НУДИСТСКИЙ ПЛЯЖ

В Крыму есть лишь несколько мест, где отдыхающие законно могут находиться полностью обнаженными. На одном из таких пляжей мы поставили палатки и устроились на несколько дней. Мое отношение к нудизму индифферентное. К сожалению, обнаженные тела на пляже слабо радовали глаз из-за явных излишеств – не было никого, на ком взгляд мог бы задержаться. Обнаженных женщин явно больше, они легче обнажаются, чем мужчины, привлекло внимание еще то, что представители сильного пола это делают тем охотней, чем внушительней выглядят их подробности (совершенно не важно, при этом, как они сложены), вызывая тем самым комплексы у мужчин, которым в этом смысле нечем крыть, а также сожаление у тех женщин, чьи мужчины явно уступают в этом, и их зависть к женщинам, которым такое богатство доступно…
………………………………………………
На другой день словно с неба, проявились (материализовались) два отшельника.
Странное впечатление производили они. Своей нестандартностью, несхожестью с другими…
Невысокие. Один повыше и постарше, с давно не знавшими ножниц седой нестриженной головой и бородой. Другой – пониже ростом, лишь начинающий седеть, также нестриженный и бородатый, но с более короткими волосами. Неопределенного возраста они были очень похожи (как потом оказалось – братья), одеты в просторные свободные одежды, за плечами котомки. Легкие, худенькие, тоненькие, почти лишенные веса, они двигались плавно, неслышно, едва касаясь земли. Лица блаженные, с улыбками, обращенными вовнутрь себя, словно они знали что-то другим недоступное. Легко входили в контакт, удивляя простотой общения…
На нудистский пляж их привела необходимость общения с природой, Космосом, что можно делать только в обнаженном виде, иначе слияния не произойдет. Они становились у кромки моря и подолгу стояли обнаженные, простирая руки к светилу, медитируя, черпая энергию, силу духа, погруженные в недвижное, чуть ли не коматозное состояние. Нестриженные волосы и борода являлись их непременным атрибутом – служили антеннами…
У отшельников были по-юношески молодые безволосые тела, находившиеся в поразительном контрасте с седыми волосами. Мне показалось, что они бесполые, полюбопытствовал, признаки пола все же наличествовали, впрочем, едва заметные, постепенно сходящие на нет из-за отказа от радостей любви, грозя вовсе исчезнуть в виду их скорой ненадобности, когда они (мученики) вконец сольются с Космосом и естественные нужды организма потеряют актуальность…
Оба из Москвы, они ходили по городам и весям, проповедуя учение Иванова, полностью помещавшееся на пожелтевших стареньких страницах «Комсомолки» (восьмидесятых годов) и нескольких печатных листках неизвестного происхождения. По их словам Учитель не умер, а перешел в иную ипостась…
Старший брат в прошлом имел семью, детей. Развелся. Младший брат семьи не имел, судя по всему, это ему уже не угрожало, и обреченно идя на поводу у своего брата, безусловно подчинился ему, отказавшись от радостей жизни, немало страдая от этого – на ногах и руках у него разрушались, расслаивались ногти, облезала кожа. В основном говорил старший брат, неназойливо пропагандируя неочевидное учение, но признался, что, следуя ему, сам однажды оказался в реанимации. Он попытался отказаться от еды, заменив ее энергией от Солнца, сократив сначала прием пищи до одного раза в день, затем – до одного раза в неделю (почему-то по четвергам), полагая в дальнейшем вовсе отказаться от еды, но не успел и попал в больницу. Вспоминается притча про цыгана и лошадь…
На какие деньги они жили – неизвестно. По их словам, у них в Москве все же был определенный небольшой заработок, кажется, от сдачи квартиры, впрочем, им и нужно-то было совсем ничего…
Приглашенные для беседы, странники разъяснили нам воззрения Иванова.
