Сборник стихотворений Юрия Хрущева. Избранное

Какая красная была
В лучах рассвета наша груша.
Цветная мантия плыла,
Стекая с неба по подушкам.

Как не хотели мы тогда
С любовной радостью прощаться,
А груша сыпалась с окна
Листвой багряной целоваться.

Ты облетела, грусть моя,
Но я люблю тебя до боли.
И пусть морозы декабря
Твои не истерзают корни.

А милая меня весной
Под голубой набухшей почкой,
Целуя, спросит: «дорогой,
Скажи, кого ты любишь больше?»

Как разделить мне вас, любя?! –
Та, что целует – льёт желанье!
Иль красоту, что зацвела,
В окно кудрявыми бантами?

И та, что млеет – уведёт! –
Под утро в страстное слиянье.
Ах, груша, груша – сладкий плод!
Моё разбитое страданье.


РАЗОГНАЛ В МЕТЕЛЬ КОНЕЙ

Ты! – прости меня беспечного –
Разогнал в мороз коней.
У реки берёзка встречная –
Белый шарфик средь ветвей.

Ах, пурга, сегодня лютая.
Шапки – домиков в снегу. –
Замела зима, запутала,
Изогнула жизнь в дугу.

Блеском прыть неугомонная –
Серебром из-под копыт!
И летит зима просторная,
Так, что душенька скрипит.

…Косы девы – золотистые! –
Прямиком – да под венец!
По округе звон заливистый –
Льётся к Храму бубенец!

Согреваться, так уж водочкой,
Всё припас хмельной ямщик.
Не сжимай ты губки лодочкой –
Коль душой течёшь в родник…

У реки берёзка встречная –
Белый шарфик средь ветвей.
Ах, прости меня беспечного… –
Разогнал – в любовь – коней!


ЗАГОРЕЛАСЬ ЗВЕЗДА И ПОГАСЛА

Ноября белоснежная пудра.
Тишину потревожил рассвет.
Стынет кофе, налитый под утро –
Той, которой давно уже нет.

Как и кофе, любовь остывала –
В холодах безразличья и лжи.
По тебе плачем, небо страдало,
Ещё тот, кто просил: «Подожди…»

Сквозь туман, по ковру листопада,
Когда я ненавидел судьбу,
Ты пришла и сказала: «Не надо,
Я теперь никуда не уйду…»

Но слепыми воскресли объятья,
Боже правый, мы стали не те!
Вечер снял с тебя бусы и платье,
А под платьем – зима да метель.

…Грех лукавить, ты всё же прекрасна,
Как хрустальный закат ноября!
Загорелась звезда и погасла.
Ни тебя, ни меня – не любя.

ПРОБУЖДЕНИЕ

За рекой одинокий закат
Запахнул золочёные шторы.
Табуна черногривый – покат –
Устремился в степные просторы.

Вешний крик озабоченных птиц –
Карусель чудотворной природы.
У цветов нет озлобленных лиц
От избытка тепла и свободы.

Даль степная полынью светла,
Кобылица в заманчивой пляске
В тишину за собой увела
Жеребца рыже-пегой окраски.

Оперилась под вечер река,
Тихо прячась под глинистым яром,
А весна, как пушинка легка,
Зарумянилась первым загаром.

Ухожу к горизонту, любя…,
Охраняем родившимся мраком,
И летит во Вселенной Земля –
Как невеста в наряде богатом.

И не нужно душе – ничего! –
Кроме ветреной – утренней ласки,
Кроме пляски! – всем бедам назло! –
Кобылицы вишнёвой окраски.

УХОДЯЩЕЕ ЛЕТО

На ветвях уходящего лета –
Паутина осенних тревог.
Тонет ночь в зарождении света,
Пробуждается топот дорог.

Где-то там за бледнеющей далью,
В переливе разбуженных нот
Дует западный август печалью –
И понуро подсолнух растёт.

Пробежало кудрявое лето
Суматохой пчелиных трудов…
В белых астрах разливы рассвета –
Заиграли на фоне цветов.

Утро веет дождливой прохладой,
Омывающей кроны садов, –
Обвисающей краской нарядной,
Расплескавшейся тряской ветров.

Не объять красоту вольным взглядом,
Легкой дымкой пахнуло с полей –
Это осень горит листопадом –
Значит, стужа седлает коней.






























В ТИШИ АЛЛЕЙ

В тиши аллей – на вздохе лета –
Цветами пахнущий июнь.
Стихи любимого сонета –
Новорождённой песни – лунь.

В объятьях трепета ночного –
Чуть слышно плещется река.
И столько здесь всего родного:
Плёс, берег, даже облака…

Глухая песня за рекою
Немногословна и проста.
Звезда косою голубою –
Горит над пламенем костра.

