Учись говорить нет-Ужастик, навеянный концом света

“Нет” – Обычное казалось бы слово.
А сколько разрушенных судеб, сколько бед, сколько бессмысленно потраченного времени несет оно (не сказанное)! Как просто, и как иногда неизмеримо сложно произнести короткое решительное:
– НЕТ!!!
Увы, наш герой не стал исключением, так до конца жизни и не научился отказывать. Более того, слово “нет” было выведено из его лексикона.
Похоже, это было свойственно и его матери, особенно в отношениях с мужчинами. По крайней мере, не было своевременно сказано его отцу, впрочем, ее никто и не спрашивал.

Залетный маньяк-насильник-убийца – страшилище огромного роста и невероятной силы – он проездом оказался в их маленьком городке. Слух о нем распространился по району и области, посему жители с приходом темноты прятались по домам, не пряталась лишь его будущая мать – не боялась. Взглянув на нее хоть раз, нетрудно было догадаться – почему. Устрашающая внешность являлась залогом ее безопасности, даже собаки переставали лаять, и завидев ее, прятались в подворотнях с поджатыми хвостами, скулили и выли. Так что ее встреча с маньяком была предопределена.

Маньяк впотьмах варварски надругался над женщиной, и совсем было приготовился пустить кровь, однако перед смертью та изъявила последнее свое желание – попросила повторить содеянное, что он, изумленный, исполнил, но с гораздо меньшим рвением. Это ей показалось также недостаточно, тогда он с трудом снасильничал ее в третий раз, но с такими извращениями, что привел бы в ужас проститутку с полувековым стажем. Женщина же впала в неистовый восторг, а насильник, понимая, что попал и близка расплата, поднес к ее горлу нож, дабы утихомирить распоясавшуюся нимфу, и тут на нее случайно упал луч света. Господи, не дай пропасть! Маньяк выронил нож и стал вырываться – бесполезно – она держала его мертво, доверчиво прижимаясь. С ним случился удар, после чего он впал в кому, в которой пребывает и по сей день. Его жизнедеятельность и доныне поддерживается в областной клинике, предостерегая от благодушия и неосмотрительности, съезжающихся со всей округи посмотреть на него девушек и женщин. В какой-то момент маньяк было вышел из комы – какое! Решительно вернули обратно, не исключено даже, что с помощью матери нашего героя – в таком состоянии он был много полезней…

Жестоко изнасилованная женщина понесла, и через положенные девять месяцев на свет появился наш герой. В роддоме ее держали в отдельной палате, хотя мест в больнице катастрофически не хватало –женщины лежали даже в коридоре. К ней в палату не рисковали никого подселять, поскольку у попадавших туда рожениц воды отходили сразу же, как только она являлась в поле их зрения, это случалось также и с лежавшими на сохранении, да и вовсе не беременными женщинами. Впрочем, одну роженицу все же подселили – та категорически отказывалась рожать, рассчитывая, очевидно, что рассосется само собой. Увидев соседку, она родила тут же прямо в палате сама без стимулирования и помощи медперсонала. Новорожденный также онемел от ужаса, отказываясь подать голос, сколько его не хлопали по попке, и сделал это лишь, когда его вынесли из палаты…

Когда пришло время рожать матери нашего героя, медперсонал всеми правдами и неправдами старался избежать своего причастия к этому знаменательному событию, покинул больницу – у всех одновременно заболели дети, полетела сантехника, приехали родственники и т. п.
С трудом отыскали видавшую виды полуслепую и глухую акушерку, а также медсестру, прятавшуюся в больнице от находящегося в запое мужа – тот рыскал по городу с топором, великодушно согласившись произвести трепанацию ее черепа…
Когда появилась головка малыша, у акушерки поплыло в глазах в ужасе от увиденного, и вертикальное положение она удерживала лишь благодаря тому, что держалась за голову младенца, трудно выходившего из лона матери, пока не вырвала его оттуда вместе с пуповиной и детским местом.

Мальчик родился крупным – шесть килограммов, шестьдесят сантиметров. Родился, по-видимому, зрячий – заорал благим матом сразу же без всяких там шлепков по попке, потому как увидел умиленное лицо родной матери. Мать также заорала – ей привиделось, что она родила лысого черта…
На мальчике, как и на его отце (жителе мира), лежала печать всех рас и народов: лоб – европейский, глазки – азиатские, нос – индейский, рот – африканский, подбородок (его отсутствие) – аборигенов Австралии… Цвет кожи – непонятный, и менялся в зависимости от части тела и времени года.

