Житие ты наше уральское, Ч.1, гл.7-8

«В Ы К Р У Т А С Ы С У Д Ь Б Ы»


Середина лета. Солнце в зените.
Обезумевшие стада «газелей». «мустангов». «бычков» и прочих доджевых «баранов», задыхаясь от жары и цен, бродили по прериям города в поисках дешевых водопоек. «Лукойловские» казались самыми безопасными и доступными. И их было много. Засушливый сезон кризиса ещё не коснулся их.
Стаи собак, изнывая от пекла и безделья, бездвижно лежали на улицах, мертвецки оскалив морды и отбросив языки в сторону.
Челябинцы, по подобию автомобильных стад, лениво передвигались с рынка на рынок, из магазина в магазин, от ларька к ларьку, выискивая товар подешевле. Мятущиеся челябинские души жаждали бешеных скидок, дисконтов, подарков, на худой конец. Город и не думал сдаваться на милость мировым катаклизмам.
На овощном базарчике «Доваторский» незлобно, но колоритно переругивались два перезагоревших торговца- южанина, сидящих в своих дотах из мешков с орехами и сухофруктами.
-Ти- дурак!-
-А ти- два раз дурак!-
-Ти- три раз дурак!-
-Ти- два мешка мэлький- мэлький крупа — и всё дурак!!!-
Подходили потные покупатели, слушали, вымученно улыбаясь и, довольные, шли дальше. Так, незаметно, на подкорковом уровне происходило слияние двух мировых культур.
Где- то часам к трём из- за горизонта чёрным траурным платком вытянулась грозовая туча. Зависла над городом, сурово глядя на засуетившихся внизу людишек, на убегающих в укрытия собак и автомобили. Проурчала утробно, поднатужилась да и выплеснула на Челябинск месячную норму дождя вперемежку с градом.
Закончился, не успев придти к консенсусу, спор торговцев. Горожане забыли о скидках и дисконтах, и на ходу пытались спасти от раскисания уложенную в авоськи туалетную бумагу и прессу.
Ливневая канализация, состоящая на балансе СМУ «Водоканал- 1» и СМУ «Водоканал- 2» с 1985 года и прекрасно показавшая себя в зимний период вдруг, будто капризная девица, засбоила и отрыгнула наружу всё, что с удовольствием должна была принять в себя. Реки разлеванные хлынули из чрева земного через чугунные люки, фонтанируя и сметая всё на своём пути. Забившиеся в магазины зеваки с ужасом наблюдали сквозь витринные стекла, как водоворотом затянуло в себя и поглотило дымящийся, съедающий ещё недавно чьи- то лёгкие, окурок.
Наиболее продвинутые потерпевшие перешептывались между собой, вспоминая Маркеса и Ноя.
Всё это, как две капли воды, напоминало Питер во время наводнения. Периода строительства Петром 1...
Потоки неслись по Цвиллинга, по Свободе и Ленина к площади Революции, с рёвом вырывались на простор и затихали, усмирённые, у ног гранитного Ильича. Вождь безмолвствовал...
Периферия — и Электродная, и 3- я Электровозная, и Ударная, и 2- я Ямпольская, и 2- й Штанговый переулок, и Колупаевка, и Медведевка и многие- многие другие — и вовсе не казала носы со дворов. Фиг ли там делать? Чай, не дожи и не гондольеры, прости Господи за выражение, какие- нибудь. С умом- то дружим!
Но через час, когда стихия обессилила, стало понятно, что Ной- не Ной, а на ливнёвку особой надежды нет и идти придётся по воде. Или покупать резиновые сапоги. И повезло тем, кто отсиживался (или отстаивался) в обувных отделах. Вот она, житейская лотерея. Или мудрость.
И на всё это с наивысшей городской точки равнодушным каловым пестиком взирала многоэтажка «Гипромеза».
Но это всё... так... лирика, к делу не относящаяся. А что касаемо дела, то тут такая история...

...-Льёт,- уныло произнёс Володька, глядя в разлинованное дождём серое окно. Тоска заполонила всю землю русскую и Советский район в частности. Унылость и тоска проистекали из расклада.
-Льёт,- опять повторил он, но его не слушали. Вся эта троица друзей- кретинов внимательно рассматривала свои вскрытые карты. А вскрытые потому, что какой- то урод много о себе возомнил и объявил во всеуслышание: «Мизер!» И как объявил- то: радостно, победным голосом Суворова после взятия Измаила!
