Неисполнение желаний. Продолжение повести

Анонс: Преступный авторитет поймал в свои сети известного писателя и его семью.
Начало и продолжение повести смотрите на моей авторской странице.
Внимание! Текст только для взрослой аудитории!
Чтобы соблюсти плавность восприятия, небольшой фрагмент текста из предыдущего куска:




У светофора на проспекте притормозил – красный сигнал. Хотя вокруг не было ни одной машины, Геннадий упорно стоял на месте. Вдруг крупная тень метнулась к нему, и настойчиво застучали в окно. Геннадий дернулся от испуга, сердце забилось в бешенном ритме, мозги чуть не лопнули от резкого скачка давления. Б..! Посидеть можно от таких приёмчиков.
Давление снова мгновенно пришло в норму. Опустив стекло, обомлел – перед ним было толстое растерянное рыло Самсонова.
--Ты? – пораженно выдавил из себя Геннадий.
--Геннадий Андреевич, надо поговорить.
--Иди на ..ер! Понял?
--Да послушайте, я виноват, очень виноват…
--Машке это скажи, а я поехал.
--Нет, подождите, -- Самсонов вдруг протиснулся в окно, вцепившись руками в руль. – Мне необходимо сказать вам очень важное…
--Отце-епи-ись, -- Геннадий, пыхтя, пытался оторвать клешни Самсонова, но кабан был неподъёмный. Геннадий выдохся. –С ума сошел!
--Я знаю про Зию! – почти выкрикнул Самсонов.
--Что? – Геннадий удивлённо отпустил поэта.
--Я знаю про Зию. Выйдите из машины – переговорим.
Чертыхаясь ( как всё неудачно складывается), Геннадий толкнул дверцу, вышел на улицу. Кто натрепал этому придурку? Если он знает что-то о причастности отца к смери Зии, всё, пиши-пропало, весь город будет в курсе через сутки. Как всё плохо!
У тротуара, мигая габаритами, стояла «семёрка» Мамонта. Геннадий, взглянув на неё, ухмыльнулся:
--Уже отремонтировал?
--Мало мне, -- Мамонт был покорен. К чему бы это? Одутловатое лицо Мамонта было взволнованно. – Геннадий Андреевич, я сегодня был там, у Ондатра. У них какой-то праздник. Читал стихи за деньги.
Геннадий, бесясь в душе ( подонок, стихи он читал!), отвернулся.
--Краем уха уловил их разговор. Против вас что-то затевается. Зию Нуретову, убитую в лесополосе.. она как-то связана с вами…
--Что ты хочешь сказать конкретно?! – нервно дёрнулся Геннадий.
--Зия.. Она ведь шлюхой была.
--Ты знаешь всех шлюх в нашем городе… А моя дочь хотела за тебя замуж, дура. Молодец, хоть во время нас предупредил, что ты только игрался – у неё ещё есть время аборт сделать!
--Аборт? Как аборт? – Мамонт побледнел. – Как аборт? То есть, она сделала аборт? Она убила нашего ребёнка?
--Она сделает аборт!
--Где она?
--У Андрея Андреевича.
Самсонов, вытирая потное жирное лицо платком, вдруг бросился к своей машине.
--Эй, придурок! Что ты хотел мне сказать?
--А, -- Мамонт затравленно остановился. – Да, Зию Нуретову за три дня до убийства оперировал доктор Калитов. Наверное, это важно для вас…
«Семёрка» Самсонова, вывернув, умчалась в темноту. Судя по всему, Мамонт вновь «воспылал» к Машке. Идиот. Хотя, пусть лучше между ними всё наладится. Он, хоть и дурак, а всё-таки крутится. А женится на Машке, Геннадий выбьет из него эту дурь – за ворьём ради их бабок увиваться!
Так, так… Значит, Зию Нуретову кто-то оперировал за три дня до гибели. Зачем? Что у неё там латали? Медэкспертиза не упомянула свежих швов. Доктор Калитов. Ладно, это легко прояснить.
Егоров начал набирать номер на своём сотовом телефоне… Дьявол! «Недостаточно средств для звонка! Пополните свой счёт!».
Оглядевшись, Егоров увидел уличный терминал оплаты сотовой связи рядом с играющим неоновой рекламой цветочным киоском. Он посмотрел на свою машину, так и стоявшую посреди дороги перед светофором – дорога была пустынна, решительно направился к терминалу. Вставив сторублёвую купюру в щель аппарата, быстро совершил необходимые действия. Теперь, главное, чтобы деньги пришли сразу на счёт… Сотовый пиликнул сигналом о сообщении.
Геннадий прочёл – счёт пополнен.
Набирая номер на своём телефоне, смотрел на заставленную цветами витрину киоска. Цветы крупные, цены – ещё круче.
--Алло, Лиза. Это я. Спала уже?
--Я знала, что ты позвонишь. Говори.
--Я не потому поводу…
--Я знаю, что по «этому» поводу ничего не может быть. Говори.
--Такая информация – покойную Зию Нуретову за три дня до гибели оперировал некий врач Калитов.
--Калитов? Ха-ха. Здорово.
--Слышала о таком?
--Самый дорогой гинеколог нашего города. Ты понял, что Зие зашивал этот Эскулап?!
В груди Геннадия дёрнулась радость – есть, сдвинулось с места. Зию оперировали, чтобы сделать из неё целку! Ай да злодеи, ай да проворные ребята. Но на любую старуху находится проруха. Поистинне, язык мой – враг мой! Если бы они не трепали языками в присутствии Самсонова…
--Ты где, Егоров?