Тревоги, тяготы, печали…
Здесь потерялись, – как во сне.
Все поглотили, эти дали
И упокоили в себе.

Ах, сколько звуков в этой гамме! –
Гармоний, красок и цветов.
Искусный холст в ажурной раме –
Творенье – кистями ветров.

Рассвета свежее дыханье,
Крик чайки, – значащий подъём,
И красоты благоуханье,
Пред восходящим новым днём!

* * *

Степи весенней тишина
Твоих волос коснулась вздохом.
Лучится белая Луна
В полёте гордом и далёком.

Единой нитью горизонт.
Дорога оседает пылью.
Ночь над землёй раскрыла зонт –
Нависнув сферою чернильной.

Вдоль небосклона звёзд парад.
Ох, не томи меня молчаньем.
Я жду с надеждой звездопад,
Чтоб загадать своё желанье!

Светила – медленный восход
Дарует первый луч востоку…
Ночь завершает свой поход –
Изгнаньем ветреным потоком.

Разбужен мир цветов и птиц…,
Сливаясь с мирной жизнью вольной,
Роса слезой течёт с ресниц, –
С ресниц полыни опьяненной.


КУПЕЙНЫЙ РОМАН

Поезда, светофоров огни.
Бесконечные рельсы и шпалы.
Мы в купейном вагоне одни,
Отъезжаем в туман от вокзала.

Велико золотое кольцо –
На твоем очень тоненьком пальце,
А в окне звездной ночи лицо,
И тоска у заброшенных станций.

Не до сна, про житьё разговор,
Да какие интимные темы!
На сорочке красивый узор,
Как у той танцовщицы – со сцены.

Как же мог я тебя проглядеть
В этой жизни, мотаясь по свету?!
Дай же мне твою руку согреть –
Очень холодно стало с рассветом.

Ты уснула, какая печаль.
Еще час и «твоя» остановка…,
А в окне заунывная даль,
Будто в жизни нет смысла и толка.

Утро, – встретила ливнем заря.
Проводница сошла на платформу.
Ты шепнула, что веришь… в меня,
И шагнула в дождливую воду.

Величавый купейный роман!
Сколько лет пролетело и станций?!
Видно, жизнь – это – тот же обман, –
Что колечко на тоненьком пальце.


В ЧЕРЕДЕ ДОЖДЕЙ

В тёмном небе ни правды, ни лжи,
Ни раскаянья, ни оправданья.
Застучали по крыше дожди –
До свиданья, любовь, до свиданья.

Налетели на город ветра,
Залетев в мои окна прохладой.
Мне порой не хватало тепла,
А теперь его вовсе не надо.

Поздно думать, что кто-то не прав,
И винить нам друг друга не нужно.
В этой жизни всё дело в дождях…,
Что по окнам стучат равнодушно.

Я любовь не виню, не корю,
За строптивость не жду покаянья.
Может быть, даже боготворю.
До свиданья, любовь. – До свиданья.

Нежный свет голубых фонарей,
Тишина фиолетовой ночи.
Всё от Бога и всё от людей,
А стихи, видно, так, – между прочим.

Сдунул ветер наряд с тополей.
Тополя без златого наряда.
В череде равнодушных дождей –
Ничего мне от жизни – не надо.


ПРИНЕСИ МНЕ ЗАРЮ

Солнце мягко садится на крышу.
Через час уже будет темно.
Позвонишь ты, а я не услышу. –
Всё прошло, всё забылось давно.

По минутам уходит суббота –
Циферблатною стрелкой стуча.
Твою память встревожило что-то?
Вот и я вспомнил жизнь сгоряча –

Как ходил челноком без причала
По ветрам между иглистых льдин…
Потеряла судьба, промотала –
Сорок лет, – как денёчек один.

И чего тебе в полночь не спится?! –
Не молчи, говори что-нибудь.
…Ты права: ни журавль, ни синица
Мне не сели на плечи и грудь.

Но ведь я не ловец, не охотник.
И живу просто так – как хочу.
…Не учи! «Оппонент» твой – не школьник.
Не сердись. Ну, конечно, шучу!

Ты о прошлом?– Что ж, было и складно.
Жаль, от роз лишь остались шипы.
Говори же скорее о главном…,
Даже если желанья скупы.

Нет уж сна!?– Приходи, если хочешь,
Крепкий кофе тебе заварю.
Ну, чего ты там, в трубку хохочешь?!
Приходи! – Принеси мне зарю…

У СЕНТЯБРЯ СЕРЕБРЯНЫЕ СЛЁЗЫ

Рыдает небо. Слёзы непогоды –
В твоих ресницах каплями дождя,
А до весны два квартала – полгода,
И ночь знобит ветрами сентября.

Пустой вагон и всё как будто в прошлом.
Любовный вздох… оставленный тобой.
И электричка, кажется, – нарочно,
Несёт меня в метро – по «кольцевой».

