенный меч. Не так давно он заказал одному из кузнецов-пэриков Аркадии новый меч. Его выковали специально по чертежу, придуманному самим Офриадом. Меч был обоюдоострым, и его острие имело форму копья. Затем, он сужался и возле рукояти, плавно переходил в полукруг. В отличие от унифицированной формы, принятой на вооружение всей Спартой, меч Офриада отличался от спартанских клинков по двум критериям. Во-первых, - он предназначался как для рубящих, так и для колющих ударов. Во-вторых, - в связи с полукруглой формой основания клинка, он прекрасно защищал кисть.

(Особенностью коротких, удобных в тесном строю мечей греческих воинов было то, что они не имели заостренного конца и удары были только рубящие. Наносимые удары парировались щитом и лишь в редких случаях мечом: оружие было слишком коротко, плохо закалено, а руки, как правило, не защищены.)

- Дозорные возвращаются! - прокричал кто-то из илотов. Многотысячная толпа устремила свои взоры на быстро бегущего юнца. Мальчик был, согласно своему возрасту, полностью обнажен. По его загорелому телу струйками сбегали грязные ручьи пота. Подбежав к одному из высших командиров, поперек шлема которого красовался красный гребень, он коротко доложил о надвигающейся армии противника. Через несколько мгновений зазвучали сигналы военных флейт, и спартариоты, сверкая щитами на солнце, стали выстраиваться в свою непобедимую фалангу. Самые сильные и выносливые находились в двух первых шеренгах, и это считалось большой честью. В центре первой шеренги находился и сам царь Тиламон. Илотам было приказано выстроиться позади строя и в молчании ожидать своей участи. Ведь если спартанцы проиграют сражение, рабы станут военным трофеем победителя.
Офриад оказался в самом центре фаланги и потому плохо видел, как в облаке пыли показалось многотысячное войско Аргоса. Зато молодой воин четко различил монотонный топот ног приближающегося противника.
- Ты гляди! Проклятье! Аргосцы даже в ногу научились ходить. Надо же!.. - искренне удивился Анит, стоящий по правую руку Офриада. В их эномотии он слыл сильнейшим единоборцем. Конечно, он наверняка бы проиграл борьбу любому олимпийскому атлету, но зато при борьбе без правил, на смерть, равных Аниту не было. По крайней мере, Офриад таковых еще не встречал. Самому же Офриаду еще не доводилось мериться с Анитом силой. Они были настоящими друзьями.
- Ничего. Мы им косы сегодня поотрезаем, - сказал кто-то вполголоса.

(Согласно легенде, в случае поражений спартанцы не стригли свои волосы до тех пор, пока не отвоевывали уступленные земли. Как пишет Геродот в своей "Истории", спартанцы или лакедемоняне были потомками дорийцев, в то время как афиняне вели свое происхождение от ионийцев. Этим объясняется существенная разница в прическах.)

- Скорее бы в бой, - снова отозвался Анит. – Жуть как хочется посмотреть на твое искусство, Офриад. Ты тренировался только сам с собой, да с чучелами. Даже мне не хотел продемонстрировать свои движения с твоим новым щитом и мечом.
Свой щит Офриад так же переделал, объяснив кузнецу-пэрику, что и как следует изменить.
Щит спартанского гоплита отличался от большинства греческих своей формой. Зачастую он был более двух локтей в поперечнике и абсолютно круглый. Совсем недавно совет пяти эфоров разрешил некоторым воинам пользоваться обрезанными щитами. В боках щита стали вырезать полукруги. Воин в оборонительной стойке при такой форме щита мог легко орудовать своим копьем, при этом не открывая противнику своего торса. Нововведение Офриада заключалось в том, что он уменьшил диск своего щита до двух локтей, а срезы при этом сделал чуть больше, чем у других. Также, он по-иному расположил на щите рукояти. У обычного спартанского щита первая рукоять располагалась посередине, а вторая - прямо на нижней кромке, следовательно, оба среза были в нужном положении только при опущенной вниз руке. Офриад разместил свои рукоятки не параллельно земле, а перпендикулярно. Такая манера ношения щита, была с одной стороны удобна тем, что воин не только отражал удары копья или меча противника, но и мог применять его в качестве оружия. Из-за повышения маневренности, такой гоплон, как решил для себя Офриад, становился дополнительным оружием нападения. С другой стороны, такая конструкция щита, в строю фаланги, особенно в первых ее рядах, несла в себе и большую опасность. Ведь при столкновениях двух тяжеловооруженных фаланг, выигрывает та, чьи воины при равных условиях и вооружении, более сильны и выносливы. При общепринятом захвате и расположении рукоятей, спартанец мог в оборонительной позе упираться в щит своим левым плечом и тем самым оказывать наибольшее давление на впереди стоящих товарищей или же противника.

(У древнегреческого круглого щита было две рукояти: одна в середине, в нее просовывали руку по локоть; и другая с краю, ее сжимали в кулаке. Так было не всегда: это изобретение приблизительно конца VIII в. до н. э. Пока на щите была одна рукоять, в середине, твердо удерживать его было гораздо труднее. Приходилось делать щиты меньшего размера, которые едва прикрывали тело одного бойца. Такая пехота сражалась врассыпную и, конечно, была слабее, чем всадники, а тем более колесничники. Когда появилась вторая рукоять, круглый щит сразу стал шире (легко прикинуть: два локтя с половиной в поперечнике). Это изобретение позволило двум воинам, стоявшим в одной шеренге плечом к плечу, прикрывать краями своих щитов не только себя, но и своего ближнего собрата. А строй воинов, ставших в ряд, оказывался прикрыт сплошной стеной щитов и неуязвим для ударов противника. Так, благодаря новому щиту, вместо рассыпного боя появился сплоченный строй; а благодаря строю - главной военной силой стала тяжеловооруженная пехота.)

