Платьице - зеркало - космос

Платьице – зеркало – космос

В субботу 22 апреля на детсовет созвали всех: и старших, и средних, и младших. И подарки на день рождения Ленина вручали не «весенним» (у кого день рождения весной), а если заслужил. Таня («осенняя») учится лучше всех в детдоме, и Лена Крохинова – старшая, председатель детсовета – её первую вызвала. У Тани лицо запалило и не чувствовала, как прошла между всеми, и взяв подарок (свёрток в кулёчной бумаге), воротилась на своё место, к младшим. Стушеваться бы, но много глаз уставлено на неё и свёрток. А Оля Беляева (её второй вызвали и вручили простые чулки) – с завистью.
Когда отпустили с детсовета, побежали Таня, Наташа Михайлова, Лена Попова в спальню. Ещё средние девчонки приспели, Любка Сидоркова и Надя Измайлова. Таня вытряхнула на кровать подарок. Воротничок, пуговички… Платьице! И не со склада, а из магазина, с биркой, где размер и цена! Когда такое было? Чтоб выдали Дине Николаевне денег, чтоб в магазин пошла, чтоб купила?..
Таня надевает платьице (бирку не отрывают), и то – не осознаваемое ещё – чувство, что она будто не из детдомовских младших, а другая (особая) возникает в ней и переполняет. Она смело подбегает к шкафу, где внутри на дверце зеркало и смотрит на себя – при всех. Видит брови (дужками), глаза (с искорками), воротничок (круглый), белые пуговички на розовом платьице. Любка Сидоркова подбежала тоже, мелькнула в зеркале – отпрянула, застыдившись детдомовского. И Таня (будто не она, а незнакомая девочка) смотрит на себя в зеркало. И не обозвали её воображулей (Неужели из-за платьица?). Она нравится себе (Да она ли это?).
Старшие девчонки позже, когда она уже в кровати, велят подняться и опять примерить. Шеф Галя Мухина отрезает бирку (Тане спрятать в тумбочку). Таня надевает, старшие обсуждают (но к зеркалу нельзя!).
Галя Мухина велит, чтоб завтра Таня и в группу надела, и говорит, что погладит сама. На неё вытаращились. Галя не как другие шефы, говорит, что не лакей тут, чтоб прислуживать за младшей. А теперь? Неужели из-за платьица?
В своей кровати, накрывшись с головой, Таня пытается вспомнить своё лицо (Ведь и фотография висит на доске почёта, и такие же фотки у Гали Мухиной в тумбочке), но расплываются будто черты. А если встать, подойти к шкафу (мимо трёх других кроватей), открыть дверцу… То, что миг назад (кажется, что миг!) она сделала так стремительно и просто, теперь… Теперь уже и свет в спальне выключен…. В двойной – 1) спальня тёмная, 2) с головой под одеялом) – темноте она опять – Ордина Таня, детдомовская младшая, 2-ой класс, 9 лет. К зеркалу нельзя!

