СКАЛА АНОМАЛЬНАЯ ЗОНА
Diogeniya | | Категория: Проза
Я уходил, не оглядываясь, не зная, как же теперь поступит женщина, не получившая, вопреки её надеждам, никаких указаний. Мои собственные мысли смятенно метались в поисках ответа этому, совершенно новому для меня вопросу. Что же это? Как же это? Неужели такое естественное и даже похвальное стремление людей к знаниям, к постижению истины столь часто приводит к таким плачевным результатам? Отринуть окружающий мир, оставить родных, семью, детей (!!!) – ради каких-то химер, внушённых кем-то со стороны? Почему они все без исключения стремятся к тому, чтобы кто-то вложил в их головы готовые знания? Ведь всё это можно познать простыми размышлениями...
Я запнулся и в очередной раз остановился в своём движении. Сел лицом к городу и какое-то время бездумно смотрел прямо перед собой. Меня поразило: ведь совсем недавно я так же, как и все они, кого я теперь осуждаю, ожидал, жаждал, чтобы кто-то ответил мне на мои вопросы. Меня выручила память об отце, о его стремлении научить своих детей думать, мыслить. Многие ли могут похвалиться такими родителями? Так вправе ли я осуждать их, блуждающих своими тропами где-то там, вдали, внизу...
Наблюдатель со стороны, буде он оказался рядом, был бы несказанно изумлён резкой сменой выражения моего лица и глаз.
Сначала глаза обрели некоторую долю осмысленности, после бездумного созерцания пространства. Затем они расширились в немом изумлении, полезли наверх брови, вытянулись губы в невысказанном «о-о-ох!»
Ещё бы! То, что открылось моему «проснувшемуся» после раздумий сознанию, было столь разительно отлично от виденного совсем недавно...
Первое и главное. Я сидел в траве на самом краю лужайки – цели моих устремлений в этой зоне. И видение лужайки не изменилось ни в малейшей степени: всё та же миниатюрная долина среди холмиков, играющих роль гор. Но находилась эта «долина» по отношению к отдалённым холмам и тем более к городу на столь значительной высоте, что люди внизу, видимые теперь сразу все, в великом множестве, поистине имели сходство со снующими по всем направлениям муравьями.
Как, каким образом оказался я на такой высоте, идя всё время по горизонтальной (за исключением холмиков) местности? При этом я никак не мог разглядеть склона этой... гм... возвышенности. Всё виделось приблизительно так: я сижу у лужайки, потом короткая полоса голубовато-белёсого тумана, а после уже, неимоверно далеко внизу, видна остальная часть пустыря и город, что интересно, весь, до широко распахнувшегося горизонта, включая загородные дороги и пригородные посёлки, деревеньки и сёла. Всё это виделось соответственно, пропорционально уменьшено. Поэтому, первая моя реакция после изумления была – вновь почти бездумное глазение.
Когда же разум уже свыкся с данной метаморфозой пространства, я перевёл взгляд на свою улицу, на свой дом. Обратил внимание, что во дворе очень много людей. Немного погодя отметил, что движется всё видимое, включая транспорт, животных, людей, как при ускоренном прокручивании киноплёнки, и при этом, всё ускоряясь, до полной неразличимости отдельных кадров. Изредка, вдруг, на долю мгновения, «плёнка» замирала, как бы на особо значимых эпизодах. Видимое в этих эпизодах с некоторым запозданием осмысливалось мною и, в конце концов, повергло в шок. Жизнь за границей аномальной зоны проносилась без меня, без моего участия, мимо меня. А те кадры, которые было позволено разглядеть – наверное, чтобы осознать мне весь ужас, всю безысходность моего положения.
Потом я наблюдал долгое, долгое мелькание сплошной пёстрой ленты, от «скорости прокручивания». И вдруг всё остановилось. То есть, жизнь продолжалась в реальном времени.
Вместо веера улиц, разбегающихся от Скалы, я вижу теперь лишь отдельные дома, совсем иные, дворы их занимают значительно большую площадь. Большим, сильно изменённым, оказался и двор моего дома. Сам же дом – всё тот же, может, и претерпевший хорошую реставрацию, но внешний облик его неизменен.