-Чтоб у него язык отсох и никогда раньше мозговых извилин не двигался,- грустно подумал Вовка про себя в третьем лице, будто чурался знакомства с этаким дураком. «Паровозик» корячился почти стопроцентный!
Ишь как, волки, задумались! Варианты просчитывают. «Знатоки», ети ж вас! Ещё за руки возьмитесь для мозгового штурма! Да при таком раскладе даже ваших зачаточных умишек хватит, что поймать меня!
Он сказал: «И-го-го!», имитируя волчок из передачи. На него посмотрели внимательно. И серьёзно. И «игогокать» расхотелось совершенно. И ведь даже рюмку с горя замахнуть нельзя- Сашки Жедяева очередь остограмливаться, он на прикупе сидит. Сидит, собака, и не пьёт! Поймать меня желает! Ну- ну... Попытайте счастья... Трое на одного!..
-Я думаю, он пикуху и вальта червей сбросил,- прервал молчание Жедяев.
-А почему не две пикухи?- продолжил обсуждение Серёжка Пульман и посмотрел внимательно на Вовку. Видимо, работа водителем при исполкоме приучила его к этим дурацким гестаповским взглядам.
Вовка пристально разглядывал девятую черную полоску на Сашкином тельнике и на провокацию не реагировал.
- Две пикухи оставлять?..- озабоченно поинтересовался третий палач, Костя Колотилин. -Он что, дурак?-
-А ты сам как думаешь?-
-Ну... не знаю... всяко может быть...-
-Слушайте, умники!- все таки не вытерпел Вовка. -Вы играть- то будете?-
Его опять проигнорировали, продолжая неспешно разбирать варианты. Он подошел к форточке, закурил, издали наблюдая за соперниками. Ощущение было, как перед расстрелом. Или родами. И не больно пока, а- страшно! Аж ладошки вспотели!
Они позвали его к столу на третьей сигарете.
-Садись, болезный.- любезно предложил Константин -Сейчас мы тебе «бяку» делать будем.-
-Ну-ну... Кто играет?-
-Я играть буду.- сказал Сергей и сделал ход.
Александр сидел молча и напряженно.
Константин же всё время порывался что- то подсказать и машинально гримасничал.
Уже в процессе игры Владимир подсчитал: «паровоз» из четырех взяток. И смирился с этим. Но тут нежданно- негаданно в дело встрял то ли «паровозный стрелочник», то ли ангел- хранитель в лице семи пудового Кости. У того попросту сдали нервы от близкой победы.
На очередном, главном для Володьки заходе, он вдруг поприжал Сережкину руку с картой и, торопясь, заговорил:
-Серёга, ходи с червей, я тебе точно говорю! Серёга!!! Я всё просчитал! Ходи!-
И, не дождавшись, пока Сережка вырвется и ответит, он схватил семь червей и бросил на стол. Сергей оторопело потянулся за ней.
-Карту оставь, - спокойно, как два дохлых индейца, произнёс Владимир. Хотя, судя по цвету лица, давление зашкаливало далеко за двести. Пустая рука Сергея безвольно опустилась на стол. Что- то прошептали губы. Костя задорно посматривал вокруг, дескать, ну как мы его?!
Володька сбросил ловленную когда- то (Боже, как давно это было! Жизнь прошла!) карту и остался с чистым «мизером». И в эту секунду в окошко постучалось после грозовое солнце, салютуя победе разума над суетой, тщетой и прочей дребеденью!
Владимир вскрыл свои карты, подошел к столику с питьём и закуской и выпил внеочередную «мизерную стопку». Ежели б его поймали, то пили бы эти трое, в общем- то чудесных и душевных, но немного недалёких и невезучих друзей. А сейчас ещё и несчастных. По его воле. По воле более удачливого, расчетливого, умного... Ведь ловля «мизера»- это не только фарт, везение, но и долгая, упорная, кропотливая работа ума, и ума незаурядного! Не каждому это под силу! И уж, конечно же, ни этим старым добрым, но наивным друзьям.
Он под шумок замахнул ещё и с отеческой улыбкой прислушался к их перебранке.
