ЭЗОТЕРИЧЕСКАЯ ЛЮБОВЬ. Повесть

I
Женщина непостижима.
Мужчина – непознаваем.
Лишь две подсказки приоткрывают тайну их отношений: лексическая и библейская.
Лексически состав слова «женщина» самозначен: жен-щи-на. Подносящая щи – вот что такое женщина. Замужняя женщина – жена, то есть же-на. Здесь главное уже не щи, а безотказность. Нет этого, нет и жены.

В слове «мужчина» опорное чин. Не в смысле должности только, но – определенности, надежности, весо-положения. Соответственно, «муж» – это и му-у-у-у-у (дойная корова) и уж в смысле кручения ужом для оправдания чина, а также наличия у него ужеподобной «штучки», и еще – скрытой или явной угрозы: уж я тебе задам!... В этом слово смыкается с библейским заветом: «жена да убоится…», «муж да прилепится…», «…и станут едина плоть». И еще: «сотворена из ребра мужчины», то есть, несамостоятельна, упряма, сферична и вечно ему обязана.
1.
…И вот она стоит перед ним обнаженная, обжигающеокая, стыдно-отчаянная.
- Снимать все?
- Да, – ответ хриплый, сдавленным голосом.
Легким скользящим касанием стягивает трусики. И попадает в его объятия.

…Она ненавидит мужчин.
С младости затворница, изводимая насмешками за угловатость и неловкость. Зажимаясь, пряталась от сыпавшихся пощечинами дразнилок: «растяпа», «недотепа», «безрукая». Наиболее смачное «недоделанная» из дома вышло на улицу, швырялось ей в лицо парнями, от которых всегда шарахалась.
И все же вот она – сильных, напряженных, бесстыдных мужских руках.

Потому что ДОШЛА.
Девять – девять! – лет без ласки.

Ласки!?? Поддаться самоуверенному натиску того, ее первого – баскетболиста из подмосковного санатория, которого сама же и выбрала на танцах, покрутив перед ним, вроде бы ненароком, чем надо… И которого даже толком не узнала: утром тот отбыл – кончилась его санаторная смена. И больше не возникал никогда.

Таковы радости любви?… – недоумевала она. – А те пустота и боль, боль и обессиленность – счастье?!
После рождения сына, всеми осуждаемая – принесла в подоле от ветра в поле, – три года не могла смотреть на них, пока однажды, привлеченная афишей на сеанс какого-то мага, не увидела в нем своего второго – эзотерика, ясновидца и чародея. Наряд, жесты, речи о карме, воплощении, единосознании и телесном братстве впечатлили. Вот он! Этот не похож на других. Этот духотворен…

Он уловил ее зов, знак, посыл, понял, что ею выбран, а, значит, воспринимаем на одном дыхании.
- Вы закрыты, запломбированы, – поучал он ее, раздевая, – Не ощущаете жизни нерва. Вы как бы недоделаны. – Этим особенно потряс. – Выход, проверенный и достоверный – раскрепощенный секс. Он обострит чувства, пробудит, раскроет бутон…
Да?
Внесомненно!

Она старалась изо всех сил. Пока не поняла: обманута, всего лишь умело и дешево используема. Под рассуждения о полете на крыльях Эроса… Ушла враз, как отрезала.

И девять лет гордо, одиноко, подавленно одна. То есть, с сыном – неустанной ее заботой и болью.
Но самоотрешенность ото всего начала угнетать, наполнять ощущением безысходности, а то и просто душить. Ненавидя себя и всех их, нет-нет да и приковывалась взглядом к сидящим или идущим навстречу мужикам, ища и не находя в них интереса к себе, своим лицу, фигуре.

