Комсомольская совесть.

Комсомольская совесть.

Рассказ.

Глава 1.

Стояла жара. Даже ночи не приносили облегчения. Раскаленные за день крыши и стены зданий, пересохшая земля до утра источали накопившееся тепло. Хоть бы лист шелохнулся на деревьях! Все живое летними знойными днями замирало в сонном оцепенении.
Летний августовский день в разгаре. Среднеазиатское раскаленное солнце зависло в высоком светло-голубом безоблачном небе. Стояла безветренная, тихая погода, как говорят в авиации, - штиль. Беспощадно знойное, особенно здесь, на Афганской границе, летнее солнце с его палящими, испепеляющими лучами, выжигающими все вокруг, днями надолго замирало в высоком зените. В летние дни с десяти часов утра и до восьми вечера как будто бы замирает сама жизнь, замирает природа; окружающее пространство, выжженные степи, пустыня. Безжалостное, раскаленное, белое южное солнце неутомимо выжигает все живое. Сам образ жизни, само существование и деятельность местных жителей и даже животный мир подстраивается под природу, а точнее под медленное движение раскаленного, беспощадного, ярко-красного солнца по небосводу.
На стоянке самолетов третьей авиационной эскадрильи, как и на всем огромном военном аэродроме тишина. Боевые самолеты- истребители, окрашенные в камуфляжный темно-коричневый цвет, размещенные на стоянках аэродрома, издали напоминали огромных металлических птиц, застывших в неподвижной задумчивости. В этот период дня аэродром выглядит непривычно притихшим.
В двенадцать часов дня, когда в высоком голубом безоблачном небе огромный раскаленный солнечный шар выплыл в зенит, закончились полеты. Полеты летом в Средней Азии, на Афганской границе, в изнуряющую жару, это пытка для всего личного состава участвующего в полетах от летчиков до младших авиационных специалистов. Это проверка на выносливость, мужество, терпение. Авиационная техника, самолеты, средства технического обеспечения полетов выдерживают температуру до + 50 градусов. Исходя из этого, и полеты планируют при температурах не выше +35 градусов в тени. На юге страны, на Афганской границе, с апреля по октябрь, беспощадное раскаленное Среднеазиатское солнце, прогревает окружающее пространство до +35 градусов и выше, а на солнце до + 50градусов, к полудню, к двенадцати часам дня. После обеда, часам к двум температура достигает до +40- 45градусов и выше, на солнце и до + 60 градусов и выше. Потому-то и планируют проведение полетов с раннего утра, с рассвета, до двенадцати часов дня. Только чуть-чуть зарозовеет горизонт, а первые самолеты-истребители уже выруливают на ВПП, на старт, оглашая, будоража ревом мощных турбинных двигателей аэродром, ближайшие кишлаки, окружающее пространство.
Дежурный по стоянке самолетов третьей авиационной эскадрильи старший механик, ефрейтор Богдан Паркулаб, изнывая от духоты и зноя медленно, лениво переваливаясь, в развалку прошел к огромной цистерне с водой, установленной в метровой высоте на четырех толстых бетонных столбах глубоко зарытых в землю. Перебросив автомат АКМ за спину, открыл кран, неторопливо смыл с лица сонную одурь. Смочил прогретой, теплой водой голову. Закрыл кран, с ленивым интересом наблюдая, как вода на глазах мгновенно впитывается в горячий песок, через две-три минуты от лужицы не осталось и следа. От раскаленной жары по ногам поднимался жаркий воздух. Спину и плечи палило через легкую ткань гимнастерки. Вялой походкой, волоча ноги, прошел в курилку, расположенную в тени густо растущих, широко раскинувших ветви, кустов шелковицы. На широких установленных П- образно скамейках в курилке вольготно, сняв гимнастерку и ботинки развалился, раздетый по пояс казах, рядовой Аблай Джуватханов. Солдат первого года службы, родом из Кустанайской области. После полетов он был назначен помощником к Паркулаб. Аблай прослужил около года, по-русски говорил плохо, с акцентом, коверкая слова, да и вообще-то был малоразговорчивым. Также как и казах, располагаясь в тенистой курилке, положил автомат на скамейку, снял ремень, на который одет тяжелый подсумком с двумя полными автоматными рожками, снял потемневшую на спине от пота гимнастерку. Закинув руки за голову, растянулся, вытянувшись всем телом, на скамейке. Скамейки, как и вся курилка, сколочены из прочных, крепких покрашенных в темно-зеленый цвет деревянных брусков от бомботары.