-Костя, в порядочном обществе за это морду бьют...-
-Слушай, Серега, ну это каким надо быть идиотом, чтоб сбросить девять червей и оставить две пикухи?! Он совсем с мозгами не дружит?-
-Это ты не дружишь... А он в шоколаде...-
-Нет, ну что он дурдом устраивает? По-человечески сбросить не может?..-
-Пойду ка помогу им разобрать партию,- подумал Владимир. -А то ещё час ругаться будут...-
И в это время, молчавший до этого Жедяев сказал:
-Тихо! Серега, а если вот так?..-
За окном громыхнуло и вновь полилось второй месячной нормой. Тьма навалилась на город и вползла в Володькину душу. Сашкиными стараниями... Он ещё не знал, какую пакость тот придумал, но что это непременно пакость- было несомненно. Стоило только посмотреть на это светящееся радостью враждебное лицо, на расслабленные после напряжения чресла, обтянутые тельняшкой (моряк хренов, небось, только фарцовкой и занимался!), послушать его прорезавшийся голос, медленный, значительный (что ты! Того и гляди «Россияне!» ляпнет!), как становилось ясно: не только придумал, но и нашёл вариант! А ведь весь кон сидел, молчал! Ну, и сидел бы!.. Ну, и молчал бы!.. А я его ещё на рыбалку брал с собой! Вот Мазепа!
И эти, покемоны! Бить же уже друг друга собирались! А сейчас сидят, будто близнецы однояйцевые, воркуют!.. И я их ещё мирить хотел, мормон несчастный!
Володька поплелся к столу на повторную экзекуцию...

...Что я хочу сказать... Как мы, человечество, все- таки не ценим счастье... Маленькое... минутное... пушистое... Но твоё! Пришедшее! Держи его, лелей! Нет! Шлея под хвост попадает- и всё!.. «Гоняемся за любовью, вожжами держим года!..», большого ищем, огромного! А оно- вот, пришло уже! Пусть махонькое, чахлое, но пролившее свет на душу... Ведь получил ты, Володька, одну взятку вместо четырёх- радоваться бы да радоваться, «...задрав штаны, бежать за комсомолом», ан, нет! Насупился, желчность проступает в каждой фразе при общении со старыми добрыми друзьями, ищешь подковыку, скрытый намёк в любом слове. И невдомёк тебе, что, может, жалеют они тебя, непутёвого, по- своему, по- товарищески, по- иезуитски, но жалеют! Ведь на них, на жалости, доброте да любви к ближнему стоит и стоять будет земля уральская! Да и вся русская — тоже!
...А стихия через два часа кончилась. И ещё солнце выглянуть успело перед отбоем.








Г Л А В А 8

« П Е Р Е П Е В Ы»


Гуттаперчевость времени особенно ощущается во период ожидания. Секундные «двадцать один, двадцать один...» непременно растягиваются до «четырнадцать миллионов триста пятьдесят девять тысяч шестьсот шестьдесят шесть...» И если этот «Бабл Гам» не заполнить делом, философскими размышлениями, светской беседой либо «Балтикой №3», то жизнь покажется до того никчемной и пустой, что хоть плачь, хоть вой.
И так как питие за рулём возбраняется законом, а философские думы были чужды и Владимиру, и Анатолию Мишанову, то они предавались беседе. Не знаю, уж насколько светской, но время текло, а это главное... Тем более, что парк «Алого поля», где они расположились на витой чугунной скамье, всячески этому способствовал. Яркая после дождевая листва кокетливо шепталась с ветерком. Солнышко щадяще пряталось за облачками. Снизу тянулись запахи мокрой земли и высыхающего асфальта.
Приглушенно звенели трамваи на Свердловском проспекте.
Чрез без турниковый проход шествовали мамаши с колясочной ребятнёй, юные джинсовые стайки молодёжи, пожилые матроны с внимательными ефрейторскими глазами. Народ, кажется, никуда не спешил...
Вид у Владимира, развалившегося на лавочке, скажем прямо, невольно диссонировал с праздничными нарядными одеяниями гуляющих.
Был он одет в какую- то несерьёзную, красное с белым тельняшку с коротким рукавом. На лохматой не чёсаной голове неведомо как держалось белая кепи с позолотной ленточкой «Подземный флот». В довершении ко всему обут он был в видавшие лучшие годы тапочки со стоптанными задниками.
Толя же, в отличии от него, был облачён в строгий, серого цвета в полоску костюм, при серебристом галстуке и в начищенных черных туфлях.
Как- то нелепо смотрелись они рядом, притягивая удивленные взгляды прохожих. Как бледная поганка с мухомором. Даже странно было, что при таком одеянии они ехали в одно и тоже место: на дачи в «Тракторосад №6 «Юбилейный», что близ станции Чернявская. На Мишановском «РАФ- 4». Который в данное время ремонтировался в автомастерской «У Васенко». Потому, что, едва отъехав от дома, Анатолию не понравилось, как работает «климат- контроль», и они попутно заехали к знакомому мастеру. В итоге, до двух ноль- ноль они были свободны, посему не придумали ничего лучшего, как скоротать время в парке.
