Вечный Двигатель Лета

Пролог

- Ну ладно ребята, это последняя!
Эван Мейер засмеялся и осушил бокал пива до дна. Его пошатнуло, и он едва не упал. Однако друзья подхватили его за руки и усадили на стул.
- Фух – выдохнул Мейер – ну ладно, хватит. Мне утром на работу.
- Не переживай ты так – весело отозвался Майк – успеешь еще, в конце концов, я завтра уезжаю, мы еще долго не увидимся.
Эван сидел в раздумьях несколько минут, рассеяно улыбаясь. После чего довольно кивнул.
- Ладно – протянул Мейер – в конце концов, что может случиться плохого?

Экспонат

Эван Мейер окончательно проснулся лишь за рабочим столом. Он подскочил, словно ужаленный и был крайне взволнован, ибо он не помнил ничего из того, что было вчера. Потерев затылок, он принялся за работу, однако все плыло перед глазами. Он никак не мог сосредоточиться. Он старался набирать цифры из полученных бумаг, но толком не понимал что делает.
«Нет, это невозможно!» - подумал Эван, сдавливая виски из-за ужасной мигрени – «Нужно выпить кофе».
Мейер пересек длинный коридор и направился в кафетерий. По пути он пытался вспомнить последствия вчерашней ночи, но все было тщетно. В памяти был сплошной провал.
Эван дернул ручку и услышал, как гудит автомат. Тихий гул кофеварки отдавался в голове колоколом, руки дрожали, и внезапно на глаза нахлынули не прошеные слезы. Точнее раздражение из-за неведомо откуда взявшейся пыли.
- Ты слышала ведь, да? – раздался голос из коридора – кто-то украл его.
- Да прямиком из музея, странно, правда?
Двое сотрудников зашли в кафетерий и вежливо улыбнулись Эвану. Это были две девушки, весьма молодые и, по всей видимости, новенькие.
- Да-да все газеты трубят – отвечала вторая – кто-то ночью проник в музей и украл экспонат! Немыслимо.
- Такая редкая вещь… - задумчиво протянула вторая коллега – таких, наверное, и не осталось в мире.
- Да, это верно.
Эван не заметил, что слушая женщин, машинально минуту размешивал сахар в кофе. Он стоял к ним спиной и пытался услышать как можно больше. Девушки продолжали говорить о краже, а Мейер тихо пил кофе…
Он проснулся в туалетной кабинке. Так резко, что пролил кофе на пол. Эван сидел на закрытой крышке унитаза, заперевшись в кабинке. Мейер машинально дернул рукой, сдавив голову, чтобы унять мигрень. Кофе уже давно остыл и во рту чувствовался противный привкус сладкого. Эвана трясло, он не мог вспомнить ни как он зашел в туалет, ни как очутился на работе, ни что было прошлой ночью. В голове невольно всплыли слова про экспонат.
«Глупости» - он прогнал мрачные мысли – «нужно вернуться к работе».
Весь день казался Эвану смутной тенью. Он проснулся на остановке, посреди тихого летнего вечера. Было душновато, и рубашка на нем изрядно помялась от жары. Улицы наводнились людьми, все прогуливались и весело болтали. Мейер поднял голову вверх, в надежде увидеть звезды, но небо оказалось черным. Разглядеть было трудно так же и из-за фонарей, что слепили. Ему на глаза попался небольшая забегаловка, где он решил еще чуть-чуть выпить, чтобы унять головную боль.
Дверь со звоном открылась, и все уставили взор на вошедшего. Мейер устало сел за столик и попросил выпивки. На стол опустился стакан, полный спасительной жидкости.
- Так что с этим экспонатом-то?
- Редкость – отвечал бармен – я еще, будучи ребенком, ходил на него смотреть, да давно это было.
- Не думаю, что это вот так просто оставят – продолжал дискуссию молодой парень, сидящий рядом с Эваном – в конце концов, бежать с этим экспонатом некуда. Кто хоть украл известно?
- Говорят какие-то пьяницы – лениво говорил бармен, протирая стаканы – сработали все сигнализации, а им хоть бы что – скрылись, так еще и экспонат прихватили.
Внутри Эвана все похолодело. Он попытался еще раз вспомнить последствия вчерашнего вечера, но не могу, как не силился. Невольно ему представились залы музея, словно воспоминания.
Мейер проглотил выпивку быстрым залпом, и, подавившись от ожога во рту, быстрым шагом покинул заведение. Он перешел на нервный полу-бег как только скрылся за углом.
Поднимаясь по лестнице, он силился вспомнить, но не мог. Его телефон остался, по-видимому, дома. Провалы за день так же не восполнились, и все что Эван сейчас хотел, это мирно лечь спать.
- Ну, вот и вы
Голос отдавал железом, и раздался из темноты коридора. Внезапно из темноты появились люди в черной униформе. Их лица были скрыты шлемами, похожими на военные.
- Кто вы?
- Мистер Мейер – сказала женщина, чей голос был похож на компьютерный – вам лучше пройти с нами.

