Детектив не по правилам

Греция Июль 2011
За десять лет, которые прошли после приезда сюда, Никос Ставрос превратился из полунищего репатрианта, быстро проевшего и прокутившего деньги, собранные ему в дорогу многочисленной роднёй, в довольно обеспеченного человека, имеющего неплохую по нынешним временам работу и живущего в небольшом, но красивом особнячке на краю Пирея почти у самого моря. Ничего, что особняк пока съёмный, придёт время, когда Никос подкопит денег, купит что-нибудь поприличней и тогда уже вызовет родственников, до сих пор живущих в России, в Краснодарском крае.
Перед репатриацией на историческую родину, Никос получил довольно неплохое образование – окончил институт иностранных языков. Впрочем, к изучению языков он всегда относился трепетно, и они давались ему легко. Русский язык был языком общения на улице и в школе, греческий – родители никогда не забывали его, и Никос разговаривал на нём дома. Среди соседей было полно украинцев, армян и даже немцев, и Никос всегда с интересом вслушивался в незнакомые слова, быстро запоминал их и вскоре уже сам складывал незнакомые слова в предложения. Ни к чему другому, кроме изучения языков, его не тянуло, и после школы он категорически заявил, что поедет в столицу в самый лучший институт, где продолжит изучение языков. Скуповатые родители, конечно, очень не хотели отпускать юношу в свободное плавание, но после нескольких скандалов смирились с тем, что никуда не деться и проводили сына в дорогу, уже догадываясь, что в следующий раз увидят его очень нескоро.
В столице Никос – или, как его стали там называть, Ника, - со второго раза всё-таки поступил в институт и принялся изучать английский язык, а в придачу к нему арабский. И не прогадал. Конечно же, учителем в школе становиться он не собирался, хотя впоследствии, помыкавшись в Греции без работы, он пытался устроиться в школу, где его как раз и подвело не очень хорошее знание родного греческого литературного языка. Ему хотелось стать переводчиком, сопровождать дипломатов, участвовать во всевозможных мероприятиях и презентациях, ездить по заграницам, а главное, стать человеком, которому завидуют.
Ему и в самом деле везло, но львиная доля в этом везении принадлежала всё-таки не случаю, а его трудолюбию и настойчивости. Если бы не одно маленькое «но» - всепоглощающая тяга к женщинам, без которых от не мог обходиться, - он бы, наверное, достиг заоблачных высот и непременно работал бы переводчиком у первых лиц государства. Однако… он был Никосом Ставросом, Никой-бабоукладчиком, как его в шутку называли друзья, и ему это сильно мешало, хотя многие ему, наверное, и втайне завидовали.
С развалом страны, когда налаженный быт и налаженные связи стали рушиться даже скорей самой державы, его финансовое положение пошатнулось. Нет, переводческой работы не стало меньше, а наоборот больше, потому что в столицу потянулись бизнесмены и прочий мутный люд из-за границы. Но Ника остро почувствовал, что смотрят на него уже не так уважительно, как прежде, а его постоянные поиски друзей-арабов – порой богатых шейхов, а порой и маскирующихся под богачей проходимцев, - поглядывают и вовсе с подозрением. Но Ника чувствовал коньюктуру: арабы охотно платили деньги, но только за реальные вещи. И он становился не только переводчиком, но и помощником в коммерческих делах, а кроме того, знал, где найти покладистую девочку для утех, притом не какую-нибудь уличную шлюху, каковых полно повсюду, а именно человека, за приятное общение с которым ему тоже перепадёт кое-какой гонорар.
Нестабильность Ника не любил, хотя и был в душе авантюристом – мечтал о том, что когда-нибудь ему обязательно повезёт по-настоящему, и он тогда продаст душу чёрту, но сорвёт крупный куш, а там хоть трава не расти. Но случай этот должен быть верным и, по возможности, не криминальным. Напялив белый фрак, с дорогой сигарой в зубах и стаканом хорошего коньяка в руке, он отбудет на родину предков, чтобы жить на берегу какого-нибудь тёплого Эгейского моря, вволю жрать маслины и прочую экзотическую зелень, слушать медовые звуки бузуки и спать с темпераментными красотками-гречанками… Хотя последнее и не так актуально – ему нравятся любые девушки, лишь бы были приятными на лицо, добрыми и без предрассудков.
