ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА – НЕ ПОСЛЕДНЯЯ…

…Первая женщина!..
Зыбкий ли образ или яркая вспышка в памяти, незаметный след или глубокие шрамы на всю жизнь, один тихо улыбнется, другой поморщится как от зубной боли, третий покраснеет от стыда, четвертый мотнет головой, отряхивая память, пятый едва сдержит мучительный вздох, шестой…

…Полярная ночь. За столом в кают-компании сидят мужчины. Заросшие, давно не бритые, послезавтра отправка на материк – их вахта добегает конца. На столе спирт, строганина, консервы, тарелки с икрой. За свежую буханку хлеба (да и несвежую) они сейчас отдали бы бочонок икры и канистру спирта в придачу. Мука закончилась, сухари тоже, не осталось даже пшеничных круп…
С каждым днем разговоры все больше и чаще сводятся к женщинам, мыслями же все давно там, где их ждут семьи, жены, любимые. Спирт снимал саднящий зуд нетерпения…

Третий тост, как положено, за женщин, впрочем, как и первый, и второй, да и последующие. С поднятым стаканом встал не так давно женившийся Игорь (дизель-электрик), дополнив провозглашенный им тост признанием, что его жена Аля и крошка Дашенька снятся ему каждую ночь.
– Полярную? – пошутили.
Пропустил мимо ушей, но сознался, что не мыслит жизни без них, что Аля – первая его женщина, и надеется, последняя, что даже представить себе не может ее измену, и, уж тем более, – свою.
Моторист Влад с пьяной злостью процедил сквозь зубы:
– Не зарекайся! Не изменишь ты – она это сделает за тебя, станет столько терпеть, все они суки!
Игорь схватил его за грудки, насилу разняли – Влад, как выпьет, вечно нарывается.

– Да, первая женщина! – попытался разрядить обстановку Сева (научный сотрудник экспедиции), – вот интересно, все ли помнят свою первую женщину, первый любовный опыт? А не слабо поделиться? Кто рискнет?..
Все молчали, вопрос завис в воздухе…
– Если хотите, начну я, – решился на предложенный эксперимент радист Иван, – сразу оговорюсь – это не то, что вы ожидаете…

Затянулся сигаретой.
– Сколько лет прошло, а в памяти – будто было вчера.
Безоблачная пора – восемнадцать лет. Студенческий лагерь, я впервые увидел море. И сразу влюбился, мог часами просиживать на берегу, прислушиваясь к ропоту волн, глядя вдаль…
А ночные купания? Нет большего счастья, чем погрузиться обнаженным в теплую ласковость моря. Полное единение – ощущаешь себя бесплотной неделимой его частью, оно вздыхает о чем-то своем, гладишь, успокаивая, созерцая искрящийся след за ладонью.
Полнолуние. Лунная дорожка то разорвется, то слепится, приглашая пробежаться по ней…
Подплыл к берегу, и... застыл от неожиданности – к морю, купаясь в лучах ночного светила, спускалась обнаженная девичья фигурка. Она бесшумно ступала, словно лишенная веса, остановилась у кромки воды, замерла, протянув руки к висящему над морем огненному шару… Вдруг засветилась, уже не отражая, а источая свет. Я готов был бесконечно наслаждаться сказочной картиной, боялся лишь одного, что она заметит меня, лишив нечаянного восторга. Казалось, вот сейчас заскользит по лунной дорожке, побежит по волнам…
Время остановилось…
Увы – девушка уже теряла тело, заходя в воду, поплыла, не нарушая тишины ни звуком, ни всплеском, лишь светящийся след от движения рук. Проплыла совсем рядышком, едва не задев, ослепив лунными очами, и, что поразительно – в отличие от меня, невидимого в воде, тело ее светилось под водой, обретая причудливые очертания. Пятясь, вышел на берег, провожая взглядом темнеющую на водной глади удалявшуюся головку…