Гранитный холод. Свет в роскошных люстрах.
Подземный мир и плачет, и поёт,
А я один в своих мечтах и чувствах,
Держу в руке билет на самолёт.

Ну, вот и всё. Такси, шоссе, берёзы.
Метель листвы на ветровом стекле.
У сентября серебряные слёзы.
И я – до слёз – назад хочу – к тебе!

Белеет полночь астрами влюблённых.
Воздушный порт и лётный экипаж.
Да пассажиров гул – уставших, сонных,
И я сдаю, – весь город твой! – в багаж.

Турбинный свист в нём всё моё страданье.
Кленовый лист в кармашке портмоне.
И лишь одно – заветное желанье –
Вернуться снова в новом сентябре.

БАБЬЕ ЛЕТО

Зарумянился вечер закатом.
Бабье лето вздыхает в садах.
Паутинки серебряным бантом,
Заплелись в облетевших ветвях.

Охладели опавшие листья –
Позолота прожилок бледна…
Ах, рябина! – Развесила кисти,
Словно баба в себя влюблена.

Тишину золотого раздолья –
Режет крик сорванца-петуха.
Есть у осени стойкая воля –
Красотою держаться в ветрах.

Дружной песни лихое начало
Пронеслось по окрестным садам.
Бабье лето меня укачало…,
Прошептало названье стихам.

Что же, осень, с тобою случилось?
Может быть, ты всерьёз влюблена?!
Миловидно румяной покрылась,
Щедро людям себя раздала.

Вот и я, пробужденный рассветом,
Как юнец, позабывши дела,
Загулял и пропал бабьим летом –
С той рябиной, – что сердцу мила!


ПОЭЗИЯ, РОЖДЁННАЯ В НОЧИ

Когда лица коснётся листопад
И осень вздрогнет от порыва ветра,
Я побреду в потёмках наугад,
До серого, дождливого рассвета.

Любовь убита ревностью слепой –
Наветами, прокуренными ложью.
Я мысленно беседую с судьбой –
И колкость роз сдираю кровью кожи.

Боли, душа, – невольница, боли.
Я пленный узник осени законов.
Качают головами фонари,
Как будто шляпы гнутся со знакомых.

И, падая в багряный листопад,
Свет фонаря высвечивает лужу.
Взгляни, ноябрь, на мой печальный взгляд –
Он безразличный – я себе – не нужен.

Любимая! Прости, что ревновал:
Слова твои, лицо, глаза и плечи.
Я всё сегодня разом потерял
И даже этот одинокий вечер.

Поэзия, рождённая в ночи,
Имеет свой неповторимый образ. –
Она тиха, в ней нет – ни капли лжи.
Из уст поэта – только правды голос!

Что ж ты молчишь, ноябрь, шурша листвой?
Не веришь мне, а, может, осуждаешь?!
Но манишь и уводишь за собой,
И уведя, должно быть, потеряешь?

И я листом опавшим полечу –
К ногам любимой, прикасаясь дрожью.
Не возрождай меня. – Я не хочу. –
Быть возрождённым жалостью и ложью.

ТЫ ЧЬЯ-ТО ЧУЖАЯ

Круги под глазами, застенчив растерянный взгляд.
На волнах Урала уютно озябшему небу.
Дежурной улыбкой, скрывая душевный разлад, –
Ты мелочью жизни свою называешь проблему.

Красиво и гордо уходит в потёмки закат,
На тутовых листьях на миг, задержавшись румянцем.
Порывистый ветер, срывая осенний наряд,
Злорадно хохочет над траурным, лиственным «танцем»

«Влюбленная ночь, безрассудно хватая тебя,
В объятьях аллеи пленит твои губы и руки…»
Ты чья-то чужая, красивая, но не моя. –
Так рви же, октябрь, свои медные струны и звуки.

Кружи, листопад, ты, похоже, не в шутку влюблен?!
А, может быть – это лишь только капризы поэта?
Ночь держит тебя. Глупо ревностью я возбужден.
И стыдно признаться, что жду, как спасенья - рассвета.

Но сонный рассвет не торопится красить лучи.
Как летом, рассвету спешить ни к чему в эту пору.
И я, точно узник, под стражей жестокой ночи,
Влюбленный в тебя и подобный невинному вору.

…Над городом спящим прохладой висит тишина.
По ряби Урала плывут молодые морозы.
Ты в чьих-то объятьях? А, может, как осень – одна?
…Круги под глазами оставить могли – только слёзы.

ЗИМНЯЯ НОЧЬ

Зимняя ночь одинокая белая –
Розой узор на стекле.
Ты не поверила, мне не поверила –
Стала чужой в феврале.

Небо осыпалось снежными хлопьями,
Всюду блаженный покой.
Лишь тишина за портьерами плотными
Шепчет в ладонь: «Боже мой».