- Зато все мы прекрасно слышали, что по этому поводу думают наши великие эфоры. – Фрасибул был на одну шеренгу впереди и прислушивался к разговору своих сотрапезников по фидитии. - Два заката назад, они, как мне помнится, высмеяли извращение красавца Офриада. Более того, насколько я понял, если он самолично решит выйти со своим новым гоплоном на поле боя, то будет подвергнут публичной порке на алтаре Артемиды. Ведь так, Офриад?
"Ничего, победителей не судят", - подумал Офриад, а вслух произнес:
- Ты бы лучше приглядывал за своим новым воздыхателем Фераменом. Не углядишь за ним во время боя, так ему аргоские торгаши мигом заткнут зад своими древками от копий. Что тогда будешь делать, Фрасибул?
Многих это раззадорило и посмешило. Приземистый Фарусибл что-то злобно прошипел и отвернулся.
- Смотрите! Командиры аргосцев выдвинулись для переговоров, - пронеслось по рядам спартариотов.
- Не сидится же этим аргоским бабам дома. Из-за них не попаду на настоящую войну. Эх... если бы не они, глядишь, попал бы в главное войско, что отправляется по просьбе царя Лидийцев в великий поход. Вот где можно быстро снискать славу и почет всех граждан Спарты, - мечтательно протянул Анит.
- Как же им сидеть дома, коли наши отряды завладели Фиреей, бывшей издревле частью Арголиды? - заметил кто-то неподалеку от Фарусибла.
- Ничего. Аргосцы властелины материковой области, что простирается на запад вплоть до Малеев. К тому же им принадлежат остров Кифера и ряд других островов. Не подохнут с голода, - резко оборвал говорившего младший командир с красным гребнем. - Хватит вякать, а то схлопочете после боя двадцать плетей. Вон, царь идет обратно. Сейчас он объявит о принятом им решении. Лишь бы только аргосцы не отказались от боя. Страсть как хочется пустить им кровь.
Все разговоры сразу стихли. Второй царь подошел к первой шеренге и, сняв свой шлем с поперечным гребнем, обратился к войску:
- Спарты смелые мужи. Аргосцы просят спор. Триста.
По фаланге прокатился вздох разочарования.
- Чтобы показать этим навозным червям, кто теперь хозяин Фиреи, мы выставим против их лучших воинов триста самых слабых молодых гоплитов. Спорная область останется за победителем. Для того, чтобы в случае поражения своих остальные не вмешались в схватку, войска обеих сторон должны возвратиться домой и не участвовать в битве. Да будет так. Всех младших командиров эномотий ко мне.
Офриад, как и большинство воинов, разочарованно выдохнул. Он никоим образом не причислял свою особу к наихудшим воинам их войска. Да, он был не самым блистательным воином своей эномотии, но зато на песке родной гимнасии, в тренировочных поединках, Офриад не проигрывал ни одному члену своей фидитии. Даже Аниту, и это было до того, как он изобрел свой стиль ведения боя.
- Мужи, тот, кто услышит свое имя, должен выйти из строя! - прокричал один из старших командиров, после чего стал оглашать имена «достойнейших».
Услышав свое имя и род, Офриад поначалу даже не поверил ушам: "Почему это я, самый слабый из целой тысячи?" - но нарушить приказ не посмел. Пропустив мимо ушей колкую фразу Фарусибла, он с каменным выражением лица направился по открывшемуся в теле фаланги коридору и вышел из общего строя. Когда все триста избранных вновь перестроились, Офриад оказался во второй шеренге. Причем его расположили с правой стороны, и он занял место крайнего бойца. Обычно эти участки были в фаланговом построении самыми уязвимыми, так как в сражении воин прикрывал щитом свою левую сторону. Правая становилась относительно беззащитна. Посему, эти места отдавались самым проворным и опытным воинам, в то время, как в первых шеренгах располагались самые выносливые спартариоты.
"Хоть здесь не посрамлен", - грустно заметил про себя Офриад.
- Воины Спарты. Мы все знаем, что вы пока не являетесь полноправными гражданами нашей великого полиса.

(Государство Спарта контролировало жизнь своих граждан от рождения и до самой смерти. При рождении ребенка государство определяло, вырастет ли из него здоровый гражданин или его следует отнести на гору Тайгет и сбросить в пропасть. Первые годы жизни мальчик проводил дома. С 7 лет воспитание брало на себя государство, и почти все время дети посвящали физическим упражнениям. В 20 лет молодой спартиат присоединялся к компании сотрапезников из пятнадцати человек (фидитии), продолжая свое военное обучение совместно с ними. Он имел право вступить в брак, но навещать жену мог лишь тайком. В 30 лет спартиат становился полноправным гражданином и мог участвовать в народном собрании, но львиную долю времени он проводил в гимнасии, лесхе (что-то вроде клуба) и своей фидитии.)

-...Так же, я, как царь благословенной Спарты, говорю вам! Вы, по мнению своих командиров, являетесь худшими из этой тысячи, но я хочу, что бы каждый из вас осознал: любой юнец Лакедемонии искуснее в битве, чем самые прославленные воины этих аргосских баб. Докажите это себе, им и всей Элладе, и тогда мы все признаем, что были не правы по отношению к каждому из вас. - Царь надел свой шлем и махнул командирам играть отбой.
Семьсот спартанцев единым движением закинули себе на плечи бронзовые гоплоны, развернулись и мерным шагом направились в сторону своих илотов.