На берегу ее одежд не оказалось – не иначе морская нимфа, или русалка…
Вдруг с моря, оттуда, куда она уплыла, послышался далекий зов, напоминающий сладкоголосое пение сирен. С трудом удержался, чтобы не поддаться искушению, не внять губительному призыву…
Очень хотелось подсмотреть, как выходит из воды морская фея. Не стал, удалился от берега, но недалеко…
Спустя некоторое время вернулся к морю, и долго стоял на берегу, вглядываясь в морскую даль, не потревоженную ни всплеском, ни звуком, лишь искрящаяся лунная дорожка. И безмолвие…
Казалось бы, что здесь необычного, да и было ли? Но запечатлевшееся в памяти ночное видение на многие годы определило мое отношение к женщине, как пришелице из иного мира – таинственной и загадочной…

Радист умолк, каждый думал о своем, молчание прервал старпом:
– Когда приеду, сразу к Ларисе.
– Она – первая твоя женщина?
– Нет, любовница. О первой своей женщине рассказывать не стану, как и о жене – неинтересно, а вот Лариса!..
Кстати, она имеет непосредственное отношение к нашей теме…
Господи, как она сложена, а грудь?.. Но не только это, есть в ней (в глазах ли облике?) нечто завораживающее, притягательное – посыл… посул?..
В любви же – огонь – ни жеманства, ни ложной скромности, ни нарочитости, короче, нет ей равных, по крайней мере, сам не знавал…

Но как-то в порыве откровенности она неожиданно призналась, что в течение длительного времени была не искушена в любви, неопытна, даже невежественна. И в ответ на мою недоверчивую ухмылку поведала историю своего замужества.
…В восемнадцать лет скоропалительно выскочила замуж. Была девушкой, целомудрен был и ее избранник двадцатилетний Сережа – в то время такое еще не было исключением.
Итак, формальности соблюдены. Свадьба отшумела.
Ну и?..
Всю ночь она пролежала без сна в напряжении, ожидая, и, чего скрывать, побаиваясь предстоящего, но то, что произошло, вернее не произошло, просто поразило ее! Жених уснул, так и не прикоснувшись к ней. Предположила – устал, хлопоты, переживания...
Увы, и следующая ночь не стала откровением.
Прошла неделя, платонические отношения, что тешили ее до свадьбы, стали тяготить – что-то здесь было не так, может причина кроется в ней?

Поделилась обеспокоенностью с матерью, та, соблюдая деликатность, раскрыла дочери некоторые секреты. Следуя полученным советам, облачилась перед сном в дразнящий даже слабое воображение прозрачный тесноватый пеньюар, и стала игриво прохаживаться перед супругом, намеренно раскачивая бедра, бросая на него призывные взгляды. Тот недоуменно наблюдал странное дефиле, затем отвернулся к стене и засопел, чем привел ее уже в полнейшее замешательство!..
Ничего не осталось, как вновь обратиться за помощью. Теперь мама была более откровенна и поделилась с ней всем, что знала. Дала книги по анатомии, физиологии, вопросам брака, порекомендовав визуальные воздействия на мужа заменить тактильными.

Через две недели о браке, о сексе, о мужском теле она знала все, что в то время было доступно, но лишь спустя месяц ей удалось преодолеть равнодушие супруга, после чего тот сделал вывод, что именно так все и должно происходить…
Скорее всего развелась бы – какая радость наслаждать мужчину, ничего не получая взамен, да родился сын. Ударилась в материнство, при этом ухитрялась еще учиться в институте на заочном отделении…
Прошло время, и как у многих женщин после рождения ребенка в ней проснулась женщина.
Супруг же оставался стойко безразличным, изредка и неохотно пробуждался и то лишь после длительного колдовства над ним, а вскоре и вовсе обрел дурную манеру отказывать, сведя количественно исполнение супружеских обязанностей до минимума, не говоря уже о качестве. Она лезла на стенку, да родила второго мальчика, и на время успокоилась…