--Здесь.
--Поняла. Значит, садись в свою колымагу, и вертай обратно. Я выхожу из подъезда. Я знаю , где этот сыч Калитов живёт, мы его вынем из постельки, и пристрастно с ним поговорим. Я позаимствую у спящей Ленки одну из её фотографий из альбомчика. Может, Калитов и её признает?
--Молодец!
--Ты не радуйся раньше срока. Жду тебя.
В обратную сторону мчаться было куда приятнее. Сдвинулось дело – пошло! Геннадий лихо затормозил перед Одоевой, визжа шинами об асфальт. Она прыгнула на переднее кресло рядом с ним.
--Поехали.
Калитов Сысой Савельевич жил в одном из полупрестижных районов, не далеко от центра.
--Имя у него, -- сказал Геннадий. – Хрен выговоришь. Сысой, да ещё Савельевич. Кто его так назвал?
--Родители. Ха! У него родители люди интеллегентные были. О них как-то местная телекомпания передачу выпустила ко дню города.
--Померли уже?
--Наверное, если ему шестьдесят семь.
--Откуда ты про него знаешь?
--Он светило гинекологии. Каждой даме хочется, чтобы её осматривал суперврач, а не простой заштатный мужичок-извращенец.
--Гинекологи, в твоём понятии – извращенцы?
Лиза неопределённо хмыкнула, потом, улыбаясь, пояснила:
--Тебе бы было приятно ежедневно нюхать больные «шарманки»? То-то. (Опять выражалась, как мужик!). Всё, сворачивай вон в проулок. Ага. Ну, и дорога. Теперь сюда, ставь машину у подъезда.
Геннадий нажал на тормоз, выключил зажигание и фары. Тьма опустилась вместе с тишиной.
--Он нас пустит? – спросил, посмотрев на Одоеву.
--Какой ты, Егоров, пришибленный. Пустит – не пустит. Нам всякая минута дорога – не до сантиментов.
Они вылезли из машины, вошли в освещённый подъезд. Лизка удивилась:
--Ну, и люди, лампочки у них горят. Во всех нормальных подъездах освещение естественное.
--Ты что делаешь?
--Выкручиваю. У меня в прихожей перегорела, а покупать средств нету.
Блин, горячая.
Лизка спрятала лампочку в карман.
--Жлобствуешь? – ухмыльнулся Геннадий.
--Быкую. Ну вот, на площадке темнота, можно ломиться в дверь, -- Лиза нажала на звонок.
Звонок пришлось долго. Заспанный мужской голос спросил:
--Кто там?
Лизка рявкнула сурово:
--Откройте, милиция.
--Какая милиция? Мы не вызывали.
--Гражданин Калитов. У нас ордер – открывайте.
За дверью задумались, щелкнул выключатель, два раза несмело тявкнула комнатная собачонка. Наконец, провернулся ключ в замке, дверь приоткрылась, натянув цепочку.
--Следователь Одоева, -- Лизка показала ему удостоверение.
На площадке было темно, Калитов не мог ничего разглядеть.
--Сысой Савельевич, мы не бандиты. Я Лиза. Помните меня? – вдруг потеплела Одоева.
Такой подход сразу успокоил Калитова. Он отомкнул цепочку. Вошли в прихожую. Калитов Лизку не помнил. Переводя взгляд с неё на Геннадия, он взволнованно ждал объяснений. Он стоял в белой пижаме, рядом к ногам жался коричневый коккер-спаниель.
--Сысой Савельевич, вы слышали о гибели Зии Нуретовой? – спросила Лиза.
Калитов сразу успокоился, скривившись, повернулся спиной и призывно махнул рукой.
--Пойдёмте на кухню. В зал не зову – там сын спит. У нас квартира двухкомнатная, лишней спальни нет. О Нуретовой читал в газетах.
На кухне он усадил следователей за стол, включив газ, поставил блестящий сталью чайник со свистком.
--Почему ночью пришли?
--Только что узнали, что вы её оперировали за три дня до гибели. А время не терпит у нас, Сысой Савельевич.
--Понимаю. Отпираться не имеет смысла, да и зачем? Да, оперировал. Думаю, знаете как.
--Знаем.
--Не раз, между прочим.
--Вот как? Чем вам объясняла своё желание постоянно обновляться?
Калитов тоже присел за стол на табуреточку, усмехнулся.
--Ничем не объясняла. Она была продажной женщиной, и периодически находила клиентов, которые за хорошие деньги хотели лишить её девственности.
--А вы?
--Что я? Желание клиента – закон. Операция платная. Есть деньги – пожалуйста, деньги в кассу и никаких проблем.
--А моральные принципы?
--Какие принципы, деточка? Знаете, я сколько делаю операций таких? Не менее десятка в неделю. Это в журналах пишут – такие операции помогают оступившимся девушкам наладить нормальную жизнь, мол, чистая и невинная идёт замуж – бред. На девственности делают деньги. Обычная проститутка стоит пятьдесят долларов, а девственница – от тысячи и, бог знает, до каких высот доходит цена! Есть за что терпеть и страдать.
--Вы тоже делаете деньги на девственности, -- хмыкнул Геннадий.
Калитов не отпирался.
--А как же! Не плохой доход.
--Зия Нуретова одна пришла к вам в клинику? – спросил Геннадий.
--Нет, её сопровождали двое мужчин. Они и расплатились. Потом, после операции, сразу увезли – она отлеживалась не у нас.