Суть учения, неявно выраженная, сводилась к отказу от благ и радостей жизни в пользу полного единения с природой, с Космосом с целью бессмертия, если не телесного, то духовного, что предполагало обнаженность зимой и летом, омовения холодной водой (погружения), хождение по снегу босиком, отказ от мирских сует, вегетарианство, мир и покой в душе…
Они проповедовали вселенскую любовь ко всем и вся, любовь же конкретную, персонифицированную отвергали напрочь…
На уточняющие вопросы по поводу получения удовольствий от жизни, от музыки, от искусства, от вкусной пищи и вина, от любви, от семьи, они предлагали безусловный постепенный уход от всего этого, самоотречение, концентрацию всех сил с целью слияния со вселенским разумом и, наконец, полное погружение в него.
…Хотелось с ними спорить! Опровергать!
Предположим, пусть им даже удастся жить вечно, отказавшись от земных благ – счастье ли это? Во имя чего тогда жить, в чем смысл жизни? И какое их счастье? И счастливы ли они? По безжизненным глазам и отсутствию эмоциональных проявлений это не чувствовалось…
Как обойтись без простого человеческого счастья? И что оно такое?
Слушать и слышать прекрасную музыку – не счастье?
Держать руки любимой женщины, ощущать, познавать ее непостижимость, растворившись в ее глазах – не счастье?
Прижимать крошечное тельце к себе – не счастье?
Для чего же тогда жить? Ведь можно обойтись без любви, без радостей жизни, без страданий и мук, что успешно делают многие смертные и без их учения…
…Они не ответили на эти незаданные вопросы, растворились в воздухе, как и появились, одинокие и счастливые счастьем, известным лишь им одним…
Я не знал, что уже очень скоро получу ответы на эти вопросы…
………………………………………………………
…На следующий день я вновь увидел два длинноволосых тоненьких обнаженных тела. Они сидели недалеко от воды в позе “лотоса”, обратившись к светилу лицами и душами. Неужто вернулись?
Нет. Это были совсем юные тела. Они поднялись и, держась за руки, направились к морю. Вначале показалось, что они однополые, но излишек внизу у одного силуэта и припухлости бедер и груди у другого, указывали ошибочность первого впечатления.
Также отстраненные от мира, от окружающих, они составляли поразительный контраст с предыдущей парой. Непередаваемая гармония! Их счастье иное, но как же они светлы и прекрасны, погруженные друг в друга, в любовь, в радость познавания… Удивительное ощущение – казалось, они светились, и даже в сумерках их силуэты отчетливо выделялись на темном фоне моря в отличие от других блеклых и размытых.
Они не обнимались, не целовались, не ласкались, а просто держались за руки, что было убедительней самых жарких объятий, а руки служили им проводниками чувств, через которые их любовь перетекала от одного к другому…
Я исподтишка долго и не без зависти наблюдал их, хотелось прислониться к их любви, напитаться ею, одолжить кусочек их счастья, ведь его у них явный избыток…
Может быть день такого их счастья стоит всей вечной жизни? Юные избранники Бога невольно проповедовали любовь, рассевая, заражая ею…
И уже утром другого дня меня ждало еще одно доказательство бессмысленности тяги к вечной жизни…
………………………………………………
Вышел из палатки и мои глаза сразу же споткнулись о загоревшую обнаженную девушку, сидевшую на подстилке метрах в пяти от нас возле небольшой палатки, появившейся утром. Она была прекрасно сложена, и стоя возле своей палатки, я с немалым удовольствием поглядывал (подглядывал) на прекрасную незнакомку. Естественная, как сама природа, она никак не реагировала. Поднялась и последовала к морю, сознавая свою неотразимость – грациозная, гибкая, соблазнительно шевеля упругими ягодицами. Нет в мире более восхитительного зрелища, чем обнаженная женщина, идущая к воде, разве что, она же, выходящая из воды, светящаяся, в искорках капелек. Юное, милое безмятежное личико, невероятной красоты линия покачивающихся бедер, достаточно широких при тонкой талии, торчащие груди с очень крупными напряженными темно-коричневыми бутонами, которые словно забыли про законы притяжения, и совершенно не собирались клониться к земле при замечательной их полноте. Она опустилась на подстилку. Не в силах отвести глаз от нее, я почему-то мучился ощущениями незавершенности картины и, что странно, абсолютно не испытывал эротических помыслов, словно я и не мужчина вовсе…
Послышался детский писк. И сразу все стало на место – картина обрела законченность. Она – молодая мама! Вот почему у нее такие налитые груди, набухшие соски, раздавшиеся бедра. Вышла из палатки с полугодовалым малышом на руках, таким же загорелым и необыкновенным.