Родина предков – это, конечно, идея интересная. А что тут такого? Вон, все бегут из России – евреи в Израиль, немцы в Германию, да и греки не отстают. Быть патриотом – ныне занятие малопочтенное, и в цене лишь то, что приносит доход. Есть, конечно, люди, которые умудряются продавать свой патриотизм, но для этого нужен совсем иной склад характера, не такой, как у Ники. Он бы давно уже отбыл в Грецию, да и родители не возражали, но он был прагматиком и понимал, что ехать без гроша в кармане глупо. Израиль, Америка, Германия – там хотя бы можно пошустрить и что-то придумать, а вот Греция с её экономикой и безработицей… Нужно сделать задел ещё до отъезда. Но как это сделать, он никак не мог сообразить.
Да и посоветоваться было не с кем. Разве что с Хамидом, богатым иорданцем, частенько наведывающимся в Москву по коммерческим делам и каждый раз приглашающим Нику для переводов днём и увеселительных мероприятий вечером. Нике нравился этот почти европейского вида человек, не чурающийся выпить водки в тёплой компании, а что касается девочек, то он вполне мог дать фору неутомимому греку. В отличие от остальных арабов, скуповатых и придирчивых, он был хлебосолен и щедр, и Нике очень нравилось, когда за помощь в успешных деловых переговорах сверх обещанной суммы он выдавал приличные бонусы. Занимался Хамид экспортом автомобилей, а в России закупал дешёвые запчасти к ним. Бывал он в России часто, и, в конце концов, между ним и Никой установились отношения почти братские: перед выездом он всегда звонил Нике, и тот мчался в аэропорт встречать друга, а те несколько дней, что Хамид проводил в Москве, он почти не отпускал его от себя. Несколько раз Ника в порыве откровенности даже делился своими планами отъезда на историческую родину. Хамид внимательно выслушивал его, кивал головой, непонятно одобряя это или нет, но до поры до времени ничего не говорил. А однажды всё-таки сказал:
- Понимаю, брат, твоё желание находиться среди соплеменников – это достойное мужчины желание. Глупо изображать из себя страуса и прятать голову в песок, потому что родине, как и женщине, нельзя лгать – она это обязательно поймёт и осудит тебя. Но сам себе ответь на вопрос: где всё-таки твоя родина? Там, где могилы твоих далёких предков, или там, где тебе хорошо сегодня?
Ника сразу обратил внимание, что Хамид проговорил эти слова уже без своей обычной усмешки, а серьёзно и даже как-то сурово. В тот раз Ника ничего не ответил, потому что и сам не знал, что сказать.
А когда дела пошли совсем плохо, и кроме редких заказов Хамида больше не стало никаких других источников заработка, он твёрдо решил, что уедет, и в самом деле отправился в греческое посольство за визой. Оформление прошло быстро, никто никаких препятствий ему не чинил. И только когда в его паспорте появился заветный штамп, Ника всерьёз задумался о своей судьбе. Слова Хамида постоянно всплывали в памяти, он прокручивал их в голове, перекатывал во рту, словно камешки, и пытался отыскать спасительную фразу или хотя бы слово, чтобы успокоить себя и утвердиться в правильности выбора. А уверенности как не было раньше, так и не было сейчас.
Чего он добился в жизни к своим тридцати годам? Чем он может быть интересен и полезен людям, жить среди которых собирается в будущем? И как он собирается вообще жить? Памятью о могилах предков? Кто его предки – Гомер, Аристотель, Сократ? Глупости какие-то… Ему и в России, по сути дела, неплохо живётся, а настоящие предки его похоронены там, где живут родители. Но здесь день ото дня становится хуже. Нет, он никогда не опустится до работы на стройке или за прилавком. Прозябать на нищенское пособие безработного – вообще уму непостижимо. Нужно что-то срочно предпринимать, и если тут не получилось, то необходимо перебраться туда, где всё можно начать с чистого листа…
И хоть эта мысль была ненадёжной и зыбкой, он ухватился за неё, как за соломинку, и стал раздумывать дальше – как употребить свою энергию и предприимчивость уже в Греции. Так ничего и не решив, Ника успокоил себя тем, что время покажет, на что он способен, а случай, о котором он не переставал мечтать, обязательно подвернётся. Он в этом абсолютно уверен. Единственное, что необходимо, - это быть жёстким и настырным, и если понадобится, то пойти по головам. Иначе ничего не добиться.
Переезд в Грецию прошёл быстро и без потрясений, которые всегда испытывают эмигранты поначалу в новой стране. Деньги у него пока были, и он даже прикинул, что их хватит минимум на полгода беззаботной жизни, а за это время он обязательно что-то придумает. Переводчики везде требуются, а он прекрасно знает английский, арабский, да и русский наверняка может понадобиться, ведь всё больше богатых туристов из России приезжает греться под ласковым греческим солнышком, сфотографироваться на фоне легендарных руин, расстаться с тысячей-другой баксов…
Он даже позвонил по международному телефону Хамиду, чтобы напомнить о себе и, на всякий случай, прощупать, не потребуются ли его услуги здесь, в Греции, однако иорданец на этот раз разговаривал с ним сухо и без интереса. В итоге Ника понял, что никаких проектов в Греции у бывшего приятеля нет, посему и сам Ника ему больше не интересен.