Дети подросли, любовный голод с еще большим остервенением набросился на нее, как злобная надоедливая сука, и уже не отпускал…

Защитив диплом, она вышла на работу.
О своей сексапильности не ведала ни сном, ни духом, и не понимала, отчего встречные мужчины (сослуживцы), завидев ее, стекленели глазами, а затем сворачивали шеи.
Не прошло и месяца, как на одной из многочисленных вечеринок под воздействием алкоголя и прорвавшегося желания не смогла устоять перед мужским натиском. Черт попутал, но какое откровение! Теперь до нее дошло, чего она столь непростительно долго была лишена!
К мужу потеряла всякий интерес, тот же напротив возроптал, недоумевая – отчего его перестали окучивать?..
Спустя год благоверный подал на развод, оставив Ларисе двоих детей, квартиру и алименты – не смог перенести столь длительного к себе невнимания, сам же проявить инициативу так и не собрался, и (!!!) женился.
Ей ничего не осталось, как посочувствовать его новой жене...

– Что проку рассказывать о чужом опыте, – подал голос Валентин (кок, он же медбрат).
– А что тебе мешает изложить свой?

– Извольте…
Совсем недавно довелось мне побывать в родном городе, навещал старшего брата…
Вечером прогуливался с женой по центральной улице, ей было тоскливо – провинциальный городишко, что может заинтересовать столичного жителя, я же то и делал, что крутил головой…
Город изменился мало, хотя прошло сто лет. Редкие прохожие были мне незнакомы, а вот стройная немолодая женщина с болонкой на поводке почему-то со мной поздоровалась, быстрым оценивающим взглядом скользнув по жене. Что-то мучительно знакомое, ну, конечно же – Анна!
– Кто это? – поинтересовалась жена.
– Учительница.
– Что преподавала?
Не стал уточнять…
…Зашли в кафе, сели за свободный столик, жена что-то говорила, я вполуха слушал ее, сам же обратился в прошлое…
…Приближался шестнадцатый день моего рождения. Мы жили вдвоем со старшим братом. Отец оставил семью сразу после моего рождения, мама недавно умерла, так что Алексей стал для меня и отцом и матерью.
Как-то утром он случайно застал меня, “уединившегося” в ванной комнате.
Весь день мне было не по себе, ходил, как в воду опущенный.
Во время ужина Алексей неожиданно поинтересовался:
– Ты сегодня свободен?
– Свободен.
Позвонил кому-то по телефону, затем бросил короткое:
– Пошли!
– Куда?
– Там увидишь…
По дороге молчали, куда он меня тащит?
Стандартная пятиэтажка, поднялись на пятый этаж. На звонок вышла молодая женщина.
– Ну, здравствуй, это кто?
– Мой младший брат.
Зашли, Алексей с женщиной отправились на кухню, о чем-то громко спорили, она не соглашалась, послышалось раздраженное: “Я уже давно этим не занимаюсь!..”
Наконец, вышли, брат молча ушел, оставив меня в растерянности один на один с женщиной.
Она недовольно разглядывала меня.
– Что ж, будем знакомиться – Анна.
– Валентин.
– Ты очень похож на Алешу, не бойся, не съем. Когда-то он очень выручил меня, я в неоплатном долгу перед ним…
Помолчала…
– У тебя проблемы с девушками?
– С чего вы взяли?
– Странно, он попросил меня помочь тебе в науке, которую в школе, к сожалению, не преподают. Давай для куража выпьем немного вина, не повредит.
Подняла бокал с вином, и сказала непонятную фразу:
– Все возвращается на круги своя!..