Эван сидел в небольшой комнатке в маленьком кресле. Из окна открывался вид на заполненные светом фонарей улицы. Дверь открылась, и вошел высокий человек, в бежевом костюме. Его кожа, удивительным образом была белой как бумага.
- Мистер Мейер – сказал незнакомец, с трепетом в голосе – Меня зовут мистер Гринграс. Я директор музея и для меня честь говорить с вами.
- Почему я здесь?
- Вы… - осекся директор – вы не знаете, верно?
- Вы подозреваете меня в краже экспоната? – с тревогой спросил Эван.
- Эм.. – протянул Гринграс, а затем улыбнулся – нет. Вовсе нет. Видите ли. Дело в том, что экспонат – это вы.
Нависла тишина. Эван испустил нервный смешок.
- Это шутка?
- Нет – без тени смеха продолжал Гринграс – если я правильно знаю историю, а я правильно ее знаю, то последнее что вы помните, это вечер в кафе с друзьями, да?
- Верно…
- Дело в том, мистер Мейер – деликатно начал директор – что эта встреча произошла 250 лет назад. Я один из ведущих историков, которые изучают ваше время, и мне очень повезло найти вас.
- Что значит найти меня?
- Среди круга нашей профессии ходили слухи о последнем живом человеке. Видите ли, около 70 лет назад озоновый слой стал разрушаться. И этому уже нет возврата. Чтобы хоть как-то спастись в будущем, человечество стало изучать роботехнологию. Результат вы можете видеть сами.
Гринграс закатал рукав, показывая свою белоснежную кожу.
- Кожезаменитель. Подобней человеческой коже, но на деле что-то вроде покрытия роботов.
- Вы стали киборгами? – недоуменно спросил Мейер
- Вовсе нет – покачал головой Гринграс – мы модернизировали себя. Адаптировали, чтобы выжить, когда озоновый слой будет разрушен.
- Ну а что со мной произошло?
- Верно. Я изучал любые истории или упоминания о вас в документах. И нашел то, что ранее звалось медицинской картой. В ней указывалось, что вас сбила машина, и вы впали в кому. Когда мы нашли город, где вы жили, вы были все еще там, и о чудо, все еще живы.
Эван помотал головой отказываясь во все это верить.
- Это шутка, скажите, что это просто грубая шутка. Мы ведь сейчас в Техасе верно?
- Нет – ровным, безжалостным голосом ответил Гринграс – вы в городе Дистопау. На юге графства Истфолк, что в ваше время называлось Чехией.
- А почему не видно звезд?
- Город герметичный. Из пустоши он виден как большой белый купол.
- Как долго я был в коме?
- 250 лет. Мы вкалывали вам препарат для поддержания жизненных органов. Не поймите нас не правильно, мы не желаем вам зла. Но и пойти вы никуда не можете. Вы - экспонат.
Мейер схватился за голову, и внезапно для себя самого, уснул. Гринграс выждал несколько минут в абсолютной тишине, а затем, вколол тот самый препарат Мейеру в шею. Он вызвал охранников, и они отнесли экспонат на место.
Он бы хотел посочувствовать Мейеру. Но не мог. Ему не было ведомо это чувство. Как и всему человечеству за прошедшие годы.

Художник

- Существует ли город мечты? Место, где проблемам тебя не достать?
Она прошептала это себе под нос, но он все равно услышал. Эти слова заставили художника оторвать взор от своей работы, но лишь недоверчиво хмыкнув, он продолжил рисовать. Она лениво повернула голову, и приподняла левое колено, лежа на раскладном кресле.
Ее зовут Элен Дювон. Она родилась в знатной семье города Дистопау, где ей теперь принадлежали несколько ресторанов и фамильное поместье Дювон. За этот участок многие из высшей знати могли бы убить друг друга, ведь у поместья был большой балкон, который имел защитное окно. Это было единственное место во всем Дистопау, где можно было увидеть мир, не покидая безопасных стен.
- Неужели вам никогда не хотелось найти такое место?
Она говорила тихо и лениво, беспечно взирая, как он работает. Художник оторвался от своей работы и медленно поднял голову вверх. Он смотрел через защитное стекло, на то, как белые пятна медленно плывут по желтому небесному морю. Он наблюдал за тем, как в вечном танце бьется нагретый воздух, который вскоре будет невыносимо горячим, но который уже не в силах никому навредить. И все же, как бы гибельно и катастрофично это не осознавалось, это было прекрасно.
- Нет – просто ответил Художник – потому, что я нашел это место.

Что вы знаете об отчаянье? Самое дно Дистопау, вот что он видел. Его зовут Делвин. Художник, брошенный один, сам по себе. Тот день ему вряд ли забыть.
Бар «Шестерня», где он проводил всю неделю. Его одежда походила на обноски, и казалось, что он бездомный, а не преуспевающий художник. Его матери не стало. Ровно неделя прошла с тех пор как это случилось и Делвин топил печаль в Квант-Роме. Он не спал ночами, рисовал небо, облака и все, что только мог, чтобы не думать об этом доме, где он сидел и о том месте, куда завтра вновь пойдет. Делвин бы рисовал и дальше, но была одна проблема. Он никогда не видел неба, потому что город был изолирован от внешнего мира. Как и все другие города, которые соединены огромными туннелями метро. Однажды в баре, он увидел незнакомку в закрытых одеждах. Делвин сокрушенно глядел на свои белоснежные руки, и буркнул вслух.
- Руки цвета облака.
Незнакомка тихо шепнула себе под нос, но не настолько тихо, чтобы это нельзя было услышать.
- Вы разве видели облака?
- Нет – наивно ответил Делвин, даже не заботясь, что его могут услышать Черные Ловцы – Но я бы хотел.
Нависла пауза. Незнакомка оглянулась, видимо высматривая карательные отряды, о которых юный художник не удосужился подумать.
- Вы ведь Делвин, верно? – тихо спросила незнакомка – Я видела ваши картины.
Однако художник, лишь буркнул что-то невнятное.
- Могу я вас просить о заказе.
Делвин сокрушенно кивнул, видимо находясь в сильной депрессии.
- Вот мой адрес. Я хочу, чтобы вы нарисовали для меня три картины. Я буду вас ждать.
Отчаявшийся деятель искусств лишь махнул рукой, и отправился домой. Утром, находясь в трезвом состоянии, он решил отправиться по адресу, даже не подозревая, что его ждет.
Утром, 12 апреля 2271 года, художник по имени Делвин покинул трущобы, и отправился к своему удивлению на верхние этажи города.
Так, он и познакомился с Элен Дювон.
Перед ним стояла женщина, несомненно, красивая, но лишь по меркам богачей. Потому что ее кожа была полностью из железа. Контуры ее прекрасного лица блестели в свете дорогих ламп. Плечи и ноги Элен были открыты, ибо на ней было летнее платье лазурного цвета. Ее пышная грудь и рыжие локоны, несомненно, привлекали много внимания, и на светских приемах ей уделяли много внимания не только из-за красоты, но и из-за статуса. Но ее кожа была мертва. Черты лица заострены, словно маска, фигура столь ровная, что капля по ней пробежит в считанную секунду. Даже быстрее. Вместо глаз была одна сплошная зеленая ширма, за которыми покоились томные глаза госпожи Дювон.
Это был робот. И это был человек. Она ничем не отличалась бы от женщины с простым кожезаменителем. Ни чем и ни в чем.
Делвин стоял пораженный громом. В нем постепенно нарастала неприязнь к Элен. Он человек простого класса и обыденного времени, сломленный горем и убитый депрессией, является к той, которая принадлежала к виновникам его бед. Или он просто хотел так думать.
Элен Дювон попросила нарисовать для нее картины – ее сад и небо.
- Я не ищу города мечты – ответил Делвин – я нашел свое место здесь. Под этим убивающим солнцем.
Элен молча, смотрела на художника. Она буквально пожирала его взглядом все эти дни, что он был в ее доме, и рисовал для нее картины. Она трепетно наблюдала за процессом создания такой тривиальной в ее время вещи как картины.
- Как вы оказались в том баре? – спросила госпожа Дювон
- Я потерял мать – ответил Делвин продолжая рисовать желтые просторы небосвода – Когда Корпорация стала набирать мощь, продавая богачам…
На этом месте он сделал паузу. Элен уловила в этой фразе неприкрытую ненависть и все сжалась.
- …Разные механизмы как замена органов, даруя им бессмертие – художник фыркнул, и опустил руки. Ему потребовалось время, чтобы смирится с мыслью – Знаете, сейчас стали делать заменители. Почти что полная роботизация.
- Знаю – туманно ответила Элен.
Художник на миг остановился, но после продолжил работу. Через полчаса он резко собрал вещи и тихо шепнул.
- Простите. Но мне пора.
- Уже?
В голосе Элен прозвучали досада и волнение, которые уже нельзя было скрыть. Делвин посмотрел на ее зеленую ширму-очки и молча, удалился.