- Чёртовы арабы! – ругался он, сидя на открытой террасе пирейской таверны рядом с домом, в котором снимал комнатку поначалу. – Относятся к тебе хорошо лишь до тех пор, пока ты им необходим. А потом плюют на тебя, как на паршивую собаку! Ничего, запомним это и ответим при случае тем же. Хотя… был бы я на его месте, как бы я поступил? Продолжал бы общаться с тем, кто мне уже абсолютно бесполезен? То-то и оно.
И хоть он больших надежд на Хамида не возлагал, понимая, что здесь у него уже нет таких возможностей, как в Москве, всё равно было обидно. Хотелось верить, что они почти друзья, а выходило, что никакой дружбы между ними никогда не было.
А со временем Ника позабыл свои обиды. Вокруг него было столько нового и интересного, в чём ещё предстояло разобраться, что дух захватывало. Поначалу ему казалось, что если он грек, то для него не будет никаких проблем в общении с соотечественниками. А вышло совсем иначе. Соотечественники были шумными и восторженными, как дети, сентиментальными и бесконечно говорливыми. Первое время Ника наслаждался открытым общением на родном языке, но скоро стал уставать от пустого, ни к чему не обязывающего трёпа. Самое лучшее время для него было –послеобеденная сиеста, когда улицы пустели, и можно было в одиночку посидеть в полупустой таверне, лениво потягивая через соломинку фрапэ – кофе со льдом и с сахаром. Он размышлял и всё никак не мог понять: как это никто из окружающих его людей даже не задумывается о том, что будет завтра? Все просто существовали – кто-то побогаче, кто-то победней, и никого не заботил завтрашний день. Если он будет такой же, как сегодняшний, который похож на вчерашний, да и в будущем вряд ли что-то изменится – стоит ли нарушать годами заведённый распорядок вещей? Стоит ли мудрить?
Нике не хотелось становиться обывателем. Ему даже не хотелось этого благословенного ленивого послеобеденного ничегонеделанья, ведь он знал, что где-то идёт совсем другая жизнь – полная приключений и встреч с интересными людьми, открытиями новых стран и романов с прекрасными женщинами, то есть жизнь, о которой он не переставал мечтать. А здесь был тупик, в котором можно навсегда завязнуть.
Целый год он искал работу переводчика, но так ничего приличного и не нашёл. Почти все здесь говорили на сносном английском языке, русский тоже понимали многие, а арабский, может, и требовался где-то, только найти такое место не удавалось. Время шло, но для него, казалось, всё остановилось. Растратив почти все свои сбережения и почувствовав, что так можно совсем скоро оказаться и на улице, Ника устроился в небольшую туристическую компанию, которая принимала и развозила по отелям и экскурсиям туристов из заграницы. Как правило, его отправляли сопровождать русскоговорящие группы, и это давало достаточно стабильный доход, на который он смог снять уже более приличное жильё на берегу моря в районе, где обитают люди среднего класса.
Жизнь потихоньку налаживалась, но не такого ему хотелось. Он ждал случая, который в корне и сразу перевернёт это скучное и сонное до вывиха скул существование. Даже женщины, которых он изредка приводил домой и оставлял до утра, не доставляли ему прежнего удовлетворения. То ли возраст давал себя знать, ведь он был уже не двадцатилетним жеребцом, не пропускавшим мимо себя ни одной юбки, то ли пора было и в самом деле обзаводиться настоящей семьёй, но вот этого-то он как раз совершенно не хотел. Завести сейчас семью – это погрузиться в ежедневные мелкие хлопоты и, по сути дела, примириться с существующим порядком вещей. Тогда не останется ни времени, ни сил на что-то большее.
Каждый раз, когда женщина, утомившись, засыпала, он почти всю ночь не смыкал глаз, лежал на спине и глядел в потолок, выкуривая одну сигарету за другой, и ему эта комната казалась чужой и неприятной, будто он вторгся в чью-то чужую незнакомую жизнь. Стены, мебель, ваза с фруктами на столе, пепельница с окурками у кровати – всё это становилось незнакомым и даже враждебным. Одиночество и жалость к себе тяжёлыми дымными клубами обволакивали его, и он понимал, что ничего другого этот неласковый мир ему предлагать пока не собирается. Да, этой жизнью можно кое-как жить, но… хочет ли он этого?