Битва

Когда утихло даже ржание аргосских коней, запряженных в боевые колесницы, над полем повисла гнетущая тишина. Шестьсот воинов застыли в ожидании сигнала к атаке. Фаланги обоих противоборствующих полисов выстроились одинаково. В каждой из шеренг расположилось по пятьдесят воинов. Глубина строя, соответственно, равнялась шести шеренгам. Неожиданно в ясном безоблачном небе отчетливо раздалось карканье пернатых предвестников смерти. Стая воронов лениво кружила в лазурном небе Фиерии в предвкушении великого пира.
Заиграли лакедемонские флейты. Вслед за ними раздался мерный гул аргоских барабанов.
Обе фаланги начали сближение.
В отличие от спартариотов, аргоские воины были вооружены, в основном, медными доспехами. Их щиты имели форму полумесяца. Из-за того, что их снаряжение весило намного легче снаряжения спартариотов, аргоский строй сближался с лакедемонцами, перейдя практически на бег. Воины Аргоса решили с наскока разорвать фалангу противника. Когда между двумя фалангами осталось не больше трех десятков локтей, сигнал флейт заставил спартанцев застыть на месте. Прикрывая туловища отполированной бронзой сверкающих гоплонов, лакедемонцы приняли оборонительную стойку.
Когда ряды аргоских воинов с разбега врезались в сплошной монолит больших круглых щитов с нарисованной посредине лямбдой "/", воздух наполнился душераздирающими предсмертными криками и лязгом металла о металл. Первый ряд спартанской молодежи держал свои копья на уровне талии, второй - в захвате для метания. Аргосцы, как и следовало ожидать, попытались за счет своих первых жертв смять первую шеренгу ненавистного врага. Большинство из них были пронзены насквозь. Своей смертью они действительно внесли в ряды спартариотов некий хаос. Некоторым, самым удачливым длинноволосым, удалось даже оказаться сразу в третьем ряду. Однако сумбур от первого столкновения в рядах спартанской молодежи царил только в первые мгновения битвы. В то время, когда передовая шеренга выхватила свои мечи и принялась кромсать напиравших врагов, вторая и третья начала наносить колющие удары в головы и щиты впередистоящих противников. Когда были истреблены все те, кому удалось оказаться в первых рядах спартанской фаланги, началось силовое противостояние. Задний ряд своими гоплонами напирал на спины впередистоящих, те напирали на следующий ряд, и так далее. В толчее боя первые две шеренги обеих фаланг оказались зажаты, что называется, между молотом и наковальней. После двадцатиминутного противостояния, сказалась разница в качестве вооружения обеих сторон. Медные и бронзовые мечи аргосцев быстро тупились об бронзовые доспехи спартариотов. К тому же, зачастую они просто-напросто ломались после нанесения полновесных рубящих ударов, принятых лакедемонцами на свои гоплоны.
В конечном итоге, после двадцати минут непрекращающегося давления, первые два ряда аргоских ратоборцев были начисто вырезаны. К чести длинноволосых, никто из их строя не дрогнул. Более того, сигнальные удары их барабанов возвестили им о том, что фаланга перестраивается и меняет тактику боя. Прекратив давление на спины боевых товарищей, задняя шеренга аргосцев стала огибать свою фалангу и ринулась на правый фланг спартариотов.
Лакедемонцы к такому повороту событий оказались совершенно не подготовлены. В отличие от их противников, у них не осталось единого командира, который смог бы отдать приказ о перегруппировке единого строя. Все младшие командиры сражались в первой шеренге, и большинство из них теперь пали под копьями и мечами аргосских ратоборцев.
Офриад вступил в рубку одним из первых. Впередистоящий спартанец был смертельно ранен еще до столкновения обоих фаланг. Пущенное чей-то умелой рукой тяжелое аргоское копье насквозь пробило его голову. Офриад едва успел занять место поверженного собрата. Зато он не успел принять оборонительную стойку и после сильного удара вражеского щита, был отброшен назад. Если бы не сзади стоящий спартариот, Офриад наверняка бы не удержался на своих ногах. Спасло его то, что его соперник, сам себя нанизал, на острие небольшого спартанского копья. Оказавшись на несколько мгновений прижатым между пронзенным аргосцем и сзади стоящим собратом, Офриад едва успел спрятать свою голову под защиту своего щита. Гулкий удар о бронзовую поверхность, слился с всеобщим грохотом, что пронесся по всему фронту противостояния. Не задумываясь ни секунды, он произвел колющий удар. Удар, как и следовало ожидать, пришелся в подставленный щит соперника. Снова едва удалось прикрыться своим щитом, от очередного удара, но на этот раз, уже копья. Помог сзади стоящий собрат. Его копье, пробило горло назойливому врагу. Офриаду удалось отстоять небольшой оперативный простор. Следующий удар копья, он принял вскользь своего щита, после чего, резким ударом снизу, перерубил почти пополам бедро длинноволосого громилы. Щит Офриада оказался, как бы его крышей. Кулак левой руки находился сзади затылка. Локоть выглядывал с левого среза. Шлем оказался с правого. Когда Офриад резко опустил свою левую руку вниз, через свою голову, гоплон совершил круговое движение и ударил своей правой кромкой по щиту нового врага. Удар пришелся в верхний край щита. Аргосец был облачен в открытый шлем, потому, его собственный щит, после столь невероятного удара Офриада, врезался в его переносицу. Хруст переломанной носовой кости, тут же слился с предсмертной агонии. Офриад вогнал в подбородок ошалевшего противника, одну треть своего меча.
Так он бился почти двадцать минут, пока аргосцы не произвели своего великолепного маневра.
При любых других условиях, спартариоты выиграли бы это сражение безоговорочно, но удивительный фланговый выпад аргоских ратоборцев ошеломил лакедемонян. Пятьдесят длинноволосых гоплитов стремительно врезались в шестерку воинов, что составляли правый край фаланги. Обладая численным перевесом на этом фланге боя, аргосцы вклинились и в тыл спартанской фаланги. В это время первые две шеренги спартанцев успели вырезать еще две фаланговых шеренги противника. И те, кто находился в самой гуще боя, уже было решили, что битва выиграна, но когда спартариоты, за какой-то очередной час боя, потеряли сто гоплитов, что находились у себя в тылу, в их стройных рядах, начался настоящий хаос. Ведь прославленные воины великой Спарты привыкли всегда драться в едином сплоченном строю. Именно благодаря своей выносливости, организованности и фаланговому построению пехоты, они и выигрывали все предыдущие сражения, так как зачастую вступали в битвы с превосходящим по численности противником, который однако не знал, ни искусства строя и к тому же был вооружен чем придется.
Воины обеих сторон перемешались и началась страшная рубка. В толчее было не разобрать, кто есть кто. Все мешали всем, и как следствие, обе стороны стали быстро терять своих солдат.
Когда лик Аполлона оказался прямо над головами сражающихся мужей, на равнине из шестисот аргосцев и спартанцев в живых оставалось не больше ста человек. Вышло так, что битва сместилась на новый участок безжизненной равнины. Трупы павших собратьев и врагов мешали оставшимся в живых проявить себя в полной мере. Битва продолжалась уже семь часов. Началась сказываться усталость.
Офриад невольно оказался в самой центре развернувшейся драмы. После того, как пятьдесят аргоских гоплитов совершили свой поразительный маневр, все смешалось. Началась такая рубка, о которой затем слагали легенды обе стороны. Мечи сверкали со всех сторон будто огненные стрелы Зевса. Офриад пока и не помышлял о том, чтобы показать свою новую технику боя. Вокруг не хватало свободного места. Он едва успевал подставлять свой гоплон под каждый удар противника. Зато в такой толчее очень хорошо зарекомендовал себя его новый меч. В то время, как обе стороны прибегали лишь к рубящим ударам, молодой спартанец поражал своих противников простым до безобразия приемом. После принятия на щит очередного удара вражеского меча, он ударом снизу поражал бедро противника, после чего колол аргосца в область шеи или головы. Так как аргоские воины в такие мгновения всегда ожидали медлительного, но сильного хлесткого рубящего удара, то зачастую просто не успевали прикрыть свою голову.
С каждым прошедшим часом становилось понятно, что никто сдаваться не собирается и победит воистину сильнейший. Когда масса дерущихся насмерть гоплитов переместилась на новый участок, все получили то, чего хотели, - простор. Теперь было не так боязно рубиться один на один со своим непосредственным противником, так как между каждой дерущейся парой образовалось расстояние в длину нескольких копий, и оно постоянно увеличивалось. Из-за того, что теперь можно было не бояться за свой тыл, каждый поединок превратился в образцово-показательный бой. Теперь тот, кто был в объятьях своей ярости, погибал первым.
Офриад принял очередной удар противника подставив свой щит «ребром». Рубящий боковой удар пришелся в правый срез. Меч голубоглазого аргосца отскочил, словно его оттолкнули. Спартанец подступил к противнику еще на шаг, не давая ему времени для нанесения нового размашистого удара. Два быстрых укола, и аргосец уже не помышляет о нападении. Он, как и все его собратья, с кем пришлось встретиться Офриаду на этом поле брани, был шокирован неизвестной манерой ведения поединка.
Ударив своим гоплоном в правую сторону кромки щита аргосца, от чего его щит отбросило немного влево, Офриад произвел колющий выпад. Его меч с легкостью пробил бронзовую пластину в области сердца. Удар в корпус щитом, и вот длинноволосый муж валится на горячую землю, чтобы в последний раз взглянуть прямо в лик Аполлона. Интуитивно, Офриад почувствовал сзади какое-то движение. Не задумываясь ни на мгновение, он завел за темя левую руку, тем самым прикрыв щитом свою спину и голову целиком. В следующее мгновение щит был сотрясен ощутимым ударом. Видно, вражеский воин вложил в него всю свою силу. Меч слегка пробил бронзу гоплона, однако сам разлетелся на две неравные половинки. Не изменяя положения своего гоплона, Офриад с разворота нанес рубящий удар сверху. Как оказалось, у аргосца не было даже щита. Удар пришелся в область шеи. Фонтаном ударила кровь, и начисто срезанная голова покатилась к ногам очередного противника....
От усталости Офриад практически ничего не чувствовал. Весь покрытый своей и чужой кровью, он поднял чье-то копье и облокотился на него всем своим весом. Грудь разрывалась от недостатка воздуха. Пот, смешавшийся с грязью и кровью, превратил его лицо в маску потустороннего монстра. Глаза слезились. Хотелось просто упасть и умереть. Вокруг Офриада не были слышны даже стоны раненых врагов и собратьев, потому что таковых, собственно, и не было. Все шестьсот воинов, которые рано утром вступили в противоборство, сейчас стали пищей для черных, как смола, пернатых бестий.
Вдалеке послышались приглушенные голоса.
"Не может быть. Ведь я убил последнего!" - мысли были столь же вязкими и неповоротливыми, как и его тело.
Однако через некоторый промежуток времени он различил новые фразы. Офриад попытался разогнать пелену перед глазами. Полное истощение как физических, так и психических сил, было налицо. Собраться было крайне сложно. Невольно он даже опустился на колени. Глаза предательски слипались.
"Не смей уснуть, Офриад! Неужели смерть трехсот твоих побратимов и сородичей была напрасна? Вставай и сражайся, щенок!" - приказал себе спартанец.
На удивление, этот мысленный приказ сработал. Несмотря на нестерпимую ломоту в суставах, он встал на ноги и осмотрелся. Сквозь пелену, застилавшую взор, на противоположном конце поля ему удалось различить две одинокие фигуры. Повесив через плечо свой гоплон, некогда сверкающий, а теперь покрытый кровью и грязью, он шаркающей походкой пошел в свой последний бой. То, что обе фигуры принадлежали не спартанским воинам, было понятно даже издали. Гребни их шлемов были выкрашены в пестрые цвета. Какие? В наступающих сумерках Офриад уже не мог различать краски.
Когда он подошел на расстояние броска копья, спартанец убедился, что оба его противника находятся не в лучшей форме. У одного была перерублена правая кисть, второй еле держался на ногах и так же, как Офриад, истекал кровью, сочившейся из многочисленных порезов и ран. Тот, у кого было отсечена правая кисть, при виде приближающего спартанца встрепенулся.
- Алкенор, берегись, сзади враг.
Второй аргосец медленно повернулся к Офриаду и, еле выговаривая слова, устало поинтересовался:
- Что, не навоевался еще, лакедемонская собака?
Офриад перехватил свое копье для броска и, сделав по направлению к аргосцам еще пару шагов, метнул его в оскорбителя. Пролетев всего несколько метров, копье безвольно упало на тело убитого спартанца. Тут силы полностью оставили Офриада и он провалился в небытие.
Когда он очнулся, на небосводе ослепительно сверкал многочисленный сомн душ предков. Приподнявшись на локоть, спартанец огляделся. По полю сновали черные тени ночных падальщиков.
«Надо бы отдать должное, всем павшим собратьям. Негоже, когда тело воина становиться пищей для нечестивых животных».
С трудом встав, он осмотрел поле брани. Двух выживших аргосцев нигде не было видно.
«Видать подумали, что я умер от потери крови. Идиоты, кто же не добивает своих врагов?!»
Глубоко вздохнув, он начал снимать доспехи с поверженных противников и относить их на край поля. Офриад двигался, как во сне. С каждым разом ему было все тяжелее и труднее поднять поножи врага, не говоря уже о панцирях и щитах. Свою работу он закончил лишь под утро.
Появление обеих армий он встретил, стоя на краю фирейской долины. Рядом с ним возвышалась огромная куча доспехов, снятых им с падших аргоских солдат. Спартанский воин был в полной прострации. Его силы были настолько истощены, что Офриад не осознавал даже теплого приема и крепких объятий своих друзей и побратимов. Не видел он, как в очередной раз поссорились оба царя противоборствующих сторон.
Когда же началась новая битва, он просто испустил дух.
После своей победы лакедемонские воины приукрасили его смерть, а все остальные спартариоты возвеличили его имя и почитали наравне с героями древности (Гераклом, Ахиллесом, Одиссем, Тисеем и т.д.)