--Фоторобот мужчин поможете составить?
--Помогу. Я человек законопослушный.
--Сысой Савельевич, эту девушку не помните? – Лиза показала Калитову фотографию Каузиной.
--Её зовут Лена.
--Знаете её? – удивился Геннадий. Он знал, знал, что с Каузиной не всё чисто. Значит, отец видел её на бандитской «малине».
--Только имя. У нас ведь клиника не требует с клиентов их паспортных данных – операционная помощь анонимная. Всё, что связано с сексом – сфера деликатная. Требуй мы паспортных данных, не многие решились бы…
--Она была не девственница?
--Была, но мы её сделали девственницей.
--Когда оперировали её?
--За день до гибели Нуретовой.
--Отлично, -- Геннадий даже потёр руки – всё сходится. – Можете написать нам объяснительную?
--Мы сами напишем, а вы подпишете, -- сказала Лиза. – Эта Лена причастна к гибели Нуретовой. Вы нам здорово помогаете, Сысой Савельевич.
--Долг гражданина помогать правоохранительным органам. Будем пить чай.
Калитов наполнил чашки, поставил вазу с конфетами, коробки с зефиром, мармеладом, оригинальными тортинками, печеньем в виде персиков.
--Люблю сладости, -- смущаясь, сказал Калитов. – Угощайтесь.
--Спасибо, -- Геннадий отпил глоток крепкого чая. Кажется, дело сдвинулось с мёртвой точки. Каузина – высмотрень бандитов, нейтрализовав её, можно свободно приниматься за Игошина. Время ещё есть!
--Прочитайте, и внизу напишите своей рукой: «С моих слов записано верно». И поставьте подпись.
--По предъявленной мне фотографии, я опознал прооперированную мной Елену Каузину. У неё была востановлена ранее утраченная девственная плева, -- вслух прочитал Калитов. – Верно, именно так.
--И число поставьте, -- сказала Лиза.
Быстренько, ради приличия, попив чайку, с объяснительной Калитова на руках, помчались обратно к Каузиной. Пробуждения Ленки ждали ещё с час, терзаясь бездействием.
--Да проснись! Проснись! – Лизка бесцеремонно лепила пощечины. Голова Каузиной моталась по подушке. Застонав, Ленка разлепила тяжелые веки.
--Что-о-о?
--Вставай, иуда! – Лизка врезала Ленке уже совсем больно.
--Сдурела! – подскочила Каузина, приходя в себя. Заметив Геннадия, Ленка прикрылась одеялом. – Вы здесь зачем?
Геннадий, не испытывая к Ленке отрицательных чувств, присел на стул перед диваном, где она сидела, тёрла глаза и отбитые Одоевой красные щёки.
--Елена, ты давно сотрудничаешь с преступниками?
--Что?! – Каузина перепугалась. Её лицо залила бледность.
--Тебя видели на вилле Ондатра. Ты там деньги получала. Вот показания доктора Калитова.
--Что?! … Нет, -- Ленка вдруг заморгала и разрыдалась, уткнувшись в кулак. Геннадий растерялся – эта милая девушка была шпионом криминала, и вот она легко «раскололась» и рыдает, словно ребёнок. Как себя вести? Орать на неё, тоже бить по щекам, как Одоева? Что делать?
--Ты на службе у Ондатра? – спросил Геннадий.
--Да, -- выдохнула Каузина. Капельки слез повисли на её губах.
--Почему?
--Он спас меня, оплатил учёбу в институте…
--Ты все годы работала на него?
--Все годы. Все, -- и она снова зарыдала, спрятав лицо в колени.
Геннадий помолчал в нерешительности. Он обернулся к Одоевой – у Лизки глаза сверкали праведным гневом. Геннадий взял себя в руки – Каузина враг, и надо вести себя жестко. Он начал говорить ровным голосом:
--Тебе придётся искать другую работу. Это самое хорошее, что тебя ожидает. Ты можешь попасть в тюрьму за коррупцию. Твои действия определяются, как коррумпированность и участие в преступном сообществе.
Ленка плакала от души. Геннадий смотрел на неё и удивлялся – никогда бы на неё не подумал. Связана с ворами. Они её спасли от чего-то, скорее всего от какой-то глупости, определили в институт через своих людей, платили за учёбу – готовили с самого начала, словно лазутчика в стан врага.
Одоева принесла Ленке воды. Та попила, немного успокоилась.
--Я уволюсь сама. Не выдавайте меня.
--Хорошо, -- Геннадий расчитывал именно на такой поворот. Он не желал, чтобы Каузину трепали на дисциплинарной комиссии – зачем это? Её вовремя разоблачили. Сейчас более выгодно, чтобы воры не знали о «провале» Каузиной. – Будем сотрудничать. Ты не скажешь Ондатру, что я копаю под него и Игошина, а я позволю тебе потихоньку уволиться и уехать.
--Нет. Не могу, -- Каузина вдруг замотала головой, и опять заплакала.
--Почему?
--Мне не позволят уйти из органов. Как я объясню? Меня так долго внедряли.
--Объяснять ничего не придётся – Ондатра и его бригаду мы посадим, а ты уедешь куда-нибудь.
--На какие средства?
--Продашь машину, -- сказала Лизка. – Речь идёт о твоей жизни – или ты уедешь, или тебя убьют твои «друзья».
--Господи, как мне плохо, -- шептала Каузина. – Куда я поеду? Меня они всюду найдут… Вообще, это здесь не причём – я Урюпина люблю. А-а. Всё кончено. Никуда я не поеду… Пусть лучше убьют меня.