За калитку двора выходит молодая женщина, провожая кого-то маленького, почти неразличимого к остановившемуся невдалеке автобусу. Тот, приняв пассажира, уехал. От дома по дорожке к калитке тем временем прошёл высокий светловолосый мужчина. Вышел со двора, на ходу приобнял и поцеловал женщину, ушёл в сторону целой группы многоэтажных строений, почти вплотную расположившихся у восточной границы Скалы. Женщина ушла во двор, скрылась в доме.
Мой взгляд переместился к краю пустыря и вновь наткнулся на новшество: весь пустырь был огорожен очень высоким, видимо, забором. Кроме того, по всему периметру у забора снаружи располагались будочки с явно вооружённой охраной. Там же, где высились новоявленные многоэтажные корпуса, в ограждении имелись широкие ворота, ведущие сначала в довольно обширный двор, ограждённый ещё одним высоким забором с такими же воротами, от которых крытый переход вёл в ближайшее к Скале здание.
«Стругацких начитались», – усмехнулся я.
– Есть «запретка» – будут и сталкеры... – вздрогнул от внезапно раздавшегося рядом голоса.
Говоря по совести, уже малость успел отвыкнуть от обычной, нормальной человеческой речи. Я поднял голову. Чуть сзади меня стоял почти знакомый молодой человек. Стоял он, что твой Пушкин на Казбеке: «Кавказ подо мною...» Но вниз смотрел без гордыни и даже без иронии, каковую можно было ожидать после подобной фразы. Но молодой человек смотрел на всё это с тревожной грустью.
– Ты давно здесь? – узнал я в нём давешнего юнца, отправившегося покорять неприступную скалу.
Он чуть пожал плечами:
– Ты же видишь: время здесь не имеет никакого значения, – помолчав, добавил. – А тебе спасибо за совет. А то я так бы и кружил, – кивнул на «муравьиную» суету под ногами.
– Ты, вообще, как сюда попал? – поинтересовался я.
– Увлёкся идеей одного учёного. Потом много разных работ по интересующей теме перечитал... Думал, вот оно, то, к чему стремиться надо. И пошёл этим путём. Конкретно в зону, я думаю, все попадают, не обязательно и не только в этом городе, и чисто случайно: размышляя, втягиваются какой-то из троп. Притяжение она таки имеет. А когда ты обратил моё внимание в сторону от этого пути, да надоумил, что пути надо торить самому... До той поры я всё время слышал, читал, что идти можно только и только с ведущим – учителем, мастером...
– Ну и как скала? – я ждал, что он ответит.
– Да уж, не скажи! Будь всё это в реальном времени – я бы всю жизнь на это восхождение и угробил. Порой казалось – проще об эту скалу лбом... Пока докопался до сути, до взаимосвязей... живого места не было.
Паренёк печально усмехнулся и присел рядом со мной. Просто присел, без всяких выкрутасов.
– Жизнь, допустим, мы и так угробили, – тоже невесело кивнул я на город, – вся мимо пролетела...
– Что да, то да... – согласился парень. – И ведь, ни следа, ни памяти...
– А что же вы хотели, дети мои? – раздался с другого боку скрипучий голос.
Мы разом обернулись и увидели опускающегося на траву древнего старца. Я узнал его, а паренёк, видимо, никогда и не встречался с ним, хоть и шли они одним путём. Как ни странно, старец выглядел теперь гораздо привлекательней. Такое впечатление, что дебри, через которые он продирался, вычесали и вымыли из волос и бороды всю пыль и грязь, очистили и одежду его. Теперь это был вполне благообразный старик, очень даже подходящий на роль Бога-Отца. Тем не менее, добравшись к нам, он не претендовал ни на какую роль. Ни ученика, ни учителя, ни бога, ни мастера. Это был просто мудрый аксакал, обычный человек.