- Скажите, что вы искали в том баре?
Элен выдержала паузу, обдумывая ответ, но затем лаконично сказала:
- Город Мечты.
- Вы хотели еще одну картину, если я помню.
Делвин находился в небольшой комнате уставленной роскошной мебелью. Госпожа Дювон сидела в кресле и смотрела на художника. На ней был небольшой, домашний халат, который закрывал ее стальное тело.
- Да – свойственным ей шепотом сказала госпожа. Она поднялась и легким движением отправила халат на пол – я хочу, чтобы вы нарисовали меня.
Она стояла, и молча, смотрела на художника, а он на нее. Пластины казались белыми от света люстр, ее железные бедра и прочный живот блестели. Оттенок синевы железа забавно переливался с белым светом, что игриво сверкал на ее руках. Ее лицо утонуло в ярком свете люстр. А затем, свет приглушили, обрекая несколько электронных ночников на вечную службу.
Вот она, стоит обнаженная, в ожидании работы, сверкая пластинами перед простым человеком с измененной кожей. Искусство забытого времени слилось с эстетикой современности.
Робот. Человек.
Делвин рисовал портрет госпожи Дювон с час. Он старался вложить в это всю свою душу, словно это его последняя работа. В его взгляде можно было уловить неопределенность. Иногда, он просто смотрел на нее, вместо того, чтобы рисовать.
- Я потеряла отца – внезапно тихо в полумраке сказала Элен – я не думала, что это произойдет… вот так… быстро.
- Я понял одну вещь – ответил Делвин, не отрываясь от работы, словно это может убить его – Жизнь забирает у нас прошлое. Нельзя позволить ему украсть будущее. Когда ты остаешься сам на сам со своими мыслями, бедами, а жизнь, как на зло, продолжается.
Она, молча, лежала, продолжая позировать.
- Иногда – продолжал Делвин в порыве страсти. Он уже не мог остановиться этот разговор стал еще одним цветом к картине – я хочу умереть. Думаю, сколько интересно по мне буду плакать.
Элен не шевелилась. Она заворожено смотрела на художника.
- И сразу понимаю, сколько всего я еще не сделал. Скольких слов не успел сказать. И от этой мысли я сразу понимаю – как же здорово, что я живу.
Он сделал финальный штрих, подобный выпаду, и с гордостью посмотрел на свою работу. Картина была фактически неотличима от фотокартин, что нынче в моде. Это был признак качественной работы. Делвин посмотрел на Элен, та как раз шла к своему портрету. Госпожа Дювон разглядывала его с минуту, может даже больше. Они так и смотрели в тишине, поражаясь невообразимой магии старого искусства. Делвин посмотрел на госпожу Дювон, та глядела ему прямо в глаза. Они, молча, смотрели друг на друга, словно пытаясь петь своими душами, что возможно было отчасти правдой. Госпожа молча глядела, словно впала в ступор.
- С вами все в порядке?
В ответ прозвучал щелчок, и стеклянная ширма закрывавшая прорезь для глаз на лице Элен убралась. Там он увидел прекрасные серые глаза, полные сочувствия и понимания, боли, и самое главное – слез. Ее слезы текли по железным щекам, а губы дрожали, как и все ее тело. Госпожа Дювон поднесла руку художника к своему сердцу.
- Вы же слышите – говорила она дрожащим от слез радости голосом – я тоже, как и вы, просто хочу жить.
С каждой секундой, пока рука Делвина находилась на теле этой женщины, ненависть художника испарялась. Рушился весь его миф и представление о роботах-богачах.
Сердцебиение. Вот что почувствовал Делвин сквозь слой железной кожи. Обычное, частое, ритмичное сердцебиение. Которое доказывало что Элен Дювон человек.
Делвин улыбнулся. Он почувствовал, как холодный метал к которому он прикасался, стал нежным и теплым.