Одоева присела на край дивана.
--Как ты попалась этим ублюдкам?
--Молодая была, дурная. Ещё девчонкой меня уговорил один гад поехать в Турцию работать танцовщицей. Мне было пятнадцать лет. Жила я у тётки-пьяницы, вдали от родителей –приехала поступать в техникум, не поступила, подала документы в местную школу, чтобы домой в деревню не возвращаться. Писала родителям, что в техникуме учусь, тётке тоже врала. Подумала – съездить в Турцию, это выход. Вернусь через два года с деньгами. У кого деньги – тот и прав, буду независимая. Мне сделали липовый паспорт, прибавили возраст и вывезли в Стамбул. Там сразу продали толстому кабану-греку. Он меня лишил невинности и отвёз в горную деревушку. Там жила два года – у центральной дороги стояла харчевня – шофёры-дальнобойщики останавливались пообедать и трахали девок по дешевке. Со мной ещё с десяток девчонок из России и Украины работали.
Потом хозяин повёз нас к морю. Там ещё год работала в курортном городке – он сдал нас в аренду – развлекали гостей на яхтах. Однажды гуляла наша братва. Один из них – Ондатр, мало пил, распрашивал меня: почему я здесь, как попала сюда и всякое такое. Узнав всё, вдруг решил меня выкупить. Так я вернулась в Россию. Мне было восемнадцать лет. Ондатр определил меня в школу милиции, и все годы, пока училась, содержал меня, опекал, помогал во всём. После распределилась в ваше управление – здесь тоже не обошлось без Ондатра. Здесь познакомилась с Колей Урюпиным. Испугалась, что оттолкну его, если окажусь, как все – траханой-перетраханой. Ондатр заплатил – меня прооперировали. Я стала девственницей, и любовь наша с Колей была чистая. Несколько дней назад к Ондатру приехал один «смотрящий» -- важная фигура. Ондатр попросил отдаться ему – я же была девственница. Смотрящий оценил старания Ондатра – они договорились, о чём хотел Ондатр, а меня ещё другие его соратники трахали – Ондатр обещал отблагодарить. Тогда меня и видели на вилле. Ондатр за ту услугу дал мне тысячу евро. Я опять прооперировалась у Калитова. Как видите, я целиком в руках Ондатра.
--Не всё так страшно. Ондатр тебя выкупил, потому что уже имел план «сделать» своего мента. Вот и поехал в Турцию, высматривал, кто сможет подойти – там все девки в безысходном положении, он искал самую покладистую, но достаточно умную, и нашёл тебя.
--Может, и так, -- вздохнула Каузина. – Дальше-то что?
--Ничего. Будешь извещать Ондатра, о чём я скажу, -- сказал Геннадий. – Кстати, зачем ему нужен Игошин?
--Не знаю. Мне велели следить, чтобы вы не копали его дело.
--Могу тебе верить?
--Правда, ничего не знаю.
--Где мне найти Сашу Семёнова?
--Не знаю такого.
--Может, по настоящему, он не Семёнов – молоденький такой, играет роль предпринимателя – у него БМВ новая, номер – три шестёрки.
--Не сталкивалась, хотя БМВ такое видела в тот раз на вилле Ондатра, когда уезжала.
--Ясно, -- Геннадий посмотрел на Одоеву. – Поехали?
--Она не сбежит? – Лизка зло посмотрела на Каузину – в отличие от Геннадия предательство Ленки её взбесило.
--Самый лучший вариант для неё – соблюсти наш дружеский договор. Поехали, Лиза.

*****

На утро, еле продрав глаза после бессонной ночи, Геннадий решительно взялся за дело – он повёл наступление по всем фронтам. Помощника своего Реброва вместе с Одоевой Геннадий отправил к вилле Ондатра следить во все глаза: кто въезжает, кто выезжает из бандитской малины, особенно было указано уцепиться за новенькую БМВ с номером 666, и проследить её водителя – что Саша Семёнов появится у Ондатра, сомнений не возникало. Сам же взял скоросшиватель с делом Игошина, и направился в сизо на «беседу» с преступником. Каузина сегодня на работу не вышла, позвонила, что «приболела». Геннадий не настаивал – пусть отлежится, вчерашнее разоблачение обрушилось на неё сокрушающим молотом.
Игошин сидел на стуле, сверля взглядом пол. Раскаиваться и признаваться во всех грехах он, как и прежде, не собирался.
--Будем молчать? – Геннадий просматривал всё, что имелось на Игошина. Справки с места жительства, объяснительная родителей, с места работы – работал Игошин продавцом в мебельном магазине, но был нерадив и его держали лишь благодаря родственным связям – владелец магазина приходился ему тридесятым дядей. Самойлов Иван (застреленный подельник Игошина) работал в компьютерном салоне. Далее следовало описание задержания преступников. Угнанную «девятку» тут же вернули владельцу – преступники позаимствовали её с автостоянки у старого универмага. Пистолеты ПМ, изъятые у Игошина и Самойлова, были чистые – ранее из них не убивали, номера на пистолетах были сбитые, и откуда они пропали, выяснить ещё не удалось. Это всё.
