пригоршня горошин

По снегу шли два человека старых,
брели домой неразлучимой парой.
Он сжал ей локоть в битом молью драпе,
змеилась солью по подошвам накипь.
В кадык ему воткнулось жало шарфа,
а воронье не прекращало каркать:
"Смотри, старик, на ней болячки виснут,
в бессильном локте поселился инсульт!"
"Присядем, Ты, наверное, устала?
снег со скамейки отряхну сначала..."
" Спасибо, не волнуйся, мой хороший,
а помнишь ту косыночку в горошек,
послевоенный ветер белой ночи
трепал её и Шпиль по волнам морщил?"
" Конечно помню: ситец, голод, счастье,
и целое не делится на части...
Как в том июле мы с тобой мечтали
о новой жизни, стоя на причале.
Пусть не было у нас для чаек крошек,
мы пили жизнь дрожанием подвздоший!
Исчерпаны теперь лимиты счастья,
Не Маргарита ты и я не Мастер!...
Пойдем, моя хорошая, пойдем же,
наш невеселый ныне путь продолжим"

Обнаруженье в старости достоинств -
большая ложь, поэтому - на кой им?

Второй этаж, но не пешком, на лифте,
в конвульсиях кабины речи стихнут,
замок ортопедически отщелкнет,
в дверях соседских безразличны щелки.
Ползут из швов разорванности нитей,
и будто шепчет кто-то: "уходите!"
Останется в гербариях обоев
вся флористичность старости обоих.
Наследники новации замутят,
их оттиски рулонами закрутят.
Приезжий дворник, черен и безбожен,
сметет в лопату пригоршню горошин...