Мы сидели за столом при свете свечей, Анна смущала меня пристальным взглядом, высматривая что-то, впрочем, это не мешало нашему разговору. Интересовалась – есть ли у меня девушка, занимаюсь ли спортом, какие книги читаю…
И вдруг мне показалось, нет, я определенно это почувствовал, что давно знаю эту женщину, а ведь не прошло и получаса…
Включила музыку:
– Не хочешь пригласить на танец?
Танцевал я неважно, но отказать не решился. Упругое касание груди, притянул к себе, она не препятствовала, лишь прикрыла веки…
Слившись, мы покачивались в такт музыке, и у меня вновь возникло ощущение, что со мной это уже происходило.
– Если закрыть глаза, мне кажется, что я танцую с Алешей, – нарушила молчание Анна, – словно вернулась в то далекое счастливое время. Тогда он был едва ли старше тебя нынешнего, как вы похожи, а ведь я любила его… очень… очень…
Она чуть ниже меня – глаза в глаза, в ее взгляде и печаль, и горечь, и призыв…
Полные чувственные губы, не удержался…
Это не был скорый неумелый поцелуй, как с ровесницами, задохнулся, голова поплыла…
С этого момента я уже не понимал происходящего, меня трясло, как в лихорадке.
Лишь в ванной на время успокоился, затаил дыхание, обездвиженный – я впервые видел обнаженность женщины, и как же мне хотелось стать струйками воды, ее омывающими!..
Дальше – провалы в памяти, лишь ее островки – Анна у меня на руках… мои робкие нежности… опрокинут на спину… женские руки и губы, забывшие запреты… откровенные касания… безжалостные ласки… запредельное состояние… неотвратимость… А вот самое главное в памяти не запечатлелось, лишь яркая вспышка взорвавшейся вселенной, рассыпавшейся на мельчайшие цветные осколки – конец света, а может его начало?..
…Я лежал на спине, переживая первую победу над женщиной, в глазах – слезы восторга, гордость переполняла меня…

Тем более странным показался мне укоризненный взгляд Анны…
Эту невероятную ночь любви я запомнил на всю жизнь. Единственно, что удручало – все это время она называла меня Алешей…
Ушел от нее на рассвете, влюбленный по уши…
Это было первое и, увы, последнее мое свидание с Анной, в чем она оказалась непреклонной…
Я слезно умолял, добивался ее, предлагал жениться. Ей было и смешно, и горько, от Алеши она такого не дождалась…

Валентин умолк, выпили, закусили поднадоевшей икрой, задымили…

– А хотите, я расскажу вам о первой своей женщине? – вдруг вызвался Влад.
Не очень-то хотелось выслушивать его пьяные излияния, зная склонность к душевному эксгибиционизму, но он, как и другие, имел на это право.

Влад окинул кают-компанию мутным взглядом, затянулся сигаретой, нехорошо осклабился:
– Мне исполнилось девятнадцать лет, мои сверстники давно уже “кувыркались” с женщинами, лишь я задержался. Но не признавался, плел небылицы, в которые никто, естественно, не верил. Это доводило меня до бешенства! Был готов переспать хоть с кем, лишь бы доказать свою состоятельность.
Представился случай…
Как-то под вечер в выходные пил пиво в забегаловке, разбавляя, как водится, водкой, и тут увидел ее!
Это была рослая девица неопределенного возраста, наверно и привлекательная в прошлом, но синюшного цвета одутловатое лицо не позволяло заподозрить это сейчас, впрочем, я был в той кондиции, когда все бабы кажутся юными красавицами…
Предложил выпить, она не отказалась, подумал, а почему бы и нет? Другую придется уламывать, а эта сама просится. Тешило самолюбие еще и то, что сам я – шибздык, она же – каланча – на голову возвышалась надо мной.
Куда она меня привела, не помню – то ли сторожка, то ли котельная, впрочем, мне было до одного места…
Я никогда не раздевал женщин, да еще в пьяном состоянии. Блузку снял легко, с лифчиком долго возился, не совладал, плюнул, откинул юбку, дальше – пара пустяков! Как бы не так! Резинка видавшего виды трико в силу длительного использования растянулась до состояния веревки, множество узелков украшали ее, добавляясь по мере растягивания. Стянуть не представлялось возможным, мои же усилия развязать хотя бы один узел оказались тщетными, остервенело рванул. Недвижная до этого момента девица схватила меня за руку, и стойко, как юная девственница, обороняла последний редут, на самом деле просто удерживала от варварства – не напасешься на всех! Затем хихикнула, за что-то потянула – ларчик и открылся, но мне не доверилась, стянула сама…
Провалился в ее безразмерность, и сразу пролился, впрочем, ей это было уже безразлично, она спала…

