Во всю зеленый седой ив

Ол РУНК
ВОВСЮ ЗЕЛЕНЫЙ СЕДОЙ ИВ
Любовный детектив с романтическими приключениями
рисовальщика этикеток

Часть ПЕРВАЯ
ТЕЛЕФОН ДОВЕРИЯ

***
Настроение – отвратительное.
Вот вдумался в эти слова, и они показались мне жуткими.
Как же такое понять умом?
Настроение - не дикий зверь, неизвестно с какими повадками и сердцем красавицы, склонным к измене и к меремене, и даже - не собственная жена,которая на время своего отпуска ускакала на Кавказ к лицам кавказкой национальности, и, в общем-то, и в принципе, на таком расстоянии никак не может влиять на мой душевный разлад.
«Плачут, смеются, в любви клянутся и изменяют так же шутя».
Теперь мало, кто знает эту музыку. А у меня песня первой любви в душе до сих пор звенит, и все слова в этой песне – про неё.

К настроению в качестве определяющего меньше всего должно подходить любое неприятное слово. «А в нашей буче, боевой, кипучей, как много девушек хороших!». Только вот при всем при этом моё отвратительное настроение бесцеремонно берет меня за горло да так порой, что даже дышать становится трудно.

Я, можно сказать, задыхался от злости…если так тоже можно сказать.
Но рвать и метать мне не хотелось, и уж совсем не тянуло бить свою посуду или чужие лица, незнакомых мне людей. Вся хитрость моего состояния заключалась в том, что мне вообще ничего не хотелось делать. Даже удавиться с тоски. Или сигануть в окошко. Вот такая обуяла лень, и физическая, и душевная.

Впрочем, куда сигануть?.. Четвертый этаж, а внизу - крыша ларька новоиспеченных ларечников. Если не самортизирует, то проломится, и ларечники выбросят незадачливого взломщика на тротуар только тогда, когда ни одна медицина уже не сможет поставить меня на ноги. Вне всяких сомнений, они обойдутся со мной так же, как уже обошлись с могучим колоссом, и под его обломками гибнет всякая мораль строителей комунизма.
А жена – на Кавказе...Что почём, её мало интересует, она у меня – честная женщина с хорошим окладом и порхатым задом. Именно зад, на мой взгляд, определяет ее оклад и все прочие привилегии, к которым прежде всего я отношу морально этические…

Но не спится...
Бессонница тяготит. В собственной квартире начинаешь искать пятый угол, в тщетной попытке уйти от самого себя, и все эти внутриквартирные хождения по собственным мукам кончаются тем, что ты в очередной раз оказываешься у окна...
Одному тошно в четырех стенах, куда не встань.
Окно, как бы далеко не было видно из него, всего лишь окно.
Улица – другое дело... «Девки гуляют, и мне весело».
Ну, где еще может разгуляться городской человек!?
И вот под моими ногами гулкий асфальт ночного города. Меня немного смущает звук собственных шагов. Каблуки ботинок жена подбила железными подковками, что бы им, каблукам, сносу не было. Днем на цоканье не обращаешь внимания, а ночью оно впечатляет. Наверняка те, которые не спят и у кого более-менее богатое воображение, представляют, как бредет после удачного свидания от чужой жены к своей ПОЛНЫЙ дурных предчувствий неверный муж, и злорадно улыбаются во тьме.


Мысль о неверных мужьях наводит меня на определенные воспоминания...
Ах, как я глупел, когда влюблялся...
Я браню себя за множество ошибок, которых мог бы и не совершать, пошевели хоть немного вовремя мозгами... и будь хоть немного осмотрительнее, а не бросайся, очертя голову, в ноги очередной соблазнительнице...
И, странное дело, столь суровая самокритика никак не ухудшает моё настроение. Наоборот, я улыбнулся и совсем другими глазами посмотрел на ночную улицу. Мне даже показалось, что я что-то на ней уже ищу...

Улица, в общем-то, ничего. В кронах деревьев, словно куски голубого льда, сияют фонари, излучая холодный лунный свет. Холод и лед не очень-то вяжутся с душной летней ночью...А вот фонари и луны - вполне нормальные ассоциации. Почему бы и не быть во Вселенной планеты с множеством сияющих лун. Ничего тут противоестественного нет. Без них и на планете, и на улице ночью пусто и страшно. И, может быть, под теми лунами, как у нас под фонарями, разгуливают влюбленные пары, для этого-то и нужно всего, чтобы у планеты было много спутников, много влюбленных и одно безоблачное небо на всех.
Там, где есть жизнь, обязательно должны быть влюбленные. Ночью им не спится. Днем на месте не сидится. Своего рода – шизофрения, и всякая медицина тут бессильна. И пока они так больны, они пишут прекрасные стихи, создают другие уму непостижимые шедевры...или суют голову в петлю, или, хуже того...в общем, все неприятности у людей – только от нее. А то, что клин вышибают клином – ни одному влюбленному в голову не приходит. Они вспоминают об этом только тогда, когда любовь уходит. К счастью или сожалению, она - не хроническая болезнь. Чары спадают, наступает прозрение, и человек ужасается и поражается всему тому, что натворил за время любви, и многие свои творения не хочет признавать своими. Чаще всего это касается детей, на произведения искусства реакция отторжения распространяется реже.

