Элизабес. Глава 1.

- Привет! Меня зовут Элизабес Стеллс. Но вы, как и все остальные, можете звать меня Эли. Мне пятнадцать, не судите меня по внешности, дайте мне еще два-три года, и я расцвету, как самый красивый цветок, что вы можете вообразить! Я сирота. Я не знала ни папу, ни маму. Меня воспитывали в городском приюте Святого Источника, в городе Тир’шаннар. Моей воспитательницей была Гретза Добросердечная. Но вы удивитесь, это чудище было настолько далека от слова – «добро» и «сердце», что я скорее парень, чем та женщина была доброй. Она ненавидела нас, детей. Знаете сколько раз она била меня за проказы? Особенно в тот день, когда я срезала ей все пуговицы на платье, в то время, как она объясняла поварятам, как правильно готовить её любимое блюдо. Вот смеху было. Она ударила меня скалкой по лицу. Выбила мне зуб. Но не страшно. Он был молочный. Итак, пять недель назад я сбежала из приюта. Мальчики стали постоянно приставать к девочкам. А девочки ночевать у мальчиков. Мои подруги стали странно себя вести, знакомые парни – избегать. Черт! Это так не справедливо. Только потому что кое-где я не такая девушка, как все, парни перестали общаться со мной. И я пошла на поиски приключений. На прощание, я, правда, стащила посох монаха Кашеле. Монах Кашеле обучил меня сражаться этим посохом. Монах был странным мужчиной. Лысым, толстым. У него все время были какие-то дела к двенадцатилетней Лолике, она шла с ним по коридорам в слезах, а возвращаясь от него могла пару дней не разговаривать и сидеть на кровати. Даже не ходить на занятия. Хотела бы я, чтобы меня освобождали от занятий или от уборки, как освобождали её каждый раз после того, как она ходила к Кашеле. Этот спившийся толстяк научил меня драться, знаете ли. Из-за этого я и здесь.
- Расскажите суду подробнее, что произошло.
- Как скажешь, дедушка! Я отправилась из Тир’шаннара сюда, в основном потому что, указатель на Чард-град был первым, который я увидела. По дороге я услышала, что в вашем городе будет идти недельное празднество – скоморохи, дрессированные животные, менестрели, ярмарка товаров со всего света, даже турнир. Представляете, ярмарка с самой удивительной одеждой и сладостями, а главное турнир! Благородные юноши и мужи будут сражаться ради сотни городских красавиц. Во-первых, я хотела посмотреть, вдруг какой-нибудь благородный, добрый, прекрасный юноша изберет меня своей дамой. А потом…. Вдруг удалось бы сойти за парня, и побить в паре рукопашных боев, где по правилам можно использовать только деревянное оружие, какого-нибудь благородного простака, который только-только оторвался от маминой юбки. Ох, если бы получилось, я бы им надрала их мягкие, пухлые задницы!
- Полно вам, девушка, вы уже сделали в этом плане все, что могли. Ближе к делу. Суд работает не только для одной вас.
- Как скажешь, дедуля! Когда я дошла до Чард-града и просочилась в город без лишних проблем со стражей и другими представителями закона, которые гнут спину, ради этой Адской бюрократической системы! Без обид, дедуля. Так вот, я поняла, что мне нечего есть. Совсем. И тогда… Я дошла до этой чудесной ярмарки и стащила у четырех каких-то братьев, здоровых, страшных мужиков – горсть апельсинов. Представь, дедуля, они хотели избить меня за горсть апельсинов!
- Если верить очевидцам и обвинительным документам, милочка, это вы избили их за горсть апельсинов.
- А что мне оставалось делать? Я их стащила. Они, не разбираясь, принялись с угрожающим видом накидываться. Я сначала хотела убежать. Ну и гонку мы затеяли. Я впервые в этом городе, но убегать от людей мне тут уже нравится. Есть где развернуться, не то, что в Тир’шаннаре c этими глупыми квадратными, строгими узкими улочками. У вас площадь за площадью, проездная за проездной. Жаль, я на первом же повороте уперлась в тупик. Пришлось побить бедняг. Я их не сильно. Только один по-настоящему вырубился… Такой большой, а не выдерживает удар пятнадцатилетней девочки. Ну не глупо ли? А тут на меня накинулось с десяток людей в вашей городской форме. Ну и вот. Полдня и не прошло, как я на суде. Я избила кого-то важного?
- Кого-то важного? Это были наши почетные гости из провинции Тамейн! Вы что, не знаете, что апельсины растут только в южных землях Тамейна?
- Апельсины – разве роскошь? Меня не учили. Важная провинция? Меня не учили.
- Вам явно пятнадцать, тут ничего не скажешь. Учитывая множество смягчающих обстоятельств, суд приговаривает вас к двадцати дням одиночного заключения в подземной тюрьме Чард-града!
- Правда, дедушка? Той самой, говорят, в вашем подземелье есть один из тех проходов…
- Тише!
- Стой, дедуль. А кормят у вас нормально?
- Да, девушка, все заключенные получают трехразовое питание.
- Чудесно! Двадцать дней буду питаться, как Королева, три раза в день! А спать, кровати нормальные?
- Обычные.
- И спать, я смогу спать двадцать четыре часа в сутки! Настоящая Королева! Вот увидишь, дедуля, я стану Королевой твоего подземелья, заключенные менестрели будут петь обо мне, а мужчины-преступники будут падать к моим ногам, поражаясь моей женственности и красоте!
- А как вы вообще в город попали?
- Меня дядя стражник пропустил, сами их спросите.
- Разберемся. Уведите её, пожалуйста.
- Пойдем, дядя! Эй, зачем так невежливо хватаешь, я женщина, женственный, прекрасный цветок, возьмешь меня еще раз черти как, и я сломаю тебе руку!
***
4 часа назад.
По дороге к Чард-граду стекались десятки повозок. Вокруг городских стен, ближе к воротам все было в пыли, которая вздымалась в воздух, мешая дышать или видеть.
По узкой одинокой тропинке только для пешеходов, неунывающей, веселой походкой шла девушка. Она добиралась сюда очень долго. Сначала она бежала по тайным тропкам. Потом её подвез добрый старичок. Потом она долгое время снова шла пешком, пытаясь срезать, используя карту, которую она у него стянула. Потерявшись, она забрела в какой-то лес и заблудилась в нем. Потом снова вышла на какую-то дорогу, и выяснялось, что она сократила даже больше, чем хотела. Потом, её подвез какой-то лысый, бородатый дяденька, все время не спускавший с неё глаз. У него она стащила два десятка серебряных монет и на них взяла себе экипаж от На’ара до Фартала. А от Фартала уже рукой было подать до Чард-града. Карнавал, вот куда она хотела. Она редко выбиралась из приюта, а теперь сбежав – начать жизнь с Карнавала – символично, прекрасно.
