Чапаев 2 (часть 1)

(От лица Д.А. Фурманова)

Три всадника на измученных вороных конях под палящим июльским солнцем скакали по бескрайней степи. Конечно же, это были мы: комдив Чапаев Василий Иванович (Чапай), его ординарец Петр Исаев (в миру просто Петька) и я, дивизионный комиссар Дмитрий Фурманов.
Мы отбились от своей дивизии во время боя с белыми, которые утром неожиданно атаковали нас. И вот теперь плутали по пыльным дорогам. Куда мы неслись, я не имел ни малейшего понятия, я вообще давно потерял ориентацию в этой однообразной «пустыне». Петька тоже с видимым трудом держался в седле. И только Чапай целеустремленно двигался впереди нашего небольшого отряда, взяв на себя роль компаса.
Честно говоря, я совершенно не понимал, как все произошло. С самого утра все было спокойно. Дозорные доложили об отсутствии в округе белых, но обнаружили наличие белого. Этого белого они и принесли в штаб целый ящик. Еще несколько ящиков, как выяснилось позже, они заблаговременно спрятали в свинарник, благо тот пустовал. Чапай, увидев дозорных с грузом, повеселел, но посмотрев в мою сторону, поморщился и велел поставить ящик в угол.
Сам он в это время, сидя на табурете, брился острейшим трофейным кинжалом из дамасской стали, глядясь вместо зеркала в свой ослепительно начищенный сапог. Петька у стены, оседлав скамью, куском войлока чистил свою шашку, которая и так сияла на солнце не хуже электрической лампы во тьме. Анка у печи, гремя котелками, готовила завтрак, иногда стреляя глазками в сторону Петьки, а я у окна, прикрытого фанерой, смазывал оружейным маслом свой маузер.
Это была моя гордость! Его мне подарил сам Котовский, за то, что я сумел доставить застрявший бронепоезд к правому флангу его армии, где в это время находился Троцкий, а в бронепоезде было все необходимое…
Да, славно тогда погуляли…
Они даже вызывали Ленина и тот собрался было присоединиться, заказал аэроплан, но в последний момент его не отпустила Крупская, заявив что «революция еще не закончена, Петроград голодает и вообще к тебе, Володя, ходоки пришли, пойди с ними покури».
- Анка, ты что там опять стряпаешь? – раздался голос Чапая, - Смотри, картошку не трогай. Она мне еще пригодится.
- Как не трогай. А что ж варить тогда? – возмутилась Анка.
- Вари эти… как их… мараконы. Их у нас шесть коробок. Разведчики давеча принесли.
- Не мараконы, а макароны, - поправил Петька, - Мне, когда я у барина Сергеева служил, доводилось пробовать. Вещь! Говорят, их итальянцы уважают. Они их с помидорами трескают.
- Итальянцы, это которые буржуи? – грозно спросил Чапай, - Мы что ж ихнее буржуйское варево будем жрать? Да я ни в жизнь! Никогда!
- Правильно! – поддакнула Анка, - Нечего так. Мы пролетарии, вот и будем есть картошку.
- Э, э, э, - Чапай замахал мыльным кинжалом, - Ты это не того… Картоху не трогай. Вари свои ма-ка-роны. Пролетарии люди не гордые, все едят.
- И ты будешь?
- Я потомственный пролетарий, - буркнул Чапай, - А картошку не трожь.
- Так она ж пропадет, сгниет вся.
- Не сгниет. Вообще, картошка она вещь стра… стра… стра…те…ги…ческая! – Чапай, отложил кинжал и поднял вверх указательный палец.
Малообразованная Анка с уважением посмотрела на него, а потом обратилась к Петьке.
- И как же варить их прикажешь? Я и не знаю даже.
- Да просто, кладешь в воду, кипящую только, и варишь, - объяснил тот.
Анка недоверчиво хмыкнула, потом принесла из сеней большую белую коробку с надписью разноцветными буквами «MACARONI».
- Ну, показывай давай, как готовить. С помидорами.
Петька отложил шашку и подошел к Анке.
Но объяснить он ничего не успел, потому что дверь распахнулась от пинка часового, который заорал, влетая в комнату:
- Белые!!!
Чапай вскочил, подбежал к стоявшему у стены ящику с водкой, выхватил бутылку, сорвал зубами пробку и одним могучим глотком осушил половину. Потом он подхватил Петькину начищенную шашку, сунув тому недопитую бутылку, и как был в майке и застиранных галифе, с наполовину выбритым лицом, выскочил из избы. Петька мгновенно уничтожил остатки и помчался следом. За ним рванула Анка, я выбежал последним.
Когда я оказался во дворе, Чапай, уже сидя в седле и размахивая шашкой, дико орал:
- По коням!
Петька прыгал возле него и вопил:
- Отдай, отдай, это моя шашка!
- Я тебе выпить дал, отстань! – рявкнул Чапай и во весь голос заревел: - За мной! В атаку! Вперед!