Улица длинная, где ты кончаешься?
Сколько осталось пути?
В долгой ночи ты бессонно скитаешься,
Может быть, нам по пути?!

Стелется снег в фиолетовом городе.
Всё покорилось зиме.
Сердце и губы, уставшие в холоде –
Просятся – только – к тебе.

Тихо шагая по крышам «побеленным»,
Время торопит рассвет.
Кажется, всё в этом Мире – потерянным –
В Мире, – где, вдруг – тебя нет.

Брезжит заря. – Солнце утро затеяло. –
Луч на оконном стекле.
Ты не поверила. Мне не поверила? –
Стала чужой в феврале.


ПРОШЕДШЕЙ ЖИЗНИ ЛИСТОПАД
Олегу Грищенко

Прошедшей жизни листопад.
Души неясные смятенья.
Роняя мысли невпопад,
Иду дорогой отрезвленья.

Я прав, а может быть, не прав?
Эх, к чёрту все вопросы разом.
Себя по-новому собрав,
Живу неписаным наказом.

Гоню печаль, браню тоску,
Встречаю день святым «спасибо»,
Засохшей веткой по песку
Мету слова: быть может, либо…

И пусть сейчас не повезло,
Знать, так задумано судьбою.
Я буду жить – всему назло! –
И выживать опять – весною.

Бег разогнавшихся часов
Меня догнал на середине.
И я закрылся на засов,
Чтоб не пойти по талой льдине…

Осталась молодость во сне,
Да горести непониманья,
И я, как квёлый куст в весне –
В надежде скрытности желанья.

ЗЕРКАЛА

Дождливым маем, вишня расцвела.
Метелью белой мысли закружила.
Тебя, шутя, позвали зеркала,
И ты себя в их блеске полюбила.

Плывёт, качаясь – тучами закат.
Ласкают память бывшие объятья…
По стёклам дождь стучит дыханью в такт,
И ветер рвёт с ветвей обновы-платья.

Вернёшься ль ты? Не знаю. – Может быть. –
Тебя ко мне «заблудит» тёплый вечер.
Как мне тогда захочется простить,
Объять дыханьем грудь твою и плечи.

Мечты, мечты… Душевный перелом. –
Любовь от мук сердечных погибает.
Стегает дождь акацию кнутом,
И сипло ночь над городом рыдает.

Как мы слепы в поступках и словах,
Отдав глаза во власть шальных эмоций –
Любя себя в себе, да в зеркалах –
Ломаем дом, построенный под солнцем.

И нет мостов. - Всё сожжено дотла.
Вишнёвым цветом ветер распушило.
Тебя к себе позвали зеркала…
И ты меня в их блеске разлюбила.

ПОБЕДНЫЙ МАЙ

Сегодня будут слезы и цветы. –
Друзья в строю, стихи, парады, марши…
Ещё венки у мраморной плиты –
Людская дань в войне героям павшим.

…И Вас! – Живых! – кто в схватке победил,
Пройдя сквозь бурю злого лихолетья,
Народ страны…, любя, боготворил
В мирских трудах спасенного столетья…

В регалиях идёт Победный Май –
Величие бессмертия Земного!
Цвети ж, сирень, клонись, благоухай!
Да будет Мир! – И ничего другого.

Осушит рюмку бывший старшина,
Затянет песню о любви Катюши,
И задрожит лиловая весна –
От праздничных салютов мирных пушек.

Спасенный мир родится и живёт. –
И память вечная народам победившим!
И бирюзовый лес дождём всплакнёт
По людям, до победы не дожившим.

ПЛЕН

Нам отпущено кем и зачем, –
Видеть Солнце… способностью ока?
В несуразности жизненных сцен
Мало смысла и мало толка.
…Обливая слезами, лицо
У стандартной кладбищенской ямы
Голова наливалась свинцом,
И молчал я от горя пьяный.
Рота туч из засады нашла –
И – в упор под колючим дождём –
Расстрелял меня яростный гром.
В грязь упал я на новенький холм.
Не на спину, а прямо лицом –
Над ушедшим из жизни отцом.
Нам отпущено кем и зачем, –
Видеть ночи способностью ока?
Попадая в незнания – плен –
Не находим ответов на полках…
Лижем раны души как щенки.
Забываемся, реже скучаем.
Ждём подачку с чужой руки.
И опять ко всему… привыкаем.


СТИХИЯ

Стихии взрыв в полночных окнах.
Рёв урагана. Бой дождя.
Всё потерялось в этих вздохах…
И для меня, и для тебя.

Прошу, не надо одолжений,
Молчи. – И буду я спасён.
Я полон чувственных волнений,
Я ветром в осень унесён.