Ей было чуть больше пятнадцати. Худощавая, она была одета в серую мужскую рубашку, поверх которой была такая же мужская летняя безрукавка, темно-зеленого цвета. Штаны, тоже мужские, светло-коричневого цвета, были заправлены в, опять же, мужские сапоги на шнуровке, которые были ей впору, только если она надевала по трое носков. У неё была наплечная сумка, она стащила её у монаха. В сумке оказалась мазь, немного монет, сборник философских рассказов, плащ, чтобы укутаться холодной ночью и спички. Она опиралась на длинный ровный посох – боевое оружие. Точнее, это был лишь тренировочный посох, который она умыкнула. Настоящий боевой, с красивыми рисунками, удобным центром, с металлическими нашлепками на каждом конце – был у монаха и тот с ним не расставался.
Из-за худобы и юности, признаки, которые должны ярко говорить, что она – девушка были почти не приметны. Наверное, ей не очень повезло, иметь в таком возрасте маленькую, почти не выраженную грудь, парни из приюта почти не обращали на неё внимания из-за этого. Но, когда она сменила платье на мужскую походную одежду, и люди стали принимать её за женственного парня – отношение к ней стало более приемлемым. Глупые люди. Она окружена стадом предвзятых баранов.
Она не пользовалась косметикой, да и не отличалась особой аккуратностью. На её одежде, руках и лице – были следы долгого путешествия. Грязь под ногтями, одежда вся в пятнах от еды, грязи, на щеках и на лбу – пыльные пятна и черные полоски земли. Волосы она мыла не так давно, попросила какую-то старушку у колодца полить ей воды на голову. Но теперь её светло-русые космы были спутаны, даже не смотря на то, что волосы были далеко не такими длинными, как носили девушки этих краев. Хорошо, хоть не торчат во все стороны, как утром после дождя, когда она выбралась из-под чьей-то брошенной телеги. И только её светло-карие глаза так же жизнерадостно и уверенно смотрели на все вокруг, что-что, а живость этих глаз никак не померкла за эти дни в пути, вдали от тепла, уюта, кровати и трехразового питания.
- Ох, да чего же путешествия утомляют, изматывают… Я так мало ем и сплю, что скоро стану настолько тощей, что исчезну, эй, дяденька-путешественник, вы еще видите меня? Ловите момент, скоро я исчезну… - проворчала Элизабес Стеллс. Мужчина, ведущий за собой ишака, посмотрел на неё усталым, померкшим взглядом, вежливо улыбнулся, списав её ворчание на странности или усталость, и снова ушел в себя.
Её взгляд зацепился за огромный силуэт, недалеко от городских ворот. Огромное, уходящее далеко ввысь металлическое изваяние, напоминающее собой балку, комнату и еще одну балку, лежащую на комнате, образуя с другой балкой прямой угол. Это называлось «Однорукий».
Элизабес хмыкнула, она никогда раньше не видела Идола Однорукого, но судя по рассказам, он должен производить более сильное впечатление. Но все что она видела, большой металлический уголок. Да, конечно, в его центре была какая-то загадочная комната, но никто не решался туда залезть – Церковь Сотни Чудес – считала это высшей мерой богохульства. Но ходили слухи, что те, кто залезал видели внутри куски стекла, какие-то странные металлические палочки, которые двигаются, как дверные рычаги, штуки, которые вжимаются внутрь и наружу и много других крутящихся штук. Зачем древним такое было нужно?
Монах Кашеле рассказывал, что Древние Мудрецы призвали Однорукого из Металлической Бездны, и устраивали в его честь праздники. Рассказывал, что есть особые дни, когда в однорукого вливали кровь Земли, ему отдавали в жертву мужчину, который и забирался в ту кабинку – и тогда Однорукий мог с одного удара разрушить дом.
А сейчас вокруг Однорукого водили хороводы вульгарно одетые красавицы, в честь грядущего Карнавала, кучка монахов сбоку воздавала ему молитвы, даже был какой-то хор менестрелей, которые в благословение Церкви Сотни Чудес воспевали былую мощь Однорукого Идола.
Элизабес долго смотрела на танцующих девушек, нарядных, все напоказ, смеющихся, топающих ножками, хлопающих, кружащихся вокруг себя.
- Бэээ… Ну сплошное уныние же, то, что ты можешь прыгать в этой одежде так, что у мальчика рядышком глаза из орбит вылезают не делает тебя ангелом. Скорее наоборот… Дяденька священник, спасите её, в неё вселился бес, облейте её холодной-прехолодной святой водицей… - снова вслух проворчала девушка.
Идущий рядом мужчина снова оглянулся на неё, и снова изобразил усталую улыбку на лице.
«Стоит заканчивать с этим, - подумала про себя бойкая девчушка, - если он посчитает меня сумасшедшей… сумасшедшим мальчишкой, то в целом в городе у меня могут быть неприятности. Слухи и сплетни плодятся быстрее кроликов… Быстрее всего, что может плодиться, пожалуй. А лишние проблемы со стражей сбежавшей сироте ни к чему.
У городских ворот было не очень людно. Даже наоборот, торговцев с телегами, обозами или караванами посылали в грузовые ворота; рыцари и оруженосцы шли через главные ворота, разодетые так, что свет отражался от их блестящих одежд.
А всякие клоуны и простые путники шли через два задних прохода. Народ не толпился. Пара простых вопросов, документы и цель визита.
«Документы?»
- Стой, ты кто? Зачем пришел, есть грамота, подтверждающая твою личность? – устало спросил у Элизабес охранник, лениво опирающийся на пику.
- Да восславят Сто Идолов Древности твое будущее, солдатик! – бойко крикнула Эли
- Ага, мальчик, да прибудет с тобой си… В смысле, грамота есть. Тебе сколько лет?
- Пятнадцать, уважаемый дяденька!
- Выглядишь не старше тринадцати. Личико у тебя девчачье, папка в поле мало таскает. Ну, родители твои где?
- Родители? – «Рыбьи косточки… скажу что сирота, сразу начнет спрашивать, где остальные, где мой воспитатель, я до восемнадцати не имею права покидать приют», - мои родители… Вероятно… Вы знаете, дяденька! Они обязательно придут и покажут вам мою грамоту, можно мне в город? Пожалуйста, я хочу посмотреть, как разодетые мужички и женщины будут показывать фокусы.
Солдат добродушно улыбнулся и положил руку Эли на голову, потеребив ей волосы
- Забавный ты малый, друг. Ничего, встань рядом со мной и смотри не потеряйся. Подождем твоих родителей вместе. В мою смену ни один ребенок не потеряется.
«Черт подери твою доброту, дяденька!»
- А знаете, я пойду лучше поищу их! – бросила Эли, вырвалась из рук солдата и, не обращая внимания на его крики, убежала, скрывшись среди подошедших цветастых музыкантов-менестрелей, которые видимо выступали группой, у них даже был собственный герб с изображением Руки, поймавшей радугу.