Утром Галя Мухина нагладила платьице (и даже Танину школьную форму!). Таня, непохожая на всех, идёт в группу. И смотрят. И Таня ощущает взгляды, будто касания. И хочется летать. Как во сне. Или как ласточка-береговушка.
– Кукла есть в магазине – вылитая Таня Ордина! – говорит Дина Николаевна. И говорит, что хотела купить куклу, но отложила до следующего раза (ведь Таню всегда будут премировать!).
Мысль о кукле, похожей на Ордину, толкает младших и средних к зеркалам и фотографиям – всего мало. Средние мальчишки нашли в тёмной гардеробной, уставленной шкафами осколки зеркала, и притащили к младшим. Да ещё заманивают в темноту девчонок (якобы там целое, большое, зеркало). Таня страшится смотреться в осколок (и края в грязных подтёках), как будто кто-то оттуда ткнёт. А когда Лена Попова позвала посмотреть, Таня взглянула. Увидела нос и лицо Лены – ничего удивительного, без всякого зеркала видно. Как и Наташу Михайлову, и Лиду Батогову, и других. Всех Таня знает по внешности, а себя только изнутри…
Тут Серёжка Большаков порезался. Кровь! Кровь! Дина Николаевна всполошилась – отобрать осколки. Да где ей! И помчалась за подмогой к старшим. А у тех своя новость: в космос! Космонавт Владимир Комаров! Второй раз полетел! Полетел Комаров! Комаров в космосе!
Младшие не понимают, какого дивья. Они не родились ещё – спутники уже вовсю пикали. Гагарин полетел – им в дошкольнике по радио включали. Экое дивьё!
…Дина Николаевна, которая замучилась сегодня, что никакого терпенья на них не хватает, приносит из средней группы книжку о космонавтах. Таня книжки любит. Долго смотрит на фотографии, особенно где Комаров с дочкой. Понять: вот Комаров – космонавт, вот дочка, зовут Ира. Вот космонавт Владимир Комаров улыбается Ире, а Ира говорит ему: папа. Папа, папа, папа. Ира говорит: папа. Понять! Папа и дочка. Дочка и папа! Таня всматривается в фотографию. Как будто хочет проникнуть внутрь неё. К ним, Космонавту и Дочке. Понять!
Тут дежурные кричат, чтоб шли на ужин. И оказывается, что не было на пекарне серого хлеба – на ужин сайки.
Сайки! Платьице! Космос! Комаров и дочка Ира!
И что там Оля Беляева, которой подарили чулки, косится? Таня не виновата!
До ночи в спальне старшие девчонки спорят, кто лучше: Владимир Комаров или Юрий Гагарин. Таня, с головой под одеялом, воображает про их дочек. Сначала Ира говорит космонавту Комарову: «папа, папа, папа», а потом Лена говорит космонавту Гагарину: «папа, папа, папа». Чувствует, что слово «папа» может отзываться сладко и мягко (сайки!) внутри, в животе (или в сердце?).
…В понедельник после уроков (Таня, Лена Попова и Наташа Михайлова) зашли в магазин – смотреть куклу. Кукол много разных. Одна, большая и нарядная, стоит на самой верхней полке. Чуть ниже – поменьше, но тоже глаза открываются-закрываются и вякает («мвя» – мама?). Ещё ниже ряд кукол попроще. А самые простые (несколько одинаковых) в беспорядке усажены на угловой нижней полке. Таня видит, что она не похожа на самую большую и нарядную куклу. И вторую, кажется, тоже. Опять чувствует, что не знает своё лицо.
– Может, вот эти? – спрашивает нежданно взявшая Любка Сидоркова.
Тане не хочется, чтоб «эти» (самые маленькие на угловой полке) на неё похожи, и она решительно уводит девчонок.
Доска почёта в коридоре напротив канцелярии. Таня вспрыгивает на стул, лицо близит к фотке – девчонки сверяют, похожа ли она (и на куклу тоже).
В группе Дины Николаевны нет, но лежит книжка о космонавтах. Таня опять смотрит фотографии в книжке, где космонавты и их дети. Вдруг высказывает тайное. Что вот бы Иру Комарову в детдом. Она подходит к ним в группу. И даже бы платьице отдала.
– У неё папа, мама, – говорит Лена Попова. – И брат Евгений.
– А если Комаров взорвётся? – быстро выговаривает Таня.
Чувствует, что сказала то, что нельзя. Чувствует, что то, что у ней само сказалось, она не понимает. А другие три девчонки, которые сейчас в группе? (Сашка Большаков не в счёт – ему всегда пофиг веники). Лена Попова? Любка Сидоркова? Наташа Михайлова? Они понимают?
Наташа Михайлова, которая с Таней из одного дошкольника и даже из одного детприёмника, не внимает. Сидит за своим столом. Копается, будто единоличная.
Любка Сидоркова, 4-ый класс, почти что средняя, и с Таней на зло спорит, говорит:
– Так и что, что взорвётся? Москва – большая, раз столица. Там детдомов должно больше.
Лена Попова, у которой мама почти что давно умерла, а в Вологде остался отец, краснея лицом, и ушами, и шеей, говорит:
– Если мама живая, то не в детдом, а с мамой.
И Таня опять говорит. Сначала молчит, а потом говорит. Но не как всегда. Неуверенно теперь говорит:
– В детдоме ведь государственные. Совсем. Полностью. Значит… в детдоме лучше.
И тут Оля Беляева, вся радостная, вводит двух взрослых. Может, проверяющие? Спрашивать приехали, как живётся «государственным»? Таня, за воспитательским столом, тут же навострилась хорошо отвечать.
– Ну-ка, что за вображуля у малышни завелась? – спросила одна из двух.
И теперь все узнали их. Это никакие не проверяющие, это бывшие. Это приехали бывшие. Люся Лебедева и Толя Могутова. У них отпуск на работе. Они и дошкольник проведывали. И Люся Лебедева считает Олю Беляеву за сестрёнку. Потому что похожи. (И воспитательница Лада Михална поддакивала, что Оля стокапельно маленькая Люся Лебедева.)
А Любка Сидоркова, когда узнала Люсю Лебедеву (шефом была у Кати Егоровой, которая потом была шефом у Любки), побежала к ней в руки. Ещё Наташу Михайлову, у которой шефом была Света Сулейманова, у которой шефом была Толя Могутова, тоже позвали. И ушли вместе. А Таня и Лена Попова остались в группе (ещё и Сашка Большаков).
…А вскоре Любка прибежала, что Таню на суд. И Лена Попова тоже идёт. И Сашка Большаков (не веришь, спроси у старших ребят).
– Ордина, тебе бойкот присудят! – язвит Любка, пока бегут в спальни. И школьная форма вдруг колет шерстинками. Как будто кожи нет.

