Записки молодого врача

"Никто не остров в себе, каждый суть часть континента, кусочек суши; если комок земли смоет морем, от Европы убудет - так же, как от меня, как от владений твоих друзей или твоих собственных; любая смерть - убыль для меня, поскольку я - часть человечества. И потому никогда не спрашивай, по ком звонит колокол: по кому бы ни звонил колокол, он звонит по тебе".
Джон Донн, английский священник и поэт 1573-1631.
Колокола

Это история одного врача, живущего в России. Врача не по призванию, а « по случаю».


Ольга родилась в Советском Союзе, о котором сейчас говорят так много правды и неправды, что это, в соответствии с законами диалектики, нормально. Как многие девочки своего времени – родилась через год после окончания последней войны – она хотела стать врачом. В семье не было врачей – все больше физики и лирики. Поэтому Ольга не знала, что врачи много работают и мало зарабатывают. В детстве и юности об этом не думают. Кроме того, ей чудо, как шёл белый цвет. И она твердо решила поступать в медицинский институт и потупила. Училась легко – все было интересно, группа была развесёлой, всей группой дружили, готовились к сессиям, в общем, все, как у людей. Никто не говорил Ольге, что она плохо одета - у Ольги было 2 платья, сшитые собственноручно на машинке « Подольск». Одно пальто и одни туфли на все сезоны. Зимой было холодно, но транспорт в Питере тогда был дешёвый, зимой ей не приходилось долго бывать на улице – она училась и работала - с 2-го курса подрабатывала медсесестрой (до института закончила медучилище).К четвертому курсу, когда началось первичное распределение, у Ольги возникли « смутные сомнения» относительно друзей- подруг по группе, которые распределились в городе. Только она и её найлепшая подруга Галя поехали - Галя в Тюменскую область, а она - в Карелию, в поселок Чай. Стране нужны были врачи, но из потока в деревне оказались две дуры - Ольга и её подруга Галя.
Вначале все было чудесно: встретили, как родную, поселили в половине финского домика. Дали сутки отдохнуть и перетащить больничную мебель в виде стола, железной кровати и стола. А с 15 августа Ольга приступила к своим обязанностям Главного врача Ч-кой участковой больницы - плюс полставки стоматолога, вызовы - через сутки (бесплатно, конечно), но заработок Ольги сложился из стольких надбавок (лесные, северные, ещё чёрт знает какие) - что составляли после институтской стипендии в 35 р. – 230 р. чистыми. В 25 лет получать такие деньги… Только, вот, тратить их было не на что. В магазине был только копчёный сыр и сигареты « Таллинн». После отчислений маме и свекрови, у Ольги оставалось 120 р. В стране 73-го года царил тотальный дефицит. Но Ольга была бездетна, и еды ей хватало, был голод только на книги. Странно, но в этой деревне с населением в 200 человек, был книжный магазин. И, конечно, он был весь в Ольгином распоряжении. Только лучшим изданием, помнится, было собрание сочинений Б.Лавренёва.
В деревне никто ничего не читал, даже учителя школы, в которой учились до 8-го класса. Половина детей были вшивыми - Ольга делала медосмотры и была этим обстоятельством чрезвычайно поражена. Вшивость, неграмотность, сифилис и пьянство, в ее недоразвитом сознании, ассоциировалось с Россией 1913 года.
В Чае Ольга – врач – стоматолог по образованию, выписала, почему-то, журнал
« Невропатология и психиатрия», читала его, почти ничего не понимая. Через два года она уже работала врачом психиатром в Областной психиатрической больнице. Чем не промысел Божий? Смысл текстов этого журнала она постигла через 3 года работы психиатром, а понимать что-то в душах людей стала годам к 45. Но это – другая история.
Через год Ольга сбежала из Чая – не от работы, а от дефицита общения.