И вот же какой пародокс. Если детей и без любви можно делать в неограниченном количестве, то с шедеврами уже ничего не получается, и у поэта, например, вместо прекрасных стихов из-под пера выходит одна рифмованная тарабарщина.
А у художника?..
Эх, и у художника в такой ситуации ничего хорошего не получается, и откуда тут взяться хотя бы мало-мальски приличному настроению. И бреду я по улице уныло, и радуюсь малейшему просвету ...Да нет, небо безоблачное и в звеэдах. О своем настроении я говорю и пристально всматриваюсь в даль. Я хотел бы теперь хорошую видеть девушку… Французы были не далеки от истины, когда таким, как я, окончательно потерявшим интерес к жизни, настоятельно рекомендовали искать женщину...да не ту, которая давно осточертела тебе и порхает на Кавказе среди лиц кавказкой национальности, приводя их своей порхатой задницей в душевный трепет...
Господи, и что только в голову не лезет! Я сплюнул. А верующий наверняка перекрестился бы. Конечно, если он христианин, и крест для него не только символ разрушения, но и созидания.

А на той планете, у которой много-много лун, наверное, так же вдоль дороги стоят деревья, и, может быть, такие же роскошные и неподражаемо красивые, как наши ивы в цвету. Да и почему они где-то там, в Космосе, должны быть хуже, чем на моей улице...Чудные деревья, серебристые и желтозеленые. Нежные и ласковые, и тонкие их ветви причудливо изогнуты, ланцетовидные листья...Ах, какое грубое слово. Как некстати оно здесь. О него можно пораниться. Хирургический инструмент - изобретение человека, позаимствованное им у Природы. Неожиданно для себя я обнаруживаю, что у меня - лирическое настроение. Мне не хочется расставаться с ним. Мне хочется верить, что каждый фонарь - всего лишь большая луна над моей темной дорогой.
И вот уже почти влюбленными глазами я смотрю во мрак ночи. Не ищите в этой фразе какую-то затаенную мысль, скрытую иронию. Наоборот, если бы не ночь с ее звездным небом, люди никогда не узнали бы о других мирах. Именно звезды окрыляют нашу мечту, и каждого влюбленного тянет помечтать, пофантазировать. Туда же тянет и тех, кто уже потерял любовь или разочаровался в ней. Только фантазии таких людей лишены наивности и невинного очапрывния.

Голубой свет и зелень деревьев…
Сплошная лирика на улице и на душе. Желтые ивы чередуются с серебристыми. Желтое деревце усыпано золотыми сережками. Сережки пылят, оттого и ива желтая. У серебристой сережек нет. Видимо,это деревья разного пола, и та, что вся в сережках – должно быть женщина. А серебряное дерево – мужчина, украшенный сединой. Как всякому мужчине других украшений ему не полагается.
Прелестная пара! И на других планетах должно быть есть такие пары.
Стоять рядом с прекрасной ивой... Тонкие ветви слегка касаются друг друга... День и ночь шептаться с ее листвой и говорить о самом сокровенном... Да о чем еще можно говорить в нежных объятьях друг друга! О сексе!? Это уж само собой разумеется.
Я в лирическом ударе и наделяю ивы своей душой и всем тем прекрасным, что есть в ней и чего в ней нет, но хочется, хочется, чтобы было. И вот уже сам я – вовсю зеленый седой ив. Прямая и обратная связь. Я одушевил деревья, а они разбудили мою душу, и проснулись в ней нежные чувства, как мне кажется. Я еще не знаю, к кому конкретно, но хочу, чтобы это была женщина, прелестная и цветущая...но уж никак не собственная жена, которая разозлила меня вот до такой степени...
Она возникла из лунного света. Именно возникла, именно из света настоящей луны, а не вышла на тротуар из темноты дворов. Когда я заметил ее, она шла в мою сторону, навстречу мне. На ней было желтое платье, светлые туфли и в ушах искрились большие серьги. Я мгновенно оценил и возраст ее, и ее экстерьер. Такой вполне можно было заняться. Именно такую я хотел встретить и обласкать.