Тут и возник этот, третий. Одинокий, неприкаянный, поговаривают, жену да московскую квартиру бросивший, взявшийся от бездомья, восстановить всеми брошенный, полуразграбленный подмосковный сельский Клуб. Где и поселился.
Зашла к нему вроде бы по делу. И, увидев, выбрала его, как и предыдущих двух. Поговорив и прощаясь, словно бы невзначай, обронила:
- Могу погладить …
Он, казалось, не понял. Но на следующий день, случайно (случайно?!) встретив в подземном переходе, прошептал: «Утром жду…»

…И вот она в его объятиях. Он лет на двадцать старше ее. Пусть.
- Разденьтесь, – она ему
Разоблачался судорожно, торопливо. Когда, наконец, справился, замер, она закрыла глаза и отключила сознание…
2.
Вообще-то сейчас он должен был быть в аудитории. Но по такому случаю перенес бы не только лекцию – встречу Нового года! Потому что пять лет, женатый, – без жены, семьянин, – без семьи, любитель веселых сборищ, – без друзей, горячих споров – в немоте. Он, оставивший и семью и друзей, все прежнее, зачеркнувший их. И теперь поутру пребывавший – в раскаянно-похмельной, к полудню – суетно-замученной, ввечеру – акогольно-обреченной немости.

Как? Почему?
Во имя чего?
Добровольно.
По своему выбору.
Чтобы понять, что, зачем, почему?

И вот цена свободы. Мучительная. Невыносимая.
О, нет. Для искательства, на которое обрек себя, это глухо-немо-затворничество благо, дар, мечта. Для отыскания выхода из ямы, из хаоса, куда рухнул душой после крушения веры в советско-земной рай, – тишина желанна. Только где она при протекающей крыше его обители – арендованного Клуба? При отрываемых соседями досках, окнах, вынимаемых прямо из кладки кирпичах? При орущих пьяных скопищах на крыльце, бандитских наездах, взыскующих дани чиновниках, пожарниках, электриках, санэпидемиологах, тянущих жадные руки к его кошельку? Тощему, разумеется…

И вдруг, похоже, явилась она. Подсказка, отгадка, знак свыше. Кажется, дождался. Кажется, Господь вознаградил его за терпение, непередаваемо горькие страдания изо дня в день, из ночи в ночь, из года в год. Пришла как ответ, на вопрос, что же делать дальше, как жить?
Просто. Начать все сначала. С нуля. С другими понятиями, представлениями, чувствами.
Начать с нею.

3
…Снова она недоумевала: и это вожделенная близость? И из-за этого мучилась, ломала себя, уводила взгляд, забивалась по углам, лицом к стене в автобусах и метро?
Впрочем, спазм воздержания исчез. Стало легче. Хоть это. Вот и надо, скажем, раз в месяц, заглядывать сюда – снимать напряжение. Предложила: захочется снова, набросьте на штакетину калитки незаметную петлю – тайный знак свидания. И продолжение следует...
- Посмотрим, – он, неопределенно.

А на другой день, снова «случайно» встретив ее, увлек к себе и страстно, трепетно: ты – многожданна, ангелокрыла, небесна, любима. Только с тобой отныне и до конца.
К этому оказалась не готова. Даже не допускала мысли. Немолода. Сын. Кто покусится, когда двадцатилеток мини-бедрастых очереди? Но он настаивал: приемлю сына, неудобосогасность. Будем притираться, друг друга подправлять, прощать, поддерживать. Будем быть!!!.
Думала-гадала. Пыталась представить себя рядом с ним. Допустим, сложится так. Или эдак. Или... и т.д. И всякий раз изнутри поднималось раздражение: Да кто он такой? Почему именно с ним? По какому праву этот стареющий экземпляр самовлюбленных, грубых, жадных, мелочных, нескладных и т.д., присвоивших себе право доминировать во всем мужчин будет обладать ею, а она – зависеть от него???!!!

Разве ради этого она вылавливала все, что находила на лотках и взахлеб читала книжки о муже-ангелах, творцах эфирного мира, всевидцах и всеслышцах, способных зреть, чувствовать Космос? А, значит, – и ее никем не понятую, понукаемую, изгойную. Потому что, погружаясь в те книжицы, ощущала: это о ней; это она – космична, космо-царственна. Потому и не привязана к земному, в обыденности неприкаянна. Именно ей подобного она жаждет встретить.

