Лебедь на банкноте

Я не особо страдал при советской власти, то есть не особо страдал материально. У меня было немного денег, кооперативная квартира, "Лада" с хрустальными фарами и непыльная работа в НИИ-не-бей-лежачего. У меня был также Грюндиг-Хрюндиг, японский видеомагнитофон, кожаная куртка, мохнатый свитер и, конечно же, настоящие (американские!) джинсы. Все, о чем только может мечтать пижон. Но мне было мало. Я хотел еще кепочку, такую особенную кепочку.

О, кепка моей мечты! О, моя юность, моя наивность, где вы? Размотаны в пропахших озоном лабораториях, на баскетбольных площадках, истерты о покрытые винными пятнами столики дешевых забегаловок. Но я не Шиллер, вернемся к кепочке. Я мечтал о спортивной кепке Адидас, то есть не спортивной, а спортивного вида. Ни для атлетики, ни для игр она не была предназначена, только для того, чтобы красоваться. Плотного темно-серого твида, со скромным элегантным ярлычком фирмы, небольшим красиво выкроенным козырьком. Я видел такую на лучшем кардиологе нашего города, в такой щеголял на стадионе знаменитый тренер по пятиборью - а также все блатные и успешные спекулянты, менявшие купоны на зелень и возившие тюками хлам из Турции.

Прекрасная кепка! В ней был весь туманный воображаемый Запад: артистическая небрежность художников Монмартра и мрачная лихость техасских ковбоев. В ней угадывалось платье без бретелек Мэрилин Монро и сухой мартини (с Мэрилин я знаком не был, но мартини пробовал в Болгарии, в баре парк-отеля "Москва". Как теперь понимаю, дыра изрядная). Элегантные, небрежно-обтекаемые формы кепки намекали на Кадиллаки и даже на идущие волнами, угадываемые в ночном небе, грозные Ланкастеры. Запад, стопроцентный Запад!

Особенно мучило то, что она могла быть моей. Я видел ее в комиссионке, которую держали среднего пошиба уголовники. Там пахло дезодорантом и японское стерео изрыгало хриплые блатные песни,

"Крещатик, крещатик я по тебе иду на дело..."

Я посмотрел, бережно померил - и не купил. Она стоила не то тысячи, не то десятки тысяч купонов, по-настоящему - долларов двадцать. Тогда в нашем городе за доллар можно было пообедать в лучшем ресторане, и какая-то внутренняя блокировка не позволила мне заплатить эту сумму. О чем я впоследствии глубоко жалел.

Граждане! Господа! Люди и прочие! Делайте иной раз глупости, особенно когда дело идет о мечтах.

На другой день кепки не было. Поезд ушел. В блатной лавке пахло все тем же дезодорантом, все так же пыталась улыбаться красавица на кассе, но кепки не было. Магнитофон пел,

"Я без закуски обойдусь, здоровье мне дороже!"

---

Через неделю я оказался за бугром, по-настоящему за бугром, советские сателлиты я не считаю. Несколько ошарашенный, одновременно возбужденный и скованный, позавтракав до отвала шведскими фрикадельками, несколькими омлетами, ветчиной, сыром, гренками с конфитюром и выпив девять кружек кофе со сливками ("шведский стол", все включено, ешь, сколько влезет), я вышел из своего мотеля на улицу.

Тротуар. Господин в твидовом пиджаке и красном вязаном жилете. Сверкает витрина, открытки - о, совсем неприличная на самом виду. Машин много, бампер к бамперу, все же пахнет не выхлопом, а кофе (ах, надо было еще чашечку выпить, с двойными сливками). Взгляд не знает, на чем остановиться.

Вот, что это? Под следующей витриной, аккуратно подстелив коврик, сидит заграничный нищий. Перед ним пластиковый стаканчик для сбора подаяний, внутри - серебряная мелочь и пара скомканных бумажек, вот и такой знакомый одинокий зеленый доллар. Рядом с нищим, на панели, а не на коврике, небольшая серая кошечка в крохотном ошейнике, с неухоженной шерстью и зелеными глазами. Любовь с первого взгляда, как у Шиллера? Очень может быть. Во всяком случае, что-то щелкнуло, снялась блокировка, раскрылись бронированные заслонки души и душа свободно рванулась к серой кошечке. Синхронно рука извлекла на свет божий из внутреннего кармана светло-фиолетовую купюру с летящим белым лебедем. Взгляд нищего сфокусировался на руке, двигавшейся к его банку-стаканчику. Точнее, на белом лебеде, изображенном на зажатой в руке купюре - двадцать крон не шутка.

Я взглянул ему в лицо. И не увидел лица - увидел лишь его кепку, мою несбыточную мечту, ту самую, с сухим мартини, Мэрилин Монро и отдаленным гулом ночных бомбардировщиков. Рука с купюрой и белым лебедем замерла в чистом заграничном воздухе.