Богдан, вытирая ладонью, пот с лица, повернулся к Аблаю.- Ну, чо чурка балдеешь? – Приподнявшись на скамейке, повернул тугое широкое, смуглое лицо, уставившись темными глазами-щелочками на сослуживца, недовольно коверкая слова, с акцентом заговорил.- Какой балдеешь? Такой жара стоит. Невозможно совсем!- Задумался, тяжело вздохнув, мечтательно тихим голосом продолжил.- Вот у нас дома, в Казахстане хорошо. Домой бы сейчас. Здесь армия плохо.- Взъерошил коротко подстриженные, густые, твердые, как проволока, иссиня черные волосы.- Дома у нас хорошо. Быстрей бы домой, быстрей бы дембель.- С тоской в голосе тихо произнес Аблай.
- Тебе до дембеля салабону, как до луны. Так что и не мечтай, рано.- Перебил казаха дембель Паркулаб, дослуживающий последние месяцы.
- Вот я месяца через два- три дома буду.- Заключил многозначительно Богдан. Оба затихли думая о своем. О своем это, о дембеле, жизни дома на гражданке.
Гуцул Паркулаб родом из Закарпатья. Из небольшого рабочего поселка, окруженного с трех сторон лесами и лишь с северной стороны прижатому к крутому берегу холодной реки, с быстрым течением. Поселка лесозаготовителей и бесстрашных плотогонов. Все в роду Богдана занимались работой в поселковом леспромхозе,- заготовкой, переработкой и сплавом леса. Опасным сплавом леса по быстрым, горным, неутомимо бурлящим и шумно клокочущим узким рекам. Плотогоны мужественные, смелые профессионалы уверенно сплавляли тяжелые плоты с лесом по горным рекам Закарпатья. Вот и Богдан считал дни до дембеля, планировал после службы стать плотогоном. Гонять плоты с лесом по неутомимо бурлящим, своенравным, быстрым горным рекам. Отец Стефан Эдмундович, всю жизнь отдавший тяжелой работе в лесу, уже и место работы для сына нашел, договорился с местным начальством. Устроишься работать,- ну, а там пойдешь куда-нибудь учиться заочно, писал отец.
Да, хорошо у нас дома в Карпатах, свежий воздух, климат хороший. Зима так зима, весна так весна, ну, а лето так уж тем более. Тут тебе грибы, ягоды и рыбалка, и охота, и природа - все в Закарпатье как надо. Не то, что тут у чурок - ни зимы, ни лета. Сплошная жарища стоит, жарит это солнце без конца, ночью спать не возможно, духота проклятая мучает. Лежит в полудреме Богдан, думает, о доме мечтает, о встрече с родными.
Мечтает о своем и молодой солдат рядовой Джуватханов. Тоже о доме мечтает, дни до дембеля в уме считает. В отличие от Паркулаба ему еще служить, да служить, хлебать солдатскую кашу. Матушку Айжану вспомнил, вечно больную, еле передвигающуюся по двору с помощью тонкого батожка. Измученная болезнями, преждевременно состарившаяся. Письмо от сестры Джумагуль недавно получил. Сестренка бойкая, глаза бархатно-черные приветливые, миловидное лицо с добрым взглядом, вот торопится она по аулу походкой грациозной, гибкой и легкой, как козочка по лугу бежит. Пишет Джумагуль, матушка совсем плохая, хвори измучили, искорежили ее. Боится матушка - не дождется домой из армии младшего сына. Не увидит больше Айжана живым сына своего. Задумавшись, вздохнул тяжело, на левый бок повернулся рядовой Джуватханов.