Напрасно что ли изучала по другим книгам секреты очаровывания небопричастных посланцев, эзотериков. Которых немало. Авторов эзотекстов, например. Целителей, гадателей, снов толкователей. Вон их сколько открылось! Объявления во всех газетах. Эти поймут. О своем втором, экстрасенсе-маге, старалась не думать. Не все же, как он… А, потом, может, такова она и должна быть эзотерическая любовь – любовь неземная?.. Не знающая запретов!!! Запредельная…

Этот, третий не из них. Самоограничен. Самоозабочен. Из жизни выломлен. Такой ли нужен ей? Нет, ей нужна настоящая, эзотерическа любовь…
Только вот где тот, ее космогерой? А, случись встретить, обратит ли внимание? При ее полных сорока. И сыне-дичке. Этот же – вот он, реален, осязаем. Отказать ему?! Снова впасть в безликость отчаяния-безнадежности?!… Нет. Нет и нет.
Соединиться с ним, согласиться?

И чем больше размышляла, тем сильнее прорастала в ней неприязнь к этому преломно-летнему ромео, так непрошенно, запоздало-жданно, неотвратимо-неуместно предложившему ей руку и сердце. Негодяй! Дутый сыч! Обманщик. Лжец! Будь ты треклят... За то, что сделал то, чего ждала от другого. Какая карикатурная подмена мечты. Воздать за это, отомстить этому.
Одному за всех ее обидчиков.

Решила: предложение принять, быть такой, какой хочет он. Притвориться, сыграть роль. Очаровать. Отдышаться возле него. Доказать всем – сыну, подругам, родственникам, себе самой: могут и ее любить мужчины. И, выждав момент, оставить. Раньше, чем это сделает он. Чтоб сразить наверняка. Чтоб мучился, страдал и истекал кровавыми слезами
Отомстить через него – всем им.
И после третей утренней встречи, трепетно-огненной с его стороны и терпеливо-отзывчивой с ее, – дала ответ: что ж, можно попробовать…

4

Первый же «душевный» разговор осадил. Оказывается, не разведен. Выходит, их объятия, близость, счастьестрастие незаконны. Словно бы украдены. А он двоежено-грешник. Вот они – мужья-обманщики во всей их двуличной сущности…
Он: о разводе не думал – без надобности. Теперь другое дело. Постылые узы долой. Нужно? Желаешь? Конечно, – она. – Или хотите – и там и тут? Нет-нет, – он. – Виной квартирный вопрос: судиться, делиться, волокита, нервы – не захочешь. Но раз надо – значит надо. Начну завтра же. Но мы женимся, по настоящему, юридически? Она: внешне сдержанно: зачем? – а внутренне с ужасом – да никогда!

Ужас, поселившийся в ее душе только от одной мысли об узаконении их сожития не проходил. Он угнетал, подавлял. Улыбаясь, с выражением лица «соратницы», но с внутренним содроганием взирала, как он из грязи, неустроенности тащит окружающее ко благоуложению, во-первых, и – к духонаполнению во-вторых. «Закон развития – от простого к сложному, от несогласованного к совершенному", – возглашал. Она, молча, для себя самой: кому нужно совершенное, если нет главного – радости! Однако, внешне с вымученно-виноватой улыбкой, натужно-старательно, во всем неуверенная, спотычливая «поддерживала» его старания.

Материал для его работы был под руками. Страна трещала, сыпалась – реформировалась. Вон кинутые заводы, вон комбинаты, вон дворцы и клубы… Клуб и оживлял, полумертвый, загаженный. Поднимал для всех. И для себя. Видела: с ее приходом действовал – азартно, напористо. Думала: во имя чего, зачем? Внутренне негодовала, холодея отчужденно, подавленно…
Он не мог не заметить этого. Чувствовал: она рядом, подле, но не с ним. Обижался, вопрошал: мы вместе или нет?
Подтверждала, через душеоцепенение и потому не убедительно…