Какая, право, незадача,
И есть ли чья-то втом вина?
Деревья гнутся в лужи плача,
А впереди – ещё зима.

Сезон дождей, ветров, тайфунов –
Ударил молнией – паля! –
Я весь горю в кипящих думах
И не хочу тушить себя.

Где я сейчас? Спасен ли?! Мертв ли?
Раним проклятьем, или сном?
А над Землей стихии вопли –
Всю ночь, всю утро – даже днем.


* * *

Мы не умели правильно любить.
И всё ж в любви, есть колдовская сила!
Я засыпал, чтоб явность усыпить,
Но боль моя – всю ночь меня будила.

Сомнамбулой безропотно бреду.
От мысли след строкою на бумаге.
Я не боюсь того, что упаду. –
Что испишусь и запишусь в бродяги.

Ты говоришь, что рвёшь мои стихи.
Я, право, озадачен этим рвеньем.
За мочками ушей твоих духи –
Воспринимаю с тайным сожаленьем.

Остывший чайник, чёрствый бутерброд.
Холодный взгляд – в глазах немые дали.
Две доченьки – кудесницы забот –
Две радости и две мои печали.

Кто виноват из нас, пусть судит Бог.
Не рви стихи – они моё страданье.
Я по-иному видимо не мог
Прожить тоску, утрату и терзанье.

Глаза спросонья не нашли тебя.
Лишь дух духов, да брошка на подушке.
На плитке чайник закипел, пыхтя,
И дочки за столом, как две подружки.

УРАГАН

Дверь с петлей в ночь сорвал ураган.
Замело мою комнату снегом.
Дрожь с предплечий сбежала к ногам –
Затихая под клетчатым пледом.

И лежу я как старец седой
Под пургой на железной кровати.
Хорошо-то мне как, Боже мой! –
В этом снежном сверкающем платье.

И не нужно живого тепла…
Видно, холод давно правил сердцем.
Даже память зима замела. –
Не согреться душе, не согреться.

Вялым шагом шагают часы,
В блёстках инея чёрные стрелки. –
Добредут, может быть, до весны
И умрут на осыпанной стенке.

Завывай же, пурга, – заметай
Эту жизнь, облачённую в скудность.
Опостылел искусственный рай,
Где тепло так похоже на грубость.

Потому-то я звал холода –
В них правдивость жестокой науки.
Положи же на грудь мне, пурга,
Свои белые зябкие руки.

И засну я с холодной душой
В ледяной одинокой постели.
Вот и всё. – Замело с головой.
Замело навсегда?! – Неужели?

Я ЖИЛ ВСЕГДА И НИКОГДА

Роняли тучи снег на город,
Метель кружилась, как юла.
Я был не стар, но и не молод,
Я жил всегда и никогда.

Пока я жил был весь при деле:
Искал, терял, мечтал, хранил.
И, огорчаясь, всё же верил,
Что не совсем напрасно жил.

Крестился наспех у порога,
Просил у Бога лучших дней.
И собирал еду в дорогу –
Туда, где небо голубей.

А жизнь секретами манила.
Раскрыть не в силах был я их.
И отпускала вожжи сила
Из рук ослабленных моих.

Зима сменялась знойным летом,
Дни утекали, как вода.
Я был лирическим поэтом,
Я жил – всегда! И – никогда.

Хотелось многое разрушить
И вновь по-своему сложить,
Чтоб жизнь была добрей и лучше,
Где в полном смысле – можно – ЖИТЬ!


ТЫ УШЛА

Ты ушла. Глухо хлопнула дверь.
Тишина улеглась на пороге.
Я один, точно раненый зверь.
Весь в печали, тоске и тревоге.

Что же, жизнь не по нашим зубам?
Или милость богов лишь до срока?
Ты ушла по осенним слезам –
Некрасиво и даже жестоко.

Кроны в ночь облетели листвой,
Как же так, может, всё было зря?
Я не вышел в сердцах за тобой
И любя не окликнул тебя.

Прикорнувший к земле старый клён
Что-то шепчет, ветвями шурша.
Попираемый жизни закон –
Отзывается платой дыша.

Видно, жизнь это чей-то обман,
Всё во власти всевышних миров.
Хлещет ливень по чёрным ветвям
Да по крышам сутулых домов.

Что же, ночь, так темна да слепа?
Будто крах восхожденью с востока.
Ты ушла. Может быть навсегда. –
Некрасиво и даже – жестоко.


МАДРИГАЛ

Трепетный луч в изголовье кровати –
Блёклый узор приходящего дня.
Первый рассвет в зародившемся марте. –
Новая жизнь для тебя и меня.

В брезжащем свете цветы за портьерой
Нежатся пряно красой голубой.
Всё возродилось надеждой и верой. –
Маленькой верой и верой большой.