Придя в себя, долго соображал – где я? От едких миазмов першило в горле. Увидел возле себя на матрасе, лежавшем прямо на полу, “прекрасную незнакомку” с безобразно раскинутыми ногами, она громко храпела, слюна длинной ниткой из уголка рта тянулась к полу. Рванул в угол, сломался пополам в рвотном позыве, обтерся какой-то грязной тряпкой, и покинул место первой своей победы над женщиной, пнув напоследок ее ногой…

Увы, эта незабываемая встреча не осталось безнаказанной…
Я потом встречался с нормальными женщинами – но с ними получалось не так, они крутили носом, выкобенивались, мол, не такие, будто им и не надо вовсе. А на поверку – та же мерзость только в красивой обертке…
А вот с профурами легко достигал согласия, достаточно налить. Да и заводился с полуоборота, ох, если бы это еще не завершалось частенько вывернутым наизнанку желудком!
И это называют любовью?..
Влад хотел еще что-то сказать, не договорил, зажал рот рукой и бросился вон…
В кают-компании на кольцах дыма повисла тишина. Вновь налили, выпили, запивая неприятный осадок…

Воцарившееся молчание нарушил Сева:
– Единственно в чем согласен с Владом – первая, пусть и случайная любовная связь может повлечь необратимые последствия…
Мою любимую звали Лика. Тоненькая, изящная, склонив головку, она прятала за длинными ресницами огромные глазищи, отсвечивавшие, когда синь неба, когда серую непогодь…
Училась на нашем потоке в соседней группе. На общих лекциях я садился всегда сзади сбоку, исподтишка стрелял глазами на милый мне курносый профиль. Она чувствовала мой взгляд, поворачивала головку, отстреливаясь насмешливостью глаз. Тощий, длиннорукий, неуклюжий, мне казалось, что Лика недосягаема. Многие догадывались о моей влюбленности, знала и она…
Осенью поехали на картошку, я очень надеялся на эту поездку, где, наконец, решусь на признание, увы, девушка заболела, а ведь все могло сложиться иначе…

Почему на меня запала приставленная к нам (студентам) бригадирша Зина – неясно. Невостребованность туго распирала ее блузку тяжелыми выпуклостями. Что могло быть общего у нее со мной – хрупким юношей, смотревшимся рядом с ней мальчишкой? Почему-то я раздражал неутоленную ее плоть, она легко угадывала мою неопытность, тем сильней ко мне тянуло. Волновала и она меня, тело ее источало терпкий полынный запах греха, а замутненный вожделением взгляд обездвиживал, вызывая неудержимое желание захлебнуться в сладостной жути неизведанного.
Подобные чувства испытал я в детстве, отождествляя себя с известным сказочным героем – добрым молодцем – схлестнувшимся в смертельной схватке с противником, вдруг обронившем шлем, и приведшем в замешательство зрелищем рассыпавшихся по плечам женских локонов. Воспользовавшись заминкой, воительница вскинула меч для последнего разящего удара, поставив перед равно прекрасным выбором – мучительный восторг смерти, дарованной женщиной, либо сладость быть ее полоненным…

