РАСТРАЧЕННЫЙ ДАР (ст. 7 Православный Дар. Заключение)

ПРАВОСЛАВНЫЙ ДАР
(Статья 7-я)

Памяти Ирины Муравьевой,
прихожанки храма Пресвятой
Троицы (Сокольники, Москва).

Ну, и как мне теперь жить?
Вопрос этот вставал ежечасно.
Следует ли, человеку, влившемуся в православное братство, как и раньше, например, по давно установленной традиции участвовать в "чаях" после семестровых и – в разносольных банкетах – после выпускных экзаменов? Нужно ли по-прежнему посещать диссертационно-юбилейные тусовки с обязательным произнесением захвальных спичей и алкогольно-выспренных здравниц? Следует ли, как это было прежде, закрывать глаза на пустынные аудитории – свидетельство деградации лекторского корпуса? Морально ли православному лектору уводить взор в сторону от полуоголенных бюстов и бедер кичащихся друг перед другом нарядами слушательниц или прямо заявить о безвкусной пошлости их гламурных тряпок? И т.д. и т.п.

А как одеваться самому, как говорить, сердиться, радоваться? Читать ли, скажем, перед корпоративным застольем молитву, креститься ли перед ней, сходу становясь в глазах коллег чужаком, или пребывать, во внутренней православной эмиграции? А каким надлежит быть теперь отношение к археологическим находкам, открытиям генетиков, медиков, антропологов, электронщиков, компьютерщиков, физиков и т.д., не стыкующимся со Священным Писанием?
Вопросы без ответа.

Можно понять, почему.
Рядовому прихожанину до них нет дела. А умник, навязавший их священникам, если и получал разъяснения, то, понятно, лишь в пользу Писания. Менялись только оттенки комментариев, в зависимости от того, призывал ли батюшка к решению поднятых проблем путем чтения молитв и самого Писания; или склонял к покаянию во грехах, ибо во всем человек виноват сам, или советовал смириться в страхе пред грядущим Страшным судом.
Однако ни то, ни другое, ни третье ответа, не несло. По-прежнему было не ясно, как жить, не впадая, с одной стороны, в религиозный фанатизм, отвергая все бренное, земное? С другой, как не превратиться в ходатая ко Господу лишь за халявным исцелением болезней, получением защиты от невзгод по демпинговым ценам…

Или, если серьезно, можно ли истовое, глубокое православие сочетать с полноценной, многоцветной мирской жизнью современного человека?
Не получив ответа, стал присматриваться к братьям-сестрам по вере, пытаясь найти ответ на него в них самих, их поведении, облике. Но… да, простят меня все, кого знаю, чту, с кем делюсь, советуюсь, от кого имел помощь и поддержку: за десять воцерквленных лет неверующему фоме так и не удалось встретить лица, полнокровно сопрягающего духовные и светские начала. Кроме одного – пресветлого лица Ирины Муравьевой (не актрисы), некогда прихожанки храма Пресвятой Троицы.

…Соловки.
Заполряно-короткое лето. Море со всех сторон. И жара, невиданная в этих краях… Рубленный храм Петра Великого. Четыре катера пассажиров, прибывших на остров Заяцкий, заполонили помещение. Некуда встать. Пристроился за головами-спинами тех, что стояли в сенях, у входа. И по-за двумя-тремя прихожанами – Ира понимающе улыбнулась.
- Никак не пробиться? А вы локтями, локтями – и на алтарь. – Засмеялась. Сразу успокоился. Все стало просто: ты – в церкви, на службе, впереди – таинство причастия. Первого в жизни. Внимание. Собрав себя, сосредоточился на происходившем у алтаря. Там главный, в черной мантии, с крестом на груди и помогающий ему монах, выносили-уносили большую золоченую книгу, возлагали ее на скошенную тумбу, взывая, приобщая к молитве и славя, славя, славя Бога.

