СКАЛА АНОМАЛЬНАЯ ЗОНА
Diogeniya | | Категория: Проза
Сначала меня пугало их внезапное появление словно ниоткуда. Потом, подходя к очередной стёжке, я уже был готов к встрече с кем-то, готов был выслушать очередную порцию откровений. И шёл я так довольно долго. В нормальной ситуации, уже давно можно было бы перейти пустырь и выйти на другой стороне его, а я будто топтался на одном месте, хоть и шёл по прямой, а не по кругу. Хорошо, что я успел пережить безумный бег на месте ночь напролёт и даже прощание с мамой. А то бы уже, наверное, начал метаться и выть от безысходности. И всё это вполне сочеталось с самым нормальным течением времени. Хоть часов у меня при себе и не было (думаю, и толку от них было бы ноль), но биоритмы – это вам «не как-нибудь что. Это вам что-нибудь как».
Я продолжал идти по направлению к центру, взяв за ориентир не самый высокий холм, как казалось бы, а тот, почти ровный и даже словно впадиной здесь смотревшийся, что находился действительно в центре. Площадка эта не была идеально круглой, как можно было бы ожидать в аномальной зоне. Нет, лужайка как лужайка. Где-то в ямках, где-то с рядком крепкого пустырника, а по неровному контуру, в ложбинах соединения с соседними холмами, где собирается дождевая вода – местами и рогоз, и камыш растут, осока и прочие кипрейники.
Когда наступила третья ночь моего нахождения здесь, я выбрал пространство нетронутой тропами травы, прихватил пучок желтоватых колосьев, кажется, пшеницы, выросший на обочине одной из троп, расположился на ночлег. Но, пока не сморил сон глубокой ночью, когда, ещё не теряющая своей полноты, луна повисла над городом, смотрел и смотрел. На свою и... соседнюю улицы. На свой дом, видимый даже какой-то частью двора и на крышу за деревьями, на той, соседней улице. И, хоть не так уж долго жил я на свете, вспоминал, чуть ли не час за часом всё, что успел пережить.
А на следующий день меня хоронили.
Ещё с утра, завтракая оставленными двумя колосками с молочными, но довольно крупными зёрнами в них, и глядя в сторону своего дома, я отметил во дворе какую-то суету. Старшой и зятья расставляли там столы, сооружали скамьи, а когда распахнули ворота, да так и оставили... Сложное чувство охватило меня.
В этот день я никуда не шёл. Ни есть, ни пить не хотелось вовсе. Лежал в траве, наблюдая редкие облачка, слушал пение птиц, стрекот и жужжание насекомых, лишь изредка бросая взгляды туда, где...
Олимпиада, уйдя от этой суеты, паслась с козлятами у самой границы Скалы. А вечером за ней пришла мама. Нет, она пришла ко мне. И, наверное, к отцу тоже. Потому что где-то здесь и он был, невидимый для меня этими странными пересечениями пространств, сопутствующих каждой отдельно взятой тропе.
Мама долго стояла у границы, наверное, у начала видимой ей тропы, судя по тому, как в какой-то миг потянулась ногой шагнуть, но тут же отдёрнула, отступила. Она смотрела, будто стараясь понять – как, какой тропкой, в каком направлении ушёл я. Потом, покачав головой, перекрестила пространство перед собой и ушла. А я, вскочивший на ноги при её появлении, так и простояв безмолвно, в невысказываемой любви и мольбе, опустился тихо на колени и впервые в жизни – не в Храме, привселюдно-вынужденно, не в маминой комнатке перед иконостасом, походя-демонстративно, но сам, по непонятному движению и призыву собственного сердца, запинаясь, сбиваясь от непривычки, прочитал две молитвы, которые знал. И опять же почему-то робко перекрестился. Впервые наедине с Богом...
А потом ещё долго думал. И пришла мне мысль, что вот теперь я совсем в другой жизни, где всё зависит только от меня, только от моих решений. Что меня здесь ждёт, предугадывать было бессмысленно. Одно знал точно: ничто не заставит меня пойти по любой из этих петляющих троп. И ещё: поскольку «от жизни, от её проблем я сбежал», значит, здесь мне остаётся только одно направление – думать. Других дел и занятий не предвидится, сходить же с ума от такой нелепицы я не собирался. И, уже смелее, я перекрестился, надеясь, что Бог и без молитвы меня понял.