(Среди других союзников Крез отправил послов также и в Лакедемон. В это время у самих спартанцев была война с аргосцами за область под названием Фирея. Эта Фирея, собственно, была частью Арголиды, но лакедемоняне завладели ею. Аргосцам принадлежали также материковая область на запад вплоть до Малеев, затем остров Кифера и другие острова. Аргосцы прибыли на защиту своей земли, захваченной [спартанцами]. Здесь они вступили в переговоры со спартанцами и сошлись на том, что с каждой стороны вступят в бой по 300 воинов.Условившись так, оба войска удалились, а оставшиеся отборные бойцы вступили в схватку. Однако силы противников оказались настолько равными, что после боя из всех 600 воинов осталось в живых только трое: у аргосцев Алкенор и Хромий, а у лакедемонян - Офриад. Этих только и застала в живых наступившая ночь. Тогда двое аргосцев, считавшие себя победителями, поспешили в Аргос, а лакедемонянин Офриад снял с павших аргосцев доспехи и отнес их в стан спартанцев, а затем оставался на поле битвы, как бы удерживая свое место [в строю]. На следующий день оба войска прибыли на поле боя узнать об исходе битвы. Сначала победу приписывали себе обе стороны: одни говорили, что у них осталось больше людей в живых, другие же объявляли противников беглецами, [утверждая], что их воин не покинул поля битвы и даже снял доспехи с павших противников. Наконец после долгих споров они вновь бросились в рукопашную схватку. Несмотря на огромные потери с обеих сторон, победителями все же остались лакедемоняне. С этого времени аргосцы стали коротко стричь себе волосы (прежде, по обычаю, они отращивали длинные волосы). Они даже ввели закон и изрекли проклятие, чтобы ни один аргосец не смел отращивать себе длинные волосы и ни одна женщина - носить золотых украшений, пока Фирея не будет отвоевана. Лакедемоняне же, напротив, установили законом отныне носить длинные волосы (до этого они коротко стригли их). Передают, что единственный, оставшийся в живых из 300 лакедемонян, Офриад, стыдясь возвратиться в Спарту, так как все его соратники пали, лишил себя жизни в Фирее. ГЕРОДОТ.)