Жарко, душно, тесно. Стоявшие рядом, горячие в нагретом воздухе, обжигают случайными толчками крестящихся рук. Боль пронзила сердце. Теряя контроль над собой, оседаю на пол. Инстинктивно хватаюсь за выступ слева от входа. Не он – уже лежал бы под ногами молящихся. Устояв, самоприказом отключил восприятие происходящего в храме. Понемногу уравновесился. И велел ногам выйти из пристройки-сеней на воздух.
Какая свежесть! Какой воздух. Какое цветение трав! А пение птиц! А вспарывающие морскую гладь перекаты волн! А крест огромный, в каменной кладке вдалеке! Обелиск? Маяк? Могила погибших поморов? Отдышавшись, иду взглянуть. Под ногами кораллово-изумрудная почва. Твердая, хрустящая, зелено-цветным ковром разукрашенная. И солнце-божество. Ах, вот бы где жить-быть. И не надо больше ничего!
Крест, обглодан ветрами, чист, будто надраен. Обошел вокруг. Скажи, Боже, что он возвещает? Кто был здесь прежде? Кто будет потом? Был Петр Великий. Конечно. Он стоял здесь, именно на этом
возвышении. Он и приказал водрузить православный крест. Во имя его победы над шведами. Будущей. Или уже случившейся. Представил, как он стоял здесь великий император. Мой государь. Кумир. Образец. Широкий. Раздольный. Крутой. Как он поступал с неверными? А с предателями? На каторгу их, в застенки, на Соловки!!!
Стало весело, смешно. Легче смотри на жизнь, тверже.

Двинулся далее вдоль берега. Справа возвышение, каменные гряды. Что сие есть? Взойдя, обмер. Да это же знаменитые северные лабиринты. Огромные, пятидесятишаговые по радиусу. Округло-овальные камни, уложенные в достопамятные времена, полувросшие в кремнистую почву. Двинулся по одному из коридоров, стал в тупике. По другому – то же. И по третьему, и по четвертому. Да есть ли выход? А если его нет?
Но должен, должен, должен быть! Иначе для чего предки выкладывали каменно-затейные ходы? И снова попытка. И еще, еще. Нет. Всюду ловушка. Не уйду, пока не найду выхода.

Но служба? Но причастие? Первое в жизни? Забыл! Вдруг опоздал, и все уже кончилось?! Бегом – насколь достало сил – в храм. Встал неподалеку от выступа, который давеча спас от падения. Оказалось – ящик с прорезью для подаяний. Вот мой спаситель – жертвенник! Неподалеку Ира. Тронул за рукав и шепотом: причастие было? – Конечно! А вы чего же? – Пропустили! Скорее!
Схватила за локоть, потащила вперед к священнику, уносившему святую Чашу.
- Вот выходил раб божий… первый раз причащается. – И руки мои скрестив на груди, толкнула к служителю.
Тот, обернувшись:
- Прогулял? Поздно. Причастишься в другой раз. – И исчез.

…Из храма вышел не я – кто-то другой. Этот другой – большой, сгорбленный, нелепый во всем, шагал не разбирая дороги. Он не хотел больше жить. Случилось то, чего он заслуживал. Бог не принял его. Бог отказался от него. В церкви Великого Петра. Значит, нет мне места среди православных людей. И один путь – в море…
Кто-то тихо присвистнул.
- Эй, сын Божий, а ну веселее! – Ира, кто же еще! Так может только она! – Улыбка-улыбка, сударь. Она вам к лицу…– Сверхусилием выжал из себя ухмылку.
- Бодрее, бодрее! Нашли с чего унывать. Да причаститесь еще тысячу раз. А такой божьей красы, где еще увидите? И здесь на Заяцком острове, в Петровом храме, когда еще будете! Бог вас привел сюда, Он и к причастию приведет… И, озорно подмигнув, поспешила за группой, отправившейся осматривать лабиринты.

Ах, Ира-умница. Как вовремя подошла, сколь просто и верно сказала. Не кончена жизнь. Еще есть время. Придет час исповеди и причастия-приобщения ко Христу.
Как мало нужно человеку. Слово. Одно слово.

…Москва. Полгода поисков храма, который должен стать моим. Тщетно. Разные по разным поводам отвел. Нужен совет.
Чей? Конечно, Иры Муравьевой. Соловецкой сочувственницы, п о н и м а ю щ е й. Давно пора. Живозрячее слово ее точно, здравосмысленно. Прощаясь сказала, что певчествует где-то в Сокольниках, в храме при детской горбольнице, что у знаменитой Матросской Тишины. Край недальний, попутный. Отыскал номер телефона, впопыхах записанный еще тогда, в обратном поезде. Надиктовал на отозвавшийся автоответчик привет. Через пару дней позвонила. Подсказать-присоветовать? Да хоть с вагон. Приезжайте прямо в храм. Завтра вечером. И фото заберете. Соловецкие.