Почёсывая через футболку потную безволосую грудь Владимир широко зевал и сквозь дрёму слушал брюзжащего на произвол местных властей Анатолия. Тем были помянуты (не к ночи сказано) и пожарники, и санэпидемстанция, и милиция, и налоговики, и райисполком, и дирекция рынка, где располагался его магазин.
-Вот ты говоришь: хорошие времена наступили, стабильность...- теребил Анатолий молчащего Владимира. -А я говорю: всё то же, что раньше... Как были они беспредельщиками- так и остались! А что изменится- то? Те же люди... Права те же... А эта помощь малому бизнесу- что- то сказочное. Может, где- то и помогают... своим... или себе... Я зарплату девкам в магазине выплатить не могу, а они... И эти... автослесари... помяни моё слово- не меньше «штуки» зарядят!-
-Да, «РАФ» дороже в ремонте, чем «Ока»,- лениво процедил Владимир, поняв, что подремать не удастся.
-Да что ты привязался к моему «РАФ»у!- психанул Мишанов. -Мне ещё три года ссуду за него выплачивать! «РАФ», «РАФ»... Вот привязался!-
-Странные вы люди- директора магазинов. Ельцин вам дышать не давал... Путин- тоже... Медведев- тот совсем зажал. Люди стабильности радуются. Пенсии повышаются... Войнушки прекратили...Гордость появилась за страну- считаться хоть стали с нами... Башмаком никто по трибуне не бьёт... иконостасы на груди не устраивает... пьяными оркестром не дирижирует... А, главное, не клянётся на рельсы лечь из- за повышения цен. Долги все отдали... Запаса- и валютного, и золотого- сроду такого не было! А ты всё плачешь и плачешь... Вот, давай, спросим у кого- нибудь- лучше жить стало или нет?! А?!- Володька оживился. -Вот прямо сейчас спросим, идёт?- Он засучил ногами, пытаясь надеть тапочки, вскочил, засеменил навстречу немолодой импозантной женщине.
-Не надо,- тоскливо произнёс ему вслед Мишанов, но было поздно: Владимир уже вёл её, поддерживая за локоток, к скамейке, попутно что- то оживлённо наговаривая. Подошли.
Женщина была привлекательна именно той, увядающей красотой, после созерцания которой почему- то не хотелось смотреть на худущих перенакрашенных красоток. Близоруко щурясь, она нащупала висящие на цепочке очки, нацепила их.
-Анатолий!- проговорила она радостно- изумленно.-Вот не ожидала! А молодой человек говорит: опрос населения...-
-Да нет...- Анатолий сконфузился -Это мы так... поспорили немного с товарищем...-
-Я вот тоже думаю: какой может быть опрос? - она недоверчиво и немного скептически оглядела Володькин наряд. -Без анкет... без диктофона...-
-Извините, а В Ы не могли бы спор наш разрешить?- Володька нисколько её внимательного взгляда не стушевался и продолжал гнуть свою линию. -Вот скажите: лучше ли мы стали жить за последние десять... нет, пусть будет пятнадцать лет?! - И застыл в вопросе, улыбаясь щербатым ртом.
Дамочка с неодобрением посмотрела на остатки его желтых прокуренных зубов, присела, обернулась к Мишанову.
-Анатолий, представьте нас.-
-Это сосед мой... дальний... Владимир. А это Маргарита Павловна.-
-Очень приятно!- Владимир отложил «дальнего соседа» куда- то на задворки памяти, по- ротмистрски кивнул, чуть чепчик не слетел с головы, и щелкнул эфемерными каблуками. Та в ответ благосклонно кивнула. И опять оборотилась к Толе.
-Как живёте, Анатолий? Почти год не видела ни вас, ни Елену Петровну. Только перезваниваемся с ней, да и то редко. Я смотрю- вы посвежели... стройней как- то стали... Как здоровье- то у Елены Петровны? Она же сама ни за что правду не скажет. «Хорошо всё, хорошо...»
-Хорошо,- подтвердил Толя и опять замолчал.