Разражался: откуда у тебя это, что с тобой? И пытался разобраться. Да, она упрямонравна. Но – добра. Жалеет убогих. Сопереживает бездомным. Подает им. Вступается за обижаемых, не взирая, что перепадает самой. Негодующе атакует уличные развалы порногазет и журналов, вплоть до их упрятывания за ширмы. Врожденно-благородна. В пище ли – свеже-натуральной, платье ли, – подобранном со вкусом.
И столь же врожденно-неумела. То пресно, это пересолено, то недоварено, это пережарено, то недомыто, это недочищено, то недоглажено, это недоубрано. И переделывал за нее, что мог сам, сокрушаясь, – что не хранительница очага, что не хозяйка, что несоединимо-противоречива… Отмахивался от недобрых мыслей и чувств, загонял их внутрь…

Видя, что она терпит его, может быть, из последнего, несколько раз усилием воли проглатывал ком обиды, и пытался покорить ее всеумением, которым, как ему казалось, обладал. Настоял ввести его в ее «дом» – полуистлевший пристрой к соседской пятистенной избе, принадлежавший отцу, который коротал век в одной из двух комнатенок. Скоро понял, – зря.

Дом ее потряс…
... Мрак, неприбранность, неудобоположенность всего. Особенно поразили отношения – взаимо-холодные, чуже-враждебные. С отцом, еще как-то объяснимо: стар, капризен, немощный, понуждавший ее выносить его, центнеровесного на оправку. Но почему – с сыном, 11-летним неслухом-молчуном-упрямцем??!!...

…Знакомился с парнем на рыбалке: был повод – ее сорокадвухлетие. Костер, шашлыки; взрослым – шампанское, ребенку – «пепси». Перед первым тостом выложил подарки – и сыну: давай и свои, что там у тебя для любимой мамочки?
- Ничего, – тот без затей, удивленно.
- То есть как? – он, бесцеремонным ответом уязвленный.
- А зачем? – парень недоумевает искренне...

Не предполагал, что такое возможно. Пораженный холодностью эгоизма понял: эта эзотерическая пустота – от нее. И, ощутив себя жизнетворцем, хозяином-управителем, принялся ломать-созидать. Нажимом, лаской, помощью, участием, доводами, примером. Многое отвергалось. Но все же свежеклеенные обои, ремонтносправная сантехника в доме появились, добродушевный чай для гостей, волшебные «спасибо-пожалуйства», озабоченность благоучастием друг в друге стали меж домашними приживляться.

Правда, не без скрытного негодования с ее стороны: кто ты такой, чтобы здесь распоряжаться, учить. Негодование клокотало в ее сердце. Уже почти невозможно было маскировать настоящие чувства неприятия-отвращения-обиды-негодования. И еще, неожиданно для самой себя – ревности.
Объяснения этому не было. Не близкий, не прикипевший, чужой – и ревность. Зачем? Почему? Но сделать с собой ничего не могла. Стоило ему лишь взглянуть на проходящую или сидящую или стоящую блядь (полагала такими всех женщин), – ее взрывало. И отшатывалась. И негодовала. А дома устраивала стачку – отказывала ему в ласке. Добивалась клятв и признаний, коленопреклонений и обещаний – ни с кем. Зачем для чего? О, ненавистнолюбый…

…Он, отчаявшись понять ее, потянулся к сыну. Парень далеко неглуп. Суть схватывает с полуслова. Талантлив телесно, физически красив, развит. Быть бы ему звездой футбола, если бы не расслабленность… И нараставший вакуум, напряженную пустоту отношения с ней, заполнял заботой о подростке, видя в нем самого себя. Трудно, не вдруг, через вспышки, обиды, примирение, а главное, помощь, помощь и помощь мужчина и подросток стали сближаться… Постепенно между младо- и зрело- мужами возникло взаимопритяжение. Потом – дружба. Вопреки углублявшемуся ее к нему, а его к ней недружелюбию.

Она, видя их сближение, приходила в бешенство... Лицо ее необъяснимо для него становилось то снежно-бледным, то пылающее-пламенным. Нет-нет и срывалась в истерику, обнаруживая взрыво-неприязнь, придираясь к мелочам, ревнуя, вызывая его нешуточные гнево-молнии и даже несколько раз преждевременное для нее: «Прочь отсюда!!!...»
И уходила. Дважды. Через пару дней являлся, убеждал, просил простить. Памятуя, удалиться должна не по его – по своей воле, возвращалась. С айсбергом отчуждения в душе…
(Продолжение следует)