Деревенские тётки Ольгу чтили. Приносили ей клюкву и грибы, и, как сейчас принято говорить, « сливали» ей свои горести. Они заводили бесконечные беседы о своём здоровье, семье, сплетничали о соседках, с повторами и причитаниями, стараясь выпросить у Ольги здоровья и соучастия. Это её ещё не утомляло, но утвердило в мысли, что любимый ею тогда Куприн был прав – « все деревенские бабы истеричны». Позже, пообщавшись со многими людьми, Ольга поняла, что Куприн был неправ – все люди истеричны, ибо «жаждут признания», а ещё больше любви, которой так мало в этом мире, и поэтому о ней так много писали и пишут. Библии тогда Ольга не читала, и достать её было практически невозможно. Общее представление о христианстве Ольга почерпнула тогда из «Справочника Атеиста», но идеи Христа ей были тогда непонятны. Кодекс строителя коммунизма с ними в те времена не ассоциировался.
Что каса6тся мужиков, покалеченных на лесозаготовках « хлыстами» - связками убитых ими же деревьев – то с ними было проще – они молча кряхтели, когда Ольга обрабатывала им раны, на вопросы Ольги не отвечали. Даже ежедневные попойки не побуждали их к разговорам – после тяжёлой работы они молча били своих жён или дрались с соседями.
Надо отметить, что тогда Ольга узнала, стоимость их труда: она превосходила её труд втрое. Их труд приносил прибыль, а её работа - круглосуточная - нужна была больным людям, и по меркам государства, была не так важна…
Были в Чае две семьи, в жизни которых Ольге пришлось принять участие - Семья Ивановых - оба дебилы – исправно рожали детей по причине слабоумия и хорошего физического здоровья. Муж был пастухом, проводил весь день на свежем воздухе, совершенно не присматривая за коровами и козами, пил водку и молоко. Водку он покупал в магазине на свой заработок, а молоко его семье выдавал поселковый совет « за многодетность». Сколько детей было в семье Ивановых – Ольга так никогда не узнала: дома был только двухгодовалый Вовка, совершенно непохожий на своих темноволосых и чумазых родителей. Жена Иванова смогла объяснить Ольге, что у неё « много детей» в детских домах, а Вовку держат дома для того, « чтобы давали молоко». Вовка, вообще, был единственным кормильцем и хозяином в семье: он ходил по домам, где ему давали хлеб, а вечерами воровал у соседей дрова. Ольга узнала об этом, когда часов в 10 вечера увидела возле своей поленницы дров маленькую фигурку. Это был Вовка, одетый в валенки и ватник на голое тельце. Он складывал на детские саночки Ольгины дрова. Она вышла, чтобы помочь ему, и Вовка с медлительной важностью кормильца, согласился. Когда же Ольга увидела, как Вовка одет, схватила Вовку и санки, и бегом побежала к Вовкиному дому на краю деревни – мороз был около 25 градусов мороза. Вовка никогда не болел, но Ольга, пользуясь своим правом главного врача, часто « госпитализировала» его в больницу на 1-2 недели, чтобы тот поел горячего. И каждый день Вовка, собрав остатки хлеба с больничного стола, басом просил доктора отпустить его домой « на недолго», чтобы отнести хлеб родителям. Родители были, как всегда, пьяны, и охотно брали хлеб из рук.


Ольга писала бумаги в инстанции, ходила в Поселковый совет, но результатов не было.
У той же Ивановой Ольга принимала свои первые роды. Была зима, мороз. Иванова приплелась в больницу в ватнике и босиком. Обычно черные её ноги были почти чистыми (пока шла по снегу – ноги очистились). Сняв ватник, Иванова привычно полезла на родильный стол рожать. Воды уже отошли. Ольга в ужасе смотрела на прорезавшуюся головку – ведь всё так нестерильно. Но опытная фельдшерица успокоила –« она всегда так рожает». И, действительно, через час Иванова родила двухкилограммовую девочку, живую. Девочку вытерли, запеленали в полагающийся бесплатный набор новорожденного. Иванова слезла со стола, попросила поесть, попить, и, взяв ребёнка подмышку, удалилась. Утром ребёнка принёс в больницу молодой милиционер, приехавший к родителям из Петрозаводска. Он нашёл ребёнка « на слух» - в сугробе что- то пищало.