Счетовод

- Прогресс не остановить.
Эти слова эхом отлетали от каждой пластины, что служили стенам одеждой. Небольшая комнатка гудела как улей, который искаженно напоминала. Каждый свободный угол занимал процессор для наблюдений и подсчетов. Они жужжали и шумели, как могли, вычисляя все, что только двигалось, или испускало волны, на которые они были настроены. Все это отображалось на огромном экране, возле которого стоял невзрачный человечек. Он был низкого роста, и одет в черную униформу сотрудников внутренних органов. Весь он был покрыт железом, как впрочем, большая часть населения земли. Его левая рука была очень тонкой и имела пять цепких, коротких пальцев. На ней свисали провода, и тускло светился небольшой экран, вмонтированный в предплечье.
Это был оператор. Так называли сотрудников слежки за людьми, а данная клешня была связующим между его центральным процессором, что находился в груди и главным компьютером. Как правило, операторам всегда вживляют небольшой процессор для работы. Хотя сейчас многие люди адаптируют себя как внешне, так и внутренне.
Экран разразился тревожным, алым светом, а затем, угрожающе всплыли цифры «20:00».
- Момент истины, Мансйер!
Оператор повернул голову, и устало посмотрел в дальний угол. Там находилось то, что многие кто приходил в этот отдел, сочли бы за статую. Неподвижная фигура робота сидела и взирала на оператора по имени Мансйер. К роботу были подключены все провода, и кабели что только могли быть на полу или в воздухе. Глаза существа горели зеленым светом, часто мигая, показывая, что он обновляет данные.
- Вы все еще считываете данные? – раздался тихий, обыкновенный голос Мансйера
- Это необходимо – голос робота был подобен раскату грома. Он железом отдавал по всем стенам, и казалось, сам фундамент трепетал перед этим существом – остались мелкие подсчеты.
Экран не желал утихать и выкрикнул еще одно предупреждение.
- Дождь над Уторингом.
Вновь машина издала отчаянный писк.
- Буря в Оклинде – спокойно сообщал Мансйер, словно вел колонку погоды – Гроза над Лайере.
- Эти катаклизмы вызваны вполне логичными реакциями, Мансйер – отчеканил робот. Его тон был подобен удару хлыста, который ощутила бы даже стальная кожа – меня интересуют совершенно другие сведенья.
Рука оператора дернулась к терминалу, и его пальцы шустро вошли в корпус. Электронный глаз Мансйера вспыхнул зеленым светом, и он тотчас принялся диктовать.
- 23476-АН – минуту погодя он продолжил – 444553-СРА…
Последующие несколько минут он считывал данные и наконец, выдал:
- Ригам и Тавра. Осталось 15 минут.
- А также Форминт, Клазарум и наш с вами Дистопау.
Глаза робота вспыхнули ядовитым светом, и провода вмиг спали, словно по чужой воле. Счетовод поднялся и сделал несколько шагов со своего трона-пьедестала.
Существо не походило ни на что во всем мире. Сидя, робот напоминал паука, у которого всего одна пара рук и ног. Теперь же над оператором возвышался двухметровый исполин, полностью сделанный из стали. Тощий и высокий, с длинными, цепкими руками и устойчивыми ножными протезами. Его тело прекрасно гнулось, и робот, размяв плечи, сделал властные шаги к экрану.
Его звали Зеро. Кто-то бы назвал его венцом современности – весь внутри он был механический. Там где у обычного человека мог находиться желудочный имплантат или мозговой процессор (устройства, которые заменяли человеку настоящие органы), то у Зеро там находились рабочие программы и системы. Он был идеальным логистом и блестящим Счетоводом.
Это был робот во всех пониманиях и без каких-либо исключений. Но самое страшное заключалось в том, что это был человек.
- Как правило, безумцы наслаждаются бурей, а художники пылающим небом – сказал в наступившей тишине Зеро – но эти времена давно прошли. Сколько же людей осталось там, вне этого экрана и нашей с вами разведки, а Мансйер?
- Около миллиона? – лениво спросил оператор
- Вы наверняка хотели сказать два миллиона, пятьсот триста двадцать пять тысяч и шестьдесят три человека.
- Думаю, вам виднее Зеро – ответил Мансйер и покрутил своими пальцами. Экран проигрывал слайд шоу, показывая одну картинку в две секунды.
Зеро алчно смотрел на панорамы. Все они, как одна, повторяли один и тот же сюжет – это были разрушенные заводы и старые города, улицы и офисы-небоскребы.
- Древние люди мечтали коснуться небес – стальной голос Зеро раскатом грома пролетел по комнате и затерялся в темных углах – Но их лестница в рай рухнула у них под ногами. Люди старого времени стремились быть богами и жить вечно. Они прикрывались тем, во что не верили и почитали то, чего нет.
Кадр застыл на руинах крупного города, который некогда назывался Лос-Анджелес.
- Посмотри, Мансйер! – с интересом сказал Зеро – Посмотри насколько высокие эти дома. Это просто новый Вавилон. Еще одна попытка насытить свое тщеславие.
- Но ведь и мы тоже люди.
- Вот именно – Зеро сказал это с чудовищной ненавистью – мы люди, а они лишь тени своей жадности. Они даже не в силах понять того к чему мы пришли.
Его тон выровнялся и Зеро продолжил с присущей ему властностью
- Чтобы выжить мы пришли к новому времени и новым возможностям. А что они? Они готовы и дальше разрушать все то, что мы так тщательно пытаемся спасти.
- Уже ничего не спасти – лаконично ответил Мансйер – осталось пять минут.
- Верно – тихо прошипел Зеро – пять… минут.
Кадры вновь стали мелькать. Наконец, через минуту они остановились, и на экране загорелась зеленая надпись «Счет окончен».
- Это все – ответил Зеро с особым удовольствием – счет и вправду окончен, Мансйер.
- Неужели?
- Да – кивнул Зеро – все, что когда-либо было известно, или имело важность, будет стерто. Последние века уйдут в историю, как и миф о Вавилоне. А новая эра начнется через пару минут.
Красные цифры неумолимо проводили обратный отсчет. Город Дистопау кипел от бунта и совещаний на тему, что делать дальше. Но уже ничто не имело значение. Время людей прошло, как правильно заметил Зеро. Настало время совершенно новых людей, тех, кто родился в это время и стерпел его мучения.
Миллисекунды мчались, казалось, со скоростью света, в то время как секундные цифры лениво сменяли друг друга. Все в зале замерло и застыло, в ожидании новых времен. Времен покаяния, а может быть расплаты.
В идеальном шуме процессоров, можно было услышать резкий, сигнальный звук. Часы на экране указывали нули.
- Отчет – немедленно потребовал Зеро
Рука оператора искусно провернулась в системном блоке, и Мансйер лениво ответил:
- 24 апреля 2287 года.
- Запомните этот день Мансйер – прошептал Зеро с трепетом в голосе – запомните этот день, как начало новой эры.
В этот день, озоновый слой был полностью уничтожен.

