Смех сквозь слезы

Мария была, конечно, очень веселой девушкой, но, не до такой степени, чтобы смешить всех, как клоун в цирке. Она умела «зарядить» окружающих и расслабиться сама. И иногда позволяла себе эти вольности.
Смеялась, она сама в меру, правда неизвестно в какую меру и кто эту меру ей определил.
Однажды случилось с ней непредвиденное обстоятельство, почему непредвиденное – объясню: - не думала она, что начнет строительство дома и, как и водится в ходе этого действия, влюбиться в тех волшебников - строителей, которые ей дворец возводить будут. А сколько волшебников, могу сказать - это четыре красивых, не бритых с голым торсом, мужика. Не бритых потому, что нет горячей воды и времени на такую роскошь, а голый торс, дабы не пачкать одежду, так, как нет горячей воды.
Маня «выписывала» круги каждое утро вокруг объекта, дабы обратить внимание строителей на свою скромную персону.
Сказать, что Маня была обделена вниманием, нельзя. Имелся муж, который любил это «дорогое», как он говорил, чудо, очень сильно.
Но, есть одно но. По соседству жил очень умный и красивый профессор, технарь, но - пасечник. Любил качать мед с утра и до вечера, но не всегда с улей. Качал, одним словом, и, поглядывал на Маню.
Мысли у него были не совсем адекватные.
- Не так живут, просто стыдно: ни черта не делают. Она – лежит загорает каждый день, вместо того, чтобы «пахать».
А муж, естественно, смотрел, как она лежит, и почему не работает – знал. И сам, конечно, не спешил надрываться. Смотрел, как лежит она.
Маня лежала красиво, так думал муж и сосед. Ему со стороны было видней.
В голове профессора, роились мысли, как пчелы в улике. Беспокоили соседи, как в свое время российских граждан Гондурас.
Особенно Маня его беспокоила и манила.
А еще эта баня, которую жена велела поставить в срок! Каждый его шаг на своем дворище как молот и наковальня: маня – баня!
Манечка, манечка,
Подай мне шанечку…
- Тьфу, нечистая, сгинь!
Маня, как и полагается девушке современной, умела все. Коня на скаку – пожалуйста, конь только где? Ах, да, коню нужен корм, чтобы он на скаку…
Грустно, Маша сидит и смотрит на рабочих, которые обещали ей дворец. Нарисовала, согласовала, оплатила и где? Каменщики оказывается не подъехали, а это просто подсобная рабочая сила, та, которая с голым торсом. Выкопать, поднести, подать.
-Девушка, доброе утро, а Вы не знаете, где тут живет Маня - Маруся, которая верит в чудеса?
- Улыбаясь во весь рот, - спросил молодец, подошедший вплотную к хозяйке стройки.
- Молодой человек, Маруся – это я, а чудеса – Вы! Появились, наконец! И сколько вас?
- Вот, все – «оптом» прибыли.
-Молотком!
Маня сразу повеселела.
-Дети, нам будут строить дом, не мешаем.
-А какой хотим?- спросил молодец.
-Правильно, дети, маленький, да удаленький, - подтвердила она слова ребят.
- Сказка будет, а не дом, просто мечта!
- Строители замерли, глядя на Маню и на детей, которые радовались вместе с ней.
- Это что, помощники, спросил молодец.
- Нет, медведи, я же Маша.
- Хорошие ребята, все в маму.
-Кстати, а дети не мои, они вон того соседа – пасечника, просто он работает с ульями, а дети ко мне прибежали, им у меня хорошо, тепло и уютно. Скоро батько придет за своими чадами.
Она улыбалась, а по ее щекам текли слезы.
Маня, а чего ты плачешь, папка тебя любит, говорит, что ты добрая и мать, правда забыли какая, вроде бы трезвая.
- Нет, поправил его старшенький, -Тереза.
Он сказал, что строители приедут дворец строить, а ты их будешь всех любить, как родных.
- Маня, не реви, не поверю, что тебя обидели.
- Так я сама, кого хочешь обижу!
- Пасечник развел руками.
- Вот так всегда, не могу понять, когда плачет, а когда смеется! Что за женщина...
- Я от счастья плачу, потому, что влюбилась, вон в того, который самый красивый.
- Пасечник посмотрел вокруг, развел руками, - дорогая соседушка, а муж тебе шею не намылит за твою любви обильность?
- И ему стало так обидно за себя, - вот и старайся, а она и не замечает.
-Ну Маруся ты даешь! Живешь ты не правильно и не туда смотришь, скажу тебе я. И не ревешь ты вовсе, а смеешься, издеваешься просто, над всеми нами. Будь здорова и, ушел не солоно хлебавши, а Маруся продолжала тихо смеяться.