АМАЗОНКА

…Обречена на одиночество! – проснулась, ужаленная мыслью, пелена сна слетела, оставив беззащитной перед бессонницей…
Надоело притворяться, вводить в заблуждение, тебя воспринимают умной, мудрой, сильной, логически мыслящей, а на самом деле живешь в постоянном страхе, в ожидании неминуемого разоблачения. И пока не успела еще натянуть на себя маску благополучия и самоуверенности, хочется спрятаться, затеряться, стать незаметной, невидимой. Твоя неуязвимость уязвима, самодостаточность недостаточна. Остро осознаешь, что оказалась плохим актером на непрочных подмостках жизни. Перед тобой – череда плохо или вовсе не сыгранных ролей: дочери, любовницы, жены, матери. Роли не задались, да и окружающие ведут себя как-то не так, точно не выучили (не удосужились) розданные им роли. А ты как бы сидишь в затемненном партере перед театральной сценой, на которой играют твою жизнь, только почему без тебя?..

Стоп, довольно! Приди в себя.
Амазонка – женщина-воин.
Вот основная твоя роль! Амазонка не может страдать от одиночества…

***
Почему она определила себя амазонкой (не феминисткой), не было ясно и самой.
Девиз амазонок – жизнь без мужчин, ну, а уж ежели попадутся, пусть пеняют на себя. Жаль, правда, прошли те славные времена!..

Природа неласково обошлась с ней, – красивой ее нельзя было назвать и в молодости, не погрешив перед истиной.
Мужской взгляд редко задерживался на ее лице, соскальзывал – покатый лоб, тонкий нос с горбинкой грозно возвышался над узкими губами, близко посаженные глаза ее слегка косили, разбегались в стороны, огибая собеседника, оставляя в оптической тени и неведении – с ним ли она общается?
Ниже – недлинная шея и узкий торс с едва наметившимися округлостями грудей. Чаще всего на этом осмотр завершался (исчерпывался), взгляд устало и недовольно уходил в сторону.
А напрасно!
Дальше его ждал сюрприз!
Не слишком постаравшись с верхней частью ее тела, природа отыгралась на нижней, щедро одарив широко раскинувшимися бедрами, налитыми ягодицами и тугими ляжками, угрожая одеждам обильностью плоти.
В молодости с успехом использовала испытанный прием – оскорблено оборачивалась задом к разочаровавшемуся в ее прелестях мужчине, придав своим движениям небрежное безразличие. Результат не заставлял себя ждать – мужчина круто менялся, и находил ее уже привлекательной, убеждая в загадочности лица, изящности орлиного носа и необыкновенной пикантности раскосых глаз.
– Они (мужчины) все и вся определяют и делают через ж…, – говаривала она…

***
Не осталась в старых девах – это ли удел амазонки?
В те давние времена, работая пионервожатой в пионерском лагере, соблазнилась старшим пионервожатым.
На протяжении смены тот был предупредительно вежлив и внимателен. С приходом сумерек принимался теснить ее к “ленинскому уголку” и, забыв руки на ее роскошной заднице, долго убеждал в непростой политической ситуации в стране, находящейся примерно там же, где его руки. От его велеречивости алели уши и пылало в паху. Затем он переходил к практическим занятиям. Одной рукой проверял под блузкой наличие пламенного комсомольского сердца, другой усердно рыскал под ее по-пионерски коротенькой юбчонкой, – не иначе как в поисках непроторенных путей, от чего она впадала в невменяемое состояние, выдавая этим свою аполитичность…
Влюбилась, не влюбилась? Сейчас уж и не припомнит, но что сердце замирало, голова плыла, и невероятно хотелось принять горизонтальное положение, – помнит точно.
К тому же неприлично стало ходить в девицах.
В отличие от других влюбленных дурочек, тщательно подготовилась к назревающему “знаменательному событию”, обзаведясь необходимыми медикаментами.
И не без трепета доверилась инструменту ею же назначенного эскулапа. Казалось бы, что может быть проще – дружеская комсомольская услуга, если хотите, – партийная помощь, в чем нуждаются и через что проходят все: и большевички, и комсомолки, и пионерки, и даже беспартийные, бесстрашно укладывая на алтарь светлого будущего свою незапятнанную репутацию.
…Все произошло в той же ленинской комнате, где алый цвет преобладал над остальными. Вот и славненько – не так заметно. Бедняга, когда разобрался, всполошился – какие обстоятельства, какие обязательства, рванул в кусты, да поздно! Не склеить! Ни малейшего удовольствия, правда, не получила – было больно, и обильно пролилась горячая кровь…
После этого идеологического казуса наставник стал избегать пионервожатую, коварно воспользовавшуюся утерей им (лишь на мгновенье) партийной бдительности.
Успокоила:
– Не беспокойся, под венец не потащу!..