– Что же вы хотели, дети мои... – повторил он, наконец умостившись на кочке. – Угробить жизнь на самого себя, единственно любимого, со своими, ах какими глубинно-философскими помыслами... Да что – угробить. Побоку пустить! – он сокрушённо покачал головой. – Вам, молодым, ещё простительно бы. А я, дурень старый... да всё, что узнал здесь, я мог бы познать, из-за стола в своём кабинете не выходя... И ведь, сколько работ написал бы, скольких студентов выучил... – он помолчал. – Судьбы Сократа убоялся, – улыбнулся. – Не по линии жрецов: Ксантиппа своя достала... Ну и... всё – побоку. Всё – мимо... А ради чего? А почему?
– Вы нашли этот ответ? – поинтересовался паренёк.
– Я думаю, – отозвался я, – раз мы здесь все сошлись, то все знаем практически одно им то же. А дальше...
Мы дружно оглянулись.
– Да, – кивнул юноша, – или выход, или новая Скала...
– Выбор невелик, – пожал я плечами. – Или идти, или сидеть здесь, пока сам в кочку не превратишься.
– Так пойдёмте! – нетерпеливо поднялся... нет, не юноша, – старец!
Я даже головой покачал: одна ли Ксантиппа загнала его в Скалу?
Мы встали рядом и так, сплочённо, плечо к плечу, сделали шаг, другой...
А третьего я не сделал.
Сказали спасибо (1): snovao
Diogeniya
snovao
Группа: Редакторы
Регистрация: 16.03.2010
Публикаций: 245
Комментариев: 8545
Отблагодарили:1508
* * *
Я уходил, не оглядываясь, не зная, как же теперь поступит женщина, не получившая, вопреки её надеждам, никаких указаний. Мои собственные мысли смятенно метались в поисках ответа этому, совершенно новому для меня вопросу. Что же это? Как же это? Неужели такое естественное и даже похвальное стремление людей к знаниям, к постижению истины столь часто приводит к таким плачевным результатам? Отринуть окружающий мир, оставить родных, семью, детей (!!!) – ради каких-то химер, внушённых кем-то со стороны? Почему они все без исключения стремятся к тому, чтобы кто-то вложил в их головы готовые знания? Ведь всё это можно познать простыми размышлениями...
* * *
Я запнулся и в очередной раз остановился в своём движении. Сел лицом к городу и какое-то время бездумно смотрел прямо перед собой. Меня поразило: ведь совсем недавно я так же, как и все они, кого я теперь осуждаю, ожидал, жаждал, чтобы кто-то ответил мне на мои вопросы. Меня выручила память об отце, о его стремлении научить своих детей думать, мыслить. Многие ли могут похвалиться такими родителями? Так вправе ли я осуждать их, блуждающих своими тропами где-то там, вдали, внизу...
* * *
Наблюдатель со стороны, буде он оказался рядом, был бы несказанно изумлён резкой сменой выражения моего лица и глаз.
Сначала глаза обрели некоторую долю осмысленности, после бездумного созерцания пространства. Затем они расширились в немом изумлении, полезли наверх брови, вытянулись губы в невысказанном «о-о-ох!»
Ещё бы! То, что открылось моему «проснувшемуся» после раздумий сознанию, было столь разительно отлично от виденного совсем недавно...
Первое и главное. Я сидел в траве на самом краю лужайки – цели моих устремлений в этой зоне. И видение лужайки не изменилось ни в малейшей степени: всё та же миниатюрная долина среди холмиков, играющих роль гор. Но находилась эта «долина» по отношению к отдалённым холмам и тем более к городу на столь значительной высоте, что люди внизу, видимые теперь сразу все, в великом множестве, поистине имели сходство со снующими по всем направлениям муравьями.
Как, каким образом оказался я на такой высоте, идя всё время по горизонтальной (за исключением холмиков) местности? При этом я никак не мог разглядеть склона этой... гм... возвышенности. Всё виделось приблизительно так: я сижу у лужайки, потом короткая полоса голубовато-белёсого тумана, а после уже, неимоверно далеко внизу, видна остальная часть пустыря и город, что интересно, весь, до широко распахнувшегося горизонта, включая загородные дороги и пригородные посёлки, деревеньки и сёла. Всё это виделось соответственно, пропорционально уменьшено. Поэтому, первая моя реакция после изумления была – вновь почти бездумное глазение.