Розовым кружевом новое платье.
Как же мила молодая весна!
Ветра шального хмельные объятья.
Вот и оттаяла наша зима.

Как ты прекрасна в разливе рассвета.
Шёлковый локон на мраморе рук.
Будто лебедушка в танце балета,
Ты проплываешь сквозь утренний звук.

Плечи целую, глаза и улыбку.
Тихо шепчу: «Дорогая, люблю!»
Нежно снимаю цветную накидку
И о любовном слиянье молю.

Ты чуть жива, вся во власти желанья, –
Розы бутон в свете нового дня.
Мне еле слышно даруешь признанье.
Милая, добрая – только моя!

ТЫ УХОДИШЬ

Что говорить, другая жизнь сейчас.
И ты уходишь в даль, где больше света,
Даруя мне всего лишь только час –
Последний час совместного рассвета.

«Постой!» – кричу тебе я, подожди!
Там впереди – чужбины маята,
А впрочем, нет, пожалуй, уходи.
Ведь эта жизнь печальна и пуста.

Да я и сам налажу свой багаж
Подальше от дождей и от снегов,
Чтоб вновь начать искать любви мираж.
Среди людских обманов и грехов.

Ну, вот и всё, судьба уносит дни
На серебристых крыльях журавля.
Мне очень плохо на Земле, пойми –
Дорога так пустынна без тебя.

Стук в дверь. Конечно, это ты!
Всего лишь миг и снова мы вдвоём.
«Да-да! Кто там?!» – безмолвье пустоты –
Стучит по окнам северным дождём.


ДРУГОЙ МНЕ – НЕ НАДО

Всё притихло, и даже стихи.
В лужи капал простуженный вечер.
Отпускала нам осень грехи,
Опускаясь туманом на плечи.

На ладошках твоих тишина,
Да дождя моросящего слёзы.
Я губами их грел, а зима,
Подгоняла ветрами морозы.

С тополей серебристых листва –
Звёздной бездной ложилась под ноги.
Ты читала мне тихо с листа –
Все раздумья свои и тревоги.

Осень слушала молча тебя,
Лишь слегка шелестела листвою.
Я ласкал твои руки, любя,
И взволнованно грезил весною.

Холодок прикоснулся к губам –
Поцелуем осеннего сада.
Я – тебя – никому – не отдам,
Потому что – другой мне – не надо!

ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНЬЕ

В твоих ладонях Солнца блеклый луч.
В глазах печаль, неровное дыханье.
Свинцовый дождь упал с тяжёлых туч,
Разбив собой последнее свиданье.

Свисают струны рваных паутин
С ветвей сирени, ветром обнажённых.
Горчит во рту табачный никотин,
И нет любви в романсе о влюблённых.

Сюжет банален, пьеса не нова.
За упокой любви поставим свечи.
Ты шепчешь вдаль холодные слова,
Но мне тебя, прости, утешить – нечем.

Уходит время вечером сырым
В глухую даль, по позолоте клёнов.
Я словно дождь, теперь не утешим
В моей душе нет действий окрылённых.

Прости, прощай, я остаюсь один,
Средь тяжких мыслей, болью обречённых.
Горчит во рту табачный никотин,
И нет стихов к романсу о влюбленных.


ПОД ЗАНАВЕС СЦЕНЫ ОСЕННЕЙ

Вечер бродит в махрах листопада,
Ветры воют, да всё в унисон.
Мы ноябрь провожали взглядом –
Выйдя в сумерках на балкон.

И под занавес сцены осенней,
Прикасаясь ладонью к губам,
Ты сказала без всяких сомнений:
«Вот и всё, завтра будет зима».

Так и есть! Утром белые пальмы,
Разукрасили стёкла домов
И по этой картине хрустальной,
Я писал тебе строки стихов.

Ты ласкала их нежно – рукою
И читала, – волненьем дыша.
Тихо вторил декабрь за тобою
В палисадник позёмку кроша.

Серебрились деревья обновой,
Голубым осыпаясь дождём.
Жизнь была восхитительно новой,
Тем морозным, сияющим днём.

Потерялись махры листопада,
Первым снегом кругом замело.
Много ль в жизни нам, милая, надо?!
Белой розой окно расцвело!



ПОСЛЕДНИЙ ПОЛЁТ

Я в осень сбежал, захлебнулся листвой и пропал.
Как в утренних снах, как в нежных словах и стихах.
В порыве ветров, в ознобе пожухлых цветов,
Остаться готов я навеки, остаться готов.

В сыром октябре так уютно, тепло и желанно.
Дождь ласкает лицо, – отмывая обиды «друзей»,
А в рассветных часах есть такая звенящая гамма,
И скорбящий по родине крик журавлей.

Городские дома утопают в делах и заботах. –
Люди сводят концы… и разводят навеки мосты.
И не ладится жизнь – всё сплошные ошибки в расчетах.
Кто повинен во всём? Может, я, может, ты?

