История Одного Моряка 11

Самое главное в море – это не утонуть в случае аварии и затопления корабля. Поэтому первым делом мы начали готовить спасательные плоты. Каждый такой плот «ПСН-10 МК» вмещает в себя 10 человек. Всего таких плотов на нашем крейсере 96 штук, как раз под точное количество экипажа в 960 человек. В каждом плоту находится запас заменителей пищи, консервированная питьевая вода, аптечка и много чего другого. Сам плот определённым образом сворачивается и укладывается в пластиковый контейнер (скорлупу), состоящий из двух половинок. Вес плота в контейнере со всей оснасткой, включая надувной баллон, составляет 80 кг. Плоты располагаются на двух-трёх ярусных «ложементах» вдоль обоих бортов на шкафутах, а также над ними на надстройках. Поскольку «ложементы» стоят в ряд, ставить и снимать плоты с них очень трудно – расстояние между «ложементами» около полуметра, а их яруса сделаны под углом. В результате этого приходится перешагивать через «ложементы» с плотом в руках и думать о том, как бы не свалиться в воду вместе с этим плотом. А плот стоит более 100 000 руб. Вот таким «макаром» на «ложементы» устанавливаются ПСН-10 МК – в результате – порезанные о край контейнера пальцы, боль в спине, «но зато присутствие чувства выполненного долга».
Независимо от того, ходит ли корабль или стоит у причала, раз в полгода все плоты снимаются и сдаются на проверку в Мурманск. Так и в этот раз – мы их мучились снимали, а потом мучились и ставили. Ладно поднять плот на шкафут, это если ещё корабельный кран работает, а вот со шкафута на ярус… Причём это делается вдвоём: никаких ручек для поддержания плота нет, он берётся с двух сторон спереди и сзади в местах соединения контейнера плота. Радует одно, что плоты сдаются и получаются небольшими партиями в течение всей недели. Хотя я бы не удивился, если бы это делалось за один день. Это как с краской для покраски корабля – сначала вдвоём едешь на склад в Мурманск и грузишь около 4-х тонн краски, потом приезжаешь на корабль и в чуть большем составе её разгружаешь. Краска для всего корабля, а грузят и разгружают её только боцмана-работяги.
Примерно в то же время, когда мы сдавали на проверку плоты, к нам в подразделение попали ещё 2 матроса Андрей Серёгин и «Кузьмич», который получил свой прозвище, так как был похож на Кузьмича из «Особенности Национальной Русской Охоты». Их перевели с авианосца «Адмирал Кузнецов». Обычно с нашего корабля переводили на другие корабли за всякие серьёзные проступки. К примеру, Федю Чепигова с «Комендантской Службы» перевели на Эсминец «Безудержный» за то, что обнаружили у него коробок анаши. Он был нашего призыва. Кого-то переводили за воровство, кого-то за драку, а кого-то за «стукачество»… Причины перевода на «Безудержный» были разные. И создавалось впечатление, что на этом корабле служат или, скорей всего, «отбывают срок» негативные элементы Северного Флота. Причину перевода Серёгина и «Кузьмича» мы так и не узнали, может, не спрашивали просто, а может, просто забыли. Но зато про Санька Уткина «Кузьмич» поведал нам «занимательную историю». Хотя не такая уж и история была, так, как всегда и бывает, – за свой длинный язык получал дюлей от своего призыва, а потом и от Главного Боцмана авианосца. Это первая причина, а вторая, как я уже говорил выше, за то, что в психологическом тесте написал о самоубийстве своего отца. Якобы прослеживается склонность к суициду, за это и перевели его к нам, мол, если что, сами расхлёбывайте.
Серёгин на «Кузнецове» служил в БЧ-6, у них эта БЧ занимается обслуживанием самолётов. Поэтому, когда попал в наше подразделение, его поставили в штат КОВО (Команда Обслуживания Вертолётного Оборудования). А «Кузьмич» служил в Боцманах, поэтому и попал к нам в Боцмана. «Кузьмич» был моим «карасём» по призыву, то есть на полгода по призыву младше. А вот Санёк Уткин был ему годок. Несмотря на такое различие в призыве «Кузьмич» не воспринимал его всерьёз, так как знал, что он и кто он. Серёгин был моего призыва. И вот нас стало шестеро.