«Дьяяявол!», - топнула Эли ногой, оказавшись вне зоны видимости солдата.
Она прошла поперек, вдоль стен, чтобы оглядеть другие ворота.
Мимо проезжала вереница телег.
- Ну да, - снова заговорила сама с собой девушка, - я бы могла. Подлезть под телегу, зацепиться… Много историй про то, как в город проникают таким путем доблестные рыцари и храбрые воины. Но я не такая. Я нежное, чувственное создание. Такой грязный, прямолинейный подход не для леди.
Она огляделась еще раз. Её взгляд снова зацепился за шуточный герб с рукой, которая держала радугу. Очевидно, это герб большой труппы, действительно большой труппы артистов. Еще человек пятнадцать ряженных в бесформенные мантии артистов, в звериных масках, на одежде которых был изображен этот герб ошивались в скверике, окруженный тенью деревьев и густым кустарником. О да, Лорд Чард-града радушно побеспокоился о красоте своих владений за городской стеной, всюду напихав этих сквериков. Озорная улыбка заиграла на лице Элизабес.
Тихо, стараясь привлекать к себе внимания меньше, чем обычно, она обошла скверик, зайдя в него с той стороны, где не было дорожек, а только густые заросли кустов. Еще толком не зная, что она хочет от этой операции она затаилась в кустах, ожидая, когда все решится само без лишних раздумий с её стороны, девушка была склонна делать все на эмоциях, как и все женщины в мире.
Спустя какое-то время от группы скоморохов отделилась небольшая фигурка, ростом чуть выше самой Эли, которая отличалась миниатюрностью. В руках фигура несла связку шестов и палок, Эли бросила короткий взгляд на свой посох и расплылась в еще большей улыбке. Скоморох зашел за дерево, в двух метрах от спрятавшейся Эли, и начала поправлять одежду под мантией, пыхтя и ворча от недовольства – видимо, мантия очень чесалась и стесняла её движения под одеждой, потому что она все время пыталась залезть под мантию и что-то подправить.
Эли постаралась сделать все быстро и молниеносно, чтобы это никто из оставшихся скоморохов ничего не заподозрил. Скачок, еще скачок, грациозный переход в стойку, замах, удар и скоморох сползает по стволу дерева. Не удержавшись от победного смешка, Элизабес схватила пришибленного беднягу и оттащила его в кусты.
Стащив с неё мантию и маску в виде большой пушистой собаки, Эли бегло оглядела свою жертву. Это была женщина лет пятидесяти, с маленьким, худым телом и непропорционально большой, морщинистой головой. Один из её чулков сполз – что очевидно и стало причиной того, что она лежит тут, из-за проблем с одеждой.
Элизабес накинула на себя её мантию, сунула посох в связку палок, чтобы он не бросался в глаза, напялила на себя маску и не очень громко сказала
- Вот он! Подход настоящей леди – никаких грязных тележек, никакого ползания по пыльной земле, только грация, смекалка и женское везение!
Она вышла из кустов, и прямолинейно бесстрашно пошла к группе артистов. Один из них, в маске быка, повернулся к ней и сказал
- Савакару, мы уже отправляемся, Львиный Клоун достал разрешение. А куда ты ходила?
- Что за наглые вопросы, мужик, эй! Настоящий джентльмен никогда не обратит внимания на отсутствие дамы, особенно если эта дама без спросу, бесцеремонно ушла в кусты и отсутствовала какое-то время, наглец.
Артист отстранился от неё, выставил руки в защитном жесте и сказал
- Ладно, ладно, Сава, не надо так расходиться.
- Что это с ней, Бобо? – отозвался другой артист, - что с тобой Сава, обычно ты сама доброта и вежливость, и что у тебя с голосом? У тебя же ангельский голосок, ты лучшее соло в нашей труппе.
- Что вы накинулись на бедную, беззащитную женщину? Если у женщины проблемы и с голосом, характером, горячим шоколадом по утрам и желанием отлучиться в кусты, это не значит, что вы должны досаждать ей своими глупыми вопросами, кучка бездарей. И вообще, пока мы не на сцене я могу позволить своему голосу выписывать хоть какие кренделя, эй! – огрызнулась Эли, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля.
Оба артиста переглянулись, пожали плечами, и ушли. Эли невзначай пошла за ними, и в итоге оказалась в строю артистов, на каждом из которых была маске в виде животного, мантия с гербом и какие-то принадлежности для выступлений.
Когда они подошли к воротам, рядом со стражником стоял мужчина, в такой же мантии, только более вычурной, его маска была снята, и изображала льва. Он подавал грамоты стражнику и тот просматривал их, кидая беглые взгляды на артистов.
- Может, снимете маски? – поинтересовался охранник
«Рыбьи кости, это снова неприемлемо!» - раздосадовано простонала про себя Элизабес.
- Что?
- Но как же образ?
- Мы путешествуем так из города в город…
- Как вы можете, это искусство, мы с ними не расстаемся…
- Вот именно! – громко заметила вместе с недовольной толпой Элизабес, - как ты можешь? Ты что не видишь, мы изображаем зверят, я вот собака, ав-ав.
- Но, - начал стражник.
- Что за «Но», эй, ав-ав, - вошла в роль Элизабес, снова отдаваясь своим эмоциям, - по-твоему, кучка клоунов может быть опасной, ав-ав, да мы кроме своих фокусов, ав-ав и песен и знать ничего не знаем, ав-ав. Абсолютно бездарны в любых других видах жизнедеятельности, ав-ав.
- Но, поймите я должен быть уверен, что вы не..
- Кто? Не клоуны? Мы что выглядим недостаточно смешно? Я что, по-твоему, не похожа на клоуна, ав-ав? А зачем мне этот герб? Видишь, рука держит радугу, черт возьми, ав-ав.
- Ну и что, радуга..
- Радуга во тьме! – нараспев закричала Элизабес, - Потянись к ней всей душой, стремись к ней сквозь охватившую тебя тьму, схвати и не отпускай! Радуга во тьме, следуй за мечтой своей, что скрыта в радуге!
- Все-все-все, - замахал руками стражник, - ненавижу скоморохов, вы все те еще безумцы, я вас посчитал, вроде совпадает, идите, с глаз моих, чтобы не видел.
- Так-то, ав-ав!
Артисты медленно начали заходить внутрь города, кто-то начал её хвалить, ободрять, смеяться, настроение у всех явно приподнялось
«Великолепно! Вот она, женская удача!»
Оказавшись за воротами, она впервые увидела другой город.
Это явно была не маленький Тир’шаннар, с его узкими, строгими улочками, высокими квадратными домами.