***
Любовь?
Считала неприемлемой для амазонки!
Всякая любовь – добровольная слепота. Находишь объект – этакое убожество, а ты наделяешь его несуществующими достоинствами, сооружаешь нимб над головой, ставишь на постамент, а он не то что не самый-самый, а нечто полое – пустая комната, в которой эхо многократно отражается, не в силах выбраться. И потом, выпотрошенная несоответствиями, ты обретаешь, наконец, способность различать цвета, видишь этот поразительный контраст, открываешь секреты проделанного с тобой трюка…
И насколько же унизительно осознание, что ты не единственная для находящегося рядом с тобой мужчины, что он, движимый бездумностью инстинкта, лелеет на самом деле помыслы о более красивой, более совершенной, и если с той обломится, тотчас же оставит тебя. А ты играешь в эти нелепые игры, вступаешь в конкурентную борьбу с другой, побеждая либо терпя поражение.
И душе-то здесь – где место?..

Посему никогда не плакала из-за мужчины, разве что в детстве. Всегда была готова к небрежности, невнимательности, подвоху, предательству.
Никогда сильно не влюблялась, не любила, запрещала, отпугивала, держала в узде. Не видела смысла в неустойчивом, болезненном состояние, – ни гордости, ни достоинства.
Не была нежной, мягкой, ласкать мужчину считала дурным тоном, получая соответствующий отклик, и как результат – неудовлетворенность плоти. Это и не представлялось ей столь уж необходимым, поскольку Создатель, как истинный мужчина предоставил сильному полу здесь явные привилегии, а с вылепленной из ребра женщиной обошелся безответственно, разбросав чувствительные местечки по ее телу как попало. Это требовало от мужчин дополнительных знаний и усилий, чем они никогда не утруждались…

***
В ее жизни был единственный мужчина, с которым ей хотелось соединить судьбу.
Концерты, театры, выставки, музеи, разговоры, споры…
Заснеженные горы, яркое солнце, мир безмолвия…
Поездки на юг, лунная дорожка, искрящееся море, нежные взгляды, негромкие слова, долгие поцелуи…
Все испортила несуразность интимных отношений, в развитие которых гармония рассыпалась.
Последней каплей стало решительно ей отвергнутые его излишне откровенные и изысканные ласки, при которых терялось истинное назначение губ и языка, и хоть ее голова уплыла, все завершилось лекцией о недопустимости отклонений там, где имеют место естественность и простота. И еще, эта его неумеренность в любви!..
Похоже, он не вполне согласился, и их близкие отношения постепенно сошли на нет.
Она не особенно переживала, находя удовлетворение в духовном общении, ему же этого показалось недостаточным…
Стойко приняла разрыв, но позднее жестоко пожалела…

***
Последующие поклонники развенчали ее непоколебимость.
Один приходил поесть, выпить и…
Этим его намерения исчерпывались. Через пять минут он забывал о ней, оставляя в сексуальном недоумении, отворачивался к телевизору, который заменял ему и книги, и театр, и концерты, вскоре засыпая, и его могучий храп сотрясал дом, порождая хроническую бессонницу у его обитателей…
Другой – интеллигент – оказался полной ему противоположностью, и свое бессилие отослал на ее счет, – мол, ее тело слабо впечатляет (с такими-то бедрами!), упрекал в слабой сексуальности и неспособности зажечь, имея в виду длительные и безуспешные попытки с помощью всех известных и доступных ей средств оживить его безвременно умершего героя. Образованный, начитанный – с ним было о чем поговорить, поспорить, помолчать, да вот и только-то!..
Третий переплюнул их обоих, упрямо изыскивая для любви ненадлежащие места…
Четвертый…, да бог с ними!..