Смотрящий

Он просто прошел мимо, не пожертвовав и цента. Бедняк даже не рассчитывал на что-то, он продолжал играть на гармошке. Мансйер остановился и посмотрел на бедняка. Его обноски говорили о том, что бедолага уже несколько дней спит на улице, его белая кожа стала серой из-за пыли, что накопилась на защитном слое. После того как озоновая оболочка земли разрушилась, в Дистопау, да и не только, появилось множество бездомных – беглецов и рабочих, авантюристов и иммигрантов. Всех тех, кто испугался.
Мансйер смотрел на бродягу и пытался понять, почему он не просил денег как все в округе. Отчего именно этот нищий не потребовал свой цент. Ответа не было. В молчании слышались лишь звуки губной гармошки, и скрип механической руки оператора.
Настоящего ответа оператор так и не узнал никогда. Просто бродяге большего не было нужно.
Современность никогда этого не поймет.
А меж тем город гудел. С каждой секундой в нем разжигались споры и конфликты, между людьми и роботами. Или правильней было бы сказать старыми и новыми людьми. До сих пор не прекращались дебаты о правах людей и о возможностях роботов. Велись горячие споры кто важнее и без кого чего бы не было. Это была глупая болтовня важная лишь тем, кто сам в нее верит.
Оператор быстрым шагом поднялся по лестнице, в ложе, где его ожидал старый друг.
- Вы задержались.
- Пришлось провести лишние расчеты бездомных…
- Это уже не наша забота – ровный и холодный голос Зеро отливал сталью и внушал страх даже машинам. Мансйер привык к этому, но остальные боялись этого жуткого голоса, нечеловеческого, искусственного, который был искаженной формой настоящего. Фальшивая нота среди прекрасной музыки. Нота, которая вселяла страх.
- Я слышал, консул прибегнул к комендантам – сказал оператор, усаживаясь в кресло рядом.
- Это естественный ход, который можно ожидать от трусливого политика.
- Вы считаете его трусом?
- Я считаю, что нам давно пора избавится от ненужного балласта – сказал Зеро, и устремил свои изумрудные глаза на то, что творилось за стеклом.
Они находились в Палате Совета города Дистопау, где в данный момент проходили дебаты, а в частности был поднят самый главный вопрос – принятие Директивы Зеро.
-Вы считаете это правильным? – подал голос Мансйер – создать целую директиву, ради того, чтобы избавится от старых людей?
- Конечно – голос Зеро дрогнул – это вполне логично. По-вашему, это каприз матушки-природы, наше нынешнее положение?
Мансйер неопределенно пожал плечами.
- Если бы – эти слова отчеканили ненависть в каждой букве – бесплодная земля, иссохшие океаны, ведь когда-то все это было прекрасно, Мансйер. А что теперь? Мы лишь разбитое поколение, вместо того, чтобы жить вместе, точнее сказать, выживать, мы деремся за место под солнцем.
Нависла тишина. Из-за стекла доносились яростные крики, и только чудо удерживало людей и роботов не начать драку.
- Посмотрите, Мансйер! – воскликнул Зеро – это же обыкновенное стадо. И ведь это не только здесь, это происходит по всему миру.
Оператор промолчал. Он так и не решился сказать, что в других городах не поддержали Директиву Зеро.
- Никто не хочет прогибаться под других.
- В этом корень проблемы – холодно заметил счетовод – никто никого не заставлял. Сама мысль о мирном существовании противоречива сущности людей…
Несколько сенаторов агрессивно махали руками, пытаясь описать масштаб глупости обсуждаемой темы.
-… Что у них…
Роботы пытались прорваться, но отряды комендантов не позволяли им.
-… Что у нас.
На экранах появились другие сенаторы, из других городов. Они о чем-то говорили, но Зеро никак не реагировал на это. Не сразу Мансйер понял почему. Он забыл, что у счетовода глаза единственное, что он оставил от прежней жизни. Но визор, что был вместо левого ока оператора, позволял ему читать по губам. И Мансйер отчетливо разобрал слетевшее с железных губ десятки «Нет». Зал вновь взорвался раздорами и криками.
- Раньше было по-другому? – спросил Мансйер, желая сменить тему. Он знал, что оставалось немного.
- Не думаю – безразлично ответил Зеро – сколько я не изучал архив, я не видел разницы. Сейчас они основываются на человечности. Но где была человечность, когда они воевали за ресурсы. Где же она была, когда угнетали простых людей. Почему о ней не шло речи, когда были первые признаки ухудшения озонового слоя?
- Это для вас веские причины?
- Я ответил тебе, как было раньше – через минуту ответил Зеро, выговаривая каждое слово отдельно – Древний Вавилон строили из камней. Новый же – из денег пропитанных кровью и жадностью.
На большом экране появился обратный отсчет. Горящая синим пламенем цифра 10, заставила всех замолчать.
- При полетах на воздушном шаре, чтобы набрать высоту, скидывали балласт.
Цифра 6 сменилась, и отсчет неумолимо шел к нулю.
- Самое время это сделать – проговорил Зеро – вынужденные… меры…
Цифра ноль зависла на экране с полминуты, и экран вспыхнул красным огнем. Слово «Отклонить» привело зал в агонию. Массовая истерия захлебнула толпу, и начался бой. Коменданты утонули в телах праведного гнева и ненависти, не в силах что-либо сделать.
Зеро испустил хриплый вздох. Он уставил свой взгляд в пол.
- Мне жаль – бесчувственно ответил Мансйер
- Они здесь не останутся, поверьте мне – ответил Зеро – впрочем, как и я.
- И где вы собираетесь укрыться? – спросил Мансйер
- Здесь, в Дистопау – неожиданно ответил Зеро – здесь должен быть дом.
- Вы там жили? – живо поинтересовался оператор.
Зеро ответил не сразу. Он смотрел в пол с минуту, но затем медленно ответил:
- Нет – делая паузы, отвечал счетовод – я там… рисовал… когда-то. Возможно, мне стоит вернуться к этому, в каком-то смысле.
После этих слов, Зеро встал и покинул помещение. Мансйер наблюдал за толпой еще с минуту, и последовал примеру счетовода.

Прошла неделя. Неся очередную вахту, оператор вдруг заметил, что после напряженных семи дней конфликтов и притеснений, люди покидали города. Они уходили в пустошь, чтобы там продолжить мирную жизнь.
Мансйер попытался сообщить это Зеро, но сигнала счетовода нигде не было. Через месяц, оператор потерял всякую надежду вновь услышать голос своего коллеги.