Сказали спасибо (1): snovao
Diogeniya
snovao
Группа: Редакторы
Регистрация: 16.03.2010
Публикаций: 245
Комментариев: 8545
Отблагодарили:1508
* * *
Сначала меня пугало их внезапное появление словно ниоткуда. Потом, подходя к очередной стёжке, я уже был готов к встрече с кем-то, готов был выслушать очередную порцию откровений. И шёл я так довольно долго. В нормальной ситуации, уже давно можно было бы перейти пустырь и выйти на другой стороне его, а я будто топтался на одном месте, хоть и шёл по прямой, а не по кругу. Хорошо, что я успел пережить безумный бег на месте ночь напролёт и даже прощание с мамой. А то бы уже, наверное, начал метаться и выть от безысходности. И всё это вполне сочеталось с самым нормальным течением времени. Хоть часов у меня при себе и не было (думаю, и толку от них было бы ноль), но биоритмы – это вам «не как-нибудь что. Это вам что-нибудь как».
Я продолжал идти по направлению к центру, взяв за ориентир не самый высокий холм, как казалось бы, а тот, почти ровный и даже словно впадиной здесь смотревшийся, что находился действительно в центре. Площадка эта не была идеально круглой, как можно было бы ожидать в аномальной зоне. Нет, лужайка как лужайка. Где-то в ямках, где-то с рядком крепкого пустырника, а по неровному контуру, в ложбинах соединения с соседними холмами, где собирается дождевая вода – местами и рогоз, и камыш растут, осока и прочие кипрейники.
Когда наступила третья ночь моего нахождения здесь, я выбрал пространство нетронутой тропами травы, прихватил пучок желтоватых колосьев, кажется, пшеницы, выросший на обочине одной из троп, расположился на ночлег. Но, пока не сморил сон глубокой ночью, когда, ещё не теряющая своей полноты, луна повисла над городом, смотрел и смотрел. На свою и... соседнюю улицы. На свой дом, видимый даже какой-то частью двора и на крышу за деревьями, на той, соседней улице. И, хоть не так уж долго жил я на свете, вспоминал, чуть ли не час за часом всё, что успел пережить.
* * *
Это был сон. Давний. Даже приблизительно не могу сказать время (дату).
... Я иду по одной из центральных улиц. На ступенях знакомого здания (ныне оно передано-возвращено церкви), сидит человек в рясе с капюшоном на голове, какие можно видеть у монахов католического направления, но не в точности. Я подхожу. Человек поднимается, делая приглашающий жест и, как-то невесомо, скрывается за дверью здания. Я узнаю его. Он настоятель этой, ещё не переданной, церкви. Мне и в жизни, и во сне и нравится, и отталкивает его улыбка. Мне совсем не хочется следовать его приглашению, тем не менее, немного спустя, вижу себя внутри помещения. Оно тёмно, запущено. Несмотря на солнечный день на дворе, на довольно широкие, высокие окна, света здесь нет. Гнетущий полумрак. Настоятель стоит словно на каком-то очень высоком помосте так, что видится в абсолютном центре помещения. По всем стенам я вижу, занимающие всё пространство, иконы и картины на религиозные темы, абсолютно у каждой, будто подвешенная в воздухе, горит лампада, но ни света в храме не прибавляется, ни даже малейшего блика на изображения они не дают.
Я стою, немного пройдя внутрь, и с удивлением всё это наблюдаю. Настоятель, возвышаясь надо мной, говорит что-то строгим голосом, лицо его строго-осуждающее. И вдруг, неуловимым движением головы сбрасывается капюшон. Облик настоятеля трансформируется в облик Христа: иная одежда (как бы заношенная белая), выражение лица из строго-осуждающего преображается в строго-ожидающее. Я дивлюсь такому преображению и нахожусь только спросить нелепое: «Что между вами общего?!»
Христос удовлетворённо кивает. Сон тает.
(из дневника отца)
Это был сон. Давний. Даже приблизительно не могу сказать время (дату).