***
Ее подруги одна за другой выходили замуж.
Встречи с ними стали реже, они рожали детей, жили непростой семейной жизнью.
Была ли у нее возможность выйти замуж? Несомненно!
Кем-то сказано:
– Брак для женщины – это узаконенный неограниченный доступ к ее телу в обмен на достаток и благополучие.
Как бы удачное вложение капитала – молодости и привлекательности – в банк под названием “семейная жизнь”, который выплачивает затем дивиденды (нерегулярно и не в срок), обсчитывая и, конечно же, в самый неподходящий момент провоцируя банкротство. Начинаешь тогда брать кредиты на стороне в залог будущего, не замечая, что уже немолода, не столь привлекательна, и отдавать нечем.
Ее это не устраивало, ей претила всякая зависимость от мужчины, где женщине отводилось строго обозначенное место…
Во времена, когда она делила с матерью двухкомнатную квартиру, ей не слишком докучали. После смерти матери ее востребованность резко возросла. Появились воздыхатели, претендующие на ее руку и сердце, лелея при этом тайные помыслы нарушить девственную чистоту своего паспорта вожделенным отпечатком. Обнаружив же, что она не слишком торопится с оформлением отношений, вскоре теряли к ней интерес и однажды пропадали в предрассветной дымке, не оставив еще надежды отыскать доверчивую дурочку, у которой неистощимое желание выйти замуж застит свет в окошке, отбирая остатки разума…
Всплеск мужского интереса к ней поугас, когда в отчий дом вернулась разведенная сестра с ребенком. Зато у нее повысился интерес к маленькому мужчине (племяннику), в ком души не чаяла…
Случился у нее и настоящий жених, с которым даже произошла помолвка. Он был почти вдвое старше, хорошо некрасивый, толстый и лысый, компенсируя все это своей финансовой состоятельностью.
Узнав же о строго очерченных для нее рамках хозяйки (читай прислужницы) в его большом доме, где для любви находились иные претендентки, решительно разорвала помолвку…

***
Детей, увы, не имела, хоть и хотела.
Рожать без мужа не рискнула, все же отличаясь этим от истинных амазонок, которые и использовали-то мужчин (пленников) исключительно с целью продолжения рода. Преисполненные человечности благочестивые девы доверчиво передавали их друг другу, делясь скупым семенем в строгом соответствии с установленной очередностью, не страшась при этом многочисленных родственных связей – не чета нынешним женщинам! И когда для истощенных сеятелей жизни смерть представлялась желанным избавлением, великодушно уступали этой их странной прихоти, демонстрируя благородство и благодарность…
Впрочем, однажды все же решилась, уж больно хорош был – стройный голубоглазый, жениться, правда, не обещал.
Не доносила. Несговорчивой оказалась девочка, не захотела просто так рождаться без штампа в паспорте, да и шуганула раньше срока.

***
При всей своей неочевидной привлекательности она не испытывала недостатка в мужчинах, но все они как-то слились в однородную серую массу, всех и не упомнишь. Непродолжительные ее связи, заканчивались порой еще на стадии знакомства.
Знакомство же часто начиналось с придуманной игры, которую сама называла “искушение ж…” и затевала, если ее вдруг посещало игривое настроение.
Непреложным атрибутом игры являлась обтягивающая бедра эластичная одежда из легкого тонкого материала – брюки, лучше юбка или платье.
Теперь оставалось найти искушаемого (заинтересовавшего ее мужчину), и можно начинать! Цель игры – максимально привлечь его внимание. Для этого она “случайно” оказавшись впереди него (идущего), отпускала на свободу ягодицы. Как она спиной ощущала степень раздражения мужского взгляда, – самой было неясно, но впрямую влияло на амплитуду раскачки бедер. К сожалению, не все включались в игру. Но если мужчина не обгонял ее и не отставал, – значит, запал!
Дальнейшее зависело от ее намерений – либо ускорить развязку, либо поиграть еще, дабы поглубже заглотить наживку интереса, для чего она варьировала небрежностью походки, умело ведя испытуемого на поводке.
Она не торопилась, зная, что едва он ее нагонит, изменит ракурс обозрения, его ждет разочарование, и единственно, чем это могло быть компенсировано – глубиной заинтересованности ее турнюром.
У большинства вступавших в игру разочарование было достаточным, чтобы потерять к ней интерес. А те, кто все же приступал к общению, торопились, к сожалению, не столько познакомиться собственно с ней, сколько с участвующей в игре ее частью…
С годами, правда, это все реже срабатывало и происходило с мужчинами определенного типа, для которых привлекательность женщины “понижена”. Она пополнела, и как водится, не там, где следовало бы – грудь прибавила всего ничего, а атакуемые целлюлитом бедра обрели пугающую неохватность, после чего называть это попкой становилось неосмотрительной смелостью…