И Чапай, пришпорив коня, двинул напрямик, прямо на белых, которые наступали в полукилометре аккуратными рядами, держа винтовки наперевес. Шли они синхронно, под барабанную дробь.
- Стой, дьявол, куда! – заорал я и побежал за ним.
- Подожди, Фурманов! – Петька бросился следом и догнал меня метров через сто, возле самых окопов. Он схватил меня за ногу и я свалился в траншею.
- Ты сбрендил что ли, комиссар? – ругался Петька, прижимая меня к земле, - Чапай он всегда так. Проскачет до белых полпути, потом вернется обратно и скажет, мол, разведку делал.
- Так его ж убьют! – я оттолкнул Петьку и выглянул из окопа.
- Не убьют, на нем кольчуга из толстых снарядных осколков сшитая, бронесетка называется, - объяснил Петька, - Он же не дурак под пулю лезть.
- Какая к чертям бронесетка, - завопил я, глядя как Чапай с шашкой наголо несется на белых, - Он же в одной майке!
- Да под майкой бронесетка! Ее не видно, потому что не мылся он давно.
- Черт! – я вздохнул с облегчением и осмотрелся.
Вся дивизия лежала в окопах, бойцы заряжали винтовки, целились в неторопливо идущих врагов.
- Хорошо шагают! Интеллигенты, - завистливо проговорил усатый пожилой боец.
Справа, за длинным деревянным свинарником прятались кавалеристы, полагая, что они в засаде. Слева в овраге, я знал, располагался еще один конный отряд.
Рядом со мною плюхнулась Анка. Два красноармейца подтащили ей тяжелый пулемет «Максим» и Петька принялся помогать заправлять ленту. Потом она замерла, пристально вглядываясь в прицел.
И затихло все перед боем, даже барабанная дробь умолкла.
Только Чапай с истошным криком размахивая ослепительно сверкающей шашкой летел на белых.
- Ведь убьют же, паразита! – подумал я.
Когда до первой шеренги белых оставалось шагов двести, Чапай на скаку осадил коня, развернулся и помчался назад. Белые открыли по нему шквальный огонь, но Чапай был невредим. Я сам видел, как пули выбивали искры из его спины, но он, не обращая на это внимания, мчался дальше. Он подскакал к нашей траншее и вывалился в нее. Его конь моментально спрятался за стоящий неподалеку сарай.
- Ты что ж, сайгак чукотский, обалдел что ли? – гневно спросил я.
- Да я в разведке был, - отмахнулся Чапай, - А насчет сайгака перебор.
- А если б убили? Мне ж за тебя, чухонца, перед Реввоенсоветом отвечать.
- Да не переживай, комиссар, ничего тебе не будет, они там уже привыкли…
- У тебя правда что ли бронесетка на теле? – успокаиваясь спросил я.
- Пощупай, - и Чапай подставил грудь.
Я провел рукой по майке, когда-то белой, а теперь темно-серой от пыли и грязи и почувствовал под ладонью металл. Я нажал сильнее, но его твердость оставалась прежней. Я пощупал ниже в районе живота, но везде тело было покрыто, как у средневекового рыцаря стальной броней.
- Ну ты даешь! - только и смог проговорить я.
- Хорош ты его гладить, - вклинился Петька, - Белые уже близко. А ты не там щупаешь, комиссар. У него только на спине защита, а спереди только его железный мускул.
- Чего? – я разинул рот, а Чапай, усмехнувшись, отвернулся и припал к биноклю.
Пока мы препирались, беляки подошли ближе и теперь до них было метров триста. Шли они ровно, неторопливо, в две шеренги и казалось еще чуть-чуть и они, также не спеша, но неотвратимо без единого выстрела накатят на нас, взмахнут винтовками с хищно блестевшими штыками и…
- Э, ты куда тянешь? – Чапай оттолкнул Петьку, пытавшегося вытащить у него шашку из ножен.
- Это моя шашка, - огрызнулся тот.
- А моя где?
- Откуда я знаю, в штабе, наверное, на стене висит. Или куда ты там ее повесил.
- Ты ординарец, ты все должен знать, - нравоучительно сказал Чапай, - А свою шашку получишь, когда мою найдешь и также как эту вычистишь. И вообще, не до тебя сейчас. После боя разберемся.
- А если меня убьют?
- Тогда у меня две шашки будет.
- А сейчас мне чем драться прикажешь?
- Кирпичей набери, оглобля вон у сарая… Оружия полно. И отстань, скоро наступать будем.
- Наступать? – я влез в перепалку, - Куда тут наступать? Нам отбиться бы от этой лавы…
- Да какой там лавы, - Чапай махнул рукой, - Их триста семнадцать всего, и два кашевара. Один маленький, другой лысый. Кухня у них за тем пригорком. Вон дым идет. Готовят сегодня пшенную кашу с салом и луком. Обоз с хлебом еще не подошел к ним. Имеются сухофрукты и изюм. Мяса мало и то конина. Есть у них кофе и сахарин, а сахара нет и муки…
- Погоди, погоди, - потрясенно проговорил я, - Откуда ты знаешь?