…Приближался отъезд студентов, Зине пришлось ускорить события.
Втроем с трактористом мы развозили по домам поселка сложенные на прицеп мешки с картошкой. Завезли и в ее дом. Жарко, мучительная жажда усыпила мою осмотрительность, она не без умысла принесла из погреба кувшин крепкого сидра. Выпив несколько кружек на голодный желудок, разомлел, откинулся на скамью. Склонилась надо мной, вытирая пот с лица, блузка “случайно” распахнулась… Против такого аргумента возразить уже было нечего. Что было дальше, помню смутно. Раздавила сладкой тяжестью, впилась в губы. Целоваться я не умел, это еще больше завело ее. Островком в памяти остался восторженный ужас, с которым мои глаза расстреливали освобождавшиеся из под одежд роскоши. Невменяемая от возбуждения, не владея собой, она как удав на жертву натянулась на меня, погрузив в муть наслаждения…
Остальные мешки тракторист развозил без нас…

Из колхоза я приехал другим. На лекциях, как и прежде, садился чуть позади Лики, но что-то изменилось – смотрел на девушку, а перед глазами стояла пьянящая воображение картина женской обильности.
Однажды Лика подошла ко мне, и насмешливо поинтересовалась:
– Как там твоя колхозница, не пишет? Наслышана, наслышана.
Покраснел, смутившись, уличенный, и понял – у меня нет никаких шансов.
Теперь на занятиях я садился спереди, исподтишка подсматривая за девушкой, которая удивленно вертела головой, не обнаруживая меня на привычном месте…

…Спустя лет десять встретил Лику, она приятно пополнела и из хрупкой девушки превратилась в невозможно привлекательную женщину. Без былого стеснения пригласил ее в ресторан. Потягивая вино, не без удовольствия разглядывал, и вдруг признался:
– А ведь я любил в жизни только одну женщину.
– Кого?
– Тебя.
– Почему? Отчего не открылся, хотя я знала это и так. А ведь и ты мне очень нравился, да не могла же я первая! А после почему-то утратил ко мне интерес.
– Не утерял.
И напомнил тот случай на картошке.
– Господи, какой же ты дурак, ведь я отчаянно ревновала тебя!
– Может, исправим ошибку?
– Поздно, в любовницы к тебе не пойду, в жены бы пошла, да несвободна, впрочем, как и ты…

Недосказанность закачалась в дыму сигарет…
Ее нарушил пожилой метеоролог, которого все почему-то звали не по имени, а по фамилии Крот. Да он и походил чем-то на крота, женат не был, и мысли о женщинах, судя по всему, его занимали в меньшей степени.

– Это не моя, и не кем-то рассказанная история, – начал он, – а то, что происходило на моих глазах с соседом по лестничной площадке в течение многих лет.
Звали его Виктор.
У его матери было двое детей – он и старшая его сестра Галя. Отцы у них были разные. Их никто никогда не видел, скорее всего, и мать не смогла бы их точно идентифицировать. Трудно ее в этом упрекать, поскольку в те послевоенные годы на одного действующего мужчину (даже калеку) приходилось десяток невостребованных женщин, у которых инстинкт продолжения рода упрямо побеждал целомудрие и честь. Воспитывать детей у нее не хватало ни сил, ни возможностей, дай бог прокормить, и свое отрочество мальчик провел в интернатах да пионерских лагерях. Учился кое-как, дружил только со старшими ребятами, девочек почему-то избегал…