Жнец

Каждый уголок был украшен паутиной. Старые обои и люстры, что некогда сияли подобно солнцу, теперь же представляли собой, тень былой славы. Призраки романтических вечеров, что здесь были, теперь навсегда заточены в заржавевшие свечи. Шторы и ткани померкли, излучая лишь тусклый мрак. И только старый балкон излучал надежду и светоч прошлого. Он один не мучил ностальгией, а напротив – вселял веру в то, что все еще живет. Рядом, на стене, висел портрет прекрасной девушки. Ее кожа была из довольно старого материала, но ее красота несравнима, ни с чем. Именно этот портрет рыжеволосой девы манил интерес Зеро. Он каждый день смотрел на нее, и все время не мог вспомнить, почему ему так нравится этот портрет. За прошедшие годы, он забыл, как звучит его собственный голос. Только лишь томный хрип, что он часто издавал, был знаком того, что он еще жив. Все эти годы, проведенные в одиночестве с картиной, Зеро все больше терял сноровку. Его мозговой процессор не обновлялся, и он терял всяческий контакт с миром. Теперь он больше походил на человека, нежели на машину. Потому что он терял власть над собой.
Так близко! Ведь он был уже так близко.
Зеленые глаза устремились в огромное окно, и он узрел множество поселений на горизонте. Сейчас, их принято было называть общинами. Его рука со скрипом дернулась к механизму, что он установил на балконе, и ржавое тело Зеро, ворчливо скрипнуло. На панели значился 2305 год, и, открыв файлы, счетовод продолжил свое дело.

Утро выдалось на редкость прохладным. Солнце еще не взошло на горизонте, и беспощадная жара не явила себя в пустошь. Пускай людям была не страшна жара и солнце, днем было довольно ярко и светло, что порой раздражало. За время своего добровольного изгнания старые люди успели построить хорошие общины и стали полностью независимы от жителей городов. Старик Эйвери, как обычно прогуливался перед рассветом, ему нравилась предрассветная прохлада. Конец его маршрута был, конечно же, возле салуна Мэри-Энн. Община спала крепким сном, не желая наслаждаться таким утром.
Воистину, бессонные ночи болезненны, но такие прогулки в лазури наступающего дня, могут считаться за маленький день.
Старик медленно подходил к открытой веранде салуна, на которой кто-то мирно сопел в кресле качалке. Эйвери подошел поближе, и весело закряхтел.
- Водж!
Фермер приоткрыл один глаз и улыбнулся в ответ. Водж был главным фермером в общине, и именно на его дворе выращивался провиант и вода для всех. Старик Эйвери облокотился на перила и тихо засмеялся.
- Опять сбежал от Рикки?
Водж ничего не ответил, лишь улыбнулся во весь рот. Где-то в салуне заиграло радио. Старик Эйвери вытер пот с затылка, и посмотрел вдаль, на горизонт. Ровно на северо-западе находился огромный купол, с множеством окон и горящих огней. Город-муравейник, место, которое Эйвери покинул еще, будучи подростком. Место, где так давно не был ни один из старых людей, и где ныне вершился другой образ жизни.
Дистопау. Он так давно там не был. Но теперь это был не их мир. Новые люди предпочли кибержизнь и развлечения, в то время как старые люди, основываясь на известных издавна технологиях, имели простые процессоры и компьютеры.
- Чего загрустил, Отэм?
Эйвери перевел взгляд и весело засмеялся при виде Мэри-Энн, приветливой хозяйке салуна.
- Заждался твоего хваленого завтрака, дорогуша.
- Как и я – весело ответил Водж.
Хозяйка улыбнулась и поманила внутрь.

- Ну, так и что слышно, Отэм?
Эйвери пригладил седую бороду и пожал плечами.
- Ничего не ясно. Одни говорят, что все это слухи, и что, мол, слухи о войне пускают жители городов, чтобы держать нас подальше.
- Похоже, они не слишком-то смирились, с тем, что мы все еще существуем.
- Как знать Водж, может, и правда предпочли такую политику, но мне все это не нравится.
- Почему – поинтересовалась Мэри-Энн.
- Ну – замялся старик – я слышал, что за Песчаным Океаном мало чего осталось. От общин вестей нет, и города молчат.
Водж тихо засмеялся себе под нос, видимо вспомнив что-то смешное.
- И ты этому веришь?
- Да уловка, наверняка! – резко встрял Водж, после чего отправил кусок пшеничного мяса себе в рот – им дай повод, а слухов они придумают.
- С этой стороны, тоже верно – озадачено ответил Эйвери – жители городов без лакеев и дверь открыть не смогут, а мы о войне ведем речь.
- Ну, уж нет – покачала головой Мэри-Энн – это слишком, даже для них.
- Точно вам говорю – сказал Водж и бодро хлопнул Отэма по плечу – эй, плесни-ка мне ячменного меду!

Вечер выдался слегка душным. Только-только смеркалось и на всех навевало приятный сон. Старик Эйвери и Водж сидели на крыльце и молча, смотрели на горизонт. Приятный ветерок, пусть и горячий, дул в лицо и на всех навевала усталость.
Как вдруг, на горизонте возник силуэт. Он мчался по главной дороге и то и дело спотыкался. Все насторожились. Сон сняло как рукой. Теперь же, они взирали на бегущего к ним человека. Он был словно тревожная нота в прекрасной оперетте.
А меж тем, незнакомец приближался и приближался. Он бежал так быстро, как только мог, словно за ним гонится вся свора адских гончих. Гонец не сбавлял ходу, он мчался так лихо, что упавши, полз вперед, не желая останавливаться. Никто не мог выговорить и слова. Все застыли как на фотографии. Водж оглянулся и понял, что добрая сотня-другая поселенцев тоже следит за бегущим человеком. Пока он бежал, успело порядком стемнеть. Мэри-Энн уже стояла рядом и тревожно глядела вдаль, на бегущего человека.
И вот, гонец добежал до общины, но в бессилии, рухнул на землю. Никто не шевельнулся и не двинулся. Сам же бегун, поднял голову и закричал так громко, как только мог:
- Это случилось!!! – отчаянным воплем эти слова разлетелись по улицам общины – Это все-таки случилось!!!
На горизонте, там, где находился Дистопау, появились сигнальные огни. Они стрелой умчались в небо и исчезли среди облаков. В это время на крыльцо вышел сонный мальчуган, лет десяти.
- Мама, что происходит? – пожаловался мальчишка
Мэри-Энн посмотрела на него, а затем на гонца.
- Что случилось? – наконец выдавил из себя Водж
Гонец тяжело дышал, и смотрел на всех жителей общины. А затем, неровно выговорил:
- Они… они…
Но договорить он не успел. Его голос утонул в реве чудовища, что разразило небеса. На горизонте возник гриб ракетного взрыва. Затем еще один, и еще, и еще. Один за другим, хор чудищ и их пение несли за собой смерть в пустошь.
- Мама?
- Джимми! – крикнула Мэри-Энн – быстрее в подвал, скорее!
Ее последние слова утонули в рокоте надвигающегося пения монстров. Волна зеленой пелены, что шла из ракет надвигалась на них. Они не успели сделать и шагу, как ядовитый воздух, что находился в бомбах, накрыл их общину.
Это был последний ход Зеро, в этой партии против людей. Его шах и мат старому человечеству.
Ядовитый ветер все еще блуждал по пустоши, наведываясь то в одну общину, то в другую. Он нес с собой призраки старых людей, их историю, и их застывшие от ужаса лица.