Пристукнув каблуком солдатского ботинка по скамейке, повернул голову Паркулаб, в сторону Аблая.- Чурка спишь?- Нее. Думаю. Как дома хорошо. У нас дома хорошо тепло, не жарко.- Прижмурившись от внутреннего удовольствия, отчего глаза, превратились в сплошные закрытые щели, с тихой мечтательностью в голосе произнес.- Степь большая, травы много не как здесь, все выгорело, одна верблюжья колючка.- Тяжело вздохнув, печальным голосом продолжил.- У нас травы много, скота много, молока много.- Да, не мешало бы сейчас холодного молока по стакану выпить!- Порывисто воскликнув, перебил его Богдан. Помолчав, мечтательно добавил,- да и от арбуза бы не отказались. Так нет? Не отказались бы, а Джуватханов? Чего там молчишь?- И от арбуза бы не отказались, и от дыни не отказались бы.- Поддержал Богдана, лениво позевывая, с акцентом произнося слова, казах Аблай. И снова в сонной одури, сморенные невыносимой дневной жарой, оба затихли.
Вдруг Богдан, резко всем телом встрепенувшись, поудобнее сев на скамейке, уставившись прищуренным взглядом светло-голубых глаз, высоко приподняв короткие светлые, выгоревшие брови, почесывая левой рукой коротко по-солдатски остриженные светло-русые волосы, порывисто и громко воскликнул.
- Чурка слышишь, чо я придумал!- Воскликнул, не то, удивляясь, не то обрадовано.- Час мы с тобой и арбузов и дынь наедимся!- Резко поднялся, набрасывая на себя застиранную, выцветшую на Туркестанском солнце гимнастерку, продолжил.- И чо бы ты делал без меня? Все тебя, молодого, надо учить.- Посмотрел на Аблая.- Давай поднимайся быстро, за дынями пойдем. Вдвоем пойдем, больше принесем. Принесем каждый по большому арбузу и по дыне.- Пуговицы на гимнастерке застегнул, ткнул пальцем правой руки в сторону выжженной палящим летним зноем, безжизненной, притихшей степи, густо заросшей полу высохшей верблюжьей колючкой.
- Там, за территорией нашей третьей эскадрильи, всего в полукилометре отсюда узбекская бахча. Вот там мы и разживемся арбузами и дынями.- Аблай и сам знал об этой бахче, не раз наблюдал, как трудолюбивые узбеки-колхозники от зари до зари неутомимо трудились на поле, выращивая бахчевые. Заботливо ухаживали, пропалывали, поливали, издалека завозя столь дефицитную в этой пустынной местности воду, берегли и охраняли свой будущий урожай.
- А бахчу то ведь охраняют.- Глотая слюни, тихо и сдержанно произнес рядовой Джуватханов.- Понятно. А это для чего?- Резким низким голосом произнес Паркулаб, тряхнув автоматом, висящим за спиной вниз стволом на правом плече. Для убедительности размашисто хлопнул, растопыренной ладонью правой руки, по потертому старому подсумку на ремне.- Тут два автоматных рожка по тридцать патронов в каждом, да в автомате полный рожок вставлен.- Поджав губы, холодно взглянул на Аблая, порывисто воскликнул.- Если чо, напугаем бабая! Автомат наставлю, он, и лапки вверх поднимет! - Посмотрел весело и хитровато на молодого солдата.- Так- то вот!- Окинул коротким беглым взглядом, притихшую под палящим послеобеденным летним зноем, стоянку самолетов родной эскадрильи.
Глубокая сонная тишина окутала полупустынные окрестности. Все живое замерло, казалось, прекратило существование, забившись в норы, щели, спасительную редкую тень.- Многочисленные змеи, большие размером с собаку и маленькие почти не приметные на песке вараны, черепахи, тушканчики, серые быстрые скорпионы, темные фаланги, огромные толстые желтые ужи, словно короткие бревна, черные мелкие жуки-навозники, даже птицы надолго притихли в редкой спасительной растительности. Все живое затихло, выжидая закат раскаленного дневного солнца и с ним столь желанную короткую ночную прохладу. В звенящей тишине знойное марево, горячими волнами колыхалось над аэродромом. В глубоких капонирах, зачехленные выцветшим светло-серым непромокаемым брезентом, укрыты боевые истребители эскадрильи, издали напоминающие уставших, тихо дремлющих, чудовищно огромных стальных птиц.