Нет, Чард-град поражал. Перед ней была огромная разъездная улица, по которой передвигалось огромное количество людей. Рыцари в доспехах скакали, отбивая дроби по плиткам тротуара; разные люди слонялись туда-сюда, в разнообразных одеждах. По бокам от проездной улицы были небольшие домики, явно торговые лавки. Они шли мимо них, и Эли не могла оторваться. Город был плохо виден, впереди только толпы людей, по бокам двух-трех этажные дома, с прилавков которых виднелись самые разные товары. Чем дальше они продвигались, тем шире становилась площадь, и тем больше на ней было домов, стоящих вокруг площадей, принимавших вид окружностей, в которых вливались дороги со всех сторон света. На каждой площади были установлены ярмарочные стойки – фрукты, овощи, мясо, выпечка на одной; одежда всех видов, ткани, одеяла, меха и шкуры на другой; мечи, доспехи, луки и сотни видов стрел на третьей площади.
Когда они сделали очередной переход через дома на новую площадь, перед Элизабес предстали прилавки полные – шоколада, какао, сладостей, карамелей, мармелада. Эли почувствовала как у неё слюни начинают течь, а в животе урчать. Она остановилась посмотреть на прилавок с мармеладом. Кто-то окликнул её. Она отмахнулась, крикнув «Иду!», но толпа разделила её и артистов, за которыми она увязалась.
- Отлично! – вслух сказала она, сжав перед собой кулачок.
Она быстро зашла в какой-то тупик за площадью, между несколькими домами. В безлюдный, мрачный тупик, лишенный всего, кроме серых стен и строгости архитектуры.
Она сняла маску, мантию и сунула их в первый же попавшийся мешок, которые обильно валялись в этом месте. Связку палок она бросила там же, не забыв достать из неё свой посох.
Выйдя оттуда уже совсем другим человеком, обычной путницей в грязной пыльной одежде, Эли принялась, как и многие другие на площади рассматривать еду и кондитерские изделия на прилавках.
- Купи себе, что-нибудь паренек! – говорили ей с одного прилавка
- Ой-ей-ей, какой худенький! Вот, купи, купи скорее – зазывали с третьего.
Но у неё просто напросто не было денег. И она слабо представляла как их достать тут, пока она не нашла бойцовые арены, где хорошо платили с бои на деревянных палках.
Она подошла к самому крайнему прилавку. И перед ней на прилавке лежали экзотические виды плодов. Дыни, арбузы, бананы и…
- Это что у вас дяденька, апельсины? – не удержалась она от восклицания.
Огромный мужчина, стоявший за прилавком, смуглый и бритоголовый расплылся в жутковатой улыбке и сказал
- Отборные апельсины, мы с тремя братьями видные торговцы из провинции Тамейн! Только в нашей провинции растут апельсины и дыни, арбузы и бананы, ананасы и абрикосы.
- Не слишком ли много ваша провинция на себя берет, - проворчала Эли.
- Что ты сказал, мальчишка? Либо покупай, либо проваливай, - огрызнулся мужчина.
- Сам ты мальчишка, - тихо огрызнулась Элизабес, - Я слышала, что апельсины это роскошь. В моем городе они были только по праздникам, и то не на всех хватало… Да, я толком даже и не помню, какие они на вкус. Попробовать бы, наверняка сладкие… Ох, слюни потекли.
- Так не стой, как дурак, купи! – заметил ей торговец.
- Денег нет, - простовато ответила ему Элизабес.
- Чего? – взревел мужчина, - денег у тебя нет? Проваливай-ка отсюда, смердящее животное, нечего ютиться вокруг моего отборного товара, ты дурень!
Он схватил Эли за воротник и толкнул от прилавка в сторону так, что Эли устояла только благодаря ловкости и посоху, на который она вовремя оперлась.
Она обиженно подошла обратно, демонстративно встала перед продавцом и размаху опустила руку на прилавок, стукнув по нему
- Эй-эй, уважаемый, ты почему толкаешься, что за грубости?
Продавец почесал свою черную бороду, окинув Эли презрительным взглядом и, проведя рукой по своей груди, высокомерно заявил
- Я Горга Кшар из провинции Тамейн, один из четырех Кшар – виднейших торговцев и купцов Тамейна, я не обязан оправдываться перед каким-то нищим.
- Не стоит бравировать своими титулами, особенно если кроме тебя их никто не знает, можно подумать, что твой папа Император, твоя мама Святая, а твои братья – чертовы Боги.
- Да как ты смеешь насмехаться над моим родом, ничтожество!
- А вот смею, что в глаза мне не смотришь, в самые зрачки мои гляди, смею, ты ж меня толкнул, да снизойдет на тебя триста зол от Церкви Сотни Идолов!
- Ха, роду Кшар из Тамейна не страшен гнев твои Богов, мальчишка. Кшары из Тамейна исповедуют религию Единого и Неделимого…
- Ага, бла-бла-бла, с лица взгляд не отводи, дурак набитый…
- Да что ты со своим лицом…
- Братец! Братец, он отвлекает тебя дурацкой болтовней, таскает наши апельсины в свои карманы, даже сейчас в руке у него, гляди…
«Рыбьи кости, заметил!»
Она кинула апельсином, что был в её руке в лицо торговцу и с криком «Вуааааха!», рванулась бежать резко вправо. Послышались крики, ругань, звуки суеты и толкотни. Она обернулась, за ней бежали четверо мужчин внешне почти неотличимых.
«Голова лягушки! Эти черти действительно братья, да еще и здоровые!»
Она побежала по дуге, огибая площадь, ловко юркая между другими пешеходами, которых судя по шуму, братья предпочитали сносить с ног. Резко заскочив за спины идущих в ряд людей, она нырнула в первый же попавший проход и… оказалась в тупике.
Добежав до стены, она огляделась. Действительно тупик, без вариантов дальнейшего следования. Она сжала крепче посох, глубоко вдохнула, набираясь уверенности, и развернулась.
Четверо мужчин скорее крупных, нежели мощных и сильных, стояли шагах в пяти от неё.
- Ну все парень, черт тебя подери. Ты будешь знать, как унижать братьев Кшар! – рявкнул тот, что стоял чуть подальше от трех других – видимо главный, - тебе конец парень!
- Пфф, я не парень, а девушка. Серьезно, самая настоящая девочка, показать?
- Что? – изумился ближайший к Элизабес мужчина.
«Замешкался!», пронеслось у неё в голове, и она стремительно ринулась с места.
Монах Кашеле считал, что скорость и легкость её безусловные преимущества.
Четыре уверенных, быстрых широких шага. Стойка, взмах и удар в висок. Первый падает, двое других с обеих сторон ринулись к ней, пока центральный лежит. Кувырок, прям между ними в последний момент, присела на одно колено, ткнула посохом, не глядя куда-то в район пояса правому, – судя по звукам удача. Короткий взгляд в сторону левого, поворачивается, пытается схватить. Несколько шагов в сторону, одним концом по колену, вторым в челюсть, трое повержены.