Когда же разум уже свыкся с данной метаморфозой пространства, я перевёл взгляд на свою улицу, на свой дом. Обратил внимание, что во дворе очень много людей. Немного погодя отметил, что движется всё видимое, включая транспорт, животных, людей, как при ускоренном прокручивании киноплёнки, и при этом, всё ускоряясь, до полной неразличимости отдельных кадров. Изредка, вдруг, на долю мгновения, «плёнка» замирала, как бы на особо значимых эпизодах. Видимое в этих эпизодах с некоторым запозданием осмысливалось мною и, в конце концов, повергло в шок. Жизнь за границей аномальной зоны проносилась без меня, без моего участия, мимо меня. А те кадры, которые было позволено разглядеть – наверное, чтобы осознать мне весь ужас, всю безысходность моего положения.
* * *
... ошибочности ожидания Прихода через новое Рождение. Какое-то странное заблуждение у многих людей. Зная о Воскресении и Вознесении, зная, что сказано о Пришествии, почему-то всё равно ждут Рождения. В какой-то мере, это ожидание жестоко. Никто и не задумывается о том, что родиться вторично, помня всё – это уж слишком, слишком больно...
... Отчётливо вижу проход Его через толпу, по узенькой улочке. Крест был настолько тяжёл, что Он согнулся в три погибели: физически Он не очень силён был. Жалость и боль сдавили сердце, хотелось хоть чем-то помочь. И я на какие-то мгновения ощущаю всю тяжесть Его креста. Не знаю, помогло ли это Ему хоть на йоту...
Это был брус из цельного ствола, метра три длиной, грубо отёсанный до прямоугольной формы, затеси эти добавочно давили острыми краями...
Почему ни одному художнику не подумалось о грубой работе? Крест рисуют, пишут – гладеньким...
И это было не только очень, очень тяжело, но и очень, очень больно. А Он... Он поглядывал из-под падающих на глаза прядей на людей, на орущих, издевающихся людей. И взгляд Его, сквозь муку непомерной тяжести, сквозь боль от режущих затесей, взгляд Его, обращённый на людей, был полон любви, нежности... И Он боялся кого-то зацепить своей ношей, чтобы не поранить, не причинить боль, страдания.
Мгновения видения... Да, это не сон был, а именно видение. Имя, взгляд, увидевший и меня: словно прямо мне в глаза, в тот миг, когда я тянусь душой – помочь. Это было – словно я на миг мига оказываюсь в кадре в тот момент, когда тот, кто Ему действительно тогда помог, вышел из толпы, принимая ношу на свои плечи.
Ощущение присутствия, звук сотен голосов на непонятном языке, ощущение пыли под ногами, ощущение духоты в тесноте улицы от толп, незнакомые запахи, запах Его пота – какой-то особенный. Словно не непосильную ношу несёт, а... нет, наверное, просто чистый, как у младенца, когда тот вспотеет во сне.
И – мокрые от пота пряди на глазах, желтовато-коричневые, как выгоревшие на солнце тёмно-коричневые. И глаза – тёмные, с такой же лёгкой желтизной, словно отражается песок или глина. Или – свет изнутри. Смешанное ощущение...
И – звучание, где-то в глубине сознания:
«... в Имени Моём рождённые, Православием крещённые, или в потеху вам Промыслы Божии!»
(из дневника отца)
... ошибочности ожидания Прихода через новое Рождение. Какое-то странное заблуждение у многих людей. Зная о Воскресении и Вознесении, зная, что сказано о Пришествии, почему-то всё равно ждут Рождения. В какой-то мере, это ожидание жестоко. Никто и не задумывается о том, что родиться вторично, помня всё – это уж слишком, слишком больно...
... Отчётливо вижу проход Его через толпу, по узенькой улочке. Крест был настолько тяжёл, что Он согнулся в три погибели: физически Он не очень силён был. Жалость и боль сдавили сердце, хотелось хоть чем-то помочь. И я на какие-то мгновения ощущаю всю тяжесть Его креста. Не знаю, помогло ли это Ему хоть на йоту...