- Так я ж не зря в разведку скакал.
- И ты только про харчи и выяснил?
- И то не мало, и то хлеб, - встрял голодный Петька.
- Да погоди, - отмахнулся Чапай, - Обижаешь, комиссар. У них три станковых «Максима», один «Льюис», два орудия – трехдюймовки, двенадцать тысяч семьсот тридцать два патрона, тридцать девять снарядов, шестьдесят шесть гранат и четыре каких-то больших бака. А командира Антоном зовут, он с Арзамаса, в детстве «батоном» дразнили.
Пока я переваривал услышанное, белые продвинулись еще на сотню шагов.
- Василь Иваныч, ты командуй давай, когда стрелять-то, - зашептала Анка, - А то поздно будет.
- Погодь, сейчас еще на полста шагов подберутся, тогда. Стреляй, когда они вон у той березы будут. Ты, Фурманов, тоже скомандуй, как Анка палить начнет: пусть все стреляют. Вам тут надо оборону сдержать. А я сейчас за свинарник отползу. Там кавалерия наша. Как время придет, мы ударим и белых погоним. А ты, Петро, ползи в овраг и передай начальнику второго отряда… кто там у них командир-то… короче, чтоб били во фланг, но только после того, как мы ударим, понял?
- Есть! – и Петька с Чапаевым синхронно поползли в разные стороны. А я приник к биноклю и наблюдал, как белые медленно приближались к белой кудрявой березе, росшей в ста шагах от наших окопов.
Едва они оказались на одной линии с ней, как оглушительно загрохотал анкин пулемет. Его в свое время неоднократно чинили, заменяли детали, модернизировали и сейчас он работал, как десяток тракторов. Анка водила дулом направо и налево и враги веером ложились на землю перед пулеметом. Остальные бойцы молча наблюдали эту картину.
Тут я спохватился, выхватил свой маузер, выстрелил в воздух и заорал:
- По врагам революции, огонь!!!
С тем же успехом я мог бы орать возле проносившегося поезда. Мой дикий крик утонул в громыхании пулемета. Я толкнул лежащего рядом красноармейца и крикнул, показывая маузером на белых:
- Стреляй!
Тот непонимающе посмотрел на меня, потом подтолкнул соседа и вот уже четыре обалдевших глаза уставились на мою физиономию. Следуя их примеру, повернул голову третий, четвертый и, наконец, вся траншея, разинув рот и выпучив глаза, смотрела на комиссара.
В двадцатый раз я орал «Огонь» и указывал на белых: проклятый пулемет заглушал все мои крики.
Тогда я потряс Анку за плечо, но она не обернулась. Я постучал ее по спине, но упрямая пулеметчица продолжала косить врагов. И тогда я решился на отчаянный шаг и похлопал ее пониже спины. Пулемет моментально смолк и в наступившей тишине злющая Анка оторвалась от прицела, обернулась и влепила мне звонкую пощечину. Видевшие эту картину бойцы заулыбались и сразу забыв о наступавших врагах, начали устраиваться поудобнее, видимо, ожидая продолжения. Но не тут-то было! Держась за горевшую от удара щеку, я взмахнул рукой, указал маузером в сторону белых и, сделав два выстрела, зычно заорал:
- ОГОНЬ!!!
До бойцов дошло. Через несколько секунд дружно загремели винтовочные выстрелы, а Анка провизжав:
- Я и так стреляю, придурок! Не смей меня трогать в бою!
повернулась обратно и пулемет загрохотал вновь.
Я облегченно вздохнул и осмотрелся. Теперь по белым лупили все бойцы находившиеся в окопах. С правого конца хлестал еще один наш пулемет, а перед Анкой вообще образовалось пустое пространство. Я поднес бинокль к глазам и увидел, что почти вся первая шеренга белых полегла под нашими пулями, а вторая беспорядочно стреляя, откатывается назад.
«Отлично! – подумал я, - Атака отбита. Положили мы человек восемьдесят, а если Чапай прав и их всего около трехсот, то это почти треть. С такими потерями на повторную атаку они вряд ли решатся.»
Анкин пулемет наконец-то замолчал: кончились патроны. Она оторвалась от гашетки и повернулась ко мне.
- Тащи ленты, комиссар. И ствол остудить надо, вон аж дымит.
Ствол действительно стал совсем черным и от него валил дым как из печной трубы. Подскочивший боец с ведром окатил его водой, которая, зашипев, моментально превратилась в пар, окутавшим весь пулемет.
Я добрался до деревянного ящика с патронами, вытащил два короба с заправленными лентами и отнес их Анке. Пока она вставляла ленту, ствол окатили водой еще два раза. Через полминуты бой можно было продолжать, вот только воевать было не с кем. Белые отошли за пригорок и затаились.

(продолжение должно быть)