-А я весной к Ирише с Игорьком ездила в Москву. Ну, что за город,- вздохнула Маргарита Павловна. -Палата для буйных, да и только. Толкотня, спешка, пробки... Всё- таки Петербург нам ближе, роднее...-
-К нам много ленинградцев эвакуировали в Отечественную,- встрял Владимир. -И заводы, и театры...-
-Я сама из эвакуированных питерцев,- строго сказала Маргарита Павловна, делая упор на «питерцах». -И считаю Челябинск своей второй родиной.-
-Ну, конечно, конечно!- живо согласился Владимир. -Извините, это я так...-
Женщина недовольно помолчала, затем продолжила.
-Так я что хочу сказать... Кажется: карусель, никому ни до кого дела нет. А вот коснулось- и видишь, что люди одинаково хороши и в Москве, и в Питере, и в глубинке. Сострадание, участие — как было заложено в русском человеке испокон веков — так и осталось. Я ведь давно артрозом мучаюсь,- доверительно сказала она, обращаясь почему- то к одному Анатолию. -И на массаж хожу, и процедуры принимаю... А Игорёк «расщедрился», четыре огромных саквояжа мне в дорогу набрал. До поезда ещё ничего: привезли, с друзьями в купе уложили... А вот как в Челябинске, думаю, я с ними управлюсь? Мне и один- то не поднять! А попутчиками ехали двое молодых людей лет двадцати пяти- тридцати. Молчаливые, что твои истуканы с острова Пасхи. Ириша с Игорьком минут десять сидели с нами до отправления, так они им ни здрасьте, ни до свидания! Буки буками... То ли засекреченные физики- ядерщики... То ли из похоронного бюро... Хотя какие в похоронном бюро могут быть командировки?.. По обмену опытом, что ли... Но это я первое время так гадала... А оказалось- работники банка. Едут проверять Челябинский филиал. Замечательные душевные молодые люди! Слово за слово- разговорились... Я давно с молодёжью не общалась. Всё как- то ровесники вокруг... А по телевизору разве что поймешь о их жизни?.. Гонялки, стрелялки, секс этот... «Господа, господа»... Интересно, над кем они господствуют?.. Или «Дом», Господи ты боже мой!.. Если по этой передаче судить- пропасть меж нами! И не «кажется», а точно- пропасть! Потому, что пропасть меж отцом и дочерью! Я же была знакома с Анатолием Александровичем. Это был интеллигент.- Маргарита Павловна строго посмотрела на ребят. -Интеллигент. Безо всяких больших букв. Потому что интеллигент не бывает большим или маленьким. Он бывает лишь в одной ипостаси. Запомните это, молодые люди, дабы не попасть впросак с фразеологией. Иначе будет очень стыдно.-
Ребятам отчего- то уже стало стыдно.
Маргарита Павловна продолжила.
-Когда дочка легко переносит прозвище «Лошадь белая»... когда ведет совершенно безнравственную передачу... когда кичится своей принадлежностью к никчемному клану олигархов и гламурщиков... когда (пусть даже в споре!) упоминает о своей благотворительности, что является недопустимым среди порядочных людей, то это, молодые люди, пропасть! В первую очередь — духовная. Видимо, Анатолию Александровичу с его загруженностью было не до воспитания дочери. Но ведь, помилуй Бог, и нашим родителям было не до нас! Разруха, война, снова разруха... Столько вынести... У нашего поколения скорее «самовоспитание»...
Извините, отвлеклась я... Перескакиваю с одного на другое... О попутчиках говорила, а, видите, куда меня занесло... Так вот, если судить по ним о подрастающей смене, то я спокойна за будущее. Эрудиция, юмор, такт... Кто я им? Так, дорожная незнакомка... Причём, в возрасте... Тусклая старушенция... Однако, лишь несколько раз в жизни я испытывала такое наслаждение от общения. Не говоря уж о том, что всю дорогу у меня не было никаких проблем ни с чаем, ни с постелью, ни с обедом. А в Челябинске они меня окончательно «добили»: довезли на служебной машине до дому, подняли вещи в квартиру и даже помогли распаковать! И не взяли ни копейки! Хотя, вы сами понимаете, я им пыталась заплатить! Куда там! Мне кажется, что этим я их даже обидела. Как вы думаете? Обиделись?