Договор
До того, как "омоновец" произвел свой роковой выстрел, перед глазами Игоря промелькнула вся жизнь. Все его взлеты и падения, благородство поступков и повседневная жестокость. В общем, все то, что принято считать жизненным опытом человека. То, с чем каждый из нас, рано или поздно, придет к своей финальной черте, имя которой - Смерть.
Игорь осознал, что видит всю комнату, как будто его «Я» поместили под потолком конторы. Он с удивлением уставился на свое тело, возле которого уже хлопотали врачи скорой помощи. Суета и брань перемешались в гомон, от которого хотелось бежать.
Он словно парил в непостижимой субстанции. Его дух переполняло чувство благодати и четкое осознание того, что он все еще жив. И то, что внизу находится его мертвое тело, а его сознание все еще продолжает существовать, нисколько не удивляло. Все, во что он раньше верил, к чему стремился, теперь не имело ровным счетом никакого значения.
Сзади в спину ударил яркий свет. Хотя… в какую спину? Ведь ни рук, ни ног, ни вообще головы или туловища он не имел. Он был просто сгустком чистой энергии, той ее частью, что после каждого перерождения является накопителем информационной матрицы. Той частью сущего, которой суждено постоянно совершенствоваться в материи, для того, что бы с каждым новым эволюционным витком самопознания обогащать изначальную форму разума, чем и является Бог.
- Я ждал тебя!
От появившейся мысли его сознание обдало холодом.
- Наше общение будет скоротечным, так как ты не принадлежишь мне и потому не сможешь вынести мое обжигающее нутро.
«Скорее уж леденящее», - подумал он и тут же осознал, что его мысль понята.
- У тебя есть два пути. Один, - остаться в своем измерении и вечно перерождаться в материи для обогащения информационной матрицы Абсолюта. Второй, - принять мое предложение.
- В чем его суть? - поинтересовался он.
- В том, чтобы начать свое существование в другой Вселенной, которая, в отличие от твоей, только начала формироваться. Ты будешь возрожден в моей материальной составляющей сразу взрослым индивидом. Более того, ты выберешь любое тело, в котором когда-либо перерождалось твое «Я». Если тебе удастся спасти моих детей, ты станешь их Богом, и в дальнейшем будешь сам вести моих созданий через кармическую составляющую нашей Вселенной. Это станет твоим призом, ради которого тебе и предстоит рискнуть своей личностью.
- Кто ты?
- Я - проявление того, что вы зовете Высшим духом. Я единое осознание безграничной мудрости и ее первое воплощение. Я ЕСТЬ - БОГ.
- Я думал, мою душу встретит твой слуга - Ангел, для того, что бы продемонстрировав мой последний жизненный цикл, я бы смог решить - необходимо ли мне в очередной раз, пройти материальное перерождение или же моя суть, готова предстать пред твоим судом, который и определит - буду ли я перерожден на новом эволюционном уровне или стану частью безликого.
- Я не твой БОГ. Я совершенно другая сущность параллельной плоскости. Мы хоть и похожи с твоим создателем, и имеем единую цель - вносить в структуру Бытия порядок и гармонию, - Путь для ее достижения, у каждого из нас, свой.
- В чем заключается риск твоего предложения? - поинтересовалось его Я.
- В том, что если тебе, до своей физиологической смерти, не удастся выполнить предначертанного, твоя индивидуальная матрица не сможет стать там частью единого. В то же самое время, твой дух будет отторгнут и твоим материнским лоном, уже как инородная сущность. В конечном итоге ты станешь демоном Хаоса.
- Почему ты выбрал именно меня?
- Так как в данном единичном соприкосновении наших Вселенских плоскостей, только ты являешься авантюристкой сущностью. Все другие отвергли бы мое предложение!
- А мой Бог, не станет ли он помехой при заключении нашей сделки?
- Ему все равно. Останешься ли ты и дальше перерождаться в его вселенском теле или же сгинешь и станешь частью Хаоса, из тела которого он, как в прочем и я, да и другие высшие сущности, черпаем свои силы.
- Что за условия меня ждут?
- Вижу, ты принял решение. Итак, я изымаю твою сущность и переношу в свою плоскость. Там мы и обсудим то, в каком виде ты воссоздашься, а так же условия той материальной субстанции, имя которой «Эдем».
- Последний вопрос! Почему же все-таки моему Богу безразлична моя душа и мой удел, а тебе нет?
- Просто мое самосознание проявилось совсем недавно. Моя Вселенная еще очень молода и потому тесно взаимосвязана с первичным Хаосом Бытия, из которого в мое творение воплощаются его образы. Я создал прекрасный мир и мне будет жалко его потерять, а тем более воссоздавать его с самого начала. Ну а насчет тебя… Откровенно говоря, ты не один, которому был предложен выбор. Многие так же, как и ты, согласились, и все погибли до воплощения в реальность нашего договора. Все они сгинули. Мне все равно, что будет с тобой, но не все равно, что будет с моим миром. Потому-то ты и станешь Богом, если только выполнишь оговоренное условие.
- Я готов!
- Тогда… Да будет СВЕТ!
Его сознание обожгло, практически испепелило проявившееся световое пламя. Оно было повсюду. Оно выжигало мельчайшие частицы его сознания. Это огненное небытие и было тем самым пресловутым Адом, в который возвращается никчемная духовная сущность любого разумного элементария. Местом, откуда черпают силы все высшие сущности единого Бытия, состоявшего из многомерно неисчислимого количества Вселенных, что являются первыми осознанием: Я ЕСТЬ - БОГ! Настал момент, когда его сущность разорвало на первичные составляющие.
Сколько это продолжалось? Неизвестно! Но у всего есть начало и конец. Боль прошла и его «Я» оказалось воссозданным в новой плоскости единого, среди эманаций первозданного Хаоса, в структуре которого всеми цветами многомерной радуги переливался… Эдем.

Эдем.