Она бросила взгляд прямо в того, что остался. Последний все стоит в нерешительности, шанс. Еще два уверенных шага, перекинуть посох так, чтобы обе руки держались за конец, расстояния достаточно, чтобы дотянуться другим концом до головы – взмах, удар.
Посмотрела на приходящих в себя, но еще лежащих мужчин и, вкинув руку, подпрыгнула
- Да, рыбьи кости! Я ваша Королева, да воссияет Свет! Склонитесь, смерды…
- Что здесь происходит? – услышала она голос за спиной.
Она повернулась на голос и увидела стоящего в недоумении стражника.
- Что происходит? Ну… Эти четверо избивали друг друга, а я смотрела, - безвинно сообщила девушка.
- Но я видел, как ты только что ударил последнего посохом по лбу, - отозвался стражник.
- И какого лешего ты тогда спрашиваешь, что тут произошло? Арестовывай.
- А, да, верно, - рассеяно заметил стражник, достал свисток и свистнул в него, не спуская сосредоточенного взгляда с Элизабес.
- Ты, кстати, откуда, парень, что тут делаешь?
«Ты не самый внимательный слушатель, да?»
Но Элизабес не успела ответить, тут же рядом с первым стражником оказалось еще трое. И все они слегка удивленно смотрели, на приподнимающихся мужчин и худощавую фигуру Элизабес
- Ладно, парень, ты арестован, мы отведем тебя в суд, решим твое дело и определимся со сроками заключения, все как полагается… Ребят, поднимайте тех четырех и пойдем…
- Я не парень, я девушка, - громко сказала Элизабес, - хотите, покажу?
- Что? – застыли в изумлении стражники
«Замешкались!»
Она снова мгновенно сорвалась с места, надеясь убежать и от этих четверых по дуге, драться с бронированной стражей ей не казалось нормальным, да и вообще драться со стражей не хотелось – они-то перед ней ни в чем не виноваты.
Но сильные руки схватили её за плечи и остановили.
- Нет, нет. Ты никуда не убежишь, подруга, ловкий трюк, но мы не купимся.
- Ладно-ладно, попробовать-то стоило. Возьмите меня поаккуратнее, пожалуйста, я все-таки девушка.
- Ой… Ну… Лады, извиняй. Так удобнее?
- Агась!
- Ой, погоди-ка… Это что, братья Кшар из провинции Тамейн?
- Они не представились.
- Он… этот парень, украл наши апельсины! – прохрипел один из братьев
- Серьезно, девочка? – спросил стражник
- Ну… украла или взяла без спросу, на самом деле я бы вернула им за эти апельсины, даже если бы они не заметили, что я их стащила. Просто я не успела заработать турнирных денег.
- На турнир допускают только юношей и мужчин.
- Ну да… Я бы просто прикинулась парнем.
- Воровство, избиение, намерение соврать турнирному комитету… Пойдем в суд, знаешь ли…
- Вперед, друзья! Меня посадят?
- Сейчас в тюрьме кое-какие проблемы с местом… Не волнуйся, больше месяца не просидишь, все переполошены восстанием.
- Отлично! Там кормят?
- Нет, морят голодом, подруга.
- Что ж… Можно тогда апельсины оставить?
Стражники засмеялись и повели девушку, оставив её вопрос без ответа.
***
Ей дали двадцать дней в одиночной камере, хоть братья настаивали на серьезных приговорах. Но суд не захотел возиться с пятнадцатилетней сиротой, поэтому для Элизабес все обошлось просто и легко.
Она много слышала про тюрьму Чард-града, говорят, что тюрьма ведет в одно из множества подземных городов, которые существуют тут почти повсеместно, входы в эти подземные города встречались всюду, не только в городах, они могли находиться просто посреди поля, вдали от цивилизации городов.
Её отвели в какое-то мрачное здание, построенное подальше от здания суда, в тени замка. Там она провели через проходную, потом её завели в темные коридоры, они спустились на несколько уровней и... Она оказалась в длинном коридоре, который тянулся влево и вправо от лестницы, камеры находились только с одной стороны коридора – с другого же голые стены, факелы, пара малюсеньких оконцев.
Её повели вдоль камер, и она с удивлением заметила, что почти все камеры с правой стороны, по которой её вели, забиты людьми, что куда более удивительно – в одиночных камерах порой сидело по двое-трое людей, молодых, приличного вида, даже улыбчивых. Её вели к предпоследней камере, а дальше вниз уходила лестница, сильно отличающаяся от всех остальных. Она была не каменной, а металлической, лестница вела к огромной металлической двери, таких не делают, как знала Элизабес. Громоздкая, стальная дверь со странной ручкой, напоминающей дугу, приваренную с каждого конца. С левой стороны от двери в стене торчала какая-то пластина, вбитая в стену. На пластине было какое-то стеклышко, не показывающую другую сторону или отражающую как зеркало, а ниже зеркала были какие-то металлические квадратики с циферками
- Что это? – спросила она у стражников, которые её сопровождали
- Меньше знаешь, крепче спишь.
Её остановили у камеры, в которой в позе лотоса сидел мужчина. Она взглянула на него. Ему было около сорока пяти-сорока семи лет, голый торс был похож на торс воина, рыцаря – не единой жировой складки, только мышцы, тоже касалось и сильных рук, сложенных в красивом жесте. Ноги его были одеты в обычные штаны, подпоясан он был каким-то кушаком. Мужчина открыл глаза и посмотрел на Элизабес. У него были темно-карие пронзительные глаза, очень пристально, холодно смотрящие из под седых бровей. Длинные седые волосы, которые судя по цвету некоторых локонов когда-то могли быть каштановыми, спадали на плечи. Лицо его имело строгие, словно высеченные приятные черты, старость не изуродовала мужчину, он был очень привлекателен для старика, даже аккуратные седые усы и ухоженная бородка шли ему, придавая образу строгость и мрачность.
Элизабес улыбнулась ему, но мужчина лишь бросил на стражника снисходительный взгляд и сказал мелодичным голосом с хрипотцой
- Теперь что, тираны сюда пихают маленьких мальчишек, которые виноваты в том, что у них грязные мордахи и всклокоченные волосы?
- Этот сирота – воришка, он украл горсть апельсинов у семейства Кшар.
Мужчина издал звук очень похожий на презрительное фырканье
- Вы что там, политики и чиновники, совсем спятили? Вспомните, кому вы служите, себе и своим животам – или людям. Это сирота, сбежавший из приюта, а не чудовище, убивший сотни. Его нужно согреть и накормить, а после отправить домой, а не сажать в камеру.
- Если мы будем поощрять воровство – в государстве начнется хаос.