Направилась к воде. Удивительная гармония, все совершенство природы отразилось в этом – солнце, море, далекий силуэт Кара-Дага и мадонна с младенцем! Удерживая за руки, она стала купать его, роняя слету в воду с головой, нисколько не боясь, что он захлебнется. Он заливался счастливым смехом, а я задохнулся от восторга!.. И вместо того, чтобы заниматься своими делами, загляделся на юную маму, забавляющуюся с малышом… Вышла из воды, прилегла на подстилку, положив рядом оголодавшего сынишку. Тот вожделенно охватил губами соленые, брызнувшие молоком, соски, захлебнулся от жадности, разминая ручонками переполненные груди…
Теперь я невольно получал для себя ответы на не заданные ивановцам вопросы. Мог часами любоваться изумительной картиной, как молодая женщина играет с малышом, как тот ползает по ней, как они плещутся в воде, как болтают друг с другом на языке, понятном лишь им одним. И я не был в этом одинок – многие взгляды умилялись, глядя на них…
…Несказанная удача!!! Зная, что я получаю удовольствие от ощущения маленького тельца на руках, друзья договорились и юная мама позволила мне подержать малыша. Я находился на вершине счастья от доверчиво прижавшегося ко мне теплого тельца, от снисходительной улыбки мадонны, стоящей совсем рядышком, и оказавшейся невероятно привлекательной вблизи. Малыш, поджав нижнюю губку, с интересом и без всякого страха разглядывал меня. Увы, счастье оказалось недолгим из-за вопроса одного из знакомых, откуда у меня взялся ребенок, на который я неудачно пошутил, что здесь за пять долларов дают подержать. Малыш вздрогнул, удивленно глянул и вдруг скривился в плаче – то ли от моего громкого голоса, то ли от неуместности сказанных слов. Пришлось вернуть его маме (тут же успокоившегося).
…Днем появился отец ребенка – крупный, хорошо сложенный молодой человек, естественно, обнаженный, но не загоревший. Высокого роста (много выше жены), в нем было крупно все: и торс, и плечи, и ноги, и выпуклые налитые ягодицы, и даже мужское “достоинство”, впечатляюще покоившееся в волосах. Они зашли в воду, и став на расстоянии метров двух друг от друга, пускали малыша между собой торпедой. Тот бесстрашно проплывал под водой долгий путь, вылавливался одним из родителей и отправлялся обратно. Я наблюдал за игрой молодой пары, мучимый каким-то странным ощущением – что-то не давало покоя. И, наконец, понял парадоксальную причину этого. Пришедший красавец непроизвольно разрушил установившуюся гармонию – плещущееся искрящееся море, огненный шар, катившийся к горизонту, юная мама с малышом. Он был лишним! Почему? Может быть, это субъективное ощущение? Какая-то ревность? Нет, это было общее чувство. В чем же несообразность? Возможно, это из-за того, что атлет являл собою образ воина, борца, разрушителя…
…К вечеру усилился ветер, поднялась волна. Наши молодые соседи собрали палатку и поднялись наверх за выступ, загораживающий от ветра…
Сел, размышляя о жизни, о неизбывности гармонии, о парадоксах любви, о счастье, о вечности, о бессмертии – благо небо, море, луна и звезды удивительно располагали к этому…