Замерзает Земля, в наших душах сплошной гололёд.
Нас ничто не сумеет теперь отогреть.
И уходим мы в тот, бесконечный – последний полёт.
Под коротким и строгим названием – смерть.


МОНАХ

Проходит жизнь, остановить теченье нечем.
Отжившим дням – листвой опавшею прогнить.
На плечи серым пауком взобрался вечер,
Который хочется запомнить, – чтоб забыть.

Мне было жутко средь безумия «людского».
Да, было стыдно средь несбывшихся надежд.
И я устал – от того низкого – земного,
Где точно ржа меня разъела соль невежд.

Уйдя в приют из тягостного «света»,
Живя монахом, полюбившим тишину,
Дарую Людям акварель автопортрета –
Своих стихов – сюжета глубину.

Не жди и не моли меня вернуться.
Тебя как прежде буду я любить!
В той жизни, где: воруют, пьют, дерутся…
Противно до икоты было «жить».

Я здесь отвык от солнечного света…
Принявши аскетизм и дав обет,
Кладу штрихи на взгляд автопортрета. –
Во взгляде этом – дум моих – сюжет.



ЭЛЕГИЯ

Ночи осенние, ночи прохладные,
Сколько вы дум переслушали, ночи?!
Были вы всякие: злые, желанные.
Может, и не было вовсе вас, впрочем.

Слушая музыку спящего сада,
Грустно и больно за серые краски.
Что же, наверное, в жизни всем надо –
Сбросить однажды накладки и маски…

Ветра холодного тяжкое пение,
Как панихидная скорбь по планете.
Все мы попали в сплошное сплетение –
Страхов и радостей, жизни и смерти.

Капли дождя ручейками по стёклам,
Грустью природной в сознанье стекают,
Кажется, в небе пасмурном, блёклом –
Души усопших нас вспоминают.

Жизнь формируется – мыслям послушно. –
Всё подчиняется власти желанья.
Ноты осенние хочется слушать –
Для выживания и созидания!



ДОЧКА
ЛЮБИМИМ ДОЧЕРЯМ,
СВЕТЛАНЕ И ВИКТОРИЕ

Страстно ночь прикоснулась к губам.
Потушила огарок свечи.
Захотелось, наверно, Богам,
Чтобы радость нашли мы в ночи.

Простонала зависшая мгла
Жадной сладостью слившихся тел,
И душевно глядела Луна
Меж неплотно закрытых портьер.

Эта тайна не знает стыда,
Этой тайне – один только час!
С неба счастьем упала звезда,
Чтобы дочкой зачаться для нас.

Лунным светом, летящим в окно, –
Засияла икона в углу.
Стало в комнате спальной светло,
Чтобы видеть твою наготу.

А за окнами плакал рассвет –
Одиноким, ревнивым дождём.
Мы уснули на «тысячу» лет…,
Чтоб проснуться однажды – втроём!

ПРОЩАЙ

Прощай, любимая! Прощай!
Я ухожу, любя, с рассветом.
Меня влечёт сиреневая даль –
Мерцающим холодным светом.

Порыв банален? Что же, может быть?
Исхожены те тропы да дороги.
Но я хочу ночами волком выть
И вдаль уйти с насиженной берлоги.

Да. – Я – такой. Во мне живая страсть,
Всё – то, – что непонятно очень многим.
Ложится карта и опять – не в масть –
Прости, мне нечем крыть твои тревоги.

Кричащей я взволнован красотой –
Зовущих в осень ясеней и кленов.
Коснувшись их озябшею рукой,
Вникаешь в смысл естественных законов.

Ну, вот и всё. Светает. Ухожу. –
В дожди, снега, туманы и морозы…
Пойми меня, любимая, прошу.
Там у окна – тебе подарок! – Розы.

ГОРДЫНИ КРУГ

Исписан лист, окончено круженье –
Неугомонных величавых чувств.
Как лава из душевного волненья
Пролился голос рифмами из уст.

…Но, что плохого в днях самолюбивых,
Когда любовью баловал себя? –
Да в разговорах с зеркалом – игривых,
Где через слово вылетало: «Я!»

И спрашивал я небо: «Что же будет?!
За что листву сентябрь бросает в дрожь?
– О, на земле, – сказало небо, – много судеб,
А завтра, мой хороший, – будет дождь.

Дождь бил в окно картечною шрапнелью
В безумстве поражая – всё вокруг.
И я, конечно, был бы битой целью,
Когда б не разорвал – гордыни круг.


МЫСЛИ

Искусство кисти в раме дорогой –
Величье мысли – всё – как день – понятно!
Пленит в объятье утренний покой,
И время утекает безвозвратно.