Геннадий вздохнул. Конечно, Игошину впаяют приличный срок за убийство милиционера – доказывать его вину не требуется. Но что было в сумках, которые он и Самойлов спрятали? Почему они неслись по городу во весь опор, чем и привлекли внимание ГИБДД? А главное, зачем Игошин Ондатру?Каузина удивилась, услышав, что Ондатру «нужен» Игошин – ей велели лишь следить, чтобы Геннадий не лез в дело Игошина. Скорее всего, Каузина никогда не видела Игошина и Ондатра вместе, но это он потом прояснит. Хотя, Каузина вернее всего мало кого знала из организации Ондатра, как и о ней знали лишь редкие посвящённые. А ключ к решению дела именно в последнем: зачем Игошин Ондатру? Версия о «товаре» в сумках, лишь предположение Геннадия. А как на самом деле, знают только Игошин и Ондатр. Но Игошин молчит, а Ондатр недосягаем в своей вилле-крепости.
--Игошин, почему вы не идёте на встречу следствию? – устало спросил Геннадий. Он чувствовал, что его усилия разговорить преступника пойдут прахом.
--Зачем?
--То есть?
--Зачем идти вам навстречу? Всё и так ясно – угнал машину, убил мента. Судите и везите в зону. Что вам ещё надо?
--Но это не всё.
Игошин ухмыльнулся:
--Если вы решили, гражданин следователь, прицепить мне в довесок пару ваших зависших дел – ничего не выйдет.
--Вы очень самоуверенны.
--Хотите сломить меня угрозами?
--Какие угрозы? Я говорю с вами предельно корректно. Просто любопытно мне, почему вы неслись под сто двадцать километров в час на угнанной «девятке»?
--Испугались.
--Кого?
--Не кого, а что. Угнали и перепугались, что догонят.
Геннадий улыбнулся. А он наглый малый. Ещё шутит. Чувствует себя достаточно уверенно. Конечно, его по настоящему не «ломали» -- не обливали холодной водой, а после не сажали в ледяной бетонный карцер, не били по зубам и почкам, не пинали в яички, не подсаживали к уркам, которые трахали задержанных в задницы и переводили в ранг петухов-членососов. Его «берегли». И он, побыв здесь, в камере предварительного следствия, вдруг решил, что все описанные в коммерческих книжонках ужасы «милицейских застенков», лишь плод воображения жадных до гонораров писак.
--А где вы взяли пистолеты?
--Нашли.
--Где?
--Не помню. Шли, шли, и нашли. Нашли, удивились, и тут же решили похитить старую «девятку».
--Что вы с ней собирались делать?
--Ничего. Обидно всю жизнь было – у многих молодых людей есть машины, а у нас – нет. Собирались покататься, а потом вернуть машину на место, а пистолеты сдать в милицию.
--Почему вы убили милиционера? Почему так ожесточённо сопротивлялись при задержании?
--Всё от испуга. От ужаса. И я, и Ванька – с детства милиции боимся. Я себя не контролировал, стал почти безумен.
--Невменяем, -- поправил его Геннадий.
--Правильно. Само получилось… Почему вы ничего не записываете, гражданин следователь?
--А что записывать?
--Как что? Я вам чётко объясняю – при моём задержании я был невменяем, в состоянии психического афекта, вызванного страхом перед милицией и перед пенициарной системой вообще. Я не соображал, что делал.
--Игошин, если я запротоколирую эту лабуду и подошью ее в ваше дело, вас на зоне Ввшники задавят. Или ещё хуже – переведут в опущенные. Все годы заключения вы будете хренососом, говноедом, спать на полу под нарами, а ближе к окончанию срока вас повесят или кастрируют, и вы умрёте от потери крови…
--Опять вы меня пугаете, гражданин начальник.
--Гражданин следователь… Как я понимаю, говорить сегодня вы не намерены.
--Отчего? Давайте поговорим. В камере скучно.
--Что было в сумках?
--Каких? – Игошин напрягся.
Геннадий уловил этот мимолётный порыв. Ага, он был прав в своих предположениях – именно сумки здесь самое главное.
--Которые вы спрятали в заброшенном квартале.
--Не знаю ничего о сумках. Кто вам сказал, что у нас были сумки?
--Сотрудники ГИБДД, они видели – вы и ваш подельник, отстреливаясь, покинули машину, в руках держали по объёмной спортивной сумке.
--Им пригрезилось. Мало, что с испугу покажется. Думаете, им страшно не было нас ловить?
--Если и было, то не до такой степени, чтобы жопу с пальцем спутать.
Игошин ничего не сказал.
--А ведь я могу вас отпустить, -- вдруг сказал Геннадий, задорно улыбаясь.
Игошин недоуменно воззрился на него.
--Сижу вот, любуюсь вашей спесивой физиономией и терзаюсь: отпустить, не отпустить. Могу повезти вас на место задержания, якобы, уточнять детали, а там вы сбежите… Бывает такое, поверьте.
--Зачем это? – в глазах Игошина заиграла усмешка. Он понял, что следователь издевается над ним, развлекается, одновременно пытаясь заинтересовать.
--Из корыстных интересов. Да, да, не округляйте глаза. Вы алчны. А чем я хуже вас? Есть человек, гражданин Игошин, который, в отличие от меня, знает, что в ваших сумках.
Игошин даже вздрогнул от такого неожиданного перехода.
--Знает, и просто проходу мне не даёт, чтобы я вас ему «продал». Хотите? Уверен на все сто – он не ваш доброжелатель. Он вырвет вам печень через задницу, но расколет, где вы спрятали сумки.
Игошин уже успокоился и принял благодушный вид.
--Блефуете.
Геннадий нажал на кнопку, вызывая конвоира.
--Хорошие деньги за вас дают, Игошин. Вот и маюсь, что мне выгоднее: «продать» вас или остаться безупречным ментом, и довести дело до суда?