- Я не говорю поощрять воровство. Я говорю о справедливом суде. Не суде, где все кланяются и пресмыкаются перед коррумпированными купцами, на службе у тиранических правителей, я говорю о Свободном, Справедливом Суде, где верны правам и декларациям свободных людей! Разве справедливо осуждать ребенка, бездомного, одинокого, лишенного родительской любви – за горсть апельсинов, которых навалом у богатеев, под крылом Тиранов?
- Молчи, Джон – огрызнулся охранник на старика.
- Как можно молчать, когда стране нужен новый правитель? Более демократичный, чем эти монархи, не подверженный чужому влиянию, как нынешний молодой Король, которого контролируют его продажные, подкупленные и толстые чиновники!
- Да-да, все тебя поняли, Джон, - ответил стражник, заводя Элизабес в камеру, - ты хочешь Короля, который будет подвержен твоему влиянию, и он будет настоящим сыном Свободы, совсем как ты. Все. Я тут закончил, теперь с вами снова все время будет торчать Аргейм.
И вот, все охранники удалились, оставив Элизабес в компании осужденных мужчин.
Девушка оглядела свою камеру. Не очень просторная, но и не сказать, что совсем маленькая. Кровать, стол, табуретка, отхожее место, все, что нужно есть. На стене вот, даже цепи какие-то весят, можно ими пошуметь, если захочется. Как только она освоилась и тоже села в позу лотоса на кровати, появился очень молодой человек, не старше девятнадцати, стройный, высокий, с копной светлый волос, очень приветливым лицом и в форме стражника. Он нес посох и сумку Эли. Поздоровавшись со стариком в камере, справа от девушки, он заговорил с Элизабес
- В камерах хранения вещей совсем нет места… Она заполнена вещами… Восставших, их доспехами, оружием, сумками, флагштоками и другим хламом, которые они несли на себе. Так что твои вещи, приятель, я оставлю тут. И он опер посох на стену, а рядом положил сумку Эли, прямо перед её камерой.
- Спасибо, милый человек! – громко ответила ему Элизабес
- Меня зовут Аргейм, - улыбнувшись девушке, представился юноша, - я ваш смотритель, понимаю, выгляжу я излишне молодо. Но это только потому что сейчас карнавалы и турниры… Почти все стражники патрулируют город. Поэтому вас оставили на меня, в надежде, что вы, уважаемые, честные граждане и отсидите свои сроки.
Он махнул Эли рукой, сохранив обаятельную улыбку на лице, и собрался уходить, когда Эли подошла к решетке и, окликнув его, спросила, когда будет обед.
- Обеда уже не будет. Через четыре часа ужин, потерпите, - ответил тот и направился к выходу.
Эли пробурчала, с досадой пнула табуретку ногой и утроилась на кровати.
- Эй, парень? – услышала она мелодичный голос справа, из камеры седого мужчины, - за что тебя сюда, эй? Ты, правда, украл апельсины?
- Ну… украл или одолжил, седой дяденька, - с усталым вздохом снова беря на себя роль парня отозвалась Эли, - я бы вернула деньги этим чернобородым мужланам, мне нужно было только выиграть их на турнире по рукопашной…
- Значит, ты обокрал и избил четырех братьев Кшар?
- Они не представились, - снова соврала Элизабес.
- Кроме них больше никто не возит апельсины в эти земли. Парень, ты тот еще сорвиголова, никто не лезет в драку с жителями провинции Темайн – они самые злопамятные и мелочные люди на земле. Кто тебя воспитывал? – удивился такому не знанию жизни её собеседник
- Чудовище, - вспоминая свою воспитательницу, ответила Эли, - стой, стой. Дяденька, а ты сам кто?
- Ты не знаешь, кто я такой? - удивился человек из камеры, - мое имя много раз упоминалось в местных новостях, я герой всех сплетен, каждый в этой стране знает, что за человек сидит в одиночке Чард-града.
- Нет, я про тебя и слыхом не слыхивал, да и я не уверен, что ты кто-то настолько важный… Другими словами, мне скорее всего было грандиозно пофигу кто ты такой. Да и сейчас не очень-то интересно… Просто, чтобы время до ужина скоротать, спать не хочу.
- Что значит нет дела до того кто я? – не без возмущения отозвался мужчина, - я генерал Джон Себбаз из Ледяных Земель, лидер Восстания.
- Сибас? – вскочила с кровати Элизабес, - Генерал Сибас?
- Что? Нет-нет, не совсем так…
- Обалдеть, рыбьи кости! Ну ты даешь, генерал Сибас! – она встала в пафосную позу, изображая военных рассказчиков с флагом, взмахнув рукой, она принялась за повествование громким голосом, подражая сказителям эпосов, - я так и вижу это, словно это происходит прямо сейчас! Генерал Сибас восседая на своем верном скакуне-окуне, посылает свою армию мясных рулетов в бой, чтоб навсегда сокрушить своего противника! Нет ничего более сокрушительного, чем его верная гвардия Обжаренных Бараньих Ребер в майонезном соусе! Но его враг генерал Шоколадный Торт не намерен сдаваться, он посылает свою армию тарталеток в клин к войскам генерала Сибаса, пока его доблестные пирожные-стрелки сдерживают их натиск! Генерал Шоколадный Торт весь в предвкушении, ведь на подходе его Карамельные войска и подкормление из страны Медовых Данго! Генералу Сибасу…
- Да нет же, не так, Себбаз, две «б» и «з» на конце, не рыба, а…
- Придется отступить, или же бросить в бой своих верных воинов из отряда Сочных Острых Куринных Крылышек, но готов ли генерал пойти на этот шаг… Но что это, о нет! Только что форсировал реку лимонада Генерал Мармелад, с его отборным войском Лиги Клубничного Молочка, генерал Шоколадный Торт и Сибас в страхе вынуждены отступать к поля из….
- Ой-ой, кто там такой громкий?
- Ну-ну, парень, не расходись, так никто не доживет до обеда!
- Черт возьми, я чувствую, как мой живот разъедает от голода, замолчи, друг, замолчи, закончишь повествование, когда раздадут еду…
- Эй, как тебя зовут, чудаковатый мучитель голодных солдат?
Послышался смех, солдаты генерала Себбаза взорвались репликами и шутками, кто поддерживая, кто беззлобно критикуя поведение девушки, кто-то кричал, что генералу и правда не помешало бы сменить фамилию на более аппетитную, кто-то кричит, что хочет в Мармеладную Армию.
- Элизабес Стеллс! – громко, уверенно прокричала девушка.
- Что за дурацкое имя для парня?
- Имя как у девчонки, черт возьми, ну ты даешь, друг, язык у тебя что надо…
- Как, я не расслышал? Бес? Его зовут Бес?
- Да, Боб, он тот еще бес!
- Настоящий бесенок, молодой, а уже такой бойкий чертяка…
- Вот она безграничная сила юности, да, Бес?