- Нравиться?
- Да, - признался он. - Твое творение прекрасно.
- Мой мир пока не разделен пространственным континуумом. По сравнению с твоим, он газообразен. В нем нет материальных границ. Эдем связан с любой материальной точкой моего тела, а мои дети могут передвигаться по любым его реалям без вреда для своего физического тела. В Эдеме воссоздано множество человеческого естества. Одни прекрасны, другие пока находятся на низком эволюционном уровне, но всем им грозит истребление...
- От порождений Хаоса... - закончил он его мысль. - Что следует мне совершить, Господь, до того, как я познаю или свою окончательную Смерть, или же вечное служение твоему порядку в качестве малого высшего духа материи?
- Ты должен объединить людей и дать бой порождениям Извечного Хаоса. Просмотри сейчас свои физические проявления, в которых ты проходил множество кармических перерождений. Ты можешь выбрать себе любое понравившееся тело. Правда, твоя эмоциональная оболочка будет возрождена такой, какой ты окончил свой последний жизненный цикл. Все, что тебе необходимо, будет воплощено, согласно твоему желанию и памяти. Итак... приступай!
Просмотрев все свои прошлые жизни, он остановился на теле, в котором был рожден в 575, а окончил свое существование в 550 г до н.э. Он выбрал тело спартанца Офриада.
Когда его духовное Я воссоединилась с физикой, Игорь открыл глаза и смачно, даже с самозабвением, выматерился. Так, как делал это, находясь в теле Игоря Сергеевича Даниленко, погибшего от шальной пули в начале двадцать первого века, - афериста и мелкого жулика новой, возрождающейся России.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Здрасти... А вот и я!
Глава 1
Вокруг все щебетало и стрекотало. В воздухе носились странного вида насекомые. Некоторые даже походили на настоящих монстров – острые крылья, под брюшком суставчатые ручки богомола с острыми зубчиками по краям. Повернув голову, он с удивлением заметил, как одна такая «букашка» не лету впилась в маленькую птичку, похожую на колибри. Оба создания упали в невысокую траву, откуда донеслось предсмертное щебетание жертвы.
Игорь лежал на спине, уставившись в непонятное небо. Почему непонятное? Да потому, что не было видно ни туч, ни солнца, вообще ничего привычного. Сверху на него уставились размалеванные сгустки хаоса – бледно-красные, лимонно-желтые, ядовито-зеленые клочки цыганского платья, разорванные неведомой силой. Хаос. Первородный хаос. Бескрайняя плоть, из которой творятся миры… В местах сопряжения сгустков мелькали частые огненные сполохи – безмолвные, и оттого зловещие. Свет неба заменял солнце: в Эдеме было светло, как днем, а также неимоверно тепло, хотя назвать это жарой он бы не решился.
Приподнявшись на локтях, Игорь присвистнул. Он выглядел как Бог. Его тело было настолько прекрасно сложено, что не залюбоваться самим собой было просто невозможно. Тяжелые бицепсы, мощные пластины грудных мышц, живот, украшенный кубиками пресса. А ноги – о! – не дохлые макаронины, не кавалерийская «подкова»; ровные, переплетенные жгутами мышц без капли жира. Кожа покрыта ровным золотистым загаром, какой ни в одном солярии не получишь. Ощупав себя, он, наконец, встал в полный пост. Кругом простиралась степная равнина. Трава была по щиколотку и источала пряный запах.
«Мать моя женщина, до чего же я хорош!»
Игорь внимательно осмотрел все свои члены, не пропуская даже интимных частей организма, и пришел к выводу, что жизнь прекрасна. Рядом с ним в примятой траве лежала куча черного хлама. Присмотревшись, он понял, что это доспехи. Поверх большого круглого, с боковыми срезами щита, были аккуратно сложены меч, шлем, нагрудные пластины, поножи, налокотники. В землю было воткнуто копье. За исключением меча, все вооружение было чернее ночи. Черным был даже конский гребень, проходящий вдоль закрытого эллинского шлема.
«Блин, как же я все это надену, коли никогда не держал в своих руках ничего подобного?»
Игорь нерешительно поднял меч и тут же почувствовал, как его тело откликнулось на это оружие. Всю его сущность переполнило ощущение, словно бы он, наконец-то, встретил своего старого приятеля.
«Раз моя нервная система чуть ли не впадает в экстаз только лишь от одного прикосновения к холодному оружию, видимо, мое тело на этот счет живет своей собственной жизнью».
Пожав плечами, он принялся облачаться. Удивляясь самому себе, он отметил, что надел всю амуницию за неполную минуту. Последним он напялил на голову этот причудливый шлем. Поглядев в разные стороны и даже пару раз боднув головой невидимого противника, он убедился, что шлем сидит, как литой и никоим образом не закроет ему обзор ни при прыжке, ни при беге по пересеченной местности.
«Так... Ладно! Давай попробуем, как я владею мечом!»
Вытащив клинок из кожаных ножен, он принялся вертеть его во все стороны. Как только дело дошло до упражнений, его сознание стало простым статистом, а тело зажило своей собственной жизнью.
Ощущения были непередаваемыми. Почувствовав во всех членах своего тела легкую тяжесть, он остановился и перевел дыхание.
«Охренеть можно! - заключил он. - Прикольно! Та-а-ак, и что же мне делать дальше, хотелось бы знать?»
Еще раз окинув недобрым взглядом странное небо, он сплюнул и принялся всматриваться в горизонт. Кругом были холмы, а на северо-западном направлении четко вырисовывалась горная гряда. Поскольку иных ориентиров он не заметил, Игорь решил направиться именно в сторону гор. Вытащив из земли наконечник копья, он посмотрел на него отрешенным взглядом, а затем решил перед дорогой поэкспериментировать и с ним. Взяв копье в обе руки, захватом, каким пользовались шаолиньские монахи, он попытался повертеть им вокруг своего тела. На этот раз тело не откликнулось, и после первого же неловкого движения черное древко больно врезалась в бедро.
- А-а-а, бляха-муха!.. - завопил он во весь голос.
Почесав с минуту ушибленное место, Игорь глубокомысленно подвел под всеми экспериментами черту.
«Короче, Склифосовский, шаолиньской техникой ты не владеешь. И вообще, насколько я понимаю, парень, когда настанет время, твое тело само защитит твой убогий ум. Все, кончай выпендриваться и вперед. Нас ждут великие дела!»
Он двинулся вперед, слегка припадая на правую ногу.
Пройдя не меньше десяти километров, Игорь почувствовал звериный голод. Во время пути ему несколько раз встречались странные животные. Несмотря на то, что проходили они на приличном расстоянии и рассмотреть толком их не удалось, все-таки он решил, что на Земле таковые не водятся. Ну где вы видели, чтобы силуэт, походивший на слона (правда, очень маленького слона), передвигался на двух конечностях? Нет, конечно, это мог быть дрессированный слон! Но чтобы на цырлах ходило все стадо? Вот и Игорь такого не припоминал, а потому при каждом их появлении благоразумно залегал в траве. Залег раз, залег два, а на третий плюнул и стал внаглую в полный рост, рассматривая далекие очертания животных. Численность их стада не превышала двадцати особей. Они хоть и передвигались на «своих двоих», но для добычи пропитания вставали на все четыре лапы и принимались шерстить в траве своими длинными хоботами.
«Может, поохотиться на них?» - промелькнуло у него в голове.
«А мясо что, сырым сожрешь, умник?» - отозвался его внутренний голос.
«Ну и хрен тогда с ними! Потопали дальше».
Но топать никуда не пришлось. Причудливые животные неожиданно стали проявлять беспокойство. И вдруг все разом понеслись в его сторону.
У Игоря, что называется, «душа ушла в пятки». Он стал быстро соображать, что же собственно, ему предпринять? Ожидать их приближения, или же попытаться уйти с пути стада?
«Блин... а может, они хищники, и бегут в мою сторону, так как заметили свою пищу, и эта пища - я?» - закралась в его мозг неприятная мысль.
Действительно, за «слониками» вроде как никто и не гнался, потому мысль была далеко не фантастична.
«Что ж тут думать, мать твою?.. Беги на фиг по направлению тех долбанных гор. Если уж эти твари по твою душу, значит, изменят свой курс в твою сторону, если же нет, значит, дело еще хуже»
И он припустил, да так, что аж пятки засверкали. Пробежав буквально сто метров, Игорь вдруг остановился.
«А-а-а-а-а... зараза! Щит забыл!»
Пришлось возвращаться. На ходу, посматривая в сторону приближающихся животных, он вдруг услышал странное жужжание. Не гул, не рокот, не стук копыт, а именно жужжание. Как если бы муха, по мановению волшебной палочки, стала бы размером с доброго коня. И это жужжание стало нарастать. Все отчетливей стали «вырисовываться» и интересные подробности несущихся в его сторону созданий. И он внезапно понял, что эти существа совсем не похожи на безобидных травоядных.
«Ё… Да это ж какие-то монстры!»
Действительно, когда стадо «слонов» и Игоря стали разделять какие-то двести метров, он с ужасом отметил их злобный оскал. Оскал, в котором блестели клыки почище, чем у пресловутых вампиров.
Глянув в сторону все еще далеких гор, Игорь удрученно вздохнул, покрепче перехватил свой щит и отдался во власть генетической памяти тела.