Теперь надо было так начать разговор, чтобы первая фраза не оказалась холостой.
Если незнакомка промолчит, гордо, с высоко поднятой головой пройдет мимо да еще отвернется презрительно, тут ясно все без слов. Иди своей дорогой, а ко мне не приставай! Грубовато немножко, но женщины способны и на большее. По отношению к мужикам, особенно излишне навязчивым, у них редко срабатывают тормоза, без которых люди в разнополом обществе вежливыми быть не могут.
Мы медленно сближались.Она не сводила с меня настороженных глаз, и они хищно поблескивали в темноте...
Разговор надо было начать просто, без особых хитростей и выкрутасов, чтобы не вспугнуть ее какой-нибудь глупостью, весь набор которых в каждой женской головке хранится еще с додефлорационного периода. Надо было повести себя так, чтобы она признала во мне интелигента, а не какого-нибудь шаромыжника-ханыгу.
А на уме - одни ивы. Они запали в голову и в душу, и все мои ассоциации связаны с ними. Что если сказать ей: «Девушка...»? Бесспорно, она - молодая женщина, и молодые женщины любят, когда к ним обращаются именно так. Когда возле моей старухи собираются ее подруги, такие же товарки, как она, и одна другой страшнее, тогда только и слышишь: «Девочки! Девочки!». И эта, может быть, потому и вышла ночью на улицу, что в ее душе, как набат, звучит во весь голос зов давно утраченной молодости...
Чудная летняя ночь вполне располагает к таким воспоминаниям...
"Девушка,- скажу я,- тысяча извинений. Вы, случайно, не знаете, что это за дерево с серебристой листвой?"
-Ива, - небрежно обронит она, бросив в мою сторону проницательный взгляд.

Она непременно ответит и бросит на меня испытывающий взгляд, если я хоть немного, как мужчина, заинтересовал ее еще издали, еще тогда, когда она только шла в мою сторону.

"Нет,-покачаю я отрицательно головой, уже украшенной сединой.- Это дерево - ив!
Ива - рядом, в золоте сережек, такая же прекрасная, как и вы!

Она должна с интересом посмотреть на деревья, а потом с неменьшим интересом – и на меня.
Я с достоинством поклонюсь:
"Ив,если не возражаете."
"Вы француз?"-удивится она.
"У того француза, о котором вы подумали, забытое нами русское имя".
"Вот как!.. А Ива, такое имя на Руси было?"
"О,да!"
"Тогда я - Ива, пойдет?"
"Еще как пойдет! По другому рядом с цветущими деревьями и такой чудной ночью и быть не может!»
Я захлебываюся от восторга. Я восторгаюсь самим собой. Еще несколько шагов, и я раставлю сети...

Я сам себе улыбался, а молодая и одинокая решила, что я улыбась в предвкушении такого, на что русского нет слова…
С улыбкой, как выяснилось тут же, я поспешил.

На наших городских улицах женщину можно вспугнуть не только словом или неосторожным движением… Мою улыбку она расценила, как прелюдию к прелюбодейству. Бедная хищница! В ее маленькой великолепной головке, украшенной стеклянной бижутерией, в тесном мозговом пространстве между редкими извилинами удобно и надолго расположился чикатило. Но тогда в поисках какого молодого человека и мужа чьей жены ты бродишь по пустым улицам ночного города!?.
Нет ответа.

Она метнулась с тротуара на дорогу и перебежала на другую сторону улицы. Уже оттуда победно глянула на меня.
Черт бы побрал мою улыбку. А мы ведь могли пообщаться как нормальные люди, как это было в моих фантазиях. Ну почему она решила, что встретились два животных, самка и самец, а не два человека - мужчина и женщина? Ничего дурного я не держал в голове, если фантазии не считать чем-то предосудительным.

Досадно стало. Нет, я не побегу за тобой. Я уже стар для таких развлечений. Я сунул в рот пальцы обеих рук и мощно свистнул. Вот это я ещё могу! С быстрой рыси она перешла на хороший галоп. И закружилась, заплясала в моей голове всякая разная терминология отпетых лошадников. А сложись наша встреча по-другому, окажись эта девка, как и показалось мне сначала, подарком судьбы, я бы не стал сравнивать её...

