ЯБЛОКО ИЗ РАЙСКОГО САДА

Этот день не заладился как-то сразу. Туман, каждую ночь окутывающий холмы вокруг поселения, с рассветом не исчез, а грязной сырой ватой скатался в низкие жёлто-серые облака, заслоняющие солнце. Моментально всё вокруг стало тусклым и скучным, лишь листья на деревьях заметно посвежели и стали такими зелёными, какими никогда не были под солнцем и пылью, которую приносил с холмов ветер.
- Ну, что будем делать дальше? – спросила Ронит, подтягивая одеяло к подбородку и отодвигаясь от меня.
Я потянулся за сигаретами, но они лежали на столе, а вылезать из-под одеяла и шлёпать босиком по холодным плиткам пола не хотелось.
- Что ты предлагаешь?
Голова всё ещё соображала плохо, хотя ничего кроме красного сухого вина, мы вечером не пили. Да и выпили-то всего полбутылки.
- Что теперь соседи подумают? – Не вставая, Ронит принялась разгребать пятернёй свою буйную огненно-рыжую гриву волос, разметавшуюся по подушке.
- Нас кто-то видел? – глуповато поинтересовался я.
- А как ты думаешь? Если ты никого не заметил, когда шёл сюда, это ничего не значит. – Ронит вздохнула и вылезла из-под одеяла. – У нас поселение маленькое, каждый на виду… Ты лежи, а я пойду детей в школу провожу.
Я глянул на часы – у меня ещё было минут двадцать. А потом мне тоже нужно собираться и идти в школу, где я работаю охранником и приезжаю сюда каждое утро из города. Школа на въезде в поселение, и от дома Ронит до неё пять минут.
Хлопнула входная дверь, и дети – восьмилетняя девочка и шестилетний сынишка Ронит – выбежали из дома.
Моя сумка, в которую я вечером сунул пистолет, валялась под столом. Брюки и рубашка – бесформенным комком рядом.
И сам не знаю, что нашло на меня вчера. Как обычно, я закончил работу и уже собирался сесть в машину и отправиться домой, но подошла директриса школы и виновато попросила:
- Извини, ты не мог бы помочь? Мне неудобно просить, но больше некого…
- Что нужно сделать?
- Понимаешь, у нас одна ученица подвернула ногу. Сама дойти до дома не может, а у нас тут одни женщины. Если тебе не трудно, то возьми её на руки и отнеси домой. Это совсем близко, две улицы…
Я пошёл с директрисой в её кабинет, где на низком продавленном диване сидела заплаканная девочка – дочка Ронит.
- Охранник донесёт тебя до дома, - сказала директриса.
- Я сама! – Девочка попыталась встать, но охнула и схватилась за распухшую лодыжку.
Я взял её на руки и вышел из кабинета:
- Дорогу показывай.
Она обхватила меня за шею и весь путь до дома почему-то поглядывала по сторонам затрав-ленным зверьком.
- Меня папа так носил на руках, - шепнула она, - когда я была маленькой.
- А сейчас не носит? – усмехнулся я. – Ты уже большая?
- У нас нет папы…
Ну вот и нарвался, недовольно подумал я, нашёл что спрашивать у ребёнка!
Ронит оказалась дома. Я не был знаком с ней, но несколько раз видел, когда она приходила в школу. Родители в поселении частенько приходят сюда и всегда со мной здороваются. Иногда мы даже беседуем о всяких пустяках. В поселении все знают друг друга, вот и я, отработав тут почти полгода, уже стал своим.
Ронит забрала у меня девочку, и я даже помог забинтовать ей ногу, а потом заторопился к машине.
- Постой, - впервые сказала она, - я должна отблагодарить тебя и… может, кофе?
Хоть у меня и были какие-то дела в городе, но уходить сразу показалось мне невежливым.
- Ну, если одну чашечку…
Я не новичок в поселениях, но бывать в гостях у кого-то здесь мне не доводилось. Поэтому я принялся с интересом оглядываться по сторонам и сразу обратил внимание на большой портрет молодого офицера в каске и с автоматом на плече.
- Муж? – указал я пальцем на портрет.
- Да, - ответила Ронит. – Он погиб два года назад. Недалеко от поселения попал в засаду, и его террористы прямо в машине застрелили.
- Извини, не знал.
- Откуда тебе знать? Ты же не из поселения…
Ну вот, опять нарвался, пронеслось у меня в голове. О погибших всегда говорить тяжело, да и что, в принципе, скажешь? Приносить запоздалые соболезнования? Бередить наверняка не затянувшиеся раны?
Я молча уселся в кресло и стал наблюдать, как Ронит набирает воду в чайник и достаёт из шкафчика печенье.
- Сколько лет ты уже в стране? – нарушила она молчание. – Ведь ты из России?
- Как ты догадалась?
- По акценту. Да и мои родители родом с Украины.