Это был брус из цельного ствола, метра три длиной, грубо отёсанный до прямоугольной формы, затеси эти добавочно давили острыми краями...
Почему ни одному художнику не подумалось о грубой работе? Крест рисуют, пишут – гладеньким...
И это было не только очень, очень тяжело, но и очень, очень больно. А Он... Он поглядывал из-под падающих на глаза прядей на людей, на орущих, издевающихся людей. И взгляд Его, сквозь муку непомерной тяжести, сквозь боль от режущих затесей, взгляд Его, обращённый на людей, был полон любви, нежности... И Он боялся кого-то зацепить своей ношей, чтобы не поранить, не причинить боль, страдания.
Мгновения видения... Да, это не сон был, а именно видение. Имя, взгляд, увидевший и меня: словно прямо мне в глаза, в тот миг, когда я тянусь душой – помочь. Это было – словно я на миг мига оказываюсь в кадре в тот момент, когда тот, кто Ему действительно тогда помог, вышел из толпы, принимая ношу на свои плечи.
Ощущение присутствия, звук сотен голосов на непонятном языке, ощущение пыли под ногами, ощущение духоты в тесноте улицы от толп, незнакомые запахи, запах Его пота – какой-то особенный. Словно не непосильную ношу несёт, а... нет, наверное, просто чистый, как у младенца, когда тот вспотеет во сне.
И – мокрые от пота пряди на глазах, желтовато-коричневые, как выгоревшие на солнце тёмно-коричневые. И глаза – тёмные, с такой же лёгкой желтизной, словно отражается песок или глина. Или – свет изнутри. Смешанное ощущение...
И – звучание, где-то в глубине сознания:
«... в Имени Моём рождённые, Православием крещённые, или в потеху вам Промыслы Божии!»
(из дневника отца)
* * *
Потом я наблюдал долгое, долгое мелькание сплошной пёстрой ленты, от «скорости прокручивания». И вдруг всё остановилось. То есть, жизнь продолжалась в реальном времени.
Вместо веера улиц, разбегающихся от Скалы, я вижу теперь лишь отдельные дома, совсем иные, дворы их занимают значительно большую площадь. Большим, сильно изменённым, оказался и двор моего дома. Сам же дом – всё тот же, может, и претерпевший хорошую реставрацию, но внешний облик его неизменен.
За калитку двора выходит молодая женщина, провожая кого-то маленького, почти неразличимого к остановившемуся невдалеке автобусу. Тот, приняв пассажира, уехал. От дома по дорожке к калитке тем временем прошёл высокий светловолосый мужчина. Вышел со двора, на ходу приобнял и поцеловал женщину, ушёл в сторону целой группы многоэтажных строений, почти вплотную расположившихся у восточной границы Скалы. Женщина ушла во двор, скрылась в доме.
Мой взгляд переместился к краю пустыря и вновь наткнулся на новшество: весь пустырь был огорожен очень высоким, видимо, забором. Кроме того, по всему периметру у забора снаружи располагались будочки с явно вооружённой охраной. Там же, где высились новоявленные многоэтажные корпуса, в ограждении имелись широкие ворота, ведущие сначала в довольно обширный двор, ограждённый ещё одним высоким забором с такими же воротами, от которых крытый переход вёл в ближайшее к Скале здание.
«Стругацких начитались», – усмехнулся я.
– Есть «запретка» – будут и сталкеры... – вздрогнул от внезапно раздавшегося рядом голоса.
Говоря по совести, уже малость успел отвыкнуть от обычной, нормальной человеческой речи. Я поднял голову. Чуть сзади меня стоял почти знакомый молодой человек. Стоял он, что твой Пушкин на Казбеке: «Кавказ подо мною...» Но вниз смотрел без гордыни и даже без иронии, каковую можно было ожидать после подобной фразы. Но молодой человек смотрел на всё это с тревожной грустью.
– Ты давно здесь? – узнал я в нём давешнего юнца, отправившегося покорять неприступную скалу.