Вошёл конвоир.
Геннадий улыбнулся Игошину, мол, думай, подонок, комбинируй, а вечером вновь побеседуем.
--Значит, отсидеть срок и выйти на свободу всё-таки можно? – спросил Игошин, всё так же посмеиваясь.
--Всё можно, гражданин подследственный. При желании.
Когда Игошина увели, Геннадий нервно отёр лицо рукой – правильно ли поступил, надавив на Игошина? Что даст эта игра в открытую? Игошин обдумает все «за» и «против», и выдаст тайник с «товаром»? Ага, и к убийству и угону, добавит себе ещё что-то… Транспортировка наркотиков? Ограбление (если в сумках краденные вещи)? Во всяком случае, шанс есть – Игошин может поверить, что он, следователь Егоров, в состоянии пойти из-за денег на сделку с совестью, и у него выбор простой – добавить к сроку лишнюю статью или подохнуть «проданным» подельникам… А почему подохнуть? Наоборот, за успешную операцию по спасению товара, Ондатр своего курьера может спрятать на каком-нибудь курорте с липовым паспортом…
--Как ты думаешь, о чём сейчас думает Егоров? – Ребров, не отрываясь от окуляров бинокля, ощерил рот в усмешке.
Лиза потянулась – они сидели в «шестёрке» оперативно-следственного отдела УВД. Ребров напряженно следил за воротами виллы Ондатра.
--О чём думает? О чём-нибудь приятном, -- отозвалась Лиза.
--Что для него приятное? – не отставал Ребров.
--Мысли о том, как ты вычислишь БМВ с номером 666.
--Одоева, ты обладаешь даром предвиденья.
--В смысле?
--Сказала о желании Егорова, и пожалуйста – ваше БМВ.
--Дай-ка бинокль, -- оживилась Лиза.
Она приникла к окулярам. За рулём БВм сидел молодой пижон. БМВ въехала в ворота виллы.
--Отлично, -- обрадовалась Лиза. – Птенец в ловушке.
Опустив бинокль, она толкнула Реброва плечом в плечо.
--Как думаешь, парень, сразу отзвониться Егорову, или подождать развития событий?
--Эта тачка его сильно волнует?
--Много будешь знать, плохо станешь спать, сынок.
--Ой, мамаша. Я не сынок, я оперативный работник.
--Смотри на ворота! – Одоева передала бинокль Реброву. – Я ещё покемарю.
--Могла не ехать со мной – я бы один прекрасно справился с наблюдением.
--Без чуткого руководства? Ты себе льстишь. К тому же в лесу так романтично. Деревья, листва. Поспать на таком фоне – одно удовольствие.
--Ночью надо спать, в домашней постели.
--Не ворчи, оперативный работник. Ночью мне спать некогда –я женщина замужняя, развлекаю супруга. Всяческими способами, в том числе и исполнением супружеского долга.
Ребров радостно заулыбался.
--Чё, он у тебя крпкий мужик, не даёт расслабиться?
--Не твоё дело! Смотри в бинокль. Разве можно замужней женщине такие не скромные вопросы задавать?
--Я же в шутку. О, Лиза, он уже выезжает.
--Быстро он. Заводи колымагу, будем его вести.
Ребров впихнул бинокль в пустой бардачок., повернув ключ, выжал сцепление. БМВ вихрем пронеслось по трассе мимо низины, где таилась «шестёрка» следователей. «Шестёрка», надрывно заревев, по круче взобралась на дорогу.
--Не догоним, -- с сомнением произнёс Ребров, прибавляя газу.
--Давай, давай, Севастьян!
--Степа-ан!
--Степан слишком буднично, а Севастьян – круто!
--Издеваешься.
«Шестёрка», дребежжа всеми частями кузова, выжимала из своего потрёпанного движка сто километров в час. БМВ медленно приближалось.
--Там поворот – видишь, он тормозит.
--Не слепой. Не говори под руку, -- сердился Ребров.
--Стёпка, его бы здесь в лесочке придавить к обочине! Раскололи бы гада.
--Мечтай.
После поворота БМВ опять набрала скорость, и легко ушла от «хвоста». Гнать со скоростью больше ста Ребров не решился. Настигли беглеца за постом ГИБДД. По улицам города «вести» БМВ было не сложно.
У пивной «Пьяный матрос» иномарка притормозила. Водитель ушёл в кирпичный павильон. Припарковавшись рядом, Ребров подмигнул Лизе:
--Пивка попьём?
--Нет, сделаем проще. Ты встань у двери, а я поглажу его колымагу. Думаю, всё пройдёт, как по маслу.
Одоева подождала, пока Ребров поудобнее устроился у двери пивной, вышла из пахнущей кислятиной «шестёрки», и ласково опустила руку на капот БМВ. Мгновенно сработала сигнализация.
Через две секунды из распахнутой ударом ноги двери вылетел обалдевающий водитель иномарки. Увидев у машину молодую бабу, он сразу расслабился.
--Эй, м-нда, руки убрала с машины! Чего надо? Ты не в моём вкусе. Пошла на х-р! – зарычал он улыбающейся Лизе.
--Тихо, козёл, -- Ребров ткнул пистолетом в его затылок. – Пошёл к машине! Быстро.
--Эй, ты что!
--Молчи, на х-р. Рыпнешься – убью. Открывай.
Водитель, нервно подрагивая, пиликнул замком.
--Это прокол, ребята. За машину вам шеи свернут. Это не моя машина, а очень-очень важного дяди.