Но мои годки до сих пор имели власть над всеми нами… В первую же неделю после моего приезда один из наших бывших годков «Носатый» попытался по старинке построить весь мой призыв, я уж не говорю про «карасей» Костяна, Димона и «Кузьмича». Им было добро ещё «зае…ться», а мы, извините, своё отлетали. А конфликт образовался из-за «малой приборки». Просто, как и всегда, «Гриша» и «Казах» начали делать приборку, хотя Костян, Димон и «Кузьмич» должны были в первую очередь проявлять заинтересованность в этом. Ну а наша «троица бездельников» (Я, Малой и Федя), как и всегда, запоздали в «наведении мыла». Сколько можно наводить мыло? Когда-нибудь конец этому всему настанет? «Носатому» это не понравилось, мол, «Гриша» и «Казах», такой интерес проявляют к приборке, а мы не шевелимся. Он подлетел ко мне и схватил «за грудки». Мне это не понравилось, я его оттолкнул и одновременно схватил за тельняшку, которая после моей хватки порвалась в клочья. Тут «Носатый» понял, что со мной такие «понты» не пройдут и пригласил меня на разговор в умывальник под нашим кубриком. Ну и что? Мы спустились, и он мне сказал: «Сейчас весь твой призыв будет драить кубрик, а ты будешь стоять и смотреть! Они тебя за такое потом загнобят! Думай, что делаешь!» На что я просто послал его куда подальше и напомнил, что наша «дрищёвка» закончилась 4 месяца назад, мол, «Лёша, ты забыл что ли? Сам думай, что делаешь!» На этом мы и разошлись. После этого я рассказал о нашем разговоре, в первую очередь, «Грише» и «Казаху», чтобы посмотреть на их реакцию. Но реакция их, наконец-таки, стала адекватной. Наверное, сами вспомнили, что мы уже не какие-нибудь «дрищи», а как-никак «борзые караси».
После этого конфликта наши годки поняли, что командовать нами уже бесполезно. Мы знаем своё место в этом кубрике и знаем нынешнюю «иерархическую позицию». Но «годки» всё равно не действовали агрессивно, а только угрожали нам, чего не скажешь о писаре Помощника Командира Корабля» Артуре. Он, напомню, был моим «дембелем» по призыву, старой, так сказать, закалки. Но не сильнее нас вместе взятых. В нашем кубрике был ещё и «Мороз», тот так вообще, был годок моих годков. Но его никто не воспринимал всерьёз, так как «Мороз» был деревенский недалёкий парень. К тому же, напомню, болел клептоманией. Четверо из наших «годков» заступали «Дежурными по БК», а ещё «Мороз» и Артур. Мой же призыв до сих пор заступал «вахтенными на концах» и дневальными. Но мы и не расстраивались. Годки уже не имели над нами власти, поэтому порученные заданиях «Главного Боцмана» не приказывали нам, а уговаривали – мы ведь могли на них и залу…иться! Но до такого не доходило – залу…иться на них, означало залу…иться на «Главного Боцмана».
Артур-Татарин знал, что его ж…па прикрыта со стороны «Помощника Командира Корабля», поэтому слишком много брал на себя ответственности за всё происходящее на корабле. Когда Старший Боцман был в запое, а Главный Боцман в отпуске, Артур оставался за старшего в нашем подразделении. Это одна беда, а когда заступал «Дежурным по БК», чувствовал себя Главным Боцманом. Он не грозился нам, а мог просто зарядить кулаком в лицо. Но до этого доходило, когда мы сами были ещё «дрищами». Мы стали «борзыми карасями», нас уже не пугали его нелепые угрозы. Мы почувствовали за собой силу. Да что там – каждый лично почувствовал эту силу. Это была сила свободы.