РАСТРАЧЕННЫЙ ДАР (ст. 1 Православное фарисейство. ст. 2 Искушение Афоном)

Заболел я, господа, глубокая простуда. Все поражено: горло, легкие, почки, суставы. Давным-давно не чувствовал себя так худо. Да плюс терзания о причине немочи. Ведь получил-то я ее на святом источнике.
Да, именно там. Был ясный день. Август. И вдруг ливень. А мы на иномарке. От шоссе до источника два километра грунтовкой. Машина не пройдет. Оставили ее и – пешком, без зонтов и плащей. Вымокли, что сверху, что снизу. Да – в ледяную купель. И ведь молился перед погружением, просил у св. Иринарха Ростовского здоровья, но – увы, увы! К вечеру метался в жару.
С тяжелым камнем в душе. Потому роковое это купание лишь завершило цепь событий, о которых молчать не в силах.
Речь о целом этапе в моей жизни – десятилетнем православном воцерквлении, принесшем кроме духовной радости и благодати, столько неразрешенных проблем, что пришлось взять паузу в посещении храма, чтобы обдумать их, понять, зачем и почему…

ПРАВОСЛАВНОЕ ФАРИСЕЙСТВО
(Статья 1-я)

…Как-то прихожанка нашего храма, женщина просвещенная, интеллигентная, сотрудница православного издательства обратилась ко мне с неожиданной и категоричной просьбой, сделать ей одолжение и, если это меня не затруднит, никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах в присутствии ее сына не произносить слова «Интернет».
Ее сыну за тридцать. Звонарь той же церкви. Пишет стихи. Иногда читает их. Однажды послушав начинающего стихотворца, я спросил, а не пробовал ли он разместить написанное на каком-нибудь Интернет-сайте, во множестве рассыпанных по всемирной сети?
Ответом на мой вопрос и стало то деликатно-категорическое пожелание родительницы.
Будто включатель сработал: гирляндой высветились другие подобные случаи...

…Москва. Сретенский монастырь. По предварительной договоренности – совместная с протоиереем о. Иовом лекция для моих студентов о русской культуре в свете православия. Священник ведет нить беседы, я вопросами, уточняю ее узор, зная, в чем студенты осведомлены, а в чем – нет. Оказалось, не уточняю – возражаю. Ибо, к немалому своему удивлению услышал из уст содокладчика нечто, говоря деликатно, невероятное, что театр, например, по причине его лиходейской природы, греховен, а телевизор – тотальный губитель человеческих душ, что еще больший их сокрушитель – интернет, а компьютер, дабы уберечься от греховных соблазнов, допустимо использовать лишь как печатную машинку и т.д. и т.п…

Простите, отче, батюшка Иов! Вы шутите? Испытываете? Неужели вас не смущает, что сейчас вы отлучили от православия целый пласт мировой и отечественной культуры, миллионы деятелей искусства сцены и их почитателей, выдающихся творцов драмы и комедии Шекспира, Грибоедова, Островского? Что открещиваете от нее массивы телезрителей, в том числе таких, например, ТВ программ, как «Православная энциклопедия», бесед нашего вл. Кирилла – нынешнего патриарха Московского и Всея Руси – по остроактуальным вопросам веры, «Библейских сюжетов» канала «Культура»? Не записываете ли своим категорицизмом всех их в грешники, а вместе с ними неисчислимое количество людей, зрящих, например, ежегодные прямые трансляции чудесного сошествия Благодатного огня в Иерусалиме? И не странным выглядит Ваше предложение использовать компьютер исключительного в качестве записывающе-печатающего устройства при наличии десятка православных сайтов и Интернете, в том числе, такой популярной рубрики, как «Ответы православного священника», которую ведет, и очень успешно, никто иной, как… сам содокладчик-оппонент отец Иов, собственной персоной?

Так не фарисейство ли подобным образом оценивать новации 21 века? Не ясно ли, что такие воззрения – это шаг назад, в прошлое, это бегство от сложного, противоречивого, но животворного настоящего? Не дань ли это некоей надуманной формуле религиозности, ритуальное произнесение которой как бы автоматически причисляет говорящего к носителям чистейшей, незамутненной веры? И невозможно избавиться от мысли, что именно так все и обстоит, слыша от православного прихожанина, что этот чертов ящик, от которого, ну, его! одни искушения!, он наконец-то вышвырнул в окно, или как дама-профессор выговаривает студентам, опрометчиво поздравившим ее с днем св. Валентина – праздником неправославного святого и т.д. и т.п. И, наблюдая такое, понимаешь: произошла подмена понятий. Ибо нож, молоток, гвоздь, телевизор, компьютер, интернет и т.д. можно использовать как во благо, так и во зло.