Как-то сразу поблек весь этот тихий ночной мир. Фонари стали фонарями, и ничем больше. Я вновь почувствовал себя накоротко заземленным на все земное. Тут уж не до полета фантазии, дорога в другие миры, которые, может быть, ничем не лучше нашего, оборвалась. Я шел по улице, и ивы уже выглядели обычными деревьями, и только, и не вдохновляли меня на вымысел. Прогулка без фантазии утомляет, становится втягость так же, как и одиночество. Особенно она тяготит ночью на безлюдной улице. Нехорошие чувства заползают в душу, и хочется на ком-нибудь сорвать злость. А я ведь не один такой одинокий в городе. Не дай бог двум таким встретиться или одному такому попасть в лапы к двум таким...
Визжат тормоза. На улицу вылетела легковушка, круто развернулась и, резко сбавив скорость, медленно, словно В глубоком раздумье, поползла в мою сторону. Я не умею матери…ализовывать свои мысли. Это за меня, порой, делает его величество случай.
Я насторожился. Черт знает, какое там у них в машине настроение и что там у них на уме.
Возможно, они не на ту улицу попали и осмысливают это. А, может быть, приглядываются ко мне...0ба эти предположения могли оказаться верными. Вполне могло быть, что мужики по-
пьянке не на той улице оказались и, определившись в этом, собираются поразвлечься... На всякий случай я прикинул в уме наиболее выгодные для себя пути бегства.
Свистнут или не свистнут? Вот в чем вопрос. А наша милиция, судя по милицейским отчетам для широкой публики, борется с уличным хулиганством, и бандитизм все вольготнее чувствует себя на наших улицах. Мне не улыбалось стать частью милицейской статистики...Я как художник, насмотревшийся на разные течения кубизма, пикастизма и прочего идиотизма, хорошо представлял, как я буду выглядеть, если попаду в милицейскую статистику.

Конечно, я играл труса, как и та дама в желтом, но и меня можно понять. На улице - ни одной живом души, и целый автомобиль медленно идет на сближение с тобой. Сразу в голове - сводки МВД и фильмы ужасов. И, может быть, я сорвался бы на бег, но машина прибавила скорость и проскочила за мою спину. Проехала довольно-таки приличное расстояние и, опять, взвизгнув тормозами, остановилась.

Меня заинтересовали эти странные маневры. Любопытство губит не только животных, но и людей. И все же, когда проявляешь особый интерес к чему-то, то забываешь об осторожности. Любопытство в нас куда сильнее чувства опасности. По силе воздействия оно сравнимо с сексуальныи возбуждением.
Я развернулся на сто восемьдесят градусов и медленно пошел в обратную сторону. Нет, я не искал приключений на собственную задницу. Как случайный прохожий, как ночной гуляка, я не должен был вызвать никаких подозрений. Мало ли кто по ночам по улицам шастает. А я, в моем возрасте, вполне мог претендовать на бессонницу.
В машине рассудили примерно так же. Не обращая на меня внимания, двое парней стали выталкивать из нее «автогражданку». Девица визжала, как визжали только что тормоза у машины, материлась почем зря, упиралась, но силы были неравными. Она оказалась на асфальте. К ее ногам упали туфли. Она бросилась поднимать их, а машина прибавила газу… и осталась «автогражданка» с туфлями в руках на совершенно пустой дороге, обескураженная и, как мне показалось, несчастная.

Я решил утешить ее.
Пожалел Христос проститутку, а чем я хуже святого. Во мне тоже восторжествовала сентиментальность и взыграло все человеческое, что завещено нам от бога. Ну, и если не считать подозрительно измятого платья и подозрительно растрепанных волос, то девица, в общем-то, была не дурна собой, хоть и не располагала к себе. А мне так хотелось пообщаться… хотя бы с такой вот стервой.

Она стояла ко мне спиной и мои шаги услышала не сразу, а услышав их, резко повернулась. Какое-то мгновение мы смотрели в глаза друг другу. И что, странно, оба - настороженно. Вместо того, чтобы сказать что-нибудь смягчающее напряжение, черт дернул меня улыбнуться.
Улыбка и на этот раз была совершенно некстати.
-Что надо?-грубо спросила шлюха.
Вопрос был слишком прямой, чтобы на него можно было дать такой же ответ. Я растерянно пробормотал, останавливаясь:
-Иду просто...просто гуляю...

Но сам чувствую, что лгу.
Я сам не знаю, что мне от нее надо и зачем я лгу, и не просто лгу.
Она видит это не хуже меня. Глаз у нее уже поднаторел на таких мужиков. Советская мораль еще оставалась в наших умах, но на улице, особенно ночной, торжествовала демократия, и распутницы в спешном порядке осваивали ремесло проституток.
-Ну и продолжай свое движение,-злится она.- Просто гуляй. Чего тормозишься?
-Да разве я...
Мое беспомощное бормотание приводит ее в ярость.
-А тогда чего встал?— сверкнула она глазами.