- Ну, а здесь, на стоянке эскадрильи, ничего не случится без нас. Кто добровольно высунется в такое пекло из помещения?- Самоуверенно заявил дембель Паркулаб, обмахиваясь выцветшей солдатской панамой.- Да и бахча-то рядом, мы с тобой туда и обратно минут за сорок обернемся. Вернемся, в тени, в курилке до вечера засядем. А, то-то! Дынь сладких объедимся!!- В предвкушении предстоящего удовольствия аж зажмурился и языком зацокал, смачно глотая слюни и мотая головой.- Эээ, как-то опасно. Боязно, а вдруг чо-то не то?- Засомневался Аблай.- Ты чурка и дыни сладкие жрать хочешь, и рисковать не хочешь.- Резко и грубо оборвал разглагольствования молодого солдата Богдан.- Так не бывает.- Зло, и ожесточенно, хлопая по плечу и в грудь Джуватханова, продолжал низким сипловатым голосом внушать.- Слышал такое выражение,- кто не рискует, тот не пьет шампанского. То-то, пошли салобон. Учись у стариков!-

Глава 2.

Злобное рычание крепкого, сильного молодого пса, из породы узбекских волкодавов, специально выведенной столетия назад для охраны овечьих отар от степных кровожадно- беспощадных волчьих стай, вывело из легкой послеобеденной дремы сторожившего бахчу Сайдамата Хайруддинова.
Мощные выносливые, не прихотливые узбекские волкодавы с коротко отрубленными хвостами и обрезанными ушами издревле слыли неутомимыми, надежными помощниками дехкан в охране многочисленных овечьих отар, пасущихся круглогодично в бескрайних степях и полупустынях Средней Азии, столь же надежно охраняли узбекские волкодавы и бахчевые культуры от не прошеных гостей.
Сайдамат сел в шалаше, прислушался, в легкий шалаш, плохо спасающий от летнего зноя, донеслись незнакомые молодые голоса. В предчувствии чего-то непоправимого учащенно забилось сердце, мгновенно слетела сонливость. Привычно, скороговоркой прочитав короткую молитву, провел полураскрытыми жесткими, мозолистыми ладонями по заросшему седоватой щетиной лицу. Согнав сонливость, стал неторопливо выбираться из шалаша.
Не продолжительное, злобное утробное рычание пса переросло в громкий яростный лай. Мгновенно вскочив на мощные лапы, пес с коротким злобным лаем бросился за шалаш к краю бахчи. Злостный яростный лай пса прервал одиночный выстрел, резко оборвавший дневную знойно-сонливую тишину. Стайка серых горлиц, торопливо сорвавшись с густой, ветвистой шелковицы с тревожным криком пронеслась над высоким навесом, стоящим рядом с шалашом. На дальней окраине бахчи, захлебываясь громким злобным лаем на непрошеных чужаков, с пеной, летящей из широкой пасти, неистово рвался на цепи огромный мощный пес волкодав темно-серого окраса.
Ошеломленный выстрелом, ослепленный ярким солнечным светом бахчевник, приходя в себя в немом удивлении, изумленно уставился на двух пришельцев. Метрах в пяти от их ног застыл, уткнувшись раскрытой пастью в горячий песок, истекая теплой, вязкой, алой чуть парящей кровью, молодой мощный пес, любимец семьи Хайруддиновых.
– Чо, бабай уставился, заклинило.- Вывел из онемения Сайдамата голос молодого светловолосого солдата, прижавшего к правому боку автомат АКМ, из вороненого ствола автомата легкой струйкой клубился светло-сизый дымок, в ноздри ударил слабоватый запах сгоревшего пороха.
- Так, бабай, быстро два арбуза и две дыни спелых, сладких.- С украинским говором командовал белобрысый. Для убедительности автомат, болтающийся на правом плече, тряхнул, приподняв ствол, тихо звякнуло металлическое цевье.- Шевелись бабай, нам ждать некогда!- Продолжает командовать солдат, холодный взгляд, поджатые губы, во всем облике - презрение и недовольство. Сайдамат остро сверкнувший холодный взгляд на убитого пса перевел. Огромным внутренним усилием, собрав волю, подавив ярость, успокоившись, поживший, повидавший в жизни и нужду и радость многодетный бахчевник решил действовать, осмотрительно сообразуясь с обстоятельствами.