…Храм Пресвятой Троицы, миниатюрно-монументальный. Прихожан – двадцать человек. В хоре из трех певчих одна – Ира. Узнал ее глубокий, бархатистый альт.
По окончании службы – к ней. Теплая улыбка. В небольшом храме ей все видно, понятно.
– Причаститесь здесь? – Поздравляю! И в какой день! – поминовения святых отцов монастыря Соловецкого! А что я говорила, помните? Бог вас привел именно сегодня.
– Только научите, как готовиться, Ира. Что должно? Чего нельзя?
Подвела к книжной лавке: вот это и это. Вот каноны, вот молитвы, вот советы по приуготовлению. До причастия пост, строгость, воздержание во всем…

…По прямой, сквознячно-продувной улице идем вместе с Ириной из храма. Я ей – о только что пережитом первом причастии. И, как прежде, чудесно-внимательная, она слышит! И – внемлет, и реагирует точно, просто, естественно! О подобном не мог и мечтать.
- …И все же вынести на ногах двух-трех часовую службу непросто, – ей. – Для чего же стоять?
- А вы сидите, когда можно. А когда, быстро сообразите сами. Вы хору подпеваете?
- Пытаюсь. Очень хочется
- А что такое сидячий хор? Ну-ка, психолог-социолог?
- Нелепость!
- Вот видите! Тут все ясно. Постепенно во всем узрите смысл. Не гоните коней, профессор. Теперь вам откроется все. Потому что вы – в Христовой силе. Поздравляю!

Прикрываясь от ветра воротом расписной дубленки, быстрая, изящная, стройная, с ослепляющей улыбкой, она прекрасна. Такой и запомнится на всю жизнь.
Ира скончалась при родах… И это в наше-то время! А через неделю покончил с жизнью обожавший ее муж. Ах, Господи ты Господи! Ты знаешь, что творишь! Боже, ничего не скажу…
Ребенка удалось спасти…
…Приближался, в моим понимании, к образу православного христианина без купюр еще один человек – бизнесмен, шеф-редактор популярного журнала. Щедр (жертвует на храмы, немалые суммы тихо, без помпы), умен, чуток, деликатен. Из рядового прихожанина со временем перешел в алтарники при храме, с перспективой обретения священного сана.
Так не всем же идти этим путем...
А каким?

Благодаря Ире и шеф-редактору пришло понимание: православие – есть Дар Бога. Кому-то его опущено крохи, кому-то мера, кому-то сверх-меры.
Ирина и воплощала, по мне, меру православия.
Вечного Царства ей, Пересветлой!

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

И каков же итог десятилетнего воцерквления раба божия Николая?
Вера в Господа Иисуса Христа.
В в Троицу Животворящую, Вездесущую, Все Созидающую, Все Воплощающую.
В бессмертие души, ищущей Бога в любви к ближнему, а, если в силах, – и ко врагу своему.
Способность прощать "долги должникам нашим".
Чтить храм – Тело Христово, его святыни, иконы, молитвы, крестные ходы, таинства.

И нажитое горьким опытом:
- индивидуальная христианская нравственность и оптимальность в земных отправлениях перед лицом Творца всего сущего;
- осознание сходящего свыше православного Дара, что осеняет в равной мере все и вся, исполняется же – от малой до великой меры.
Нет хорошего или плохого православного. Есть раскрывшие полученный Дар веры. Не существует человека без веры, есть нереализованный Дар православия. Сподобился ты воспринять и развить его в полной мере, – ты православный светоч, образец, пример.

Но сколько тех, кто верит, молится, постится, и т.д., словно дышит, делая это легко и радостно? Увы, больше тех, кто растрачивает свой православный Дар. По своим винам, неспособности раскрыть его. А еще, - из-за наступательного, неистового фарисейства, процветающего неправедного суда верой, живучей конфессиональной нетерпимости, и уж, тем более, спекулятивного мошенничества на святынях.
И вот уже читает б е з Д а р н ы й православный христианин молитву и не верит в ее силу, прикладывается к иконе и не чувствует благодати, погружается в святую купель – и простужается.

Я – из последних.
Потому и рек исповедь мою, из сердца исторгнувшуюся, в назидание внемлющим - беречь и развивать сей драгоценный Дар, дабы исполнилось по слову Господа: "И последние станут первыми".