Мать не могла без содрогания смотреть на свое чадо – она как в зеркале видела в нем себя, свое же отражение она давно не наблюдала по причине отсутствия в их доме зеркал – все разбила, а стекла в окнах и шкафах не мылись специально, дабы лишний раз не пугать ее. Спустя месяц не выдержав испытания, она бросила ребенка, навсегда покинув отчий дом, в городке ее больше не видели.

Воспитанием занялась полуслепая бабушка, что исчерпывалось лишь кормлением. Зато с утра до ночи она всю себя отдавала этому важному занятию. Ел мальчик отвратительно, но отказывать бабушке не смел – давился, мучился, блевал, но напихивал утробу, и толстел. Бабушка добилась таки своего – он стал есть очень хорошо, настолько много, что она не в силах была уже обеспечить это – на пенсию сильно не разгуляешься. По мере увеличения его веса бабушка соответственно тощала, а когда к десяти годам его вес перевалил за центнер, бабушка умерла голодной смертью…

Теперь им занялась тетка. Принципы воспитания у нее были суровые. Безропотно подчинился. Она вознамерилась вырастить из него вундеркинда. Обильное кормление прекратилось, отчего он невероятно страдал, но толстеть перестал, зато впал в другую крайность – стал расти, и к двенадцати годам достиг двухметрового роста (в отца), не собираясь останавливаться…

Невзирая на юный возраст, его пригласили играть в сборную города по баскетболу. Отказать не сумел, пришлось играть, бегать также не умел – под своим кольцом он забирал мяч, не позволяя ему влететь в корзину, отдавал партнерам, затем неторопливо шел, у чужого кольца получал мяч и укладывал его сверху в корзину. Увы, его баскетбольная карьера быстро завершилась – он стал доверчиво отдавать мяч сопернику, его вежливо просили, как тут откажешь?..

Чем он только ни занимался!..
В школе его насильно записали в хор, невзирая на его умоляющие глаза – он обладал очень низким голосом, близким к инфразвуку. Когда он начинал петь своим утробным голосом, выдержать такое не удавалось никому. Сирены, виновницы многих кораблекрушений времен Одиссея, “отдыхали” в сравнении с ним, а самые отъявленные хулиганы и забияки надолго впадали в смиренное оцепенение.
Школьники превращались в зомби, ходили по школе только строем, и парами, зубрили все, что ни попадя, были прилежны и тихи. Беда сказалась в другом – он не попадал ни в одну ноту, отчего учителя пения госпитализировали, тот прятался от него в больнице под кроватью, ожидая конца света…

Тетя, как племянник ни сопротивлялся (умоляющими глазами), записала его в музыкальную школу. Через неделю перестал туда ходить, не оттого, что был начисто лишен слуха, а потому, что школа спешно закрылась…

В школе живописи он также не прижился, отличаясь небывалым размахом – его рисунки никак не помещались на листах формата А4, не помещались они и на больших листах ватмана, и даже на огромных склеенных листах, размером с многоэтажный дом…

Тогда упрямая тетка заняла его изучением иностранных языков. Его память имела странную избирательность, не воспринимая ни одного из европейских языков, зато легко переваривала сложности африканского языка суахили. Увы, учить мальчика суахили было некому – пришлось постигать самостоятельно. При этом он стал стремительно забывать родной язык, довелось вновь начинать с букваря…

В силу своей безотказности он никогда не выполнял домашних заданий (не успевал), потакая многочисленным просьбам одноклассников, друзей, учителей, прохожих, трудно переходя из класса в класс вместе со своей огромной партой, специально сконструированной для него...

Старшие классы – не за горами выпускной вечер, да помешал случай.
В школу приняли учительницу изящной словесности в помощь начинающим литераторам и поэтам.
Тетя немедленно записала юношу в организовавшийся кружок, где тот в основном тупо молчал, поскольку не мог зарифмовать ни единой строчки, даже слова мама.
На этом все бы и завершилось, если бы руководительница кружка – девица с повышенным гормональным фоном – не предложила однажды позаниматься с ним отдельно, имея в виду, разумеется, совсем иное – устрашающего вида юный гигант неимоверно раздражал ее либидо.