Долгое время оставался маленьким и хилым. Таким и ушел в армию. Не дослужил и через полтора года вернулся, так и не пояснив толком, почему его комиссовали. Это не так поразило, другое – с ним случилась удивительная метаморфоза. Невозможно было в рослом синеоком темноволосом парне с мужественным лицом узнать еще недавно плюгавенького, забитого паренька, которого не обижал только ленивый.
Увы, в глубине души так им и остался.
Я никогда не видел рядом с ним женщин…
Как-то, возвращаясь домой, увидел стоявшую у лифта девушку – очень даже ничего!
– Вам куда? – спросил.
– На шестой.
На шестом этаже жили лишь я и Виктор.
– Вы не ко мне случайно?
Презрительно фыркнула.
– Значит к Виктору, кто вы ему будете?
– Какое вам дело?
Действительно – какое! Только я впервые видел девушку, осмелившуюся переступить порог его дома, да еще какую!
Вышли из лифта, она позвонила в двери напротив, пожелал ей успеха, не дождавшись ответа…
Утром, выходя из квартиры, столкнулся у лифта со вчерашней незнакомкой. Вид у нее был такой, словно она только что вырвалась из огромной очереди за дефицитом, так ей и не доставшимся.
Поздоровался, как со старой знакомой.
Буркнула нечто невразумительное, тупо уставившись на меня, единственно, что удалось высмотреть в ее широко распахнутых глазах – нескрываемую оторопь.
Можно лишь догадываться, что между ними произошло, но со всей определенностью могу утверждать, что в течение многих лет это была первая и единственная женщина, которой удалось переступить порог его дома, не считая матери и сестры…
В качестве объяснения всего этого рискну высказать следующее.
Как-то, когда он еще был подростком, мы стали свидетелями громкого скандала. Мать волокла Виктора за шкирки с чердака, нещадно лупя, матерясь и громко предрекая, что если он будет “этим” заниматься, у него отсохнут руки, он не вырастет, станет импотентом и никогда не женится. Чем он на чердаке занимался нетрудно догадаться, многие мальчишки этим баловались, а вот незнакомое слово “импотент” пугало своей неизбежностью.
Таким образом, мать неосознанно задавала ему установку на будущее, судя по всему, делала это не однажды, и добилась результата…

Виктор так и не избавился от своих комплексов, доказательством чего служит мой разговор с его сестрой. Осторожно поинтересовался у нее, почему столь привлекательный парень не найдет вторую свою половину, на что та безнадежно махнула рукой, в том смысле, что помочь ему теперь способна разве что девица по вызову…

Устойчивое холостяцтво повлекло за собой деградацию Виктора, включая и профессиональную деятельность. Начал ее слесарем на заводе, затем перешел в мебельный, после чего устроился грузчиком в булочной, еще позже подвизался смотрителем в мужском монастыре… Дальше следы его затянувшегося одиночества теряются…

…Все высказались, закурили, расходиться не торопились. Послезавтра разбегутся по домам – когда еще встретятся?..

– Пора спать! – заключил вечер откровений руководитель экспедиции Валерий Степанович, – завтра рано вставать, нужно успеть законсервировать станцию, не хочется задерживаться еще на день.
Но не могу не завершить этот необычный вечер своим небольшим рассказом.
Речь пойдет не о первой женщине, а о последней, с которой донашиваю свою жизнь – сколько еще осталось?
Первую свою женщину, конечно же, помню, да умерла она, подарив мне много счастливых дней, детей, внуков, не хочу тревожить.
Вы считаете меня мудрым, все знающим, на самом деле я в полной растерянности.
Вот послушайте.
Как-то в выходные проснулся я в прекрасном расположении духа, потянулся к ней, своей Любушке, она уже не спала, с удовольствием принимая мои ласки, разве что не мурлыкала…
Рука стала спускаться.
Придержала:
– Милый, не надо!
В который уже раз она отказывала мне.
– Ты меня совсем не хочешь?
Раньше она находила отговорки, а тут вдруг решилась на признание:
– Прости! Не могу притворяться, не хочу и дальше имитировать наслаждение, я люблю тебя, но мне это уже не нужно. Терпела, извини, нет больше сил! Ты должен понять это и принять, если сможешь!..
Мы неженаты, и хотя встречаемся давно, нас не связывает ничего, кроме привязанности, а тут такое откровение!..
Ушел, хлопнув в сердцах дверьми…