Дикарь

Ветер бесконечно кружился в танце, жонглируя лицами давно ушедших теней. Уже никто и не помнил, что посреди пустоши были общины. За исключением историков, для которых не так давно минувшие дни, стали достоянием истории. Историки, в частности господин Джеральд Гринграс, неустанно искали остатки или следы присутствия на земле старых людей. И лишь редкие останки общин были крохами надежды, которыми питались археологи.

Дистопау к 2365 году был открыт. Все города сняли защитные купола, нежно купаясь своими стальными телами в сжигающих объятиях солнца. Бояться было больше нечего, и прогресс неуклонно рос. Города разрастались, и многие даже стали огромными мегаполисами. Каждая улочка и каждый ее угол отныне служил лишь развлечением для людей - тут не было никаких рабочих или трудяг, все выполняли компьютеры. Для жителей городов эти технологии были в диковинку, ибо построены они были на основе тех компьютерных знаний, что удалось найти среди уцелевших общин.

Это случилось в ноябре. От самих месяцев, как и от условий погоды, остались лишь упоминания на страницах истории. Теперь же все заливало беспощадным светом, и здесь царила щекотливая духота летних прериев. Женщина бежала по залитой светом главной улице и отчаянно кричала
- Помогите!! Кто-нибудь! Прошу вас!!!
Все на площади резко остановились, и посмотрели на несчастную. Из ее алмазных глаз струями катились слезы, гладко скользя вниз к железной шее.
- Прошу вас! Кто-нибудь! Мне нужен врач.
Последнее слово привело к весьма неожиданной реакции - все на площади быстрым шагом стали спешить кто куда. Некоторые и вовсе спрятались в помещениях. Женщина разразилась очередным судорожным вздохом и с мольбой крикнула
- Прошу вас!!! Умоляю!!! Моему сыну нужен врач!!!
Она рухнула на колени и, разразившись рыданием, продолжала молить народ. Но все лишь прибавили шагу. Они делали это вовсе не из-за безразличия, а из-за страха.
Для всех, ее сын был уже мертв.
Однако, среди бесконечного потока стальных тел, появилась загадочная фигура в синем плаще. Он присел на колено и тихо шепнул
- Что случилось с вашим сыном?
Женщина на миг застыла в нерешительности, а затем, словно по команде, едва не задохнувшись, выпалила:
- Чума! - говорила она, давясь воздухом - чума, как и в Морстаке и в Таринбурге. Прошу вас, вы знаете докторов, я умоляю вас.
Незнакомец взял несчастную за руку и сказал:
- Не слова более, я - врач. Ведите меня.

Не всегда научные открытия ведут к успеху. Воссоздание сети рабочих машин привело жителей городов к ужаснейшей чуме - все их электронные органы поражал смертельный вирус - как выяснилось, это был обычный компьютерный вирус, еще времен Эвана Мейера. Он разрушал и уничтожал программы сотнями в один момент и теперь, этот древний мор убивал и людей.
Дверь открылась, и незнакомец быстрым шагом прошел в гостиную. Здесь царила весьма роскошная обстановка, желтая, шелковая мебель, электронные свечи и прочие атрибуты богатой знати.
- Где ваш сын? - тихим голосом спросил врач. Его челюсть не двигалась, и ему было трудно говорить.
- Наверху - отвечала женщина, утирая слезы с железных щек - прошу вас, поспешите.
Мальчик лежал на кровати неподвижно и издавал хриплые вздохи. Кулер у его сердца борохлил и рисковал, вот-вот, остановится.
- Кулер - сразу же сказал врач - это плохо. Видимо отказала система охлаждения в лопатках.
Женщина закрыла рот руками и разревелась сильней обычного.
- Когда я уходила она работала. Мой мальчик!! Бедный мой малыш!
- Если кулер остановится, то солнце спалит сердечный карбюратор за две минуты. Скорее, где у него находиться нервный процессор?
- Правое предплечье.
Врач быстро вскрыл пластину и достал из своей сумки небольшой компьютер. Такими терминалами пользовались только в общинах. Женщина забыла реветь, как только увидела прибор.
- Откуда это у вас?
- Я был полевым врачом, работал с Гринграсом - быстро ответил незнакомец - не мешайте мне, пожалуйста.
Он стал быстро набирать что-то и бормотать себе под нос. Кулер гудел как динамо машина, времени оставалось все меньше. Мальчик издавал хриплые стоны и скрипел ногами.
- Отказали ноги давно?
- Вчера - прошептала несчастная мать - так и выяснилось, что он болен.
- Ножной центр, правая рука и, конечно же, мозговой чип. Конечности не беда, лишь бы чип удалось восстановить.
Мать смотрела на свое дитя, словно надеясь, что ее взгляд исцелит больного. Незнакомец тем временем стучал по клавишам, и бегал глазами по экрану. Внезапно кулер заглох и женщина вскрикнула. Нависло гробовое молчание, и лишь стук клавиш терминала врача разбавляли эту тревожную тишину.
Раздался звук отказа. Еще один. И затем еще один. Женщина упала на пол, не смея даже вздохнуть. Стук прекратился, как и какие-либо звуки процессоров внутри мальчика.
Доктор приложил руку к сердцу и тут же ее убрал. Он ввел еще пару команд, а затем тупо уставился в монитор.
Никаких признаков жизни. Мальчик, облаченный в стальную плоть, лежит на кровати, в предсмертном бреду. Он испустил последний хрип. Его мать не смела даже плакать она, просто молча, смотрела на сына.
Тишина.
А затем, раздался голос из терминала - Нервная Система переустановлена. Все системы функционируют нормально. "Червь" не обнаружен.
Мальчик открыл глаза и сделал сиплый вздох. Он смотрел на незнакомца, который не сводил глаз с больного.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил врач
- Хорошо - тихо ответил малыш, ему было трудно говорить
- Помнишь, как тебя зовут?
- Эдмунд.
Врач тихо засмеялся и облегченно сказал
- Мозговой чип не задет. Тебе повезло. Шевелить ногами можешь?
Эдмунд резко вскочил на пол и сделал пару увереных шагов. После чего, словно не видев мать несколько лет, побежал к ней. Женщина обняла своего сына, и со слезами в голосе сказала:
- Благослови вас господь, или тот в кого вы верите. Вы просто чудо, вы само божество
- Не стоит - тихо ответил незнакомец - я не то и не другое.
- Кто же вы? Как вас зовут?
- Я уже говорил вам, я - врач. А зовут меня...
Он умолк, видимо вспоминая собственное имя.
- Джимми. Кажется, она сказала Джимми.
- Боже мой, вы наш спаситель Джимми - кричала радостная мать - что мы можем сделать ради вас?
Он посмотрел на семейство и тихо вздохнул. Внезапно, он услышал как внизу вышибли дверь, и в гостиной послышался агрессивный топот. Джимми медленно встал и посмотрел на женщину. Затем, он поднес руку к лицу, и снял маску. Перед ними стоял старик, с белой как снег кожей. Его глаза были твердые как камень, из черноты зрачков кричали забытые тени. Черты лица походили на маску, что он снял, а среди густой бороды, виднелась грустная улыбка. Это был один из немногих, а может и последний среди старых людей. Семейство, стояло шокированное произошедшим. Они не успели и слова сказать, все произошло так быстро.
- Просто - сказал Джимми - Просто запомните меня.
После этих слов раздался хлопок, и двери в комнату сломали. Внутрь вбежали Черные Коменданты и, схватив врача, уволокли его прочь.

