Вольная борьба

                    Вольная борьба.
      Ольга  работала в психиатрической больнице два года.  За это время ей, как и другим начинающим врачам, пришлось  поработать в разных отделениях пока, наконец, её не определили во второе отделение, где она впоследствии работала много лет. Заведующий отделением - Игорь Леонидович Ройтман, ей сразу понравился:  во- первых, он говорил тихо, во вторых – медленно, обдумывая каждую фразу, и, главное, он ничего не требовал от Ольги : ей была предоставлена полная свобода действий. Это не означало, конечно, что Ольга лечила больных,  как Бог на душу положит. Приняв больную, Ольга всегда консультировалась с Игорем Леонидовичем по  диагностике, схемах лечения,  а вначале,  вообще обо всём, что касалось больных. А, ведь она уже прошла учёбу на рабочем месте в институте Бехтерева. Не требовательный к другим, Игорь Леонидович  отличался некоторой лёгкой небрежностью по отношению к себе. Это сейчас ясно, что  « все мы из детства. И любой психотип  по Фрейду  можно объяснить. Тогда же,  в семидесятые,  психоанализ был в запрете. Хотя все психиатры читали некоторые его вещи в самиздате. Ольга, например, ещё в 19 лет   прочла « Достоевский и отцеубийство". Правда, ничего тогда  не поняла.     Относительно же Игоря Леонидовича. Ольга уяснила, что он человек хороший, мягкий, но с ним лучше не спорить. И она не спорила. Пока не довелось ей пройти курсы усовершенствования в ГИДУВ,е ( Институте усовершенствования врачей  в тогдашнем Ленинграде), где  профессора на лекциях и практических занятиях, за четыре месяца учёбы  внедрили в сознание Ольги свои и чужие мысли о природе душевных болезней, лечении душевнобольных.     Воодушевлённая упорядоченными знаниями, Ольга прекратила писать в историях болезни диагноз шизофрения почти всем больным.  Больному и его родным совершенно ни к чему слышать,  это страшное слово, ,тем более, что каждый человек любое заболевание переносит индивидуально. Ройтман же учился в Москве, в царстве известного «шизофренолога», и всем подряд выставлял диагноз  шизофрения, объясняя Ольге, что « психоз един». Ольга кричала, что « мы лечим не болезни а синдромы»,  что  больным и их родным страшно слышать это слово, на что Игорь Леонидович хмыкал, чесался - была у него такая привычка -  запускать пятерню в  свою шикарную шевелюру, и резкими движениями , как бы вычёсывать из шевелюры ( мозгов) ненужные ему мысли,  и повторял: «психоз един». Кстати,  внешне Ройтман  напоминала гнома - ворчуна из  диснеевской Белоснежки. Он был субтильный, маленького роста, с огромной шевелюрой и яркими чернющими лукавыми  глазами. В, общем, « ежик в тумане», как прозвал , нарисовав его в стенгазете,  старший врач  больницы -талантливый во всём – Роман Борисович Хайкин. Ройтман и Хайкин были не единственными евреями в больнице, но самыми яркими в своих душевных проявлениях.    Главным врачом больницы  был в те времена дагестанец Измуд Мусаевич Акаев. Он часто говорил Ольге, попивая чай в сестринской бытовке , что без евреев в России не прожить  - они самые умные. Сам Измуд Мусаевич – типичный номенклатурщик, был, при  его  номенклатурных недостатках,  мягким и демократичным человеком: жил при больнице и мечтал построить для всех  сотрудников дома- коттеджи,  в поле,  около больницы.  Построил даже лечебно- трудовые мастерские для больных, где они работали, получая приличные деньги, общались друг с другом, что немаловажно для людей, выброшенных из социума болезнью. Сейчас мастерские используются неизвестными людьми, которые там живут и строят  дома для кого-то.
        Внешность Ройтмана  производила на пациенток- отделение было женским - ошеломляющее впечатление. Однажды, во время обхода, пациентка, отсидевшая  в лагерях за немецкое происхождение  десять лет, упала на колени перед онемевшим Игорем Леонидовичем, воскликнув:- «Ленин в детстве!».  Фабулой  психоза этой пациентки, была идея её замужества с В.И. Лениным. Дома она на всю пенсию покупала еду, сервировала стол, и ждала любимого. Во время ожидания  целовала лампочку Ильича до ожогов губ, пока соседи в коммуналке не вызывали психиатра.
  В больнице до сих пор об этом знают – не без помощи Ольги.