Позже выяснилось, что радостная Иванова после больницы зашла к подруге по кличке «Маша-неваляша» отметить радостное событие, но по пути домой, будучи навеселе, потеряла малышку, пришла домой « на автомате», и легла спать на грязный земляной пол, рядом с мужем и Вовкой. Утром материнский инстинкт всё же заставил её найти ребёнка, и так же под мышкой она уволокла « доченьку» в свою берлогу.
Теперь уже Ольга ежедневно ходила к Ивановым с едой и молоком, « патронируя» ребёнка. Еду съедали родители, бесплатное молоко обменивалось на водку. Девочку кормил Вовка через тряпичную соску, в которой был жёваный хлеб. Малышка, несмотря на маленькие рост и вес, развивалась хорошо, была толковой для своих месяцев, и подвижной, возможно потому, что в доме всегда было холодно, а одежды на ней не было. Впрочем, она никогда не простужалась. Ольга, в ярости, затрясла председательшу поссовета, которая чрезвычайно любила общественные мероприятия в виде всяких « дней врачей, учителей и т.п.». Своих детей у неё не было. Ольга всё же добилась, и малышку отвезли в Дом ребёнка в Петрозаводске. Вовка же остался в семье – отказался, а с его мнением Ольга считалась – он был самым разумным в семье, и родители, возможно, умерли бы без него от голода и холода. На дворе шёл 1973-й год от Р.Х.
Я не буду долго рассказывать о семье Гудожниковых, где отец, больной сифилисом, спал с женой и тремя дочками, имел от всех детей, чтобы вы не подумали, что в Карелии все такие.
Карелия - прекрасный край, не зря финны мечтают вернуть её себе – там тихо озёра, масса грибов и ягод, и зори действительно тихие…
Обученная в духе идей диалектического материализма и по причине молодости, Ольга понимала, что в этом мире есть светлые места: каждый день в 12 она слушала (у неё была Спидола) « голоса» - в Карелии всё слушалось без заглушек. Вначале: « Мы приветствуем вас из Стокгольма» - под известные халлинги Грига. Радостные голоса шведских дикторов сообщали, что принцесса Анна работает дизайнером. Вечером она слушала Радио « Свобода» - глуховатый голос Синявского? читал Солженицына. Издалека слышался говорок Севы Новгородцева с « нашими музыкальными новостями из Лондона». По воскресеньям приезжал муж с друзьями, подруги – их у Ольги было две. И тогда у них были общие темы для бесед.
В общем, жизнь была прекрасна! Тогда Ольге ещё казалось, что колокола звенят по каждому… И, всё же, из Карелии Ольга уехала через год работы сельским врачом. Ежедневная работа без выходных изматывала. Копить деньги у Ольги привычки не было – излишки -140 р. отсылались маме и свекрови. Уехала она быстро и тихо, написав своей учительнице- фельдшеру прощальное письмо.
Вернувшись из Карелии, Ольга почувствовала себя взрослой, подобно срочнику, вернувшемуся из Армии. Она понимала, что городская анонимность людей придаёт им некий псевдохаризматический ореол, за которыми скрывается тот же человек, что и в деревне (в Ленинграде тогда жило 2-3-е поколение сельских жителей), и не обольщалась относительно их сущности. Но жизнь продолжалась. Утекала вместе с молодостью, с её бессмысленными поисками смысла жизни и истины. А истина пришла к ней в виде случая, определившего дальнейшие 30 лет жизни Ольги. Ей представилась возможность работать психиатром в Областной больнице, где Ольге удалось прикоснуться к величайшей на земле тайне - тайне человеческой Души. Возможно, это звучит нелепо, но через познание душевной патологии, ей удалось приблизиться к познанию души так называемого здорового человека.