Спящий

Выжигая все вокруг, солнце отправилось за горизонт. От планеты ничего не осталось кроме как облупленного куска камня, населенного миллионами железных людей.
Но если вы посмотрите на планету из космоса, то увидите далеко не серый кусок обжаренного грунта, а огромный шар среди звезд, что усеян титаническими процессорами-городами и компьютерными поселками.
2405 год. Городов больше нет. Есть лишь Эпитафия - колоссальный город, который в свое время слил в себя все страны и поселения и стал единственным во всем мире городом размером во всю Землю. Людей больше ничего не беспокоило, ни мор, ни угрозы со стороны старых людей. Развлечения давно уже приелись, и всем стало казаться, что этот мир свое отжил. Теперь, есть только Виртуальность - другой тип реальности. Такой же, как и тот, что и прежде, но созданный своими руками - мир посреди мира, четвертое измерение внутри четвертого измерения, вселенная под боком другой такой же вселенной. Это была не столько программа, сколько действительно новая реальность.
Прогресс неотвратим.
Весьма энергичный мужчина прогуливался среди пустой улицы. Он был один единственный кто шел вот уже последний месяц по этой улице. Более того, он был последний на Земле, кто вообще ходил по миру. Он как обычно зашел в магазин, где вот уже с двадцать лет покупал еду для своей семьи.
- Доброе утро, Гарольд
Однако упаковочный аппарат ему не ответил. Эта машина не была запрограммирована на общение, да и вообще была отключена с пару месяцев назад.
- Не стоит, я сам - словно отрицая реальность, сказал мужчина, после чего взял банку с питательным раствором. Он стоял и смотрел на нее. Срок истек как раз на днях. А новой партии не предвидеться. Никогда.
Эдмунд вздохнул и едва не расплакался. Сдержав себя, он мигом покинул магазин, даже не попрощавшись с Гарольдом. Да, это не имело смысл, но последний месяц он всегда с ним прощался.
Войдя в свой дом, Эдмунда как и всегда встретила маленькая коморка посреди которой стояло четыре капсул, три из которых были заняты. Вдали находился стол, за которым семейство Эдмунда принимало раствор, а рядом небольшая тумбочка. На ней лежит письмо покрытое пылью. Его оставила Лерр с два месяца назад. Эдмунд замученный подошел к столу и принялся, есть несвежую еду. Его глаза в очередной раз, невольно глянули на слова жена - "Ты знаешь, где нас найти". Молча пережевывая смесь, он посмотрел на спящие лица своей семьи. Лерр, его красавица жена, он все еще помнил, как не мог оторваться от ее прекрасных русых волос и болотно-зеленых глаз. Он помнил, как его радовал ее звонкий смех, чей призрак ныне живет в уголках их комнаты. Их дети, с которыми он любил играть по вечерам.
Но теперь все иначе. Мир давным-давно ушел в Виртуальность, и только он один живет прошлым. Эдмунд не знал почему. Почему ему все чаще снятся кошмары, где он не может ходить и вот вот взорвется. Он не знал, почему ему так противна Виртуальность.
День повторился вновь и вновь. Он проходил мимо Гарольда, и все реже здоровался с ним. Он даже не обращал внимания на испортившийся вкус питательного раствора. Но слова, написанные его женой, не давали ему покоя. Однажды утром, он просто проснулся и увидел, что они в капсулах. И все. Он остался один на один с мучающим его изо дня в день листком.
Вечер января. Прошло уже с две недели, как у Гарольда кончился раствор. Уставший и опечаленный Эдмунд стоял и смотрел на лицо Лерр через окошко. Он так мечтал вновь взять ее за руку, поцеловать, услышать этот облегчающий, как обезболивающее смех.
Он сел на стул и расплакался. Терпеть было уже сверх меры. Эдмунд подошел к своей капсуле, и, открыв ее, сказал лишь одно:
- Я помню - сорвалось с железных губ опечаленного мужчины - я тебя помню...
Он и сам не знал к кому точно он адресовал это высказывание. К доктору, что спас его в детстве или к Лерр, которая заставила его поверить, что его железное сердце способно любить. Эдмунд сказал это всем тем, кто был важен для него самого. Тех, кто напоминал ему, что он - человек.
Закрыв капсулу, но не включил Виртуальность. Он запрограммировал ее на сон. Сладкий, мирный сон. Сегодня, он успел сказать Гарольду "До свидания". Эдмунд подключил провод к своему Нервному Процессору и...

Эпилог

... И никого не стало. Жизнь в этой реальности перестала существовать, перебравшись в совершенно новый и, несомненно, прекрасный мир. А Земля продолжала вращаться вокруг Солнца, 365 дней в году, как это и было всегда, от начала времен. Большая планета, обожженная огненной звездой на протяжении веков и заставленная тоннами процессоров, лениво дышала жарой, и гудела, подобно Вечному Двигателю Лета...