В спальне на кровати платьице. И чувствуется, что Оля Беляева его только что сняла. Таня устремляется к нему. Но бывшие – Люся Лебедева и Толя Могутова – останавливают. Говорят, что никакой вовсе не суд, что Любка напутала. И старшим (старшие ещё не пришли из школы) скажем, что никакой не суд и не бойкот.
– Только ты скажи, – настырничают Люся Лебедева и Толя Могутова. – Зачем ты хочешь, чтоб Комаров взорвался?
Таня не смотрит на Любку-предательницу. Не смотрит на Наташу Михайлову. Ни на кого. В пол.
– Может, ты не говорила про это?
Таня не знает. Говорила она про это. Или не говорила. Нет. Не знает, нет. Нет, она не хочет, чтоб ракета взорвалась. Нет, не представляет в своей голове, как ракета взорвётся. Да, она знает, что ракета не бомба. Бомба взрывается грибом, а у ракеты горит прямой хвост, чтобы ей лететь в космос. Да, знает.
– Значит, ты хочешь, чтоб дочка космонавта Комарова в детдом? – спрашивают Люся Лебедева и Толя Могутова. – Говорила такое?
Любка Сидоркова подтверждает: говорила. Лена Попова подтверждает. Наташа Михайлова подтверждает. Только от Сашки Большакова не добиться.
– Ты хоть понимаешь, – спрашивают Люся Лебедева и Толя Могутова, – что у космонавта дочка не может попасть в детдом?
Таня, детдомовская младшая, 2-ой класс, не понимает. Дурочка ещё, видать, хоть и отличница.
– Ещё Ордина говорила, что платьице отдаст, – доносит Любка.
Бывшие обращают внимание на платьице. Заставляют Таню примерить. Таня надевает – ей неловко под чужими взглядами, стыдно, сутулится. А они говорят, что хорошо сидит, что Люся Лебедева Оле Беляевой тоже в следующий приезд купит. Говорят, что у космонавтовских детей всего хватает. Говорят, что хоть Таня не понимает, что хоть самого главного ещё не понимает, но молодец, что не жадная.

…На другой день бывшие убыли в свою взрослую жизнь – в Иваново. А на самоподготовке объявили вдруг (из радио узнали), что космонавт Комаров погиб – сгорел в ракете.
Старшие девчонки плачут. И средние сообщают младшим, что старшие плачут. И некоторые бегут смотреть в старшую группу, как плачут.
А платьице Таня не додумалась, чтоб самостоятельно стирать, так испортилось. В прачечной вскипятили в котле вместе с другими.