- Откуда именно?
- Точно не знаю. Я-то родилась в Америке, куда они эмигрировали ещё до моего рождения. А сюда меня привезли ребёнком.
- Ты и русский язык, наверное, знаешь?
- Почти нет. Так, отдельные слова. А мой муж был родом из Ирака…
И снова наступила тишина. За окном стемнело, и стал накрапывать дождь. Крупные капли колотили по крыше, но тишина всё равно была такой пронзительной и глубокой, что у меня засосало под ложечкой.
А потом и сам не знаю, что произошло. Какая-то невидимая искра пробежала между нами, и я только почувствовал, как мягкая и слегка покалывающая рыжая волна волос ткнулась мне в лицо, а руки Ронит обхватили меня за плечи.
- Останься, - прошептала она, - не думай про меня ничего плохого…
Кофе так и остался нетронутым, а где-то спустя час, когда мы устали, Ронит вытащила из холодильника вино, и мы пили его из разовых картонных стаканчиков.
- Ты, наверное, осуждаешь меня? – нарушила молчание Ронит. – Мол, не выдержала баба одиночества, захотелось ей…
- Нет, что ты… - Я не знал, что ответить. – Всякое бывает в жизни…
- Я тебе хоть немножко нравлюсь?
И сам не знаю, нравилась ли она мне. Никаких чувств, кроме, может быть, какой-то острой жалости к ней, у меня не было. Я мельком поглядывал на неё и понимал, какое, должно быть, глухое и отчаянное одиночество окружало её в этих четырёх стенах. Всё, что оставалось у неё от прежней счастливой жизни, это портрет на стене и дети. Но дети рано или поздно вырастут и покинут её. С кем она тогда останется? Со своей горькой памятью?
Наблюдать со стороны и глубокомысленно рассуждать легко и ненакладно. Каждый может. Но что сделать, чтобы эта женщина стала хоть чуть-чуть счастливей в этой жизни? И кто-то вообще что-нибудь может для неё сделать?
Словно почувствовав, о чём я размышляю, Ронит сказала:
- Ты не бойся, я от тебя ничего не хочу. У меня всё есть, и никто мне не нужен. Даже ты…
- Ты меня прогоняешь? Я должен идти?
Ничего умней мне в голову не приходило. Куда испарилось моё красноречие, которым я гордился и которое частенько выручало меня, когда я не знал, что ответить? Сегодня я чувствовал себя проколотым воздушным шариком.
- Останься до утра, - неожиданно попросила Ронит. – Просто побудь в этом доме. Хочешь, постелю тебе отдельно…
Телевизора у неё не было, как и практически у всех в поселении, поэтому мы весь вечер просидели друг против друга, слушая шум дождя за окном. Потом она включила маленький приёмник с какой-то музыкальной программой, но слушать музыку не хотелось.
Я то и дело поглядывал на портрет её мужа, пока она это не заметила.
- Он бы сегодня меня не осудил, - тихо сказала она, - он был хорошим человеком и всё понимал. Он и сейчас понял бы…
А потом снова была невидимая искра, и Ронит, обнимая меня, вдруг заплакала.
- Я не знаю, что со мной происходит, - шептала она, - я счастлива, и мне очень плохо. Слов-но Ева, срываю яблоко с райского дерева, и оно такое сладкое и одновременно горькое. Я не хочу его, отталкиваю от себя и… не могу отказаться. Знаю, что мне потом будет плохо и стыдно, но ничего не могу с собой поделать…
А я опять молчал. Пусть человек выговорится, ей это сейчас необходимо. А может, уже давно следовало кому-то это сказать. Ни перед кем ей не нужно оправдываться – только выговориться…
- Больше не приходи, - сказала она утром, когда я оделся и собрался на работу.
- Ты кого-то боишься?
- Нет. – Ронит тряхнула своей рыжей гривой, и лицо у неё было уже совсем другое - холод-ное и какое-то чужое. – Не приходи больше никогда. Между нами ничего не было и не будет.
- А люди что скажут?
- Пускай говорят, что хотят. Мне безразлично…
В школе я пару раз видел на перемене её дочь, которая всё ещё прихрамывала, но уже бегала наравне с остальными ребятишками.
День тянулся долго, да я, по большому счёту, и не выспался, но после уроков не стал торо-питься к машине, чтобы укатить отсыпаться. У меня и в мыслях не было снова встречаться с Ронит, просто казалось, что не должно всё закончиться так, ничем.
Наконец, школа опустела, и я неторопливо вышел к машине. И вдруг я заметил, как ко мне через улицу спешит дочь Ронит. Я с удивлением глядел на неё, но с нею никого не было.
- Вот, мама просила передать. – Она протянула мне большое розовое яблоко. Наверное, оно было такое же, как росло в райском саду на дереве познания добра и зла. От него чуть-чуть пахло мёдом и одновременно какой-то горчинкой…