НЕКРАСИВЫХ ЖЕНЩИН НЕ БЫВАЕТ

Некрасивых женщин не бывает,
А красивей всех всего одна…
Э. Вартанов.

Бывает!

Нет! Не то чтобы она была уродливой, бесформенной, неуклюжей. Отнюдь.

Тихая, неприметная, неброская – иначе и не скажешь:

“НЕ КРАСИВАЯ”.

Хрупкая, невысокая, она никак не могла конкурировать с яркими рослыми фигуристыми девицами из их отдела, да и не стремилась.
Ее стол, словно специально располагался в уголке у окна, дабы не привлекать к себе внимания, не мозолить глаза…

Придя в отдел, он достаточно долго не замечал ее и заметил лишь, когда ему пришлось пересечься по работе. Их двоих вызвали к руководству, дали общее задание, попросили ее помочь.

Предмет она знала предостаточно, и совместная их работа оказалась вполне успешной, удовлетворив руководство (в основном это была ее заслуга), что помогло ему в дальнейшем легко вписаться в работу отдела. И теперь он частенько обращался к ней за помощью, что она делала охотно, не страшась конкуренции…

Постепенно их общение вышло за рамки производственных отношений.

Ровный характер, тихий голос, спокойствие и уравновешенность – с ней было удивительно легко и комфортно.

Но иногда ему почему-то хотелось раскачать это ее спокойствие, вырвать из состояния равновесия, и однажды это удалось, впрочем, совершенно случайно.
В отделе возник конфликт по поводу сотрудницы, которая, будучи замужем, беззастенчиво увлеклась женатым мужчиной из другого отдела.
Отдел разбился на два враждующих лагеря: тех, кто сочувствовал женщине (в основном молодые), и тех, кто осуждал.

Подсел к девушке и заговорил об этом. Она резко вскинулась!
Впервые он увидел ее такой – гневное лицо, огромные зеленовато-серые глаза:

– Я не хочу влезать в чужую жизнь, уподобляясь другим!

Он не смог ничего ответить, пораженный этим взрывом, но больше всего ее очами (иначе не скажешь) – Господи, какие глаза! Увы, они вновь спрятались за длинными ресницами.

И не стала ни на чью сторону. К своему удивлению он сделал то же самое…

Шло время и сам того не замечая на работу он стал ездить с непонятной охотой.
Когда же ее не оказывалось на месте, у него портилось настроение, в чем он не смел признаться даже себе.

Они часто и подолгу беседовали, и неизменно на все у нее имелось свое суждение, или совпадавшее с ним, или побуждавшее спорить, или переубеждавшее.

В музыке она отдавала предпочтение Григу и Бетховену, в живописи же самым любимым у нее был призрачно зыбкий Ренуар, из пейзажистов – Левитан со своими пронзительно-печальными осенними пейзажами, и Куинджи, увлекавший в сказочность лунных ночей.

В основном же и подолгу говорили о литературе. Здесь у них было много общего.
Как-то заговорили о любви, отображенной в книгах. Он полагал, что она неохотно станет об этом говорить, что это как бы запретная для нее тема, не вяжущаяся неброским ее обликом – страсти, безумства, муки.

Она неожиданно вспорхнула ресницами - стал лихорадочно и безуспешно выкарабкиваться из затягивающих в зеленую трясину глаз.

– Вы читали Олдингтона “Все люди враги”?

Он отрицательно покачал головой.

– Я вам принесу.

На следующий день – не забыла, принесла обещанную книгу, протянула со словами:

– Небыль, разумеется, так не бывает, но как же хочется и как красиво!

Прочитал за одну ночь, был потрясен, но более всего ее проницательностью, с какой она разобралась в нем:

– А еще что-нибудь такое же?

Принесла роман Каверина “Перед зеркалом”.

Прочитал не так быстро, смакуя, наслаждаясь любовью в письмах.
Отдал книгу, но ничего не сказал, не смог, не нашел слов, переживал, мучился, думал. Она понимающе улыбнулась, сама легко прочитав ответ в его глазах…

Они стремительно сближались, неосознанно тянулись друг к другу. Но это их притяжение, казалось, не предполагало ничего такого – влечения, желания, страсти…

И вот сегодня она неожиданно пригласила его на день своего рождения.

Он пошел, нет, ни с неохотой, скорее с боязнью неизбежности, неотвратимости...

Пришло несколько ее институтских подружек, муж одной из подружек, он и видимо специально для него приглашенная, явно симпатизирующая ему девушка, пожалуй, самая привлекательная в их отделе, обладавшая бесподобной фигурой, при этом весьма неглупая, уверенная в себе.

За столом (не случайно) его посадили рядом с ней, сама же именинница села напротив.