Уничижал я мыслями себя,
И вызволял из топкого болота.
Дни плыли в лужах каплями дождя,
Как будто в паруса им дунул кто-то.

Так кто же я? – Я тот промокший день,
Я та листва, оборванная ветром.
Гляжу, скорбя, на голую сирень,
Гляжу – душой – любя – перед рассветом.

Родятся чувства, мыслями кружа.
Какое чудо быть звеном вселенной!
Вдыхаю утро, – жизнью дорожа,
А жизнь течет рекою незабвенной.

…И города кончают свой поход,
Планеты погибают, сохнут реки…
Всем уготован свойственный уход,
Чтоб в бездне бытия пропасть навеки.

И только мысли вечно могут жить! –
Лететь в пространстве – проникая в души.
Их будут люди – книгами хранить.
Читать в тиши, чтоб чьё-то сердце – слушать.


ПОКЛОНЯЮСЬ

На сиреневых листьях – «набойка». –
Приукрасил лиану мороз.
В оплетённом графине настойка,
Опьянила до искренних слёз.

Бродит осень по саду кругами,
Шелестя светло-русой косой, –
Наклоняясь к порогу ветвями –
С облетающей мокрой листвой.

В дом зайдёт, – будет гостьей в застолье,
Угощу пирогом с курагой.
В лёгкой дымке степные раздолья.
Осень, я окрылённый тобой!

Распоясались мысли и чувства.
На дворе листопад – кутерьмой.
Я не видел такого искусства! –
Осень, я околдован тобой!

И пускай нудный дождь моросящий
Подчернил расписные кусты…
Я с твоей красотою пленяющей
Захотел быть сегодня на «ты».

Поклоняюсь Земному Свиданью,
Поклоняюсь – до искренних слёз!
За окном фиолетовой ранью –
Приукрасил лиану мороз.



СТИХИ

Лучась, Луна глядит холодным взглядом –
С ночной картины в форточный проём.
И парки облетают листопадом.
Дотла сгорая голубым огнём.

Печален час природы увяданья.
Скорбит душа по прожитым годам.
Что жизнь моя? – Волненья и терзанья,
Да поклоненье будущим стихам.

В подсвечнике оплавленный огарок.
Бегут часы, светла востока даль.
Что жизнь моя? Потеря, иль подарок?
А может, просто, тихая печаль?

Рождённый свет ложится на дорогу
В тумане влажном – белой пеленой –
Накрыв собой осеннюю тревогу –
Вселяя в душу утренний покой.

Стихи, стихи! – Вы радужные птицы! –
Готовы вдруг вспорхнуть и улететь.
Что жизнь моя? – Пропасть и возродиться. –
И снова: Жить, Любить, Писать и Петь.



ЗАБЫТЫЙ БЛЮЗ

Пуржит зима, искрясь, летят снежинки –
Небесный пух – в раскрытое окно.
Забытый блюз на старенькой пластинке,
Да дорогое белое вино.

И утопая в память безмятежно,
Как в сладкий сон, наполненный тобой,
Где я любим, был искренно и нежно –
Под Новый год – такой же вот зимой.

Кружись, юли игривая позёмка,
Лети в окно, и в душу мне лети.
Земля покрыта снегом, точно шёлком,
От красоты такой, щемит в груди.

Я осушу фужер за наши ночи,
За наши дни, сметённые пургой.
Я счастлив был с тобой – безмерно – очень! –
Под новый год, – такой же вот зимой.

И тишину прижав к груди руками,
Я пью вино с печалью за одно,
И говорю душевными стихами,
Тебе одной. – В раскрытое окно.

А завтра новый день расправит крылья
И полетит, набравши высоту.
Я, утомлён, от горечи – бессилья, –
Как зимний вяз, склонённый в темноту.

Да, ты права. – Всему своя кончина.
Кружи же – вьюгой – снежная юла.
Беспечная, нелепая причина, –
Что холодом зима заволокла.

«ТЕНЬ»

А. С. ПУШКИНУ!
По октябрю – идет один. –
В златой листве – прогулкой праздной.
Он, своенравный господин –
«Наёмный раб» с душою частной.

Он не казнит в себе – себя.
И не казнил – крушеньем раньше.
«Какая жизнь, – таков – и – «я». –
Без лицемерия и фальши».

Пусть дуют лужи пузыри
И сизари клюют дорогу...
Он напевает попурри,
И, как дано – живет – под Богом.

Уплыл в закат октябрьский день,
Сменяясь новой ночью лунной.
Его сопровождает – ТЕНЬ! –
Как страж бесстрашный и бесшумный.

И он не в силах – быть один.
Он побеждён упрямой тенью.
Идет в цилиндре Господин, –
Свершая новое творенье!

И ветки отблестят листвой… –
Всё в этом мире – проходное.
И тени берегут покой:–
Святое, Русское, Родное!!!