…Интимная обстановка, он абсолютно не понимал – чего от него хотят, мозг не работал - лишь рефлекс. Она сняла с себя все, кроме очков...
– Мамочка! - впервые вспомнил он свою родительницу, закрыл лицо руками.
Пришлось раздевать и его. Почему-то начала с брюк. Освободив же то, что она намеривалась упрятать в себе, она тут же села на пол сраженная увиденным, ибо единственное слово “увечье” характеризовало это... Завершить совращение ей все же удалось, но очень нескоро и с немыслимыми издержками…

Удержать случившееся в тайне она, естественно, не смогла и поделилась с подругой – преподавательницей иностранных языков – такой же тихой и застенчивой девушкой.
Та, не мудрствуя лукаво, пригласила несмышленого гиганта дополнительно позаниматься английским языком, от чего тот отказаться не посмел – учительница все-таки. И хотя дева была подготовлена подругой, знала все, что ее ожидает, ее постигла та же участь – падение и полуобморочное состояние. Видя, что занятия, скорее всего не состоятся, в силу недвижности преподавательницы, лежавшей с отвисшей челюстью и вытаращенными глазами, юноша пожелал уйти, но сделать это не смог, поскольку, падая, женщина ухватилась почему-то именно за то, что привело ее в ужас. Пришлось задержаться, о чем он глубоко пожалел. Оклемавшись, дама уложила его на диван, долго примеривалась, и лишь к рассвету отпустила домой…

Теперь все вечера и выходные дни юноши были заняты дополнительными занятиями по литературе и иностранному языку, чем он привел в восторг свою тетю – такого прилежания она не ожидала…
То, что знают две женщины – знает весь мир!..
Слухи о нем шипящими змеями поползли по школе.
Школы, как известно, полны незамужних преподавательниц, стремящихся опутать себя узами Гименея, а если не удается, то хоть поразвлечься. Это вполне естественно, но для нашего героя стало великим испытанием. Он ничего уже не понимал!
Ну, хорошо, пусть так, пускай делают с ним всякие глупости, но зачем при этом так стенать и поминать господа: “спаси, Господи”, “Боже, не дай пропасть”…

Надо ли говорить, что уже через месяц юноша стал изучать все науки, преподаваемые в школе, включая домоводство и вышивание крестиком.
Тетя была поражена успехами юноши, не подозревая, что все его время, свободное от занятий, да и несвободное, было расписано поминутно, и не имело ничего общего с науками, кроме одной…

К тому же – как можно было при этом объяснить такую несообразность, что, обладая завидной тягой к знаниям и успехами в учебе, юноша по нескольку лет отсиживал в последних классах. Выпускать его из школы не входило в намерения любвеобильных носительниц знаний…

Слухи все же просочились за пределы школы.
Содом и Гоморра!!!
Оскорбленные демографией, изголодавшиеся женщины, включая замужних, страдающих от бесполезности не выходящих из запоя мужей, просто не давали ему прохода. Он умолял (глазами), увы, молчание – признак согласия. Они легко поняли, что слово “нет” ему неизвестно. Поначалу это даже нравилось – молодые приятные на ощупь, его вкусно кормили, поили, и после тщательных замеров (зачем?) проделывали с ним немыслимые вещи с нелепыми телодвижениями.
Зачем его измеряли, стало известно позже. Женщины падки на знаменитости, спали и видели, что их любимец попадет в книгу рекордов Гиннеса, а, следовательно, к этому будут причастны и они…
Но где же их чувство меры?!..
Он перестал выходить на улицу, прячась дома – тогда они стали сами наведываться к нему в гости, отказать в гостеприимстве он не смел…

Это дошло до его тетки, она пришла в ярость, сначала разогнала всех, но, разобравшись, поостыла, а спустя время сама приняла в этом участие – наконец, ее племянник был “глубоко востребован”. Нет, она не пользовала его, а упорядочила процесс, организовав живую многомесячную очередь…
Стала брать деньги: за просмотр – меньше, за пользование – больше. Так что с утра до ночи он был при деле…