А я хочу вам ещё один случай рассказать. Смеситель у меня начал подкапывать. Дозвонилась до диспетчера ЖЭКа. Знаете, что она мне ответила? «Заявки выполняются в течении двух суток». Боже мой, как жить то? Он же капает и капает, ванна желтеет... А через час- звонок. Пришел сантехник. Вы, наверное, думаете, что сантехник- это небритый мужик с похмелья в ватнике? Я тоже так считала! Это же шаблон! А тут заходит молодой статный парень в синей униформе, разувается! извиняется! И за пять минут выполняет свою работу! За пять минут, я засекала! И перед уходом оставляет мне в и з и т к у! Представляете: сантехник — и в и з и т к а! И опять- ни копейки себе в карман! И вы после этих... эпизодов... ещё у меня спрашиваете, лучше ли мы стали жить?! Судари, это действительность. В отличии от фантомной «Белой лошади»... Ох, что- то заговорилась я с вами... Ладно, молодые люди, мне пора. Пойду я уже... Всего доброго. Анатолий, Елене Петровне поклон от меня.-
Маргарита Павловна легко поднялась и прошествовала по аллее в сторону планетария. Владимир машинально кивнул и долго смотрел ей вслед, пока та не скрылась за поворотом.
-Толя,- задумчиво проговорил он. -А ты заметил, что у неё глаза разного цвета? Один зелёный, а другой- мерцающий какой- то... То ли карий, то ли серый... черт его знает! А, кстати, кто она?-
-Знакомой нашей мама,- почему- то хмуро буркнул тот. Он вообще во время разговора был какой- то подавленный, не в своей тарелке. -Ирки Мазуровой. Помнишь,у меня на именинах москвичка была? С сыном, Лёшкой... Маленький такой, кудрявый... лет пяти... Ленка вместе с ней в институте училась. Потом моя в торговлю подалась, а ту в фээсбэшку переманили. До капитана здесь, в Челябинске дослужилась. А муж, Игорь, в командировку к ним приехал. Ну, и поженились. Он её к себе, в Москву переманил. Генерал уже сейчас. А теще, Маргарите Павловне, «трёшка» здесь осталась...-
Он чему- то тяжело вздохнул, замолчал.
Володька, наконец, оборотился к нему. Закурил сигарету и, победно усмехаясь, спросил:
-Ну что, кто прав оказался?! Стариков- то на мякине не проведёшь! Им конкретику подавай! Прибавки, льготы, внимание. Они по делам и судят: лучше им или хуже жить стало? Им общие слова ещё при Брежневе да Горбачёве до рвоты надоели! А внимание, а?! Вишь, как ей приятно было, что все по- человечески к ней отнеслись? Я тоже считаю, что старики и должны так достойно век доживать. Им надо- то- малость да ещё немного... Вот и счастливы!-
-Счастливы, счастливы...- в Толином голосе слышалось раздражение. -Ты тогда, на именинах, пока придурошных из себя с Викой изображал, Ирка за столом рассказывала, как они маманю провожали домой. Четыре баула, говорит, огромных нагрузили подарками. Игорь двух лбов своих в командировку в Челябинск оформил в том же купе, чтоб тёща без проблем доехала. Те, конечно, за всю дорогу ни слова о зяте не сказали. Себе дороже вышло бы...
И со слесарем так же... Маргарита повадилась: чуть что, фигня какая нибудь- сразу дочке в Москву звонит, плачется, благо, телефон Ирка оплачивает. Та сразу сюда, друзьям, перезванивает. В тот раз аж сам заместитель начальника нашей ментовки в ЖЭК прикатил, вставил им по самое немогу... А ты говоришь: «лучше жить стали, достойнее...» В коммуналку бы тебя... Да на инвалидность... Да пенсию по минимуму... Да чтоб дети пьянствовали все дни... Или в тюряге сидели... Посмотрел бы я, как ты жизни порадовался! «Достойная старость, достойная старость! »- передразнил он Владимира. -Иди ты со своей «достойной старостью»!-
Улыбка уже давно сползла у того с лица. Он сидел теперь такой же хмурый и подавленный, как Анатолий.
-Ну, ты и насобирал... А что ж она тогда... плетёт?..-
-Да она и не знает... Живёт себе и живёт... Как на кладбище... Уютно, опрятно... спокойно... Проблемы решаются- и слава Богу.-
Долго- долго молчали.
-Да,- сказал, наконец, Владимир. -Трудно сейчас на каждую бабулю по генералу ФСБ найти. Нереально.-
-Ладно,- шлепнул его по плечу Мишанов, тяжело поднялся. -Не заморачивайся. Будет и на нашей улице праздник. С маршем Шопена. Айда машину забирать. А то до сада ещё ехать и ехать.
-Да и ты не расстраивайся. Не может ремонт твоего «климат- контроля» «штуку» стоить. Минимум две.-
Толю передёрнуло, но он промолчал. Ребята поднялись и пошли на выход. В спину метрономом звучал тоскливый поминальный плач раскачиваемых детишками качелей.