ГАСТАРБАЙТЕР

Поезд «Москва – Ташкент» последний раз дернулся и, натужно скрипя колесами, остановился. В вагоне сразу же вспыхнул свет и, разбуженные внезапной яркостью, пассажиры услышали радостный крик проводника:
- Таможенный досмотр, приготовьте документы!
Олим уже знал, почему голос проводника был такой веселый – максимум через час этот толстый человек в потной форменной рубашке, станет богаче на пять, а может и больше своих зарплат, которые и выдавали то ему не часто. Два вооруженных пограничника, молча, встали у титана, пока их старший и милиционер вели переговоры с проводником. О чем они говорили, Олим тоже знал. Сейчас хозяин вагона расскажет стражам порядка, какие места занимают те, с кого можно было выудить деньги или, на крайний случай, разжиться товаром, который каждый, в обязательном порядке, вез домой в качестве подарков. И чем больше окажется таковых, тем внушительнее сумма ляжет в кошелки договаривающихся. Таких пассажиров можно было вычислить ещё при посадке, а глаз у проводника в этом деле был особенно наметан, ведь они - главный источник его доходов. Олим не осуждал его – каждый зарабатывает как может, просто пришлось сделать определенные выводы, после своего первого возвращения домой. Тогда, счастливый, в новенькой модной одежде с двумя огромными сумками, он щедро раздавал чаевые суетливому и улыбчивому проводнику, который, с той же подобострастной улыбкой сдал его пограничникам. Те, угрожая снятием с поезда и тюрьмой, тыча в бумажку регистрации, якобы заполненную неправильно, выпотрошили его почти полностью.
Теперь Олим, наученный горьким опытом, вел себя иначе. Среди толпы отъезжающих, он старался выглядеть как можно незаметнее, где-то даже неряшливей остальных, а вместо новеньких сумок набитых до отказа, приспособил старые грязные мешки, которые вызывали брезгливое отвращение у таможников, отбивая охоту не только проверять, но даже прикасаться к ним. Когда до окончания пути оставалось где-то около часа, он заменил мешки сумками, купленными специально для этой минуты, вытащил и надел лучшую свою одежду, а старое тряпье, которое помогло ему сохранить большую часть заработанных денег, без сожаления бросил под лавку. И, когда поезд останавливался, мимо изумленного проводника проходил уже совсем другой человек.
На перроне Олим быстро отыскал среди встречающих младшего брата и после бурных приветствий, они помчались на такси в родную махаллю.
Вечером за дастарханом собралось всё многочисленное семейство и, расположившись поудобней на курпачах после сытного ужина, затаив дыхание, слушало возвратившегося домой хозяина. Он рассказывал об огромном городе, в котором столько машин, сколько камней в горной речке, а метро ездит так быстро, словно летишь птицей. Магазины такие большие, что можно ходить с утра до вечера и всё равно не успеешь всё как следует рассмотреть. А улицы с домами, касающимися неба, были такие широкие и длинные, что перейти их невозможно, и нужно было потратить больше часа, чтобы доехать от одного конца до другого.
- А, какие там бары и рестораны! В одном - только французская еда, в другом – английская, а в третьем - всё японское и там разрешается кушать только деревянными палочками. В барах подают напитки с тропическими фруктами, а ещё - танцуют женщины совсем без одежды.
Увидев укоризненный взгляд матери, Олим успокаивающе добавил:
- Но туда мы ходим редко только, когда иностранцы приглашают заключать сделки. В основном, мы с друзьями бываем в тех ресторанах, где хорошо готовят плов и лагман, но все равно – у них не получается так, как у нас. А их лепешки, совсем другие потому, что пекутся не в настоящем тандыре.
Он много рассказывал о своих друзьях и партнерах, которые ценят его за ум и хвалят за прекрасную работу. Говорил о том, что скоро его повысят в должности и, он станет начальником крупного предприятия, а значит, ему последует обязательная прибавка к зарплате и выделят персональный автомобиль с шофером.
- Слава, Аллаху! – вознеся руки к небу, выдохнула мать, и все повторили за ней, - Всё у тебя хорошо, сынок. Наверное, стоит уже семью забирать с собой, пора. Жена без тебя истосковалась, да и детям отец нужен, а то совсем от рук отбиваются, пятеро ведь их, за всеми не усмотришь, а мне тяжело стало, плохая из меня теперь помощница.
Олим как-то сразу сник, словно ему на плечи положили каменную плиту. Над дастарханом нависла выжидающая тишина, готовая от одного слова взорваться ликованием, или обратиться в горькие стоны.
- Хорошо, мама, я подумаю, – хлопнув по коленям, выпрямился Олим, - а сейчас, давайте спать.
Лежа на айване, рядом с уснувшей женой, он ещё долго не мог сомкнуть глаза, думая о том, что никогда и ни за что не возьмет с собой семью. Ведь всё, о чем он так вдохновенно рассказывал – абсолютная ложь, картинки, подсмотренные по телевизору, а причастность его к красивой жизни - придуманная сказка для своих родных и близких. Эта сказка нужна была им, чтобы они верили, что у него всё хорошо, а ему - чтобы наконец почувствовать себя настоящим человеком, способным вызывать любовь и уважение. Не тем, кем он был на самом деле там – терпящим постоянные нападки и унижения, вечно скитающимся в поисках работы и живущим в страхе за свою жизнь, прозванным непонятным словом - гастарбайтер. Конечно, всё было бы иначе, если бы для него была, хоть какая-нибудь, работа на родине, но найти что-либо здесь было бесполезно. Поэтому, он вернется в чужую страну, в чужой город, где он был нужен, только как дешевая рабсила. Вернется, чтобы скитаться по холодным времянкам или, если повезет, в кишащий огромными крысами грязный, но теплый, подвал, где таких, как он, ещё сотни тысяч прозябали почти впроголодь, чтобы их родные, здесь дома, смогли печь вкусные лепешки в настоящем тандыре.
Олим прекрасно понимал, что его дети теперь тоже мечтают, о сказочной стране, про которую он так самозабвенно рассказывал, и они тоже будут стремиться попасть туда . Поэтому, сам он вернется, обязательно вернется, но сделает всё, чтобы мечты его детей не осуществились.

Махалля – квартал, микрорайон.
Дастархан – скатерть, на которую выставляется еда.
Курпачи – напольный матрас.
Тандыр – овальная печь из глины.
Айван – терраса.