От ветра головы - Записки психонавта

Записки психонавта[center][/center]

Мир течет

Очень крупная жаба сидит на куче с углем. Смотрит на меня отрешенно-холодным взглядом. А я на нее. Ни отвращения, ни страха; просто, смотрим друг на друга. Так длится минуту, две, пять. Пока я не вспоминаю, зачем я здесь.
Отворачиваюсь от жабы. Неспешно набираю полное ведро угля. Несу в караулку. Напоследок оборачиваюсь. Жаба все на том же месте, все так же равнодушно смотрит мне вслед.
В коридоре проходной порта меня ошарашивает – середина февраля, на улице минус, какие жабы!
Быстро возвращаюсь к куче с углем. Жабы нет (почему-то я знал, что будет именно так). Внимательно обследую всю кучу – никаких признаков жабы.
Вожу деревянным языком по пересохшему нёбу, в голове отдаленный монотонный гул, но ноги уже не заплетаются, первичное ощущение опьянения прошло. Начинается вторая фаза – самая главная.
В караулке Андрей Кутерьма. Сидит на топчане, скрестив ножки. Он слегка пьян, опять поругался с матерью и хочет у меня ночевать.
Но сегодня он не просто ночует, сегодня он координирует мой новый психоделический опыт. Особый опыт – скоростным лифтом внутрь себя. Как говорил Игорь Фёдорович Летов: нет у нас времени на обычный духовный путь. От себя добавлю – ни времени нет, ни силы воли. Ничего.
Вот почему растут на земле особые травы и злаки. Ни дьявол же их садил (пусть так думают богопротивные манихеи), нет, Господь сотворил, а боги произрастили.
О, священная Сома арийцев!
Подбрасываю уголь в «буржуйку», опять пью воду. Во мне уже, наверное, литра три. И все равно неугасимая жажда. Кутерьма пристально смотрит на меня:
– Много не пей, пей по чуть-чуть. А лучше рот полощи… Ну, что, есть действие?
– Угу, – киваю я, – только что на куче угля огромную жабу видел.
– Это мелочи, – машет рукой Кутерьма, – ни обращай внимание, низший инстинктивный мир, первое, что проявляет себя. Главное, дружище, не бойся ничего. Старайся думать больше о светлом. Конечно, действие зерен силы непредсказуемо, как сны.
– Эх, зря я выпил, щас бы мантры почитал определённые. Ладно, не переживай, первый раз, как первая любовь.
– Да я и не переживаю, – сажусь на соседний топчан, – чего-чего, а страха нет. Только вот пить постоянно хочется и в голове немного шумит и как бы легкая рябь перед глазами.
– Рябь, это хорошо, – говорит Кутерьма, – может быть, увидишь, как течет этот мир, как меняется форма вещей, поймешь, что наш слой восприятия всего лишь один из многих.
– Это мне давно известно, из «Розы Мира», – небрежно роняю я, и хлопаю по карманам, в поисках сигарет.
– Это ты читал, – парирует Кутерьма, – согласись, читать и видеть, ни одно и тоже.
Меньше всего хочется спорить. Внутри меня сухо и пусто. Я озадачен вопросом: «куда девается выпитая мной вода?» Откуда-то выуживаю пачку «Camel». С минуту соображаю, как у меня не начатая пачка «Camel» оказалась. Я такие не курю, слишком дорогие для меня.
Докуриваю сигарету до половины, и она куда-то пропадает. Вот только что была в руках, я чувствовал её пальцами, ощущал кожей (и легкими) дым. Тут исчезла.
Ищу сигарету на полу, заглядываю под топчан. Нигде ничего. Закуриваю новую. Та же история. Сгорев до половины, сигарета бесследно исчезает. Опять ищу под кроватью.
Так и пожар недолго устроить. Сигареты, скорее всего, закатываются в какую-нибудь щель, в полу.
Кутерьма покатывается с хохоту.
– Это глюк, банальный глюк, иллюзия. Скажи своему уму, что это иллюзия и все пройдет.
Едва до моего ума доходит смысл слов «иллюзия, глюк», как пачка «Camel» тут же растворяется в моей руке, только легкий, едва уловимый глазом дымок. Или рябь.
Мир течет.
– У тебя смещается «точка сборки», меняется восприятие мира, – констатирует Кутерьма.
– Хорошо, – соглашаюсь я, – смещается. Но почему тогда не расходится завеса этого мира, почему я не вижу миры иные. Только какой-то бред – жаба, сигареты.
– Не все сразу, – вздыхает Андрей и открывает припасенную с собой бутылку пива, – тебе не предлагаю, убьет… Вот, насчет видения. У тебя изощренный ум, он не пускает.
– Ага, знаю, – говорю я, – теософское болото, как сказал один якобы мудрец. Николай, я тебе он нем рассказывал…
Пить!
Опять хочется пить. Куда в меня столько воды лезет? А так, если исключить жажду, даже хорошо. Спокойно, умиротворенно на душе. И легкая дымка опьянения. Мысли яркие, цветные и очень-очень материальные. Кажется, еще немного и можно будет их потрогать рукой.
С некоторым удивлением понимаю, что могу следить за своим мысленным процессом, как бы со стороны. Более того, могу быть непричастным к потоку мыслей. И могу практически остановить этот поток! Ну, почти остановить.
Вот начало медитации! Я счастлив, как ребенок. Андрей четко улавливает мое состояние.
– Не буду мешать. Пойду, покурю.
– Иди, – блаженно отвечаю я, – только не сильно мелькай, все же порт. Этот пост самый спокойный, но мало ли что.
Кутерьма выходит. Я сажусь на его место.
Неподвижно, полу прикрыв веки, созерцаю свой рабочий стол – заляпанный, с облупленной синей краской, в общем, неэстетичный стол.
Мыслей в голове почти нет. Только в ушах нарастающий тонкий писк, преходящий в сухой металлический звон.
На какое-то мгновение звон меня отвлекает. Возвращаюсь взглядом к столу. Но стола нет! Вместо стола небольшой водоем, что-то вроде озерца с чистой синей водой. Четко вижу мелкую рябь волн на его поверхности.
Пить!
Протягиваю вперед руки, погружаю их в чистые прозрачные воды. Отчетливо ощущаю прохладу. Чувство прохлады и чистоты передается от рук в область груди, спускается к животу.
Озеро плавно надвигается на меня и одновременно берега его уходят вдаль. Озеро становится морем. Меня качает на волнах. Мне хорошо, блаженно. Пусть бы так было всегда.
И вдруг меня озадачивает мысль: я в воде, а сухой. Как такое возможно?!
И в миг все исчезает, как в сказке. Я в дымной, нечистой караулке. Держусь обеими руками за стол. У меня страшно кружится голова, меня шатает. Хуже того – меня вот-вот стошнит.
Едва успеваю выбежать на улицу. Выпитые литры воды потоком льются из меня. Но и после того, как вода уходит, тело еще минут десять содрогают мучительные конвульсии.
Подходит Андрей, помогает мне подняться и дойти до топчана в караулке.
Опустившись на мягкие подушки, тут же закрываю глаза.
Я страшно устал, смертельно устал. Но я знаю точно: мир, действительно течет.
Хочу обо всем рассказать Андрею. И с ужасом обнаруживаю, что едва-едва могу шевелить языком. Вместо слов, невнятные звуки, как у очень пьяного человека.
Собрав последние остатки сил, медленно, с трудом произношу:
– Я лягу. Ты пока не спи. Если что, буди.
– Нет проблем, – отвечает мне Кутерьма.
Расстегиваю шнурки. По моим рукам ползут две небольшие, пестрые змейки. Совершенно спокойно, будто занимаюсь этим ежедневно, я стряхиваю змей со своих рук и с равнодушной жестокостью отправляю в огненную пасть «буржуйки».
Зачем я так сделал – не знаю. Последнее, что помню, истошный смех Кутерьмы.