В это самое время бедного юношу нашло еще одно испытание. В их городке был единственный гомосек, находящийся в постоянном поиске партнеров – мотаться же по области ему порядком надоело. Прослышав про безотказность нашего героя, он решил испытать на прочность его сексуальную ориентацию, и к своему удивлению не нарвался на отказ, а лишь на непонятливость. И не миновать нашему герою потери еще одной иллюзии, если бы сексуальному дезориентатору не пришлось срочно отказаться от замысла, исполнение которого угрожало травмами, несовместимыми с жизнью…

Продолжаться без последствий все эти безобразия не могли…
Первой ласточкой стал драматический казус с одной барышней сверх преклонного возраста, неосмотрительно вклинившейся в живую очередь любительниц экстремальных ощущений. Как-то наш герой, сопровождаемый женщинами (из группы поддержки), подошел к переходу, где стояла бабуля – божий одуванчик – и нерешительно мялась. Он подумал, что та не решается перейти улицу, по которой, впрочем, машины проезжали не чаще раза в день, взял ее за руку и стал совершать поступок джентльмена. Старушке на другую сторону дороги вовсе не требовалось, она просто примеривалась поднять с земли копеечку, но отказать не посмела – уж больно устрашающий вид имел вынужденный помощник. Переведя через дорогу, тот по умоляющим глазам старушки понял, что совершил оплошность и принялся ее исправлять. Старушке таки удалось поднять копеечку, теперь и в самом деле ей потребовалось на другую сторону, что сердобольный юноша и помог осуществить. При этом сопровождавшие его женщины хвостиком следовали за ними – туда-сюда. Бабулька почему-то нашла в этом увлекательное занятие, она весь день весело прогуливалась, пересекая улицу взад-вперед под руку с рослым кавалером и свитой разъяренных дев. Понравилось это и юноше – гораздо лучше так, чем с утра до ночи, не имея отдыха, заниматься черт знает чем. К утру следующего дня старушка уже ждала его у “зебры” перехода, проскочить мимо незамеченным ему не удалось!.. Они вновь весь божий день утюжили переход. Возможно, так бы все и продолжалось, и они протоптали бы подземный переход, если бы завистливые товарки не просветили старушку, что прогуливается она со знаменитым на весь город Казановой, у которого есть нечто такое!..
На другой день, вдоволь нагулявшись туда-сюда по переходу, любознательная старушка предложила безотказному кавалеру зайти в гости отведать борщеца. Проголодавшийся Казанова не стал возражать. Гостеприимная хозяйка накрыла роскошный стол с закусками и выпивкой. После третьей рюмки ее потянуло на подвиги, стала бросать на гостя игривые взгляды – бог ты ж мой! Бабка, а туда же! Успокоила:
– Милок, одним глазком – нешто правду говорят?
Отказывать он не научился ну, и…
– Гошподи, крашотища-то какая! – выронив вставную челюсть, прошамкала пораженная старушка последние в своей жизни слова…
Когда ее хоронили, она улыбалась мечтательно-загадочной улыбкой, точно открыла врата рая…

Следующей проблемой стали мужья, хоть однажды познавших его женщин… Они невзлюбили вынужденного Дон Жуана, ибо жены перестали исполнять супружеские обязанности. Сговорившись, группа разъяренных мужчин подкараулила его. Он понял, что настал его смертный час и дрался как лев. Если бы они просто явились к нему и сообщили, что пришли убивать, он бы не отказал им в этом удовольствии, поскольку не умел отказывать, но они это не сделали и поплатились многими жизнями. Им все же удалось свалить его. Стащили с него брюки, в намерении лишить мужественности и… замерли в восторженной зависти. Это спасло его – на помощь к нему уже спешили женщины, еще не отведавшие его, они с боем отбили своего кумира, подняли на руки и весь день носили по городу, как мессию, неистово молясь и распевая псалмы…

Еще одной проблемой стал стремительный рост рождаемости в их городе. Разумеется, все меры предосторожности с нашим героем соблюдались, но они мало помогали, разлетаясь в клочья. В результате, на родильные дома легла дополнительная нагрузка. И родственные связи многих новорожденных были налицо, точнее, на их лицах…

Молодой гигант из последних сил обслуживал большую часть лучшей половины города, пока с прилавков аптек города и области не исчезли афродизиаки. В этот спасительный для него момент одна девица, падкая на знаменитости, решила окрутить его, и, опередив на пол корпуса других претенденток, решительно повела под венец.