- Сейчас, сейчас ребятки я вам самые сладкие дыни выберу,- приближаясь мелкими шагами, к беспечно-расслабившимся солдатам, одинакового среднего роста, по- узбекски цокая, скороговоркой с акцентом тихо произнес бахчевник. Неожиданный короткий, резкий, хлесткий удар с огромной силой мгновенно бросил заносчивого, забывчивого, самоуверенного коротко ойкнувшего, дембеля Богдана на землю. Еще мгновение и автомат в жестких, мозолистых от мотыги, трудолюбивых руках дехканина Сайдамата.
- А, ну, молокосос, быстро на землю, руки за голову! – Порывистым голосом воскликнул хозяин бахчи. Суетливо упав на горячую землю, добросовестно забросив руки за спину, мгновенно притих рядовой Джуватханов. Забросив автомат за спину, сдернув с себя бельбог, поясной темно-красный выцветший, старый платок, сноровисто скрутил, туго стянув руки за спиной, тихо стонущему, пришедшему в себя Богдану. Не забыл обиженный бахчевник связать руки и притихшему, в ожидании удара, Аблаю.
Оттащив связанных солдат в тень, под навес, положил, предварительно разрядив и поставив на предохранитель, автомат в шалаш, зачерпнул старой большой алюминиевой кружкой воды, неторопливо, по-отцовски заботливо напоил пленников. Присел рядом, вытер рукавом старой, застиранной, заношенной темно-серой рубахи пот с загорелого, морщинистого, изъеденного оспой, со впалыми щеками продолговатого лица. Посмотрел из-под густых черных бровей, холодным взглядом темно-вишневых продолговатых глаз, изредка коверкая окончания слов, заговорил, глядя пристально в лица солдат.
- Вы чем занимаетесь? Солдаты! Вы не солдаты,- мародеры. Какие вы наши защитники!- Порывисто воскликнул Сайдамат, ткнув указательным пальцем в притихшего Богдана.- Я сам три года срочную служил в морской пехоте, на Тихоокеанском флоте. Все три года добросовестно отслужил. Домой, в родной кишлак вернулся в звании старшины второй статьи.-
Пятидесятилетний Сайдамат в молодости длительное время успешно занимался узбекской национальной борьбой, борьбой на поясах, да и вообще дружил со спортом, много работал по дому, помогая родителям управляться с большим хозяйством. Физически был развит, крепок и вынослив оттого и призвали служить не куда-нибудь, а в морскую пехоту, где слабакам и нытикам не место. Да и сейчас, хоть внешне и выглядит намного старше своих лет, сохранил свою былую силу и крепость тела. Вынослив и силен, как и в молодые годы. Укоризненно качая бритой головой, поцокав языком, воскликнул, указав раскрытой ладонью левой руки на гимнастерки солдат, на которых яркой, темно-красной эмалью пламенными маленькими точками светились комсомольские значки.- А ведь еще и комсомол! А где ваша совесть комсомольская?- Вздохнул тяжело, нахмурившись, отчего появилась вертикальная складка между бровей, посмотрел на притихших солдат.
- Подошли бы, попросили по-хорошему, я бы вас угостил и дынями и арбузами. Эту бахчу я держу уже несколько лет.- Повернулся, окинул любовным взглядом ухоженное поле, на котором ярко желтели спелые дыни и, блестя темно-зелеными шарами, густо лежали арбузы.- Сколько за это время ко мне приходило солдат, просили угостить. Никогда никому не отказал. Даже самим разрешал выбирать, по бахче ходить, здесь же у меня в тени, под навес садились, ели арбузы. Пожалуйста, бери.- И даже растопыренную ладонь к сердцу прижал, в подтверждение своей доброты.
- Хоть и бедновато живет моя семья, а солдатам не отказываю в арбузах.- Привычно обвел прищуренным взглядом свое хозяйство,- небольшой шалаш из снопов камыша, рядом навес с камышовой же крышей на таловых и тополевых жердях. В стороне под небольшой крышей глиняный очаг с вмазанным казаном, мелко нарубленный хворост.
- Все люди, как люди, а вы бандиты басмачи!- Взглянул на сидящих с опущенными головами притихших солдат, взгляд серьезный словно испытывающий, тяжело рукой махнул.- Пришли, хорошую сторожевую собаку у меня убили.- Встал, расправил плечи, среднего роста, крепок в плечах, твердо оперся в старых стоптанных ичигах на родную землю.