Вот тут я рискнул соткровенничать, и без всякой хитрости, чтобы самому не путаться.
-Так уж если по-простому, хотел...хочу помочь вам перенести удар судьбы. Я ведь, если честно говорить, тоже ее ударом ошарашен. И мы здесь с вами, на этой пустой улице, вроде бы как друзья по несчастьям.
Нy что такого я сказал! Она прыгает в сторону, перебегает на тротуар и, оказавшись на приличном расстоянии, победно кричит:
-Тоже мне ... нашелся!
Она прямо и четко выразила одним словом, на что уже в моем возрасте, по мнению самодовольных девиц, мужчина не годится, и только пятки голые замелькали. А бранное слово осталось у меня в уме.

Я смеюсь.
Негромко. На громкий смех сил нет. Мне и грустно,и смешно. Боже мой, как я еще несколько минут назад одушевлял мир, даже в ивы вдохнул часть своей души, а они такие же бездушные, как и все вокруг. Тоска зеленая и у них, и у нас. На уме у всех одно и тоже! И цветём, и прихорашиваемся, и живем, в общем-то, для одного и того же, что в науке называется продолжением рода. Только блуд как раз не нацелен на какие-либо осложнения подобного рода. Любой блудливой девице беременность противопоказана.

Я здорово увлекся, в общем-то, пустячными проблемами, которые если и достают нас, то в минуты глухого одиночества, и не заметил, как ко мне подошла женщина. Скорее всего ее привлек крик голопятой, а, может быть, она наблюдала всю сцену и, поняв немудренный смысл происходившего, поняв его по-своему, решила предложить СВОИ услуги. Она, ни мало не колеблясь, положила руку на мой живот ниже пупка – жест более чем дружеский. Мне осталось одна забава – положить свою на бугорок Венеры, и влюбленная пара готова!
Мне ужасно претит беспардонность. Любая. Во всем и всегда. Все во мне запротестовало. Но я не ударился в бега. Меня сковал страх. Странное оцепенение, не изведанное ранее.


-О чем задумался?-заглянув в мои глаза, ласково спросила незнакомка.

Я ни о чем не думал. Все думы, которые до этого были В голове, улетучились.

Не дождавшись ответа, ночная бабочка нежно погладила мой живот и с вожделением посмотрела чуть ниже.
- Мне тоже не спится,- доверительно сообщила она и после небольшой паузы вдруг предложила.- Возьми меня с собой.

Я содрогнулся от ужаса. И с чего вдруг такой мандраж!?
Женщина, совсем юная, опрятно одетая, чистая и ухоженная, никак не могла идти ни в какое сравнение с «автомобильной» девочкой, и скорее всего она болела той же болезнью, что и я, может быть, она даже на ивы смотрела моими глазами, и фонари над нами ей казались, как и мне, совсем не фонарями...

Да нет, кажется я уже совсем офанарел. Они уже не кажутся мне лунами, и вряд ли она сейчас вообще замечает их. У нее – совсем другой настрой, и настрой этот уже близок к моему...Так что же вдруг мгновенно определило финал нашей встречи?
Страх за свой душевный покой?
Еще одна боль к тысячам тех, что уже прошли.
Много это или мало?
К тысячам - еще одна.
Да мелочь же это, прошли те, и новая - прошла бы.
Нет, финал определило начало встречи, те мысли, те фантазии, что вихрем пронеслись в моей голове. Она сгубили дерево, которым я только что воображал себя. Она окончательно заземлила меня.
Вовсю зеленый ив не мог существовать вне прекрасного вымысла.
Дерево, которым я только что воображал себя, мгновенно зачахло, увяло, я почти физически ощущал, как оно гибнет, беспомощно теряя листву.

Незнакомка что-то такое почувствовала.
Все ли она поняла или нет, не знаю.
-Извини,- шепнула она виновато и, втянув голову в плечи, быстро пошла за дома, в темные дворы.
Странное дело, но я с тоской смотрел ей вслед, на ее одинокую, растворяющуюся в темноте фигуру. Нечто похожее на жалость и вину закралось в мою душу. Страшно захотелось окликнуть ее, вернуть. Но в тот же момент я передумал. Угадав мои мысли, она сама испугалась своего нахальства. Страх и позор подгоняли ее, и мой голос, кроме ускорения, ничего другого не добавил бы ей.
Я промолчал. И пальцы в рот не сунул. Бег трусцой уже не мог позабавить меня.

*********************************************************************************
Друзья! Здесь только начало первой части. По мере то, как продолжение будет готово, я буду «прилемлять» его к первоначальному файлу. Следите за килобайтами.