История Одного Моряка 17

Во время стоянки на рейде к нашему кораблю подходят катера с различными начальниками и гостями, которых всё время пытается «поразить» наш «Бальзам» (Заместитель Командира Корабля по воспитательной работе – ЗККВр). И ему это удаётся – более чем радушный приём, фуршет в «Каюте Флагмана» (столовой, где кушают «Командир Корабля» и прочие начальники), ну и, конечно же, ваш покорный слуга – Горнист. При подходе этих катеров играется определённый сигнал на горне, который транслируется на верхней палубе. Сигнал называется «Захождение». Во время игры этого нудного в прямом смысле слова сигнала все военнослужащие, находящиеся на верхней палубе, становятся по стойке смирно, а офицеры к тому же прикладывают руку к головному убору на голове. Я не мог понять только одного, сигнал играется только военным начальникам от Начальника Штаба и выше, но меня заставляли его играть и гражданским гостям. Хотя, понимаю, - сам же говорил, радушный приём и всё такое.
***
Все дни до дня ВМФ я находился в «Рубке Дежурного», чтобы в нужный момент вовремя сыграть «Захождение». Но меня отчасти не устраивала такая перспектива – наши в кубрике отдыхают, лежат кверху брюхом, а я тут сижу. Старший Боцман после пьянки просыпался только вечером и кое-как выгонял наших на различные работы – в основном на покраску. Боцмана весь день отдыхали, смотрели телевизор, пока я «тусовался» в «Рубке», а вечером вместе со всеми выходил на покраску, которая продолжалась, бывало, и до утра, пока «Сёма» не вырубался от очередного стакана. Ребята шли спать, а я отмывался от краски, одевался в парадную форму одежды и шёл сидеть в «Рубку». Спать, разумеется, мне никто не давал... Я очень утомлялся и фальшивил, играя на Горне, за что мне некоторые офицеры давали по шее.
Помню, я как-то не выдержал таких издевательств и подрался с «Дежурным по Кораблю» прямо в «Рубке Дежурного». Этим дежурным периодически заступал один Капитан 3-го Ранга с БЧ-2. Началось всё с того, что я начал залу...аться сидеть в «Рубке Дежурного», а ему это не понравилось. Тогда я просто вышел из неё, предварительно послав его «на три буквы». Когда я шёл по коридорам, переходя из отсека в отсек, я ещё долго слышал его угрозы и оскорбления в свой адрес. Наш кубрик был задраен, а все боцмана спали. За мной пришёл «рассыльный» и сказал, что если я сейчас не приду в «Рубку», он поднимет по тревоге всё наше подразделение, включая Старшего Боцмана. Обстановка между мной и большинством сослуживцев по подразделению и так была накалена до предела, а если ещё их из-за меня поднимут, то каждый мне выговорит то, что про меня думает, а ещё лучше – тёмную устроят... Я повиновался и с гордым видом пошёл «сдаваться» «Дежурному по Кораблю». Когда я пришёл в «рубку», он начал оскорблять меня и пригрозил, что ещё за одну такую выходку он даст мне по «роже». Тут я и сказал ему, что пусть только попробует. Такой наглости он, конечно же, не ожидал – снял фуражку, очки и ударил меня ладошкой по лицу. За это я ударил его ногой в грудь, он отлетел и упал в проём открытой двери (броняхи), ведущей на ют. На этом я решил не останавливаться, и попытался накинуться на него с кулаками. Но мне не дали завершить начатое: «Дежурный по Низам» вовремя оттащил меня от него. Ошеломлённый «Дежурный по Кораблю» резко встал на ноги, выхватил пистолет из кобуры и направил на меня со словами: «Я тебя сейчас пристрелю!». Я не побоялся его и сказал: «У тебя кишка тонка!». После небольшой словесной перепалки я выяснил, что он лучше пристрелит меня и сядет в тюрьму, чем такое «дерьмо», как я, будет ходить по белому свету... Это я-то дерьмо?
«Дежурный по Низам» испугался всей этой картины и пытался, как только мог, успокоить нас обоих. «Дежурный по Кораблю» стрелять в меня не стал, но сразу же сообщил об инциденте Старпому. Короче, сдал меня. Старпом прямо по трансляции его опустил, сказав: «Какой ты офицер, если ты не можешь усмирить обычного матроса, а тем более Горниста!» (можно подумать, что я настолько жалок в том, что играю на горне, что меня может усмирить даже маленький ребёнок). Старпом кое в чём оказался прав, а этот офицер упал в моих глазах «ниже ватерлинии». Картину этих разборок наблюдало несколько человек, и к вечеру об этом знал уже весь корабль. Героем я не стал, но некоторые начали меня уважать больше, чем обычно.