-Отпусти отец, не будем больше баловать, мы все поняли.- Тихим голосом, осторожно произнес Богдан. Снизу вверх глядя заискивающим взглядом чуть прикрытых глаз.- Нет! Нельзя это прощать! Нельзя прощать зло! Неуважение к старшим, к труду нашему тяжелому. Такие как вы и родителей своих не уважают. Комсомольцы!! Где совесть ваша?!- Резко бросил порывистым, сипловатым голосом. Ткнул толстым указательным пальцем в связанных не прошенных гостей, открыл рот, блеснув крепкими, крупными желтоватыми зубами, намереваясь еще что-то втолковать комсомольцам - бандитам…
Резкий шум двигателя и скрежет кузова, подъезжающего старого ободранного белого цвета « Москвича», отвлек Сайдамата. Рассеявшись, плавно улеглось, на сухую выжженную землю густое облако пыли, поднятое подъехавшим автомобилем. Громко хлопнув передней дверью, с водительского сиденья, бодро выскочил сын Сайдамата, Умурбек. Молодой парень среднего роста, худощавый, лицо широкое тугое, под длинными густыми, черными бровями щелочки темно-коричневых узких глаз. Стряхивая пыль со старых заношенных, темно-серых штанов, мельком под навес взглянул, громко по-русски воскликнул, высоко подняв густые брови, растягивая в улыбке полные губы.
- А, у нас гости!- Гости, да не те.- Неторопливо ответил отец, поворачиваясь к сыну.- Вай, вай! - Удивленно воскликнул Умурбек, левой рукой сдвинув старую выцветшую тюбетейку на лоб с коротко подстриженных, черных густых, волос головы.- Как так отец?- Громко хлопнув разболтанной, плохо закрывающейся задней дверцей машины, выскользнула с измятого, с изодранной обшивкой заднего сиденья старшая дочь бахчевника Айнагуль. Оправляя свободного узбекского покроя легкое, цветастое, выцветшее старое платье и такие же легкие цветные узбекские женские шаровары до щиколоток, подошла к отцу, обеими руками потуже затягивая цветной легкий платок на голове, торопливо заправляя тонкими, длинными пальцами загорелых рук под него густые черные, смолянистые волосы.
Подходя к навесу, торопливо сообщала отцу на родном языке.- Мы с братом тебе помогать приехали. Сестры Гаухар и Сауле дома остались, матери помогать со скотиной управиться и по огороду.-
Вдруг остановилась в изумлении, обеспокоенно спросила, звонким девичьим голосом, в недоумении высоко подняв дуги густых черных бровей, уставившись большими, чуть раскосыми, темными глазами на не прошеных гостей.- Что тут, у вас случилось? Расскажи!!- Миловидное широкое лицо с добрым взглядом темных, лучистых глаз выражало полное непонимание произошедшего. Старый дехканин, усадив в тень шалаша детей, приехавших после спада дневной жары, по прохладе помочь ему с делами на бахче, в неторопливой беседе поведал о том, что произошло.
- В райком комсомола надо этих негодяев - комсомольцев отвести! Пусть их там пристыдят!- Вскочив, эмоционально воскликнула, звонко ударяя в ладоши, перебивая отца, непоседливая дочь Айнагуль.- Умурбек,- энергично повернулась к брату.- Сейчас же отвези их!-
- Нет!- Заговорил медленно, сдержанно в тоже время твердо, произнося каждое слово бабай Сайдамат, глядя куда-то вдаль прищуренным, посуровевшим взглядом темных глаз.- Нет! Мародеров прощать нельзя. Зло прощать нельзя. Я их отвезу сам в город, вместе с их оружием, к первому секретарю райкома партии.- Сдвинул старую, выцветшую тюбетейку на затылок, смахнул коротким движением широкой ладони пот с высокого лба, добавил неторопливо.- Мы с ним ровесники, друг друга давно и хорошо знаем. Призывались в одно время. Служили вместе на Тихоокеанском флоте.-

Глава 3.

В просторном трехэтажном здании районного комитета партии Джаркурганского района, окруженном высокими, тенистыми акациями, серебристыми тополями, шелковицей прохладно, чисто. Редкие посетители не нарушают привычной тишины в просторных коридорах. Легкие порывы теплого ветра слегка колышут красивые, дорогие ажурные занавески на широко распахнутых окнах райкома.