--Мы знаем, чья это машина. Лиза, садись за руль. А мы с тобой, браток, сядем назад.
Ребров с водителем поместились сзади. Лиза села за руль – БМВ сорвалась с места, вошла в поток движения.
--Тебя как зовут? – спросила Лиза.
--Саша, -- жалобно отозвался водитель.
--Семёнов?
Зрачки у Саши забегали – он перепугался ещё больше.
--Окунев.
--А я думала – Семёнов.
Тут его озарило – это не «братья-бандиты».
--Э, вы кто?
--Менты, -- сознался Ребров.
--И чё вы меня схватили ? – сразу загонорил Окунев.
БМВ, ведомая опытной рукой, пронеслась проходными дворами, и вдруг вынырнуло перед внутренним двором областного управления.
--Долбить будем, пока не усеришься, -- обрадованно заржал Ребров.
Увидев за рулем Одоеву, дежурный без распросов отворил ворота, впуская во внутренний двор крутое авто.
--Будем бить, пока не сдохнешь, -- убирая пистолет в кобуру пистолет, завершил предсказание Ребров. – Никто знать не знает, что ты у нас. И не узнает – убьём, вывезем, да сами и найдём, дело начнём крутить: кто, мол, убил неизвестного, изувеченного молодого мужчину? И не найдём виновных, как ты догадываешься. Выходи, козёл! А труп твой, покрытый синяками, зароют в могилу с номером на кладбище за казённый счёт.
Окунев, оглядевшись, вдруг до отупения перепугался. Он чуть не описался, вцепился в рукав Реброва.
--Это не законно! Какие основания меня задерживать?
--Гражданин Окунев, вы задержаны по подозрению в убийстве Зии Нуретовой, -- сурово произнесла Лиза.
--Я не убивал! Нет у вас на меня компромата! – Окунев походил на помешаного. – Ничего из меня не выжмите! А просто так держать – не имеете права.
--При официальном задержании – не имеем. Но мы никаких протоколов составлять не намерены. И регистрировать твоё пребывание здесь, Саша, тоже. Или всех сдашь, или сдохнешь – одним подонком будет меньше. Пшёл! – Ребров толкнул Окунева к дверям управления.
--Это незаконно! – взвизгнул Окунев.
--Иди, иди, мудак.
Визжащего, как свинью, Окунева провели мимо дежурного. Лиза кивнула незаметно:
--Я подам на него бумаги, минут через двадцать.
В кабинете усадили Окунева на стул. Ребров пристроился на подоконнике. Лиза села за стол, включила диктофон.
--Итак, гражданин Окунев, вы убили Зию Нуретову?
--Я не скажу ничего.
--Хорошо, -- Лиза выключила диктофон. – Стёпа, зови мясников, пусть его покалечат малость.
Ребров, подмигнув из-за спины съёжившегося Окунева, выглянул в коридор, крикнул в пустоту:
--Зуева и Александрова сюда. С инструментами!
Вернувшись, ухмыльнулся:
--Сейчас явятся. Надо окно зашторить, и этому отморозку рот залепить. Где наша клеёнка? Терпеть не могу после всего кровищу с пола замывать.
Окунева затрясло от уверенных, спокойных, методичных приготовлений.
--Ты, парень, не рассчитывай, что тебя будут бить в нос и зубы. Нет, -- юродствовал Ребров, вытаскивая из несгораемого шкафа клеёнку в цветочек. Её стелили на стол, когда устраивали в кабинете посиделки. Но в глазах похищенного Окунева эта, покрытая пятнами томатного килечного соуса, клеёнка была ужасным подтверждением ожидающих его мучений. – Нет, дорогой. Тебя будут бить резиновой палкой по яйцам и члену – очень больно. И сразу инвалид. В жопу этой палкой оттрахают – все кишки тебе раскровят, потом никакая больница не вылечит.
Лиза молчала, кривила губы. Слушая Реброва, она боялась, как бы увлёкшийся помощник Геннадия не поверг своими фантастическими рассказами Окунева в предобморочное состояние. А он должен многое ей поведать – о плане Ондатра, об убийстве Нуретовой и смерти её сутенёра, о сумках Игошина. Лиза была уверена, что Окунев посвящен во все нюансы наезда на Егорова и его отца-писателя.
--Подождите, -- истирично прошептал Окунев.
--Чего ждать? Мы ещё не обедали сегодня. Из-за таких козлов катар желудка себе зарабатываешь! Ну, где они?
--Я потороплю их, -- сказала Лиза. – Вообще, вы тут занимайтесь, я потом приду, через полчасика, когда он будет готов говорить.
--Подождите, не уходите, я расскажу, -- вдруг раскололся Саша.
Ребров гадливо заулыбался. Лиза расслабилась – на понт взяли Окунева. Что же такого слабака Ондатр в дело впряг?
Ребров бросил под ноги Окуневу клеёнку.
--Руки назад.
Окунев запаниковал.
--Я же сказал, что всё расскажу!
Ребров защелкнул на заведённых назад руках Окунева наручники, подмигнул Лизе – теперь он беспомощен и, толкнув дверь, выходя в коридор.
--Пойду, приведу наших друзей.
--Не надо! – визгливо попросил Окунев.
--Хорошо, -- спокойным голосом произнесла Лиза, оставшись наедине с задержанным, включила диктофон. – Гражданин Окунев, расскажите, кто убил Зию Нуретову? Вы?
--Нет.
--А кто?
--Гордей.