С увеличением таза образовательный ценз ее поклонников падал, язык становился грубей и невнятней, неумолимо приобретая кавказский акцент.
Она не считала себя темпераментной – из всех ее мужчин лишь трое сумели хоть как-то насладить плоть. А другие? То ли сама была такая, то ли они были заняты собой больше, чем ею, то ли познания их, да и ее, оставляли желать лучшего…
По мере необратимых изменений плоти, она все настойчивей искала мужчин, для которых ее душевные качества стали бы важнее иных. Ухажеры не имели ничего против, но душу предпочитали все же явно и выпукло обозначенную, и число “три” их вполне бы устроило…

***
Увы, демографическая ситуация в стране нанесла глубокий урон женской востребованности, и наступил момент, когда на ее свободу, время и плоть никто уже не покушался.
“Вот и все!” – сказала она своему не помещавшемуся в зеркало отражению фразу, некогда увиденную на кладбищенском памятнике.
И неуверенно ступила в другое качество, обретя статус одинокой женщины, – какое все-таки обидное определение особенно для нее, мнившей себя амазонкой. Не дождутся! Не очень-то и хотелось...
Впору теперь вспомнить славное прошлое воинствующих дев, да жаль не те времена…
Впрочем, она не сразу смирилась. И еще не раз вступала в единоборство с мужской прихотливостью. Не забывала и свою игру с искушением, для чего, узрев боковым зрением приемлемый объект, запускала призывно-игривое покачивание бедер. Затем резко оборачивалась и видела во взглядах мужчин, увы, лишь недоумение.
Далее хуже – на ее улыбку они почему-то перестали отвечать.
Улыбчивый мужчина!
В своей жизни знала лишь одного мужчину, который всегда ей улыбался, впрочем, делал это со всеми – неужто, чтобы ей улыбаться, нужно не дружить с головой?
Мало того, они перестали докучать ей, демонстрируя обидное безразличие!
Ее (амазонку по определению) всегда удивляло – откуда в мужчине столько самомнения?
В чем их отличие – хлипкий отросток, попирающий эстетику, которому и названия-то приличного не придумали.
А сколько гордости!
Грозное оружие!
Полноте!
Варила сардельки – сморщенная плоть в кастрюле с водой, мстительно наблюдала, как она вздувается, порождая в воображении странные ассоциации.
Горячая, упругая, подносишь ко рту, лаская губами и язычком, усыпляя бдительность. И – хрусть (чей стон раздается?) – одним преимуществом меньше!..

***
Нелепо устроен мир. Короток женский век – часто ограничен лишь четвертью жизни. В двадцать лет привлекательна, в сорок – мужчина уже морду воротит.
Мужчинам легче – их век длится много дольше, да ведь мрут, как мухи, а те, что выживают, – либо безнадежно женаты, либо запойные, либо маются дурью, да так, что с каждым годом глядят на женщин с все возрастающим недоумением и испугом…

Самый беспощадный враг женщины – зеркало. Девочкой крутишься перед ним, нетерпеливо ожидая появления выпуклостей, в молодости уже опасаешься их, в зрелости воюешь с ними, в пожилые годы не веришь собственным глазам. Нет ни одной женщины в мире, которая признала бы и приняла свое увядание.
Женщин нередко сравнивают с кошками – действительно много общего. Но как жаль, что женщины не укрыты, как кошки, красивой густой шерстью! Тогда невозможно было бы столь легко и просто определить их возраст и привлекательность, не требовался бы крем от морщин, складки на животе не пугали бы зеркало, а целлюлит еще с утра не портил бы настроение…