Прошла неделя, другая…
Люба позвонила первая, пожаловалась, что скучает, позвала в гости, была мила, ласкова, старалась угодить – угощала пирогом, испеченным специально для меня…
Понадеялся, было, что все вернулось – поторопился, ужин она завершила словами:
– Миленький, я очень люблю тебя, но давай расставим все точки над “и”. Секс мне не нужен, и несет мне лишь неприятные ощущения, видимо отлюбила. Если тебе нужна женщина для постели, я тебе не помощница, можешь встречаться с кем захочешь, единственная просьба – об этом я ничего не должна знать! Извини мою откровенность…
Я уже не понимал, как вести себя дальше, оставаться на ночь?
– Мне уйти?
– Ну что ты!
– Ты хочешь спать отдельно?
– Нет, вместе, мне хорошо с тобой, люблю твою нежность, люблю засыпать и просыпаться рядышком, как там у Фроловой: “Чтоб, оттолкнувшись ото сна, в твое плечо душа уткнулась”…
Я лежал, обняв ее со спины, и как назло (запретный плод сладок) почувствовал нарастающее желание… Не мог заснуть, всю ночь крутился. Встал рано, Люба еще спала. Не стал будить, уехал домой не выспавшийся с больной головой...
Шло время, мы встречались все реже, и большей частью вне дома…

Свято место пусто не бывает!..
Нередко после работы я возвращался домой вместе со своей сотрудницей Надей – нам было по пути. Знал, что она неровно дышит ко мне. А однажды нестерпимо захотелось любви. Пригласил ее в кафе, удивилась, но не отказала. После кафе отвез на такси домой, надеясь на продолжение. Возле парадного она мялась, к себе не приглашала, напросился, нехотя согласилась.
Переступив порог ее дома, уже пожалел о своем упорстве – зачем мне это?
Напряженность повисла в воздухе. Не помогла и бутылка коньяка, выставленная хозяйкой на стол. Впору ретироваться. Возмутился своему малодушию. Ну, уж нет – для чего-то ведь пришел?
Если бы вы только знали, как нелегко затевать любовь в немолодости, заново привыкать к женщине! Не клеилось – душа свернулась, плоть сбоила. Принял таблетку.
Надежда даже не пыталась сгладить возникшее отчуждение, напротив куталась в него, как в шубу, не без иронии (как бы со стороны) наблюдая за мной. Принял предложенную игру, использовал весь свой арсенал, все искусство обольщения, чем не актер на импровизированных театральных подмостках?..
Мизансцена – спальня.
Моя роль – соблазнитель, ее – соблазняемая (не соблазнительница).
Тексты, жесты, движения, паузы многократно отрепетированы, некоторые уж и подзабыты…
Вдохновение не торопилось на помощь, да и кураж куда-то подевался. Скажем прямо, роль не задалась.
Неприкрытая аффектация!..
Тут и Надежда включилась в игру, демонстрируя эгоизм, отсутствие нежности, зато немалую требовательность…
Слава богу, в этом спектакле не было зрителей, оваций бы не дождались, скорее свиста…

Дожился! В мои, мягко говоря, неюные годы заиметь двух любовниц, да еще обязанности распределил: одна – для тела, другая – для души…
Со временем с Надей как-то наладилось, притерлись. Правда, она обижалась, что нужна мне лишь для одного. Я не спорил…

Легко предположить, что старая любовь потихоньку отомрет.
Напротив, я все чаще пропадал у Любы. Нет, не прятался от Нади, этого не хватало!..

…Последний вечер перед отъездом провел у Любы.
Мы сидели за вечерним чаем. Ангел любви витал над нами, глаза Любушки струились мягким светом, обволакивая. Уткнулся лицом в ее ладони. Она нежно гладила мою голову, как когда-то в детстве мама…
Ни о чем не думал, не строил планов…
Просто мне было нескончаемо хорошо!..

Наступившее молчание заполнило кают-компанию, и, смешиваясь с дымом сигарет, потянулось к выходу, пощипывая глаза. Так в молчании и разошлись…
Столько откровений за один вечер!
И что на них нашло?..