В вестибюле у входных дверей, дремавший на стуле дежурный милиционер, сержант Алимбек Бердимуратов, ошарашенный увиденным, мгновенно согнав сонную одурь, расторопно вскочил на ноги. Торопливо вцепившись правой рукой за потертую кобуру, левой почему-то хватаясь за телефонную трубку. Явление действительно не обычное.- Два затравленно озирающихся по сторонам полусогнутых солдата, со связанными за спиной руками, за ними какой-то загорелый, пожилой узбек в старом выцветшем полосатом чепане не то пастух, не то дехканин-хлопкороб с автоматом АКМ оттягивающим правое плече.- Эээ, сынок не беспокойся. Мне к первому секретарю товарищу Мурату Мамаюсупову.- Низким, сипловатым голосом успокоил милиционера Сайдамат Хайруддинов, тыча указательным пальцем вверх в направлении кабинета первого секретаря райкома партии…
В просторном, светлом кабинете товарища Мамаюсупова тускло сияет полированная дорогая, хорошо подобранная мебель. От двери по левую сторону, через весь кабинет, темной полировки длинный стол, за ним работают члены бюро райкома, когда собираются на очередное заседание. Вокруг стола плотно стоят современные стулья обшитые дорогим дерматином. В распахнутые окна втекал из сада теплый воздух, пропитанный пряным цветочным ароматом.
Хозяин кабинета, одетый в светло- белоснежную сорочку с короткими рукавами, без галстука, расположился за большим рабочим столом, на столе лежали газеты и журналы, а также стопка разноцветных записных книжек. Первый секретарь районного комитета партии Мурат Мамаюсупов после окончания Самаркандского госуниверситета длительное время работал в комсомольских и партийных органах республики. По завершению учебы в Ташкенте в Высшей партийной школе, вот уже два года возглавляет районный комитет партии.
Поблескивая тонкой дорогой оправой очков, кивая круглой бритой головой, внимательно выслушал Хайруддинова, изредка поглядывая на притихших, вжавшихся в спинки стульев солдат. Снял очки, твердым, суровым, словно испытывающим взглядом темных глаз из-под густых черных бровей окинул солдат, произнес медленно твердым жестким голосом.- Позорище. Какие вы защитники родины? - Ткнул правой, раскрытой ладонью в сторону солдат.
- А ведь смотрю оба комсомольцы. Значки комсомольские на груди. Мародеры! Где ваша совесть комсомольская?- Голос повысил.- Позорите своими поступками наш Ленинский комсомол. В рядах комсомола лучшая молодежь страны. Порядочные, добросовестные молодые строители коммунизма. Ваши ровесники сейчас БАМ строят, космос осваивают.- Заключил уверено.- Не место вам в рядах комсомола!-
Невидимую кнопку нажал на столе. В бесшумно открывшуюся дверь вошла ухоженная, приятная сорокалетняя, миловидная, со вкусом одетая женщина- узбечка.- Айсула Джульназаровна вызовите ко мне первого секретаря районного комитета комсомола.- Спокойным твердым голосом распорядился первый.- Хорошо, Мурат Адылжанович.- Плавным, грудным голосом произнесла секретарь.
Минут через десять, пока опытный дехканин Сайдамат Хайруддинов, делился мнением со своим бывшим однополчанином о видах на урожай бахчевых, легкой энергичной походкой в кабинет вошла молодая, статная девушка. Бархатно- черные глаза, длинные брови, чуть сросшиеся, небольшой рот с едва заметными усиками на полноватой губке, узкая талия, обтянута модной светлой, длинной юбкой. Профессиональным, звонким, хорошо поставленным голосом учительницы подробно доложила.
- Мурат Адылжанович, Вы просили зайти первого секретаря, но Досмат Эшматов еще с утра уехал в областной комитет комсомола на пленум передовиков соцсоревнования. А второй секретарь, Клим Степанов проводит комсомольскую конференцию у нефтяников, в Управлении нефтегазовой добычи.- По давно заведенному и установленному в Москве, в ЦК КПСС обычаю, вторыми секретарями в национальных республиках, областных, районных партийных и комсомольских организациях всегда назначались русские или же европейской национальности, т. е. белорусы, украинцы.