Элизабес не сдержала смех, что-что, а эти заключенные сюда ребята ей уже безумно нравились. Они абсолютно не производили впечатления преступников, или плохих людей. Скорее наоборот, больше походили на заложников случайности или злого рока. Смех и шутки продлились еще какое-то время, но потом солдаты утихли, прекратив обсуждать нового заключенного, и в воздухе снова повисла напряженная тишина одиночных камер.
- Ты заимел успех, - услышала Эли, развалившаяся на кровати, голос Джона Себбаза.
- Мне тоже так кажется, Рыбий Генерал.
- Я не Рыбий Генерал. Я генерал Ледяных Земель, уважай меня, чертов бесенок!
- Да ладно-ладно, генерал Сибас.
- Я не Сибас, я Себбаз.
- Да понял, я понял, дедуль. Только лучше я буду звать тебя Джон, от твоей фамилии мне так и хочется смеяться.
Из камеры генерала послышался одобрительный смешок
- Ты и в правду безбашенный парень, смелости и прямоты тебе не занимать, да еще и побил четверых из Темайна, ты бы прижился среди моих ребят, жаль тебе не дать больше тринадцати…
- Мне пятнадцать, разуй глаза дедуля.
- …я бы мог взять тебя в личные оруженосцы… Хватит звать меня дедом – я мужчина в расцвете сил, я просто рано поседел.
- Радуйся, что не полысел, а такому женственному, чуткому и прекрасному цветку не место в оруженосцах у такого сурового мужика, типа тебя.
- Ты придуриваешься, что ли, Бесенок?
- Нет, я воистину цветок любви, добра и пушистых собачек.
- Дети… им бы все шутки. Надо защищать свою страну, Бесенок, твоя страна нуждается в людях, которые будут сражаться за неё.
- Хорошо же ты сражаешься, генерал-старикашка. Кстати, раз ты такой важный генерал, лидер Восстания, почему тебя не казнили?
- Пока не казнили. Моя голова слетит с плеч через четыре дня – заключительная часть, кульминация всего карнавала. Вместе со мной – повесят всех этих парней, тоже как кульминацию. Двадцать отличных парней умрут, чтобы развлечь гостей Короля, его Лорда и толпу, которых они содержат в рабстве…
- Это грустно, генерал Джон – искренне заметила ему Эли, - мне тут двадцать дней сидеть, я не знаю, что я буду делать без тебя. Ты хороший человек и твои солдаты тоже кажутся мне хорошими людьми… Тебе бы меньше уделять времени своим высокопарным лозунгам, а больше разговорам по существу, генерал и люди бы пошли за тобой, я имею в виду, больше двадцати сообразительных парней… но и те, кто поглупее, - отворачиваясь к стенке, сказала ему Эли, намереваясь поспать хоть какое-то время до ужина.
- Ты странный парень, Бес. Дурак дураком, но умеешь поднять настроение и сказать одну умную мысль в сутки. Я бы взял тебя оруженосцем, из тебя вышел бы воин…
- Нет, - зевая, сказала девушка, - я не гожусь для войны, я прекрасный лепесток цветка, что раскрывается на солнце, когда я расцвету, мужчины будут умирать за меня, моля подарить им тепло моей любви…
- Ты идиот, Бес, мелкий, глупый идиот… И чувство юмора у тебя странное…
Через несколько часов её разбудил, постучавший по прутьям её камеры, Аргейм. Светловолосый юноша вновь смотрел на неё с улыбкой, которая на минуту показалось Элизабес особенной, словно Аргейм единственный кто сразу разглядел в ней девушку, и теперь принимает участие в её игре по одурачиванию людей. Но ей это показалось всего на минуту, потом он сказал, открывая небольшое отверстие для подачи пищи в её клетке:
- Ужин, дружище, пора радовать свой желудок теплой похлебкой. Сегодня страна дарит вам бобы, немного вермишели, стакан теплой воды и немного хлеба. Аккуратнее, друзья, - уже громче сказал Аргейм, - хлеб может показаться вам не свежим.
- Все приятного аппетита! – закричала Элизабес
- Ешь-ешь, не поперхнись, Бес!
- Дождался долгожданной кормежки, сказитель-едок?
- Ну-ну, оставьте генерала Обжору в покое
- Он не генерал обжора, она маршал Апельсинов.
- Бес он, самый настоящий Бес, - отозвались солдаты на его слова. Но тут же послышались другие голоса.
- Эй, эй, Аргейм, что это в моей миске?
- Сдохни, вежливый ты какой, Аргейм, черт возьми, да это не хлеб!
- Аргейм, зачем ты принес мне кирпич и клей? Я не ем клей…
- Ну-ну, тише, воины, - гаркнул из своей камеры генерал Себбаз, - ешьте, было и хуже, сами знаете… Хотя, Аргейм, мог бы выбить для нас что-нибудь поприятнее клея, воды и кирпича.
Элизабес удивила реакция Аргейма – стражник, который должен презирать и игнорировать подобные выпады со стороны солдат, как-то шутливо отмахнулся от ребят, что над ним подшучивали. Иронично улыбаясь, бросил какой-то извиняющийся и одновременно с этим очень снисходительный взгляд на генерала, словно они старые приятели, но потом на его лице снова заиграла будничная, ничего не значащая улыбка.
- Здесь мне достать хорошую еду проблема, рыскать в поисках королевского меню для господина генерала и плюс двадцать ртов – та еще задача. Потерпите, осталось недолго.
«Недолго до казни он имеет в виду? – подумала Эли, - Конечно, тогда все сходится, он обычный стражник, ведь только презирающий их человек мог сказать такую… Неоднозначную фразу? Рыбьи кости, да я попала в место, где все какие-то не такие, какими кажутся на первый взгляд…»
Но её размышление прервал шум, который начал доноситься со стороны входа в подземелье тюрьмы. Эли встала и прильнула к металлическим прутьям, пытаясь разглядеть, что происходит. Двое стражников вели в сторону последней камеры, которая, как и камера Эли чудом не была забита воинами генерала Себазза, нового заключенного. Это оказалась женщина, маленького роста, с очень худеньким и миниатюрным телом и немного не пропорционально большой головой, её лицо было скорее смиренным и отстраненным, нежели рассерженным, на вид ей было около пятидесяти, лицо было в морщинах, темные, очень темные волосы были распущенны и обрамляли с обеих сторон её смуглое лицо. Элизабес ошарашено моргнула, вспоминая, как и при каких обстоятельствах, она видела эту женщину, и, вспомнив, моргнула еще более изумленно.
- Вот, Аргейм, в твоих угодьях прибыло. Хотела сегодня попасть в город, прицепилась к телеге снизу, но упала в пыль у самых ворот. Говорит, что у неё есть пропуск, что она менестрель… А у самой ни документов, ничего нет. Бродяжка, она тут дня на два, потом суд займется её делом.
