Нинкины пазлы

Над головою на века
Висят повторные «срока»,
За ними – «полтора аршина»…
Так и работала машина.
А нынче – не прошло ста лет !
Они опять – про пистолет…
Они опять - про дисциплину…
Им всё равно – хоть пулю в спину :
Лишь бы остались на века
Те неподъёмные «срока»…
«Люди холопского звания
–Сущие псы иногда
Чем тяжелей наказание –
Тем им милей господа».
(Н.А.Некрасов.)


Анжерка


Что самое страшное на свете? Из стихий, из данности? Ни цунами, ни землетрясения, ни вулканы – самое страшное и неумолимое – это время. Никого и ничего не пощадит: все разрушит, все сотрет с лица Земли. И лишь человеческий разум, как составляющая самой субстанции времени, может где-то не противостоять, а восстановить; конечно, не остановить время, не повернуть его назад, а приоткрыть туманную завесу прошедшего, если это очень важно.
Для меня почему-то важно: Анжерка меняется. И все больше превращается в город Анжеро – Судженск, а в памяти моей – рабочий поселок с шахтами и пешим народом, с очень плохо одетым народом, голодным, злым, настороженным,- народом сталинских времен, народом послевоенного времени конца 40-х – начала 50-х годов.
Поезд мчится по Сибирской магистрали. Отстоит в Тайге двадцать минут, и впереди, в течении всей моей жизни, начинается самое главное – подступы к Анжерке, к моей малой родине. Замирает сердце, когда за окном вагона мелькнет надпись «Пихтач» (таежная крошечная станция), и вот-вот я увижу анжерские дачки и телевышку. Анжерка разбросана в чаще, в огромной низине. Красные звезды на шахтах приветливо подмигивают мне. Вспоминается кем-то написанный «Анжерский вальс», «заказуха» патриотическая:
Мелькает огнями Анжерка моя,
Заря коммунизма ей светит,
Над шахтами алые звезды горят
И нет их милее на свете….

Не знаю уж, какая заря коммунизма светила автору вальса, но то что, ничего хорошего никому тогда в Анжерке не светило – это точно.
После огромного Новосибирска поражают светящиеся окна домиков, огоньки где-то около земли, а сверху абсолютно черное в звездах небо. Улочки узкие, машин совсем мало и людей не видно. Это в европейской части России «Анжер» ассоциируется с Колымой, для сведующих – часть Сиблага, а здесь в Сибири – просто шахтерский городок, который издавна называли Кузбасской «угляркой».
Углярка – это такая обитая железом яма перед печкой в любом анжерском доме, прикрытая железной крышкой, наполненная углем. Из-под крышки в углярке торчит ручка «шумовки» - совка для угля, тоже сваренного из железа. «Шумовками» мешают уголь с водой, чтобы его в слипшемся виде, если он не «комковой», закладывать в топку печки. Если уголь «комковой» - куски его закладывают в печку без воды. Они раскаляются, раскалываются с синим огнем – печь гудит, теплом пышет во все стороны. Хорошо…Прогоревшую печку «шуруют» железной клюшкой, прочищают чугунную решетку от золы и застрявших комочков породы. Печка готова для новой порции топлива. Уголь здесь – все, и он везде.
Снег зимой черный от угольной пыли, да еще посредине улиц кучи золы: все выносят золу на улицу, чтоб весной не утонуть в грязи, тоже абсолютно черной, угольной. Пятки у народа летом черные, глянцевые от одной прогулки по городу, а в домах хоть мой пол, хоть не мой – в белых носочках ходить не стоит.
Населения – всего тысяч двести. Это в лучшие времена, но «лучшими» эти времена вряд ли когда были. Нет, однажды городу повезло: сказали, что Путин приедет на день шахтера – главный анжерский праздник. Со всей области навезли умельцев: всем миром драили город! Какой асфальт положили – шелк! Фонтанов понаделали несколько штук. На Горячке (то ли речка, то ли «говнотечка») и то фонтан забил. Заборы покрасили. Самые позорные дома закрыли зелеными сетками, вроде стройка там кипит. Где уж совсем ничего сделать невозможно – цветочки нарисовали на штакетнике вокруг огородов. Зато из чугуна такие лавочки – скамеечки отковали, все в завитушках! Чтобы этот дикий народ не пакостил, камеры наблюдения везде поставили. Хотя, если честно сказать, народ и сам был в восторге от преобразившегося города и пакостить никто не собирался. Но это уже новая история Анжерки.