А утром он вставал, выпроваживал подругу и бежал встречать автобус с новой группой из аэропорта. Весь день он катался с группой по историческим местам, переводил стандартные фразы экскурсоводов, и не оставалось у него времени на размышления. Однако к концу дня, когда работа заканчивалась, он нехотя возвращался домой, где на него с новой силой обрушивались одиночество, от которого не спасал ни коньяк, ни анисовая водка. Сидеть в таверне, тупо следить за бесконечным баскетболом на экране подвешенного к потолку телевизора и беседовать о каких-то пустяках с завсегдатаями ему надоело до чёртиков.
Он рассматривал свой лицо в зеркале и печально отмечал, что прежнего румянца уже нет, в глазах исчез всегдашний юношеский огонёк, а в мохнатых бровях, сросшихся на переносице, появились первые сединки. А ведь ему ещё и пятидесяти не стукнуло! Он и сам не заметил, как в бесплодных мечтах прошло время, которого, как ему всегда казалось, впереди немало. Он по-прежнему ходит энергичной походкой уверенного в себе человека, не знает отказа у дам, на которых кладёт глаз, и многие знакомые завидуют его независимому положению. А что – у человека постоянная работа в туристическом бизнесе, на котором не отразится никакой кризис, никому ничего он не должен, а если нет пока семьи, так всё зависит только от его желания. Что ещё надо для спокойного и уверенного существования?.. То-то и оно, что, на первый взгляд, у него есть всё, что нужно простому обывателю, а на самом деле нет главного…
Что касается дам, которых он с завидной регулярностью укладывал себе в постель, то и здесь он почувствовал некоторые перемены. Перестали ему нравиться юные и румяные девицы, пока что неопытные в любовных утехах, зато очень быстро постигающие с ним высокое постельное искусство. О чём с ними говорить, если в их юных глуповатых головках только безудержный секс, большей частью почерпнутый из порнушек, компьютерные игры и фильмы с монстрами и целлулоидными героями? Ну, ещё несколько евро, обещанных этим мрачноватым и загадочным дядькой! Ника и сам не заметил, как ему стали больше нравиться женщины среднего возраста, не такие поспешные в любви, но более обстоятельные и постигшие ещё до встречи с ним таинства этих чудесных и таких сладких любовных игр…
На эту женщину он обратил внимание случайно, когда сопровождал группу из России, приехавшую откуда-то с Урала. Как всегда, он находился рядом с гидом, заученно переводил его слова, почти не вслушиваясь в них, и безразлично поглядывал на толпу туристов с их фотоаппаратами и кинокамерами. Каждому не терпелось сняться на фоне великих эллинских древностей, захватить на память камешек от руин Парфенона, погладить ладонью величественные колонны, простоявшие столько тысячелетий. Лишь эта женщина скромно стояла рядом с гидом, вслушиваясь в гортанные звуки непонятной греческой речи, а потом поднимала взгляд на Нику, который жестом останавливал гида и не столько переводил, сколько сам рассказывал о достопримечательностях, о которых мог рассказать не хуже любого университетского профессора.
Наконец, когда экскурсия подошла к концу, туристам дали время самостоятельно побродить вокруг, и Ника вместо того, чтобы отправиться с гидом пить кофе, пошёл рядом с этой женщиной, которая, оказывается, была в поездке совершенно одна и с удовольствием приняла в спутники симпатичного переводчика.
Сперва они шли молча, а потом Ника вежливо поинтересовался:
- Как вас зовут?
- Светлана, - охотно ответила женщина. – А вас?
- Никос.
- Красивое имя. – Женщина замолчала, а потом сказала: - Здесь всё такое красивое – и города, и природа, и небо, и люди…
- Вы в этом уверены? – усмехнулся Ника. – Ведь вы так мало ещё видели Грецию.
- И всё равно мне здесь нравится. Не то что у нас…
- Хотите, Светлана, - вдруг решился Ника, - мы с вами поедем в Пирей – я там живу, - и посмотрим порт, а вечером поужинаем в рыбном ресторанчике. Туда туристов почти не возят, и вам будет интересно посмотреть, как живут простые греки…
- А можно?
- У вас сегодня после обеда свободное время. Вот и поедем. У меня машина возле отеля…
Обедали Ника вместе с туристами. Но со Светой они сидели за разными столиками. И лишь когда старший по группе объявил, что после обеда все могут отправляться по магазинам и на прогулки, но к утру чтобы были, как штык, на завтраке, Ника подошёл к Светлане и заговорщически шепнул:
- Ну, едем? Я вас украду незаметно, чтобы никто не заметил.
- А если меня хватятся?
- Скажем потом, - Ника широко улыбнулся, - что вас брал в заложники Усама Бин-Ладен! А потом вернул…