- Здесь на месте я одна.- Тыныштык Байжанова, третий секретарь районного комитета комсомола, недавняя выпускница Термезского государственного педагогического института, даже развернутую ухоженную ладошку левой руки, на обтянутую белой нарядной кофточкой высокую грудь себе положила, как бы подтверждая, что вот она.
Первый секретарь райкома партии, словно боднув, кивнул бритой головой в сторону притихших на стульях солдат, привычно по-деловому, коротко изложил суть события.- Товарищ Тыныштык Муталовна проследите, чтоб этих двух молодых мародеров в ближайшие дни исключили из комсомола. Результат доложите мне.-
Молодой комсомольский вожак, Тыныштык Байжанова, посмотрев на солдат, осуждающе покачала головой, по-узбекски цокая языком. Ткнула пальчиком правой руки в сторону насупившегося, опустившего голову Богдана,- а ведь у тебя комсомольский значок с надписью « Ленинский зачет сдан», как же ты сдал Ленинский зачет? Комсомольцы обязаны жить по- ленински, жить и работать, как завещал великий Ленин. Мы,- комсомольцы продолжатели дела Ленина, комсомольцы передовой отряд, опора нашей Коммунистической партии. - Звонко, уверенно и осуждающе прозвучал голос третьего секретаря райкома комсомола.
…………

В небольшом светлом, чистом кабинете, на столе хозяина кабинета, командира гвардейского полка, мелодично зазвенел телефон. Моложавый гвардии подполковник, военный летчик первого класса, Королев Федор Борисович, неторопливо поднял трубку. Звонил хорошо знакомый командиру, по частым деловым и личным общениям, не раз, выручавший их воинскую часть в повседневных хозяйственных нуждах, первый секретарь райкома партии Мурат Мамаюсупов.
Как всегда в начале разговора, в соответствии исконно мусульманских традиций, произнес ритуальные слова приветствия, коротко поинтересовавшись состоянием здоровья командира, его родных, перешел к деловой части разговора, в конце телефонной беседы сообщил о ЧП, произошедшем с солдатами полка на бахче. Попросил прислать кого-либо из офицеров полка в город забрать солдат и автомат с боеприпасами. А так же ровным вежливым голосом высказал мнение.- Федор Борисович я считаю этим не дисциплинированным, не исполнительным солдатам не место в рядах нашего славного Ленинского комсомола, я думаю, Вы согласны с моим мнением.
Положив трубку на телефонный аппарат, крайне недовольный полученной информацией из уст первого секретаря, командир встал и, расправив плечи, прошелся по кабинету. Крепкий, синеглазый, лицо правильное, немного стальное, чуть вытянутое с волевым взглядом. Коренастый, резковато-ухватистый, плотный. Породистый сильной мужской породой. Вызвал в кабинет начальника штаба полка и помощника начальника политотдела полка по комсомольской работе.
Начальник штаба майор Ковалев, высокий, худощавый, голубоглазый; светлые волосы на пробор, запах одеколона. Прибыв в кабинет командира, коротко доложил. Выслушал своего начштаба, голосом властным с металлом приказал.- Товарищ майор, срочно съездите в город, заберите наших солдат мародеров, их оружие и сразу же отправьте обоих на гауптвахту.- Подумав, добавил волевым голосом.- Обоим объявляю по десять суток ареста.-
Повернулся к старшему лейтенанту Кропачеву, помощнику начальника политотдела по комсомольской работе. Светловолосый, светлоглазый, он точно светился изнутри, что-то располагающее к себе было во всем его облике. Его улыбчивому обаянию поддавались даже те, которые этого не желали. Просто невозможно было сердиться на этого светлого, жизнерадостного улыбающегося высокого юношу.
Посуровев, промолвил, как прикрикнул, хозяин кабинета. - Этих двух мародеров комсомольцев, любителей арбузов, из комсомола вышвырнуть. Через два дня доложить мне.- Есть.- Как и положено, коротко по военному, ответил старший лейтенант. Остановил в дверях старшего лейтенанта Кропачева, голосом твердым приказал.- Да, сегодня же съезди на эту бахчу, от имени командования полка извинись, за этих двух вечно голодных придурков, перед трудолюбивым узбеком - бахчевником.