В последнее время она стала частой гостьей стоматологических и гинекологических кабинетов, и если в первом случае требовались лишь деньги, то во втором…
– Насколько регулярен у вас секс? – не без подвоха спросил врач у нее, распятой на кресле.
Неопределенно махнула рукой. Не могла же она признаться, что не имела его уже достаточно давно, и если он обнаружит “там” паутину, не слишком удивится.
И тут врач порекомендовал (не издевательство ли?):
– Если хотите поскорее выйти из женских болячек, не отвергайте сексуального общения с мужчинами.
Это ее просто взбесило:
– Прямо сейчас? В девять утра? Я готова! И где эти жаждущие?
Пожал плечами, мол, его дело лечить, ее – лечиться.
– А что, иных лекарств не предусмотрено?..

Похоже, пришла пора завести альфонса (хотя бы для здоровья)…
Мужики привыкли покупать любовь, и постоянно пользуются этим.
Несправедливо!
Представила картину…
Улица красных фонарей, огромные витрины, в них мужчины без одежд во всей красе, со всеми неутешительными подробностями. Придирчиво выбираешь, взвешиваешь, щупаешь, примеряешь, прицениваешься – потеха!..

***
…Время не знает удержу!
Она не заметила, как изменилась, и не только внешне.
Что уже любит другие книги, кино, музыку, живопись…
Что не любит читать и смотреть фильмы о любви и страсти, ей стали интересней детективы и исторические романы…
Что балету предпочитает оперу, не потому, что перестала понимать язык танца, ее стала раздражать излишне обозначенная мужественность танцоров, хотя раньше вызывала живой интерес…
Что эротика стала вызывать недоумение, а порно – отторжение!..
Что живописи предпочитает пейзажи и натюрморты, а ежели живопись или скульптура, то без “ню”, за исключением разве что Рубенса – там она как в зеркале видела себя.
Что так любимая ею ранее “Вечная весна” Родена уже не тешит воображение!..

На мужчин стала смотреть с равнодушным безразличием и прибегала к их помощи разве что в качестве грузчиков, сантехников, ремонтников.
И как же теперь выводили ее из себя ”случайные” мужские касания в транспорте, указывающие на не до конца еще утерянный к ней мужской интерес…
– Каков смысл семейной жизни? – задавала сама себе вопрос, не прожив в ней и дня, – когда дети уже выросли, твой визави по совместной жизни никак больше не вдохновляет, образ мысли, логика его жизни невнятны, и лишь один внешний вид раздражает, а физиологическая неопрятность вызывает брезгливость.
Поменялась она и к себе – могла надеть несвежее белье, нерегулярно подкрашивалась, реже красила волосы, стала небрежна в одежде, наплевала на фигуру, не ограничивая себя в еде – как же, лишиться такой утехи, едва ли не последней радости в жизни. Мысли и намерения сосредоточила вокруг себя любимой, – каков стол, стул, где болит, как победить бессонницу, что приготовить вкусненькое…
Ей почему-то стало казаться, что с возрастом нивелируется различие между мужчиной и женщиной, идет стремительное сближение внешних и внутренних признаков. Мужское лицо, внешность, характер как бы приобретают бабью неопределенность, женские же – суровость, мужественность, неприступность…