Это была победа. Окунев назвал имя, его слова записаны на магнитную ленту. Даже если он вдруг опомнится, и прямо сейчас заткнет себе рот – он расколот – он сдал подельника, и за это ему смерть от своих собратьев. Опираясь на его вшивость, теперь можно тянуть и тянуть сведения.
--Кто приказал?
--Ондатр.
--Вы не клички называйте.
--Приказал Суев Юрий Павлович, по кличке Ондатр – он преступный авторитет, неоднократно судимый, -- говорил монотонным голосом Окунев, и с каждым словом наполнялся ещё большим ужасом от своего предательства. Но страх перед надвигающимися пытками был сильнее, и он говорил, боясь остановиться. – У него загородный дом. Он контролирует организованную преступную группировку. Количество членов в группе не знаю, но помогают Ондатру, то есть Суеву – Гордей, Агей, Кудым ,Савелий и Паша – фамилии и отчества не знаю. Все уголовники. Я занимался легальным бизнесом – Ондатр давал мне деньги, я проводил через счета нескольких зарегистрированных фирм эти суммы, как оплату взаимных услуг.
--Отмывали деньги.
--Да. Чистые деньги официально, в качестве дивидендов, переводились на личные счета Ондатра и тех людей, которых он указывал. В этот раз Суев велел разыграть одного старика – Егорова Андрея Андреевича – он писатель. Его сейчас не печатают – пишет по старому. Дела у него в глубоком ауте. Даже решил писать эротику, лишь бы какие-то деньги получить… Я представился Егорову, как издатель Семёнов. Я согласился «издать» книги Егорова, но он должен был пообщаться со спонсором – Суевым. Я их свёл – Суева и Егорова. Суев пригласил Егорова на пикник. На пикнике, напоив Егорова, ему подсунули Зию Нуретову. Соитие снималось на видео и фотоплёнку.
--Нуретову принудили силой заниматься сексом с Егоровым?
--Нет. Ей заплатили деньги.
--Она была девственницей?
--Да.
--По нашим сведениям, она была проституткой.
--Я сам видел, как во время соития с Егоровым, у неё произошла дефлорация. Когда акт был заснят, я усадил обнаженную Нуретову в машину.
--Вашу машину, которая у нас во дворе?
--Да, ту машину. Она не моя, а Суева, но записана на меня. В машине она оделась. Я хотел отвезти Нуретову обратно в город, как было мне велено с самого начала.
--Кем?
--Суевым. Но тут в машину сел ещё Гордей. Он сказал, что и ему нужно в город. Недалеко от трассы, уже на выезде из лесополосы, Гордей попросил остановить машину, а Нуретовой предложил отдаться ему. Она сказала, что у неё всё болит после дефлорации, но он дал ей пятьдесят евро, и она согласилась. Они вышли из машины, отошли чуть дальше. Она сняла с себя платье, оставшись обнаженной, встала в позу, оперевшись о дерево. И тут Гордей дважды удал её ножом в бок. У него нож был спрятан за поясом, а рубаха была навыпуск. Я перепугался, а Гордей крикнул мне, чтобы я вышел из машины и помог ему прикопать труп. Так велел Ондатр. Сделав всё, мы вернулись на поляну, где был пикник. Суев сказал мне, чтобы я три дня не появлялся в городе, и дал три тысячи долларов. Я жил это время в Петраковске, в частной гостинице.
--Почему не сообщили в милицию об убийстве?
--Боялся. Меня бы убили. Меня и сейчас убьют… за всё, что я сказал.
--Лучше умереть, чем жить козлом. Офис вашего «издательства» кто ликвидировал?
--Всё сделали люди Суева, пока я прятался в Петраковске.
--Хорошо, -- Лиза выключила диктофон. – Теперь, гражданин Окунев, вас отведут в камеру на часик, а потом мы продолжим. Вы мне сдадите Ондатра полностью, во всех нюансах и деталях.
Окунев, расслабленно вздохнув, свесил голову и расплакался.

*****

Геннадию позвонил Ребров.
--Шеф, друг раскололся.
--Чей друг? Говори яснее.
--Одоева сказала тебе передать: «Друг раскололся».
--Вы задержали Семёнова?
--Настоящая фамилия у него Окунев. Ну, и фрукт… Но он всё рассказал.
--Молодцы! Просто молодцы. Я сейчас приеду.
Приехав из сизо в управление, Геннадий не успел распросить Одоеву и Реброва об их успехе – Лиза неслась по лестнице вниз. Следом спешили Ребров и бледный Коля Урюпин.
--Гена, Каузина с собой покончила! – выпалила на бегу Лиза.
--Как? – не понял Геннадий.
--Вены вскрыла в ванной. Поехали. Только что позвонили из райотдела милиции.
Геннадий посмотрел на страшное, с трясущимися губами, лицо Урюпина.
--Коля…
--А-а, -- отмахнулся Урюпин, отворачиваясь.
Помчались на двух уазиках. Геннадий ехал с Одоевой и Ребровым.
--Как её обнаружили?
--Вода тёплая перелилась через край, соседей затопило…
Геннадий умолк. Такого он не ожидал. Дура. Вот дура набитая. И себя погубила и его – Ондатр, узнав о самоубийстве, всё поймёт, и обнародует кадры с участием отца. А это крах. Чтобы там не рассказал Окунев, ни он, ни отец такого сильнейшего удара не выдержат. Его уволят из милиции с «волчьим билетом», а отца, уже точно, никогда не будут печатать. Позорище на весь город.

Анонс: окончание повести смотрите на моей авторской странице.