***

- Арррра! - прокричал ведущий охотник, понукая свое насекомое. Стрекоты, хоть и не обладали слухом в человеческом понимании, однако прекрасно улавливали звуковые волны. На охоту за твэками из стана направилось всего трое желающих. Стэллу вызвались сопровождать лишь воин ее клана да провожатый, да и тот отправился лишь потому, что ему позволили в процессе передвижения каравана ехать на таком удивительном создании, как стрекот.
Стэлла, как всегда, упивалась свободой полета. Передав мысленный образ твэка прямо в мозг стрекота, Стэлла отдалась на волю его охотничьему инстинкту. Они летели всего в трех метрах от земли. Бескрайняя равнина казалась безжизненной. Нет, в траве, безусловно, кишела всевозможная живность, но ни твэков, ни каких либо других крупных животных ее ездовой стрекот пока не обнаружил.
Ее ярко бордовые волосы сейчас были стянуты жемчужной нитью в толстую блестящую косу. Это было сделано сознательно. Стрекоты развивали приличную скорость и могли обогнать даже земного гепарда. Собранные в тугую косу волосы Стэллы не мешали обзору, и это было очень важным моментом в управления такими созданиями, как гигантские стрекозы. Прошерстив практически около сотни лиг, и так и не найдя себе ни одну жертву, стрекот проводника произвел на свет знаменитое грозное стрекотание, благодаря которому этот вид существ и получил имя собственное, правда, одно на всех. Подлетев к проводнику, Стэлла поинтересовалась:
- Ну и где же, Сирис, та обильная дичь, о которой ты прожужжал мне все уши в реалии Таргов? Правду мне говорил начальник моей охраны. Эта реаль также скучна, как и реаль Тируанских болот.
- Госпожа! - испугано прокричал провожатый – звероватого вида коротышка, чье лицо, как и тело, заросло плотной рыжей шерстью. - Поверьте мне, твэки тупей мардуков, и потому никогда не мигрируют в сезон дождей. Эти твари где-то поблизости. Я их нутром чувствую.
Из-за жужжания, что производили две пары тонких слюдяных крыльев стрекота, ему приходилось орать. Передавать мысли, как божественные Нуари, его раса не могла.
Стэлла презрительно усмехнулась.
- Мой стрекот что-то их не чувству... Есть! - радостно прокричала она, получив сканированную картинку своего стрекота. Его фасеточные глаза размером с громадные блюдца заметили слабое перемещение в тепловом спектре. Движение было на расстоянии пятидесяти лиг от охотников.
Стэлла бросила мыслеобраз своему воину, и сразу же получила его недовольный ответ. Мол, это очень далеко от их стана, и потому он не имеет права отпускать принцессу на такое расстояние без надежной охраны.
«Не имеешь права, так и не имей его! А я вот хочу… и все тут!» - насмешливо отозвалась она.
Даже не взглянув на его вытянувшееся лицо, она приказала своему стрекоту начать охоту. Воздушный скакун сорвался с места, направляясь в сторону Пируанских пиков. Оба провожатых Стэллы вынуждены были последовать за ней.
Полет продолжался более часа. Ветер бил в лицо, губы Стэллы пересохли. Наконец, Стэлла переключила свое сознание на видение стрекота. Тот теперь четко различал более двадцати тел, которые паслись, пожирая мелких грызунов троллов, что обитают под слоем перегноя. Троллы выходят на поверхность только затем, что бы справить свою нужду. Вот в такие моменты их и поджидают хитрые твэки.
Принцесса заметила, что среди твэков началось волнение, а вслед за тем все стадо кинулось наутек.
«Все, теперь не уйдете! - радостно подумала она. - Наконец хоть какое-то развлечение за последние три недели!»
«Принцесса! Глядите, впереди, по ходу движения твэков! Там какое-то странное существо!» - мысли ее телохранителя были тревожны.
Заставив стрекота сфокусировать треть своего зрения в нужном направлении, Стэлла различила очертания человеческого тела. Да, именно человеческого. Не твэка, не мардука, а именно человека. И он вел себя очень странно. Вначале он бежал сломя голову от твэков. Затем почему-то остановился и побежал в обратную сторону. Но откуда здесь быть людям? Эта реаль принадлежит герам, людей здесь нет.
«Может, это кто-то из наших?»
«Нет, принцесса. Все остались в стане. Это чужак», - последовал мысленный ответ телохранителя.
«Что ж, поглядим, что за фрукт нам попался. Продолжайте преследовать твэков. Я же в свою очередь пленю чужака».