В доме бракосочетания он с надеждой смотрел на распорядительницу, умоляя (глазами) прекратить насилие, та славила семью и любовь, а в конце спросила – согласен ли он вступить в брак. Сказать “нет” жених не решился…
Так возникла новая ячейка общества. Жена хоть и страдала, но и гордилась – ведь теперь только ей принадлежал он весь без остатка, можно бы и без “остатка”…
Ее спасла беременность. Родила девочку – впервые он по настоящему полюбил женщину, пусть и маленькую…

В течение пяти лет они произвели на свет дюжину детей – парами и по три, увы, тех следовало как-то содержать…
Поскольку жена была занята детьми, забота о жизнеобеспечении семьи свалилась на мужа. Но делать ничего, кроме детей, он не умел. И если в начале совместной жизни благоверная не выпускала своего мужа из дому даже за хлебом, поскольку это заканчивалось его пропажей на неопределенное время в силу безотказности (не следует путать с безответственностью!), что, впрочем, положительным образом решало демографическую проблему в городе, то в дальнейшем стала даже приветствовать. Ведь теперь из своих загулов он возвращался с деньгами и продуктами. Слово “альфонс” для нашего героя все же неприемлемо.
Иногда, правда, случались и казусы – его перехватывал какой-нибудь малыш со словами:
– Папа у нас дома нечего кушать!..
И хотя наш герой не был уверен в родственных связях с просителем (кто их разберет?), отказать не мог, и отдавал все, что имел…

Много позже (спустя двадцать лет) в результате бума рождаемости возникнет еще одна проблема – наличие бесчисленных родственных связей у вступавших в детородный возраст девушек и парней, что могло привести к вырождению потомства. Чтобы как-то разрулить ситуацию, пришлось расквартировать в их городке полк гренадеров… Ну не гренадеров – алкашей-строителей – да и построенное ими разрушалось еще недостроенное. Для симметрии довелось также открыть ткацкую фабрику с привлечением иногородних работниц, которая завалила город и область ненужными тканями. Ткачихи и строители мало, что изменили в облике города и горожан, но основную задачу выполнили…

…Между тем ситуация в городе принимала неуправляемый характер. Никто ничего не понимал. Напрочь утерялись причинно-следственные связи. Вопрос: “who is who” стал исключительно актуальным, до риторичности…

Назревало нечто из ряда вон выходящее...
На самом же деле завершилось до неприличия просто…
Благодаря нашему герою и естественному отбору, в их городе смертность сначала резко подскочила, а затем упала до нуля, особенно это касалось прекрасного пола. В то же самое время рождаемость сиганула до небес. Областное руководство стало всерьез задумываться о присвоении их городку статуса районного центра. Прошедшие через “руки” нашего героя дамы закалились так, что их ничего уже не брало, и помирать они не желали категорически, более того словно с цепи сорвались, рожали ни в себя. Мужчины еще изредка умирали, но от отчаяния в своей мужской ненадобности разъехались на заработки.
Короче, помирать стало некому.

Дама с косой безутешно металась по городу в поисках хоть какого-нибудь задохлика.
От одной старухи, категорически отказывавшейся покидать бренный мир, она узнала, что есть в городе единственный человек, который ей в этом наверняка поможет, потому что еще никогда никому не отказывал.
И хотя наш герой был абсолютно здоров – ударом кулака опрокидывал быка – он действительно не сумел отказать и обреченно отправился в мир иной…
Впрочем, умер он замечательной смертью – в процессе любви, не уронив почему-то при этом своей потенции. Гроб пришлось изготавливать специальной конструкции…
Хоронили его всем городом. В то время, как лучшая половина города безутешно скорбела, другая – веселилась и безудержно пила.
Делают они это и по сей день…

Наш же герой предстал перед вратами рая и ада, ожидая приглашения. Он имел все основания рассчитывать на рай, но его почему-то (случайно, а может, и шутя) пригласили в ад.
Он и здесь не посмел отказать, и… удрученно направился в пекло…
Впрочем, ожидавшее его там, было едва ли хуже, того, что он имел на земле…