А я еду не в новую историю – я еду в свое детство – в 50-е годы 20 века, в ту Анжерку, где родилась, где прошло мое детство, где рождались мои мечты, где были живыми мои мама и папа, где росли мои братья и сестра, где вся моя будущая жизнь определялась именно тем, что я родилась в этом Богом забытом месте, в моей любимой Анжерке. И книжка эта – вовсе не книжка, а страницы воспоминаний, залитые слезами счастья и горя, потому что нет уже в живых никого, о ком я пишу, называя вовсе не вымышленные имена и фамилии, а те самые – настоящие, которые я сама не забуду и не хочу, чтобы они ушли в небытие. Долг? Слишком высоко. Просто память…

Заваленная по самые крыши снегом, Анжерка откапывалась своими силами. Дома к весне исчезали за огромными, выше человеческого роста снежными горами. По виду эти снежные завалы – как слоеные пироги: слой черного снега, слой белого; внутри этих сугробов ребятишки рыли «окопы». Рыли как заправские шахтеры (отцы, кстати, часто помогали): укрепляя стены ходов досками и «горбылями». Горбыли – Крепежный лес. Правда, все знали, что в шахте что-то еще зовется «горбылем».
- Мы сегодня за полсмены горбыль взяли….
Обычная фраза в отцовских беседах. Замер какой-то. Но детям этот «горбыль» до лампочки, они доски с корой «горбылями» называют. Подпирать кровлю надо стойками. Правда, хорошенькие ровные стойки можно увидеть в штабелях на шахтовой территории – их трогать нельзя. А в «окопах» на стойки идет люба палка. Игра опасная, но не опасней, чем в шахту спускаться.
Шахта «9/15» привычная с детства. «Породой» называют огромную черную гору на каждой шахте. На шахте «9/15» лучшая на свете «порода»: по ней бегают вагонетки до самой вершины, там ходят человечки не больше куколок, на ней есть цепочка огней, которая не гаснет до утра... Но самое интересное, когда в грозу «порода» горит. Матери пугаются, боятся, что загорятся дома. Дома и, правда, горели, но это у самой шахты. А до улицы Южной долетали только щепки и камни, когда на «породе» грохотали взрывы.
Жалко, что «порода» горит не часто. Еще на шахте есть высоченная вышка с колесом. Говорят, что это такая большая «тягалка», которая из-под земли тащит клеть с шахтерами. Сейчас бы объяснили – «лифт» да и только, но правильно-то «клеть»! А тягалками тянут вагонетки с углем. Да и вагоны на поверхности тоже чем-то тянут – все же видели. И вовсе без паровоза. Бегать на шахту родители не велят, но вот в школу ходить можно. Да и то сказать, не кругом же ходить: если с Южной идти в школу №11 – через шахту ближе.
Прошел шахту и ты уже в центре города. А там-то и есть все самое интересное: улица Ленина, Дом Советов, Дом Культуры, и во все времена лучшая в городе школа №11. Да мало ли что – все там есть.

Была мечта у каждого ребенка: вот были бы в Анжерке трамваи… Никто их с роду не видел: взрослые рассказывали. В Кемерово были трамваи, в Новосибирске были. Да где это Кемерово? Где Новосибирск? Говорят, что трамваи по рельсам ходят, как вагонетки, только вагончики не маленькие, и в них люди ездят. А тут и автобусов-то никогда не было. Вечно пешком, вон и на горбольницу пешком, зубы дергать. А ноги маленькие так устают. И к матери на ручки попроситься стыдно: у нее вон какой большой живот, ей и так тяжело наверное. А сама и не догадается на ручки взять. Слезы сами катятся из глаз, ведь зуб выдернули… Харкнешь кровью от досады и дальше пешком, ножками – ножками. Тротуары деревянные, вечно с дырками, того и гляди – все ноги переломаешь…
Далеко до улицы Южной. Да надо за мамой успевать: опасно везде. Ведь Анжерка вся в тюрьмах да колониях, зэков полно за каждым кустом… А улица Южная – лучшая на свете. И росли там, как и во всей Анжерке, дети бывших военнопленных, отбывавших наказание за плен, дети уголовников, для которых Анжерка была родным домом, дети репрессированных со всей страны, переселенцев из окрестных обнищавших и разоренных деревень. И не удивительно, что в школе преподавали бывшие ученые, а в народном театре режиссерами бывали артисты из Москвы и Ленинграда. Одно удивительно – в этой грязи вырастали очень красивые дети, очень умные дети, а главное, ничего не боявшиеся дети. Вырастали и почти все уезжали. Томск рядом, Новосибирск рядом – учись, не ленись. Но и не забывай, что ты родился в городе Анжеро – Судженск. А название, говорили, от французской провинции Анжер, вроде как инженер, открывший уголь и основавший когда-то анжерские копи, был французом. Но мало ли что говорят…