МАЛЬЧИШКАМ, ПОГИБШИМ В ЧЕЧНЕ

Шелестят под ногами облетевшие ржавые листья,
Отшумел, отгулялся золотистый хмельной листопад.
Догорает закат, чёрный бархат на землю ложится,
Желтоглазые звёзды друг другу в объятья спешат.

Их мерцающий свет, я ловлю завороженным взглядом.
Одиноко и грустно мне в притихшем холодном лесу...
Моя память уймись, будоражить мне душу не надо.
- Свою жгучую боль, я за тысячу вёрст унесу.

Схороню ото всех – от родных, от друзей и знакомых
И никто не отнимет у меня моей горькой весны...
У любви и разлуки есть свои вековые законы,
Не от сока рябины, мои руки от крови красны...

Виновата лишь я, что под пули тебя отпустила,
Не сумела сберечь и укрыть от непрошеных ран…
В изголовье тебе я рябины букет положила
-Мир, придуманный нами до безумия злобного пьян.

Не прошу я прощенья, мой мальчишка седой и безусый.
- Это только слова. – Сколько можно их нам говорить?
Пострашнее змеи, чёрной смерти и пули укусы,
В белом саване гостью, ногою нельзя раздавить…

На вокзале в толпе, твоя девочка , молча стояла,
Прижимая к груди, белых ландышей скромный букет.
Я от взгляда её, словно раненый зверь, застонала
- Ты невестой не стала – жених твой в железо одет.

Оцинкованный гроб – вот и всё, что с тобой нам досталось…
Журавлиный косяк возвращается с криком домой,
А безусых солдат, сколько их на чужбине осталось.
Синеглазый мальчишка, что война сотворила с тобой?

Ты не стукнешь мне в двери, не дождётся тебя твоё лето,
А в багряную осень, ты надолго любил уходить.
И таясь от меня, ты не бросишь в окно сигарету.
Непослушный мой мальчик, ты так рано вдруг начал курить…

Шелестят, словно плачут, облетевшие ржавые листья.
Моя память уймись. – Да найдётся такой ли заслон?
От печали и боли никуда не сбежать и не и скрыться.
Онемевшие ноги я сгибаю пред богом в поклон...

Я молюсь за детей, что так быстро растут и взрослеют,
Я молюсь за их счастье и за жизнь без войны и смертей,
За покой матерей, что до срока, так рано стареют,
Разлучая с собой, против воли, своих сыновей.