... Я иду по одной из центральных улиц. На ступенях знакомого здания (ныне оно передано-возвращено церкви), сидит человек в рясе с капюшоном на голове, какие можно видеть у монахов католического направления, но не в точности. Я подхожу. Человек поднимается, делая приглашающий жест и, как-то невесомо, скрывается за дверью здания. Я узнаю его. Он настоятель этой, ещё не переданной, церкви. Мне и в жизни, и во сне и нравится, и отталкивает его улыбка. Мне совсем не хочется следовать его приглашению, тем не менее, немного спустя, вижу себя внутри помещения. Оно тёмно, запущено. Несмотря на солнечный день на дворе, на довольно широкие, высокие окна, света здесь нет. Гнетущий полумрак. Настоятель стоит словно на каком-то очень высоком помосте так, что видится в абсолютном центре помещения. По всем стенам я вижу, занимающие всё пространство, иконы и картины на религиозные темы, абсолютно у каждой, будто подвешенная в воздухе, горит лампада, но ни света в храме не прибавляется, ни даже малейшего блика на изображения они не дают.
Я стою, немного пройдя внутрь, и с удивлением всё это наблюдаю. Настоятель, возвышаясь надо мной, говорит что-то строгим голосом, лицо его строго-осуждающее. И вдруг, неуловимым движением головы сбрасывается капюшон. Облик настоятеля трансформируется в облик Христа: иная одежда (как бы заношенная белая), выражение лица из строго-осуждающего преображается в строго-ожидающее. Я дивлюсь такому преображению и нахожусь только спросить нелепое: «Что между вами общего?!»
Христос удовлетворённо кивает. Сон тает.
(из дневника отца)
* * *
А на следующий день меня хоронили.
Ещё с утра, завтракая оставленными двумя колосками с молочными, но довольно крупными зёрнами в них, и глядя в сторону своего дома, я отметил во дворе какую-то суету. Старшой и зятья расставляли там столы, сооружали скамьи, а когда распахнули ворота, да так и оставили... Сложное чувство охватило меня.
В этот день я никуда не шёл. Ни есть, ни пить не хотелось вовсе. Лежал в траве, наблюдая редкие облачка, слушал пение птиц, стрекот и жужжание насекомых, лишь изредка бросая взгляды туда, где...
Олимпиада, уйдя от этой суеты, паслась с козлятами у самой границы Скалы. А вечером за ней пришла мама. Нет, она пришла ко мне. И, наверное, к отцу тоже. Потому что где-то здесь и он был, невидимый для меня этими странными пересечениями пространств, сопутствующих каждой отдельно взятой тропе.
Мама долго стояла у границы, наверное, у начала видимой ей тропы, судя по тому, как в какой-то миг потянулась ногой шагнуть, но тут же отдёрнула, отступила. Она смотрела, будто стараясь понять – как, какой тропкой, в каком направлении ушёл я. Потом, покачав головой, перекрестила пространство перед собой и ушла. А я, вскочивший на ноги при её появлении, так и простояв безмолвно, в невысказываемой любви и мольбе, опустился тихо на колени и впервые в жизни – не в Храме, привселюдно-вынужденно, не в маминой комнатке перед иконостасом, походя-демонстративно, но сам, по непонятному движению и призыву собственного сердца, запинаясь, сбиваясь от непривычки, прочитал две молитвы, которые знал. И опять же почему-то робко перекрестился. Впервые наедине с Богом...
А потом ещё долго думал. И пришла мне мысль, что вот теперь я совсем в другой жизни, где всё зависит только от меня, только от моих решений. Что меня здесь ждёт, предугадывать было бессмысленно. Одно знал точно: ничто не заставит меня пойти по любой из этих петляющих троп. И ещё: поскольку «от жизни, от её проблем я сбежал», значит, здесь мне остаётся только одно направление – думать. Других дел и занятий не предвидится, сходить же с ума от такой нелепицы я не собирался. И, уже смелее, я перекрестился, надеясь, что Бог и без молитвы меня понял.
* * *
Этот сон пришёл много позже, не так давно. С первых же «кадров» я его сопоставляю с тем, давним. Но какая огромная разница в оформлении!
Я иду по той же улице. Она невероятно преображена реконструкцией: полностью обновлённые фасады зданий, другие, какие-то маленькие, куцые деревья, отчего улица кажется лысой. На дороге уложен новенький, почему-то чёрный асфальт. Впереди – знакомое здание, резко выделяется в обновлённом облике улицы своей древностью. Почему-то это совсем не то строение, которое там на самом деле. Кладка старого камня без штукатурки, очень красивой архитектуры. Я мимоходом отмечаю, что если его очистить, отреставрировать, оно будет несказуемо великолепно. У входа в здание три ступени. Типичные в нашем городе древние ступени: сильно вытертые широкие каменные плиты, тусклые, даже замшелые на стыках.