     Пациентки, независимо от возраста, влюблялись в Игоря Леонидовича, выкладывали ему все свои проблемы и переживания. Во время этих исповедей он спал, прикрыв глаза рукой и шевелюрой. Известно, что увлеченные собой люди ( не только больные) не чувствуют отношения к себе , и ничего, кроме себя не видят и не слышат. Больная не  понимала,  что её не слышат, а Игорь Леонидович отдыхал.     Успех Ройтмана был велик. Психолог больницы, Анатолий Петрович говорил: «Я могу поставить диагноз больной сразу, если узнаю, что она влюблена в Игоря Леонидовича». Странно, но Роман Борисович,  был, несомненно, красивее Ройтмана, но пользовался у женщин меньшим успехом - его просто уважали, без намёка на  романтические чувства. Может быть  поэтому,  Роман Борисович, бывший по причине  своего могучего темперамента, ревнивцем, плохо переносил Ройтмана. Это особенно  чувствовалось во время  больничных конференций, на которых обсуждались разные психиатрические проблемы,  новые  течения и веяния в психиатрии, тщательно « разбирались» состояния интересных  с точки зрения психопатологии больных. Профессора из НИИ им. Бехтерева, ГИДУВ,а  приезжали в областную больницу каждый вторник. Обсуждения были длительными и бурными. Вообще-то решались судьбы больных людей. И, вот, после очередного такого, особенно бурного обсуждения, во время которого Ройтман и Хайкин горячо полемизировали,  Хайкин влетел в кабинет Игоря Леонидовича и Ольги,  и, молча, с размаху,  ударил  Ройтмана по носу.  Медлительный Ройтман не  отреагировал сразу: он долго и  молча утирался носовым платком, не глядя на Ольгу. Потом  закурил, попыхтел и удалился.  Позже Ольга узнала, что Игорь Леонидович пошёл в кабинет  Хайкина , и там они подрались по настоящему. Бой был честный. Оба были в одинаковой весовой категории. И к концу боя результат был ясно обозначен на обеих физиономиях: нос Ройтмана  был украшен отпечатком зубов Хайкина, под глазами  противников красовались свежие синяки, из носов  текла кровь. После драки они успокоились и мирно закурили.  И их полемический задор на время сник.      Порывистый Хайкин держал жену, двух прелестных дочек  и собаку азиатской породы- алабая- в полном и  беспрекословном подчинении, во всяком случае так ему казалось. Собака Унча несомненно ему подчинялась, такая порода требует жёсткой дрессировки с детства. Жена, Анна была умна  и во всем соглашалась с Романом Борисовичем, но в семье всё делалось так, как это было нужно ей. Роману Борисовичу некогда было это замечать.
    Роман Борисович не мог жить спокойно, его энергии хватало на все: отделение, начмедство, семью, общественную деятельность(стенгазета в полном его оформлении с написанием текстов). Поскольку энергии оставалось ещё много, он решил организовать группу дрессировки собак: в двух ведомственных домах возле больницы,  где жили  сотрудники, было достаточно собак. Как то, Роман Борисович зашёл к Ольге, у которой в то время был доберман-пинчер, затем к Клементовым с их эрдельтерьером, позвал ещё парочку собачников, и объявил, что собак нужно постоянно держать в форме. Местом дрессировки был выбран лес за больницей. КОД - курс общей дрессировки  все прошли благополучно. Но Хайкин не мог остановиться. Ему потребовалось ещё  продолжение  -  ЗКС   -  защитно- караульная  служба. Это, вообще-то, защита хозяина или объекта от нападения врага или злоумышленника. Ольга отказалась. Её доберман и так был прирождённым защитником,  и ей претили длительные общественные мероприятия. В общем,  Хайкин продолжил занятия. И тут темперамент  вновь перекрыл его логические способности, и он допустил ошибку: поговорил с дежурным врачом, добрым и интеллигентным Дробмчевским , попросил у него пациента  для роли врага. Пациент был отобран со знанием дела – психопат истероид - то есть не больной человек,  собачник – всегда держал собак - он с удовольствием согласился  помочь врачам. Его обрядили в  два толстых ватника, ушанку , дали толстые штаны, рукавицы, сапоги.
В полной амуниции вся команда отправилась в лес. Но,  к   несчастью  , они долго бродили по двору с собаками и уже одетым пациентом. Тринадцатилетняя дочка секретаря парторганизации больницы увидела их  с балкона и доложила папе. Папа вышел во двор, велел « всем  разойтись, пока не порвали больного», и  пообещал «доложить куда следует». На следующий день он  написал три письма: главному врачу, в  Минздрав, и, конечно, в Москву. Он плохо писал истории болезни, не умел говорить с больными,  но письма такого рода писал  часто и, наверное , «как надо».
 С ответом не задержались. Романа Борисовича уволили, правда, по собственному желанию( это заслуга главного врача).
      Роман Борисович уже через два месяца работал в НИИ им. Бехтерева, где пригодились его эрудиция и полемический задор. Членов собачьего кружка  наказали административно: лишили квартальной премии.   
Но партайгеноссе сильно  огорчился: его удар предназначался не собачникам, а главному врачу, место которого ему давно  нравилось.
Через 10 лет он умер от рака, сказав всем на прощание: «Живите мирно».
 
 
,