Женщина бросила короткий взгляд на генерала, а потом и на Эли. В глазах женщины появилось сочувствие, и она цепко посмотрела на стражников, явно, как и генерал не одобряя то, что в камере сидит столь юная особа.
- Вы как раз к ужину, уважаемая, - улыбнулся ей Аргейм, как всегда оставаясь в своем стиле, - сегодня государство одарило вас бобовой похлебкой, поедите горячего, вы наверняка давно не ели.
Женщина, оказавшись в камере, благодарно приняла протянутую миску, сказала что-то вежливое очень, очень красивым голосом, который и правда напоминал ангельский и принялась кушать.
- Тетенька, а как вы сюда попали? – без всякого стыда, искренне, спросила Эли у женщины.
- Меня зовут Савакару. Я артистка, дитя. Я не помню, что именно произошло. Но я очнулась одна, в сквере недалеко от города. Моих вещей не было рядом, моя труппа куда-то пропала. Меня это слегка напугало, я сделала несколько глупостей. И оказалась тут по случайности. Я прожду тут до суда, и я уверен, что суд все поймет правильно и поможет мне найти своих друзей.
- Он отрубит вам голову или оставит тут навсегда. Смеритесь дамочка, вас бросили, и вы оказались жертвой Адской Бюрократической Машины, которая сгноит вас в этом месте.
- Хватит мереть всех по себе, генерал-старикашка, если тебе должны отрубить голову через несколько дней – это совсем не значит, что такая судьба ждет всех, - огрызнулась на Себбаза Элизабес.
- Спасибо за поддержку, дитя. Я понимаю, со мной обошлись не самым вежливым способом. Но я могу понять каждого… В разгаре ведь Карнавал. И да, мужчина, так категорично отзывающийся о нынешнем правительстве… Вы ведь, сэр Джон Себбаз из Ледяных Земель?
- Говорил же тебе, Бес, мое имя на слуху. Да, мэм, это я.
- Просто Савакару. То, что вы хотите сделать генерал…
- Настоящий, смелый, геройский поступок, достойный истинного Сына Свободы и Справедливости.
- Нет, это полная безнравственность. Вы пытаетесь оболгать юного мальчишку, потерявшего отца в столь нежном возрасте. Может над ним и наседает злобная мачеха, и дите само по себе зависит от неё… Возможно лживые, купленные чиновники и промывают ему мозги, но… Он ведь так юн и необучен. Вы не имеете права лишать ребенка того, что его по праву рождения.
- Дело не в том, что у кого есть, а чего нет с рождения. Пусть он молод, пусть неопытен, но это совсем не повод, поддаваться! Каждый с юности должен слушать голос разума, и иметь в кругу людей, которым он может доверять по уму, а не по лести!
- По-вашему, будь рядом с ребенком носитель агрессии и жажды Жестокой Справедливости вроде вас, ему было бы лучше…
- Эй-эй-эй, уважаемые! – закричала Элизабес, - имейте совесть, мы в тюрьме. В тюрьме, не в суде, не в театре, не в дискуссионном клубе, мы даже не на митинге… Имейте совесть, это же тюрьма. Мотайте срок молча, не нервируйте соседей по казематам…
Джон Себбаз что-то пробурчал себе под нос, явно не одобрял, что женщина сует свой нос в политику и войну – дела исключительно мужские. Савакару, наоборот, одобрительно хмыкнула, считая подход Элизабес весьма верным и компромиссным; и скоро все стихло. Повисла тишина, и Эли с грустью поняла, что наступила её первая ночь в темнице. Она взглянула в маленькое окошко, но ничего там не разглядела. Улегшись на кровать, она сверлила взглядом потолок, думая, что – кровать, хоть и в темнице все равно, куда лучшая перспектива, чем все те места, в которых она спала все это время. Она боялась, что оказавшись в тишине, наедине со своими мыслями ночью – не днем, она долго не сможет уснуть. Ведь её могут утром «депортировать», смешное слово, никогда его не использовала, обратно в приют. Или наоборот, вдруг завтра отсюда уведут этих забавных людей, которые совсем другие. Может быть, дело в их возрасте – но они совсем другие. Не такие как все, кого она знала в Тир’шаннаре. Она тяжело вздохнула и решила выбросить из головы все эти мысли. Она решила потешить себя забавными фантазиями, где она становится настоящей Леди и цветы сыплются к её ногам, но ей быстро это наскучило. Тогда она решила, как она удачно проведет всех на следующем турнире, и ей дадут звание рыцаря. Или нет, хотя бы простого воина. Почет и славу она уже получит в различных войнах и походах, а потом, став самым лучшим воином – она откроет всем свой секрет, оставив в сердца и разумах людей неизгладимый след. Увлеченная этими раздумьями, она заснула.
Следующим день не блистал разнообразием. Эли проснулась как раз к завтраку, заботливый Аргейм снова разбудил её стуком. В течение всего дня, она просто валялась на кровати, придаваясь самым разным фантазиям, генерал Себбаз был весь день молчалив, изредка что-то говоря, но настоящего разговора у них не вышло – вероятно, генерала угнетала близость казни. Савакару весь день занималась медитацией, лишь однажды узнала очень утрированную, почти всю ложную, историю того, как Элизабес оказалась в тюрьме. Очень ей посочувствовала, женщина вообще почему-то прониклась к Элизабес сильной симпатией, явно не понимая, шишка от чьей палки не дает ей покоя уже сутки.
Изредка, сквозь полудрему она слышала, как переговариваются заключенные. Иногда е слышался вечно приподнятый, веселый голос улыбчивого Аргейма, который часто общался через прутья с генералом или его солдатами. Пару раз Аргейм даже обращался к ней, и каждый раз ей казалось, что в словах Аргейма есть лишь ему понятная насмешка, словно он пытается на что-то ей намекнуть или… Может просто за добродушной улыбкой Аргейма скрывался очень умный и наблюдательный человек, а двусмысленности фраз просто мерещилась Элизабес. Она старалась ему не подыгрывать, пока он не найдет время сказать все сам и конкретно.
Так же прошел и обед, а затем и ужин. Все время пребывая в мире собственных мечтании и дремоты после ужина, Элизабес уснула.
Посреди ночи она открыла глаза. Что-то не давала ей покоя. Стойкое ощущение, что что-то не так, как должно быть. Сначала она подумала, что дело в том, что она просто не в родном приюте, а в темнице – и это ощущение, всего лишь следствие того, что она не там, где привыкла быть, а снова в темном, угнетающем одиноком месте, одна с большим количеством чужих ей взрослых. На минуту ей стало грустно и страшно, но потом она услышала истинную причину своих подозрений. Это был скрежет, шевеление, звуки суеты и скрежет решеток.
«Генерала-старикашку решили обезглавить посреди ночи?»
Она вскочила с кровати, напуганная этой мыслью, подошла к прутьям решетки, но увидела совсем иное.