История Одного Моряка 14

Впервые за мою службу командованием 43 ДРК было принято решение ставить наш корабль в док на внеплановый осмотр. Корабль явно готовили к чему-то важному. Только никто и ничего не знал. Начали ходить слухи о выходе в длительное плавание, но в это мало кто верил. Поэтому весь экипаж продолжал нести службу в обычном режиме.
Постановка в док была назначена на начало июня, и, как всегда, боцмана были озадачены больше всех. Ещё бы, кто корабль в док будет ставить? Связисты (БЧ-4) что ли или, может, пассажиры (БЧ-7)? Ан нет, вся ответственность полностью ложилась на «самое доблестное подразделение, самого доблестного Крейсера». Это был мой первый отход на корабле от причала.
За время моего второго отпуска к нам в подразделение пришло 2 моих «дрища» по призыву - Влад и Коля Бабушкин – один «лучше» другого. Бабушкин вечно косил под дурака, причём конченного, а Влад поначалу исполнял все наши приказы, а потом тоже стал «косить под дурака». Как оказалось, Влад был «зёма» нашего «Казаха» – тоже родом из Астрахани. Он сразу же стал «личным дрищём» «Казаха» и вечно торчал возле него. По-видимому, Владик боялся получать дюлей от остального моего призыва, хотя, если честно, всем было на него «по барабану».
Я, «Федя», «Малой» и «Казах» были контрактниками, но в отличие от своих «недоделанных годков», не заставляли своих дрищей заправлять наши шконари, стирать «робишки» и «рожать» всякие вкусности. Как-то раз я попросил Бабушкина погладить брюки от «Рабочего платья», так тот на них 3 стрелки «нафигачил», за что получил от меня ладошкой по лицу. После этого я от него отстал. Были лишь мелкие приказы, наподобие – принеси, подай, пошёл на х...й, не мешай. Ничего серьёзного, а уж тем более, ничего личного.
За нами, тем временем, наблюдали наши бывшие годки, и им не нравилось, что Владик и Бабушкин ходят почти в расслабоне. Ну а что мы могли сделать? Бить их, прокачивать? Это как-то не укладывалось в наших свободных головах, мы и сами недавно перестали делать «малую приборку» и безумно были рады этому «знаменательному событию». Полтора года службы я и мой призыв делали и малую, и большую приборки. Костян, как и я, был горнистом, Димона отправили служить на МКК (Мичманская Кают Кампания), оставался один единственный «Кузьмич», которому мы и помогали делать приборки. А когда пришли Владик и Бабушкин, мы просто глубоко вздохнули, и нам стало свободно вдвойне.
Наши бывшие «годки» стали подначивать и настраивать нас друг против друга. Они прекрасно понимали, что если мы объединимся, то попросту задавим их своим авторитетом. Им это было невыгодно, их это не устраивало. В кубрике начал твориться бардак... «Петрович» и «Сёма» это всё видели и начали постепенно вытеснять господствующее влияние наших годков, отправляя их на тяжёлые и изнуряющие работы. Честно, я им не завидовал. Что-то уж сильно наши начальники стали их доставать. Не давали им отдохнуть ни единой минуты в течение дня. А на нас толком не обращали внимания. Но мы, вместо того чтобы объединиться против них, стали разбиваться на небольшие группы внутри своего подразделения. Прямо-таки «феодальная раздробленность»! Казах-Владик-Гриша-Костян, Я-Федя-Серёгин-Малой. «Кузьмич» был «нейтрализующее» звено, где-то посередине между нами. «Мороз» начал тусоваться с Бабушкином (оба воришки, если что). Толик и Лопаткин оставались на одном уровне. Димон был дрищём Толика Максимовского, который большую часть своей службы, вплоть до самого дембеля, служил на Мичманском камбузе. Артур думал, что он наш командир, а «Чаки» не так давно уволился. Про «Саныча» я вообще молчу – он как самый старослужащий с огромным интересом молча наблюдал за всеми нашими баталиями.
Такая сложная «политическая обстановка» не мешала нам дружно работать и выполнять приказы наших вышестоящих начальников. От наших совместных действий зависела наша собственная жизнь, а мы, хоть и воевали, но были в составе одного подразделения. Личные амбиции каждого не должны были мешать общему делу – служению в боцманской команде на Тяжёлом Атомном Ракетном Крейсере «Пётр Великий».