Он чуть пожал плечами:
– Ты же видишь: время здесь не имеет никакого значения, – помолчав, добавил. – А тебе спасибо за совет. А то я так бы и кружил, – кивнул на «муравьиную» суету под ногами.
– Ты, вообще, как сюда попал? – поинтересовался я.
– Увлёкся идеей одного учёного. Потом много разных работ по интересующей теме перечитал... Думал, вот оно, то, к чему стремиться надо. И пошёл этим путём. Конкретно в зону, я думаю, все попадают, не обязательно и не только в этом городе, и чисто случайно: размышляя, втягиваются какой-то из троп. Притяжение она таки имеет. А когда ты обратил моё внимание в сторону от этого пути, да надоумил, что пути надо торить самому... До той поры я всё время слышал, читал, что идти можно только и только с ведущим – учителем, мастером...
– Ну и как скала? – я ждал, что он ответит.
– Да уж, не скажи! Будь всё это в реальном времени – я бы всю жизнь на это восхождение и угробил. Порой казалось – проще об эту скалу лбом... Пока докопался до сути, до взаимосвязей... живого места не было.
Паренёк печально усмехнулся и присел рядом со мной. Просто присел, без всяких выкрутасов.
– Жизнь, допустим, мы и так угробили, – тоже невесело кивнул я на город, – вся мимо пролетела...
– Что да, то да... – согласился парень. – И ведь, ни следа, ни памяти...
– А что же вы хотели, дети мои? – раздался с другого боку скрипучий голос.
Мы разом обернулись и увидели опускающегося на траву древнего старца. Я узнал его, а паренёк, видимо, никогда и не встречался с ним, хоть и шли они одним путём. Как ни странно, старец выглядел теперь гораздо привлекательней. Такое впечатление, что дебри, через которые он продирался, вычесали и вымыли из волос и бороды всю пыль и грязь, очистили и одежду его. Теперь это был вполне благообразный старик, очень даже подходящий на роль Бога-Отца. Тем не менее, добравшись к нам, он не претендовал ни на какую роль. Ни ученика, ни учителя, ни бога, ни мастера. Это был просто мудрый аксакал, обычный человек.
– Что же вы хотели, дети мои... – повторил он, наконец умостившись на кочке. – Угробить жизнь на самого себя, единственно любимого, со своими, ах какими глубинно-философскими помыслами... Да что – угробить. Побоку пустить! – он сокрушённо покачал головой. – Вам, молодым, ещё простительно бы. А я, дурень старый... да всё, что узнал здесь, я мог бы познать, из-за стола в своём кабинете не выходя... И ведь, сколько работ написал бы, скольких студентов выучил... – он помолчал. – Судьбы Сократа убоялся, – улыбнулся. – Не по линии жрецов: Ксантиппа своя достала... Ну и... всё – побоку. Всё – мимо... А ради чего? А почему?
– Вы нашли этот ответ? – поинтересовался паренёк.
– Я думаю, – отозвался я, – раз мы здесь все сошлись, то все знаем практически одно им то же. А дальше...
Мы дружно оглянулись.
– Да, – кивнул юноша, – или выход, или новая Скала...
– Выбор невелик, – пожал я плечами. – Или идти, или сидеть здесь, пока сам в кочку не превратишься.
– Так пойдёмте! – нетерпеливо поднялся... нет, не юноша, – старец!
Я даже головой покачал: одна ли Ксантиппа загнала его в Скалу?
* * *
Мы встали рядом и так, сплочённо, плечо к плечу, сделали шаг, другой...
А третьего я не сделал.
Сказали спасибо (1): snovao
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.
Группа: Редакторы
Регистрация: 16.03.2010
Публикаций: 245
Комментариев: 8545
Отблагодарили:1508
Действительно, как всё же тонко переплелась у Вас фантастика и реальность 
"Обычно думают, что стиль — это сложный способ выражения простых вещей. На самом же деле это простой способ выражения вещей сложных."
/Ж. Конто/
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии в данной новости.
Группа: Авторы
Регистрация: 24.08.2013
Публикаций: 185
Комментариев: 346
Отблагодарили:406
Керчь Республика Крым Россия