На ступенях сидит человек в хламиде с накинутым на голову капюшоном. Я знаю, кто это, подхожу спокойно. Он, явно дожидавшийся меня, при моём приближении встаёт, один миг внимательно-пронзительно всматривается в меня, молча кивает, поворачивается к зданию и начинает подниматься по ступеням. Я поднимаюсь следом, ни о чём не размышляя, не пытаясь заговорить.
Ступени длятся и длятся, словно нескончаемы. Человек впереди идёт размеренно, не оглядываясь, но не отрываясь от меня. Я иду так же, не задавая никаких вопросов, не удивляясь преобразованию трёх ступеней в бесконечную череду. Здание почти не удаляется и не приближается, неизменно в облике.
В какой-то миг я всё же приостанавливаюсь, коротко оглянувшись. Ступени бесконечной лестницы видны мне – две впереди ведущего, три между нами и две за мной. Далее внизу, за белёсой дымкой, видна вся жизнь, оставленная за спиной. Я не вглядываюсь туда: последняя видимая ступень внизу начинает растворяться в этой дымке, я продолжаю восхождение, но за это время отстал от ведущего и вижу теперь три ступени под ним и, после дымки, три ступени под собой. Продолжаю идти, не испытывая ни страха, ни сожаления.
Наконец, путь окончен. Мы по очереди входим в здание. Он быстро прошёл вперёд и, когда я оказываюсь внутри, вижу, что Он находится на возвышении посреди здания. Не стоит ни на чём. Посреди – это со всех точек измерения. Пока я оглядываю помещение, отмечая всё ту же запустелость, скрытую под этой запустелостью дивную красоту (сумрачно, своды теряются в более густом сумраке, стены пусты, всё помещение пусто, сквозь узкие стрельчатые окна почти не проходит всё тот же сумрачный свет), Он откидывает капюшон, смотрит на меня сверху, не понукая, не выражая нетерпения. Да, это Христос. Едва я мысленно называю Его Имя, Он преображается: одежды стали белоснежными, лицо просветлело, Он начал излучать сияние, но не сильное, не слепящее.
Мне спокойно. Мне было известно, что это Он.
– Что это за церковь? – задаю вопрос.
– Это не церковь, это Храм, – последовал Ответ.
Я с интересом смотрю вокруг, на Него.
– Почему Ты явился в этом облике?
– В этом облике меня знают все.
– А зачем сперва был настоятель?
Ответа не последовало. Я и так понимаю. Продолжаю рассматривать Храм.
– Этот Храм мы будем реставрировать, – сказал Он. – Раскрыто любящее сердце твоё. И совесть твоя Голосом Божьим провозгласит самостоятельно и властно. Твори. Дерзай!
Я киваю. И, прикидывая, как будет, сердцем тянусь то в одно место на стене, то в другое. В тех местах сразу же возникает свечение, стена обновляется, на её фоне проявляется изображение, равное Христу по значимости и свечению, быстро приближается настолько, что я успеваю отметить, что это – живые облики мужчин, женщин. Все с ровно благожелательными улыбками. Они угасали, едва мой взгляд и притяжение сердца перемещались в другое место.
– Правильно всё понимаешь, – удовлетворённо кивнул Христос.
Я не ужасаюсь предстоящему огромному объёму работы. Мне было достаточно слов «мы будем».
(из дневника отца)
Этот сон пришёл много позже, не так давно. С первых же «кадров» я его сопоставляю с тем, давним. Но какая огромная разница в оформлении!
Я иду по той же улице. Она невероятно преображена реконструкцией: полностью обновлённые фасады зданий, другие, какие-то маленькие, куцые деревья, отчего улица кажется лысой. На дороге уложен новенький, почему-то чёрный асфальт. Впереди – знакомое здание, резко выделяется в обновлённом облике улицы своей древностью. Почему-то это совсем не то строение, которое там на самом деле. Кладка старого камня без штукатурки, очень красивой архитектуры. Я мимоходом отмечаю, что если его очистить, отреставрировать, оно будет несказуемо великолепно. У входа в здание три ступени. Типичные в нашем городе древние ступени: сильно вытертые широкие каменные плиты, тусклые, даже замшелые на стыках.