***

Теперь это был не Игорь. Вернее, он все понимал, но управлять своим телом было уже не в его власти. Его личность грубо отодвинули на задний план. Телом управляла память Офриада, и с этим фактом он не мог спорить. Ноги слегка согнуты. Левая слегка выступает вперед. Правая кисть сжимает копье для метания. Секунды растянулись в тысячелетия.
Что за твари!
«Слоники» неслись с завидной скоростью, которая, по прикидкам Игоря, намного превышала скорость бегущего человека. По крайней мере, с такой скоростью люди могли преодолевать стометровки, но такие длинные дистанции… нет, здесь бы их кондрашка хватила! Хоботы задраны вверх, клыки оскалены…
Тела существ были сухопарыми, задние конечности выгнуты коленными суставами назад, как у кошек. Самым смешным в их облике были круглые выпученные глаза, которые казалось, вот-вот выпадут из орбит, словно их обладатели ну ни как не могут сходить по большому, причем на протяжении всей своей жизни. Да, это могло рассмешить, если бы не огромные резцы, грозно торчащие из их разинутых пастей.
Когда расстояние между ним и «слониками» сократилось до ста шагов, Игорь осознал, что его тело почему-то передумало бросать копье.
«Да что же это? Хоть бы одного замочить перед тем, как меня растерзают эти твари!!!»
Но боевая память Офриада сейчас жила своей собственной «головой», и эта «голова» решила, что «слоники» ему пока не враги. Они просто сильно напуганы.
Действительно, до сих пор вся эта свора неслась, постоянно оглядываясь назад. Когда животные заметили странную одинокую фигуру, находящуюся посреди траектории их движения, то не проявили никакого беспокойства. Они просто пронеслись по обе стороны от Игоря, обдав его горьковатым запахом пота, и, противно сопя, помчались дальше. Но он уже не обращал на них внимания, так как позади стада, над степью, появились и стали увеличиваться три точки, причем приближались они с огромной скоростью.
«Может, это самолеты?»
Он просто ошалел, когда увидел, что это - гигантские стрекозы. Мало того, когда они приблизились, Игорь разглядел, что на их тусклых, словно сделанных из меди хитиновых панцирях восседают люди! Ну, может, не совсем люди, но силуэты все же были человеческие. Разглядеть наездников он толком не успел. Громко жужжа, две стрекозы пронеслись мимо Игоря, преследуя длинноносых жертв. Третья зависла на высоте трех метров, прямо напротив Игоря. Его поразило, что прозрачные крылья этих созданий не вызывали никакой турбулентности. Просто над местом работы крыльев создавался поток воздуха, от которого степную траву слегка прижимало к земле. Вот и все.
В седле восседала сногсшибательная особа. Офриаду она, может, и не понравилась бы, так как он любил атлетическую женскую красоту, но вот на вкус Игоря, перед ним сейчас оказалась просто-таки богиня. Полные груди, никак не меньше третьего размера, были заключены в золотой бюстгальтер. Да, именно в золотой. Он имел форму побегов странного растения, листья которого прикрывали лишь соски этой фурии. Впечатляющие бедра опоясаны тонкой цепочкой, на которой болтаются два золотистых лоскутка. Вот и вся одежда. Волосы ярко-бордового цвета собраны на затылке в толстую косу. Странноватые глаза, большие, миндалевидные, переливались всеми цветами радуги. Правда, они немного пугали своей неестественностью, но… ей же ей, Игорь отдал бы многое ради того, чтобы хотя бы раз, один единственный раз завалить эту женщину в стог пахучего сена.
«Кто ты такой?» - от появившегося в его сознании вопроса веяло вселенским безразличием и снобизмом.
«А ведь и правда, - подумал он, - кто я на самом деле? Как мне представляться в этом мире?! Представиться человеком, который, быть может, когда-то станет их Богом или же перевоплотится в демона Хаоса? Ох, думаю, такой ответ здесь никого не удовлетворит. Что же ответить?.. Вот бля!.. Она же телепатка! На кой хрен я думаю в открытую???»
Женщина нетерпеливо тряхнула головой.
«Итак... кто ты - Нам, Пэр или Хун? И в какой реали проживает твоя раса?»
«Ты глянь, она хоть и общается мысленно, однако моих мыслей прочитать не смогла! – изумился Игорь. – Хм-м... странно».
Тем временем, огромное насекомое стало постепенно передвигаться по часовой стрелке. Гудение двух пар его крыльев перекричать, в принципе, было возможно, но пришлось бы при этом сильно постараться. Тело Игоря разворачивалось вместе с перемещением гигантской стрекозы. Насекомое бесстрастно взирало на человека огромными фасеточными глазами, то и дело скребя огромными жвалами заточенный, как острие копья, хоботок.
«Ты что себе позволяешь, махунский червь? Перед тобой принцесса из клана Нуари… Нуари, повелителей всех реалей! На колени!»
«Да пошла ты в жопу... дура…» - бросил он мысленно, обращаясь к взбесившейся даме.
«ЧТО-О-О-О???»
- Арррра! - выкрикнула принцесса команду своему стрекоту.
«Блин, а она ведь меня поняла!»
Но удивляться времени не было. Грозно стрекоча, огромное насекомое ринулось на одинокую человеческую фигуру.
Не раздумывая, тело Офриада метнуло в стрекозу свое короткое копье. Оно вошло в голову твари, прямо между ее фасеточных глаз, и прошило насквозь все тело насекомого. Когда стрекоза рухнула ему под ноги, из ее продолговатого брюшка торчало острие черного наконечника. Нелепо всплеснув руками, наездница вывалилась из седла, но не откатилась - она была пристегнута к седлу тонкой серебряной цепью. Игорь мазнул по ней взглядом – красотка! Сосок правой груди обнажился и горел рубиновым цветом… Ох! Пока Стэлла пыталась отстегнуться, он посмотрел в ту сторону, куда унеслись «слоники» и их преследователи. Далеко-далеко, на расстоянии примерно с километр, был заметен круговорот жизни и смерти. Стрекозы, подлетая к «слоникам», хватали их тонкими цепкими лапками и поражали тело жертвы своим копьеобразным хоботком. Игорь спохватился: он покуда не пленник, а значит, и хлопать впустую глазами не следует.
В два прыжка он оказался рядом с принцессой реалей и в треть силы огрел ее по голове внешней стороной гоплона. От удара женщина потеряла сознание. Сорвав с нее набедренную повязку, он подбежал к «заднице» стрекозы, и, намотав материал на торчащее острие, принялся вытаскивать оружие из утробы отвратительной бестии. Как только копье вышло из брюшка стрекозы, спартариот начал бегло очищать его от липкой и вязкой субстанции. При этом он посматривал в сторону, куда унеслись двое из свиты этой выскочки.
«Тупари! Бросили свою принцессу и гоняются за этими длинноносыми, как дети! И при этом ни один не оглянулся в сторону своей госпожи!.. Вот блин, накаркал!»
Похоже, слуги наконец поняли, что стряслось нечто непредвиденно