Не вещь определяет моральный смысл ее применения, а человек. И телевидение, и театр, и компьютер в руках православного прихожанина никогда не будет орудием зла, но – средством привнесения христовых ценностей в сердца людей, в их сознание, в каждый дом. Они могут дать
и дают сотни, тысячи, миллионы приверженцев Слова и Дела Спасителя, привести в храм множество сомневающихся. Так же как, впрочем, – стать орудием духовного сокрушения личности. Да, это серьезная проблема нашей жизни. Но лечить больную голову ее отсекновением – это ли рецепт выздоровления?

Соглашаться с подобным – фарисейство. Которое сегодня при возрастающем интересе к церкви чуть ли не входит в моду. И летят из окон «ящики», греховными объявляются ноухау, научные изыскания и открытия. Мнение людей, ищущих истину веры, фарисействующих интересуют менее всего. Главное – ощутить свою принадлежность к сонму ревнителей и хранителей чистоты веры…

Есть в православии, разумеется, и иное понимание, другое видение означенных проблем. Например, иеромонах Оптинского монастыря Селафиил, отвечая на вопрос руководителя популярной уже многие годы группы ДДТ В.Шевчука, а не греховное ли это дело – занятие искусством (ведь даже корень слова «искус», то есть что-то дьявольское), ответил: «Любой человек, занимающийся искусством, мне кажется, должен так говорить, писать или петь, чтобы хотя бы косвенным образом напоминать о Боге, чтобы в пении, скажем вашем, звучала некая жажда по небесам. Потому что душа человека – это струна, натянутая в небо. И нужно задеть эту струну, чтобы человек вспомнил, что он – небесное растение, что он насажен с неба…» Но нельзя ли тоже отнести и к театру? Телевидению, Интернету?
Верное замечание. И важно, что высказал его монашествующий христианин.
Прислушаемся к нему!

ИСКУШЕНИЕ АФОНОМ
(Статья 2-я)

Говорят: на св. горе Афон аукнется – в России откликнется. Значит, – на Афон! Там, в Греческой монашеской республике, где даже камни святы, там чистота веры. Та, что вот-вот волной накатит на Россию. Ее-то поскорей увидеть, ее-то и осяжить!
Как добраться? Да, морем! Из Одессы, скажем, плыть всего ничего – девять часов «пароходом».
И вот – Одесский м-рь св. Пантелиймона. Между прочим, некогда подворье как раз знаменитейшего одноименного Афонского м-ря Российской империи. Пару недель потрудничать во славу Божию, разведать, что, да как и – можно в путь-дорогу.

…Братская келья послушника Василия, что как раз только вернулся из Греции и живописует мне свои похождения по Афонским обителям: где, с кем встречался, о чем говорил, что пережил. Терпеливо, внимательно выслушан. Очень интересно. Спасибо. А могли бы дать также практический совет паломнику, впервые отправляющемуся ко святыням Афона: в какую, например, одежду облачиться, а в обувь – обуться, хватит ли энной суммы на музеи, сорокауст и т.д.? В ответ – жесткий отлуп возмущенного брата во Христе: почто не о духовном, а о телесном печешься? Да уж православный ли ты? Да имеешь ли на груди крест? И – требование предъявить его: не дьяволом ли подослан? После проверки, что крест на груди-таки есть, братом безо всякого смущения извлекается из под стола пластиковая бутыль со святой водой, с помощью коей окропляется келья: изыди, изыди, изыди.

Назавтра, как обнаружилось, уже другие монахи, а затем и священники обители сторонятся скромного пилигрима и помощника в их трудах и молитвах.
…17 часов 15 минут. Начало монастырской вечерни. Пятеро трудников во славу Божию, полный день выдиравшие окаменелые балки верхнего храма, спускавшие их вниз и грузившие на самосвал, приняв душ, прилегли, дабы набираться сил перед службой.
На пороге кельи – благочинный.
- Валяемся, отцы? Почему не во храме? Забыли, где пребываете? Напомнить или поклоны назначить? Еще не удостаивались?
- А вы приседания назначьте, покруче будет… – вырывается у меня взбешенного: посещение трудниками службы, даже в монастыре – дело добровольное…
С грохотом захлопывается дверь за отпрянувшим благочинным. Ночь в полубреду, полузабытьи. Зачем бунтарить здесь, в монастыре? А утром удар в одеревенелую, больную голову: сотоварищ по послушанию Алексей, от обиды ль, или по злому умыслу, прихватив общие матценности и кошельки послушников, в том числе, и мой «афонский» капитал, бежал.