***
…По мере того, как ее подруги разводились и возвращались к своему первоначальному незамужнему статусу, их встречи стали чаще.
Как-то они, дружившие вчетвером еще с институтских времен, впервые за много лет собрались все вместе в ресторане. Отмечали юбилей (полтинник) одной из них.
Все незамужние, – трое разведенных и она, что никогда не была связана узами Гименея. Она слыла дурнушкой среди них, но сейчас все как-то уравнялось. Красивые растеряли привлекательность, ей это не грозило.
С каждой выпитой рюмкой разведенные все больше чихвостили бывших мужей, она же молчала, материть было некого. Они завидовали ей, что не обременена детьми, внуками, что не воюет за жилплощадь, она – им.
Пили за именинницу, ее детей и недавно появившегося внука, ну и, конечно же, за любовь, которой хоть и не были обделены, не перестали еще желать. Зарделись, похорошели (так им казалось), стали поглядывать по сторонам – ну, где там страждущие?..
Дождались!
Зазвучала музыка, и к их столику подошел невысокий подтянутый седовласый мужчина – в самый раз!
Какими бы подругами не были женщины, они всегда соперницы, когда дело касается выбора между ними. Встрепенулись, выгнули спинки, втянули животы. Она (некрасивая) следуя привычке, уступила и на сей раз.
Ну и кто та счастливица?
Каково же было изумление трех прекрасных (в прошлом) дам, когда мужчина остановил свой выбор на ней (дурнушке)!
Еще и кочевряжится, нос воротит!
Наконец, она трудно оторвала свой пышный зад от стула и нехотя понесла его к центру зала – ей действительно не очень хотелось танцевать, да еще с таким крохой.
На каблуках она была явно выше и крупнее своего кавалера и со стороны казалась роскошной мухой, вокруг которой мельтешил комарик, не верящий в неожиданно свалившееся на него счастье…
В следующий раз он вновь пригласил ее, вызвав теперь уже раздражение у подруг, и лишь, когда и их стали приглашать его сотрапезники, успокоились, не зная, что происходило это по ее настоятельной просьбе.
К закрытию ресторана на четырех дам остался все тот же кавалер, он-то и обеспечил их доставку по домам, последней проводил ее.
У подъезда вопросительно глянул.
Не стала обнадеживать.
Он все понял, поцеловал на прощание руку, единственно, что ему удалось, испросить номер ее телефона. Усомнилась в правильности принятого решения – приятный все же мужичок, вежливый, культурный, но уж больно невелик…

Через неделю он позвонил.
Так начался еще один ее роман.
Хорошо немолод, невысок, сед и потрепан, он легко и быстро проникся ею, но не торопился проникнуть и, слава богу! Это ее вполне устраивало – она и не мыслила уже, что когда-либо разденется перед мужчиной. А уж эти неэстетичные телодвижения!..
Пересмотрели почти весь театральный репертуар и прослушали большинство концертов в филармонии и консерватории.
Так нет же, неймется! Какой-никакой – мужчина все-таки!
К чему? Ей это и не надо вовсе.
Сидели, сначала в кафе, затем, у нее на кухне, наконец, в спальне на постели в сумерках, дабы не так заметна была значительность ее низа и незначительность признаков его отличия…
С чего начать? Подзабыли – лет десять перерыва на двоих, хоть он и числился в женатых. Долго вспоминали, что да как, а когда разобрались, забрезжило утро. Не рискнули показаться друг другу при свете дня…
Лишь спустя неделю нашли согласие не без помощи вспомогательных медикаментозных средств и притушенного света…
Ее неожиданно удивило полученное удовлетворение (не удовольствие). Как женщине все-таки необходимо осознание своей востребованности!
Со временем, впрочем, нашла и удовольствие. Умелые губы, нежные руки – забытые ощущения.
Он же, как всякий маленький мужчина, которому вдруг посчастливилось познать необъятность, неимоверность, непостижимость большой роскошной женщины, впал в чувственно-эротическую невменяемость, при которой слова: восторг, трепет, благоговение, блаженство, упоение слабо и неточно выразили бы его состояние…
Она не сразу привыкла к такому отношению к себе, но со временем не могла уже обходиться.
Концерты, театры отступили на второй план.

Теперь еще на пути с работы домой она уже предвкушала...
И приходило это, и плыла она на волнах блаженства, похоже, впервые в своей жизни столь полно наслаждаясь нежностью мужчины – что же было до сих пор, сколько она потеряла!
Она не останавливала изысканную откровенность его ласк, и однажды неожиданно для себя испытала вдруг выброс наслаждения, чего не знала уже много лет, затем другой, и, наконец, это обрело завидное постоянство. Сейчас ее уже не волновал (как в прошлом) не всегда традиционный способ его достижения…
Была ли у них любовь? Ей впервые было так хорошо, что не важно уже было, как это называть.
Она расцвела, помолодела, заметно постройнела, позабыла дорогу к докторам…
Казалось, эта идиллия будет длиться вечно.
Увы!
У него была коронная фраза:
– Все должно быть в меру, но мера должна быть большая!
Это его и погубило, сердце не выдержало обильно стимулируемой чрезмерности и отказало в самый неподходящий момент…
На кладбище она пряталась от его родственников и жены, чувствуя и вину, и сожаление, остро переживая боль утраты, хотя впервые как истинная амазонка подарила мужчине прекрасную смерть…