Он поразился метаморфозе, случившейся с именинницей. Оказывается она удивительно привлекательна – прическа была сделана специально для этого дня, зарделась румянцем, похорошела, подкрашенные (более обычного) необыкновенные ее глаза красиво выделялись, светились, горели. Да и тело в облегающем платье очень даже радовало глаз – ладная фигурка, по-женски развитые бедра – она как-то все это скрывала, не обозначала, прятала.

С некоторой насмешливостью и грустью в глазах она поглядывала на него, как он ухаживал за своей соседкой, говорил комплименты, косил глаз в декольте.

Подняли бокалы за именинницу, стали расхваливать!
Она неожиданно резко остановила хвалебные дифирамбы, обращенные на нее, попросила:

– Давайте без этого – это не для меня, просто выпьем за любовь, за удачу, за красоту отношений!

И здесь она не желала быть на виду.

Тем не менее, было просто, легко, весело. Много танцевали.

Она пригласила его первая, подняла на него свои замечательные глаза, погрузила. Он обнимал ее хрупкое, изящное тело, вел (нес), как дорогую хрустальную вазу, боясь уронить. Молчали, а ему было почему-то так комфортно и тепло в этом их молчании!..

Он был нарасхват, муж упрямо топтался только со своей женой, и ему пришлось отдуваться за двоих, наконец, пригласил свою красивую соседку. Девушка милостиво позволила, прижалась к нему, почувствовал упругое касание груди – неземное ощущение! Руки сами по себе потянулись к бедрам. Податливое тело обещающе прижалось к нему.

Вдруг увидел глаза другой!

Именинница понимающе, чуть ли не с одобрением глядела на него, но какая же боль стояла в ее глазах!
И зависть?..

Первой заторопилась домой его красивая соседка по столу, абсолютно уверенная, что он проводит ее. Она сознавала свою неотразимость, понимала, что не может не нравиться ему, ей хотелось продолжения, но уже в другом месте, он же почему-то не торопился – ему и здесь было хорошо, где был нарасхват, да и куда спешить? Отправился на кухню покурить. Когда вернулся в коридор, именинница сказала ему, что “та” ушла и добавила как-то обреченно-невесело:

– Догони!

Быстро оделся, спустился вниз. Девушка стояла на остановке маршрутки, похоже, ожидала его. Он хотел подойти, замешкался – что-то мешало ему. А когда спохватился, остановка уже опустела.

Досадливо махнул рукой и направился к метро, но ноги почему-то понесли его обратно.

Именинница удивилась, увидев, что он вернулся, но не смогла скрыть своей радости – вся засветилась:
– А мы как раз собрались пить чай с тортом, присоединяйся.
Семейная пара ушла, остались две ее подружки.

Девушки стали упрашивать ее:

– Спой, пожалуйста! Что-нибудь наше.

Она для приличия отнекивалась, но гитару взяла – ей и самой хотелось петь.

Зажгли свечи…

Ее несильный, но удивительно приятный голос завораживал, подружки подпевали, затем замолкли, заслушались.

Она вместе с Цветаевой клялась, убеждая слушателей:

“ Что в моей отчизне негде целовать”.
Что
“У богородиц строгие глаза.
И чтобы не слышать пустяков красоткам,
Есть у нас презвонкий колокольный звон”.

Ее голос слегка дрожал от волнения, и его душа резонировала вместе с ним. Слушал, затаив дыхание, замерев, погружаясь в странное, незнакомое ему прежде состояние…

В призрачном свете свечей лицо ее виделось ему вдохновенным и прекрасным. А глаза – огромные, потемневшие, казалось, смотрели только на него, в него, погружали, растворяли, вопрошали:

“Когда бы звезда, что глядит без участья,
Сказала бы – сколько еще мне скитаться
По белому свету за призрачным счастьем,
И нужно ли счастью со мною встречаться…”

Он внимал ей, сопереживая, сострадая…

Пришел в себя, тряхнул головой – они одни:

– А где подружки?
– Ушли…

Забеспокоился, заторопился, чего-то опасаясь.

Она проводила его к двери, стояла задумчиво, не поднимая глаз.

Совершенно не хотелось уходить – давно ему не было так хорошо!

Наклонился к ней с прощальным поцелуем.
Подняла голову – настежь распахнутые глаза в искорках слезинок.

Тревога, ожидание, боль, просьба и еще так много всего! Тонул, и не было ему спасения!

Прощальный поцелуй, раскрытые мягкие, доверчивые губы...

Поцелуй затянулся.
Что он творит?
Медово-полынный привкус на губах.

Нет! Он не должен это делать, не смеет!

Остановись!
Но уже не волен и не делать.
Ее глаза, наполненные слезами – огромные, невозможные умоляли:
– Да! Да! Да!

Мучительный стон выдохнули уста, глаза затуманились – обмякла, обвисла на его руках без сил, полностью доверившись.

Поднял, как пушинку, понес.
Куда? Зачем?
К восторгам любви? К мукам и страданиям? К счастью?..

Кто знает?..