В дальнейшем жизнь Ольги была связана с другим посёлком, тоже областным, и, по-прежнему, она жила около больницы, только на этот раз - психиатрической.
Ольга пришла в психиатрию в 1974 году. Это было время застоя, эпоха « развитого социализма». Тем не менее, в то время душевнобольные не считались «тяжким бременем на плечах трудового народа». Их кормили неплохо, пенсию они получали равную пенсии по возрасту, они могли работать, для чего в стране были разные артели инвалидов, и к пенсии многие из них получали дополнительный доход. Некоторые из душевнобольных создавали семьи. Но за 30 лет только раз Ольга услышала от пациентки на вопрос: - почему Вы не рожаете ребёнка? – ответ, достойный многих так называемых здоровых –« Что я могу ему дать?».
Ольга знала, что в стране существует движение правозащитников, что многие из них находятся в специализированных психиатрических больницах. Но за всё время её пребывания в статусе психиатра ей они не встречались. Она помнит только одного – Лякина, который будучи слесарем, считал себя членом Хельсинской группы, и требовал освобождения правозащитников. Поэтому он не работал. Его семья – жена и трое детей практически голодали. Его смотрели комиссионно - он производил впечатление малограмотного, примитивного человека, не понимавшего смысла правозащитного движения, и был чрезвычайно доволен тому вниманию, которое ему оказывали в психиатрической больнице. Остальные душевнобольные были, как и полагается, погружены в свои бредовые идеи преследования или величия, чем и жили. Их бредовые построения помогали им ощущать свою значимость в этом мире, к которому они не смогли приспособиться. Россия тогда могла их содержать, социально обеспечивать и лечить бесплатно. Всё изменилось в эпоху перемен. Когда страна развалилась, наступили тяжелые времена для врачей, душевнобольных и остальных граждан, которые не умели воровать и копить. Всех « опустили», оболванив идеями демократизации. Депутаты на съездах много говорили о свободе, некоторые не понимая, а другие - зная, что пришла свобода для Большого капитала. Народ безмолвствовал, некоторые стучали касками по асфальту без ущерба для реформаторов. И мученики за демократию своего достигли.
Но Ольга не вникала в проблемы страны, потому, что к этому времени подросли её дети, им нужно было давать образование, которое стало платным даже в государственных вузах. Они с мужем много работали, не понимая того, что нужно капитализировать заработанное: они выросли в социализме. Дали детям образование, которое, как оказалось, в новой стране не было необходимостью. Дети тоже плохо адаптировались в новой системе, потому, что были воспитаны на классиках, которые не писали в своих бессмертных произведениях о том, как жить при капитализме. Слова Достоевского о деньгах, как о «чеканной свободе», не были восприняты. Теперь семья Ольги почти бедствовала. Но ещё больше бедствовали Ольгины больные. Их пенсии были мизерными, работы для них не стало, лечение в домашних условиях стало недоступным. Больница была заполнена, в основном, социальными больными, то есть – не имевших средств к существованию. А правительство своими указами и приказами сокращало коечную мощность, и больных надо было выписывать –читай- умирать от голода. На фоне тотальной высокой смертности в стране это было каплей в море. Умирали здоровые. Где уж тут до больных. В ослабленной и озлобленной стране Ольга почувствовала, что её больные, прежде благодарные ей, стали злыми и чёрствыми, равно, как и их родственники, бросавшие своих детей и родителей в психиатрической больнице. Старики умирали в психиатрической больнице часто, и не от основного психического расстройства, а от того, что их бросили, предали родственники – от горя.
Теперь Ольге 60 лет, мужу – 70. За 35 лет брака они привыкли друг к другу.
Они пережили всё, что может пережить обычная семья. Конечно, они не предполагали, что в старости им придётся работать, чтобы оплачивать всевозможные счета за жилье, телефон и т.п., плохо соотносившиеся с размерами их обычных пенсий. Зависеть от детей им не хочется. И они работают, пока.… Пока не зазвонят по ним колокола.
Они очень на это надеются.

Сентябрь 2008 года [email protected]