На ступенях сидит человек в хламиде с накинутым на голову капюшоном. Я знаю, кто это, подхожу спокойно. Он, явно дожидавшийся меня, при моём приближении встаёт, один миг внимательно-пронзительно всматривается в меня, молча кивает, поворачивается к зданию и начинает подниматься по ступеням. Я поднимаюсь следом, ни о чём не размышляя, не пытаясь заговорить.
Ступени длятся и длятся, словно нескончаемы. Человек впереди идёт размеренно, не оглядываясь, но не отрываясь от меня. Я иду так же, не задавая никаких вопросов, не удивляясь преобразованию трёх ступеней в бесконечную череду. Здание почти не удаляется и не приближается, неизменно в облике.
В какой-то миг я всё же приостанавливаюсь, коротко оглянувшись. Ступени бесконечной лестницы видны мне – две впереди ведущего, три между нами и две за мной. Далее внизу, за белёсой дымкой, видна вся жизнь, оставленная за спиной. Я не вглядываюсь туда: последняя видимая ступень внизу начинает растворяться в этой дымке, я продолжаю восхождение, но за это время отстал от ведущего и вижу теперь три ступени под ним и, после дымки, три ступени под собой. Продолжаю идти, не испытывая ни страха, ни сожаления.
Наконец, путь окончен. Мы по очереди входим в здание. Он быстро прошёл вперёд и, когда я оказываюсь внутри, вижу, что Он находится на возвышении посреди здания. Не стоит ни на чём. Посреди – это со всех точек измерения. Пока я оглядываю помещение, отмечая всё ту же запустелость, скрытую под этой запустелостью дивную красоту (сумрачно, своды теряются в более густом сумраке, стены пусты, всё помещение пусто, сквозь узкие стрельчатые окна почти не проходит всё тот же сумрачный свет), Он откидывает капюшон, смотрит на меня сверху, не понукая, не выражая нетерпения. Да, это Христос. Едва я мысленно называю Его Имя, Он преображается: одежды стали белоснежными, лицо просветлело, Он начал излучать сияние, но не сильное, не слепящее.
Мне спокойно. Мне было известно, что это Он.
– Что это за церковь? – задаю вопрос.
– Это не церковь, это Храм, – последовал Ответ.
Я с интересом смотрю вокруг, на Него.
– Почему Ты явился в этом облике?
– В этом облике меня знают все.
– А зачем сперва был настоятель?
Ответа не последовало. Я и так понимаю. Продолжаю рассматривать Храм.
– Этот Храм мы будем реставрировать, – сказал Он. – Раскрыто любящее сердце твоё. И совесть твоя Голосом Божьим провозгласит самостоятельно и властно. Твори. Дерзай!
Я киваю. И, прикидывая, как будет, сердцем тянусь то в одно место на стене, то в другое. В тех местах сразу же возникает свечение, стена обновляется, на её фоне проявляется изображение, равное Христу по значимости и свечению, быстро приближается настолько, что я успеваю отметить, что это – живые облики мужчин, женщин. Все с ровно благожелательными улыбками. Они угасали, едва мой взгляд и притяжение сердца перемещались в другое место.
– Правильно всё понимаешь, – удовлетворённо кивнул Христос.
Я не ужасаюсь предстоящему огромному объёму работы. Мне было достаточно слов «мы будем».
(из дневника отца)
Сказали спасибо (1): snovao
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.
Группа: Редакторы
Регистрация: 16.03.2010
Публикаций: 245
Комментариев: 8545
Отблагодарили:1508
Татьяна, можно вопрос? Это тоже к Вам как-то само пришло? Написать что-то подобное возможно только, прикоснувшись к этому.
Завораживает. Странно: сковывая, что-то в тебе открывает одновременно
Завораживает. Странно: сковывая, что-то в тебе открывает одновременно
"Обычно думают, что стиль — это сложный способ выражения простых вещей. На самом же деле это простой способ выражения вещей сложных."
/Ж. Конто/
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии в данной новости.
Группа: Авторы
Регистрация: 24.08.2013
Публикаций: 185
Комментариев: 346
Отблагодарили:406
Керчь Республика Крым Россия