…День отъезда из неприветной обители. Стучусь в келью все того же благочинного, молодого еще священника, возможно, в силу этого-то и демонстративно строгого и надменного. Там за его дверью мощи Николая-Чудотворца, моего ангела-хранителя. Возможно ли уехать, не приложившись к реликвии! В ответ молчание. Постучать еще раз? Вновь тишина. Потом шорох и хриплое: кто, что?
Объяснился. Невнятное бормотание и снова немота.
Обида монастырского иерарха? Немилость к ограбленному, отправленному восвояси за монастырский счет бузотеру-труднику?
Тучи сгустились над афонскими горизонтами. Чтобы развеять их и избежать грозы, решаю действовать наверняка.

…Паломническая служба при Московской Патриархии.
Уж здесь-то не будет осечки.
Эвон какого красавца отрядила мне «служба» в помощники: знатока Греции, дважды посетившего святую Гору, владеющего тремя языками, истово верующего мирянина. Поминутно крестясь и сетуя на дефицит христианского доверия, под сии благостные речи эллинист-грековед берет без расписки загранпаспорт, рекомендации и, понятно, вспухшую от купюр наличку для оформления поездки на желанный Афон. Держа постоянно в курсе дела, заботливо и регулярно звоня, сообщает, заверяет, доводит до сведения: все превосходно, правда, он перешел на другую работу, но группа уже
оформлена, и будет отправлена, увы, им как частным лицом, для чего ему нужна соответствующая доверенность. Получив ее, «специалист», житель Калуги, а теперь москвич, Алексей (опять Алексей!) – растворяется в небытии. Работники службы: ну, что же вы так! Надо было знать, кому доверяетесь. Просьба разобраться, направленная по принадлежности, затерялась в недрах патриархии…
Туча, темнее темной во второй раз накрыла недостижимые Афонские дали. Навсегда? Нет, луч надежды блеснул из Троицко-Сергиевской лавры, куда горе-паломник пошел за утешением.

…Утро после литургии. Из-за двери братской кельи Странноприимного Дома лавры, куда причастник определен на постой, громогласное «Але-але!». А дальше невероятное, неожиданное, сенсационное: «С Афона, откуда еще! Только что прибыл, да в лавре. С секретной миссией. Ладно, тебе открою, но больше никому. Подняты пророчества прозорливых старцев. О конце света, матушка. О чем же еще! О нем, раба божья, о нем. Грядет он, неотвратный. Вот-вот. Все, все исполнится. Готовься, сестрица, приуготовляйся. Предстать в горней незапятнанности пред Судом. В Патриархию передать сподоблен»…
На мой вопрос: конец света? В самом деле? Бородатый, в рясе великан: «Грядет-грядет, сын мой. Неминуемо». И опять мобильник к уху, – и ну торговать вагон сахару, сбивать цену за него, с азартом, напором, зигзагами. Любуясь моей отвисшей челюстью: «Какой сахар?! Конец света же!!!!.......», отвечает, разводя руки: «Одно другому, брат, не помеха». А, узнав о моей двуосечке с Афоном решительно: «Поедешь со мной, вот патриарху секретное послание передам, и – вместе на святую Гору отбудем». «Но у меня же паспорта нет, украден!». «А у меня есть? Братством жить надо, раб божий. Таможня так пропустит. Меня пускают, а ты со мной. Дуй домой, пакуй чемодан и жди звонка».
Собрался, упаковался. Жду. До сих пор…
Искусы, Афонские искусы.
Страсти. Кривда. Мрак. Отпущенные лишь мне? Как недостойному святой Горы?
Священник Дивеевской обители, выслушав печальную исповедь неудачника-пилигрима, кивнул: не готов ты еще, сын мой, святого посещения горы Афона, обрати взор внутрь себя. Взвесь, оцени, смирись.
Согласен, не готов. А одесский монах, шаривший на мне крестик, готов? А мошенник эллинист-грековед Алексей, дважды посетивший св. Гору (Мещанским судом приговорен-таки к двум годам условно), готов? А полусумасшедший посланец с секретной миссией Афона – тоже? Мне же – винить себя?
Буду.
А прочих кто?
(Продолжение следует)