Витамин на кране с водой

Утром обнаруживаю себя на топчане, в караулке. Смотрю на часы – только пол шестого. На улице еще темень. Кутерьма дрыхнет на соседнем топчане.
От вчерашней слабости и следа не осталось. Наоборот, во всем теле этакая звенящая бодрость – необычное состояние. Ты вроде как еще пьян, еще под действием; и в то же время, кажется, что так трезво и ясно, так прозрачно на мир никогда не смотрел.
И пить почти не хочется. Коварная штука, эта трава дьявола. Кстати, почему ее ещё и так называют, надо Андрея спросить.
Ботинки у меня без шнурков. Странно, куда делись шнурки. Кутерьма что ли пошутил? Ладно, разберемся. А сейчас обойти пост, растопить буржуйку, заварить чай. Кутерьма пусть пока спит. До сдачи смены еще почти три часа.
На улице легкий морозец, ясные утренние звезды. Хочется допрыгнуть до звезд, минуя все световые годы, пронизывая косное трехмерное пространство.
Бодро обхожу охраняемую мной территорию. «В Багдаде все спокойно». Возвращаюсь в караулку, растапливаю печь, умываюсь – да, зрачок глаза еще сильно расширен, надо спросить Андрея, как долго все это будет?
Бужу Кутерьму.
Сидим, пьем чай. Спрашиваю про шнурки. Кутерьма хихикает. Оказывается, я свои же собственные шнурки вчера в печь отправил, принял за змей. Вот дела.
Подозрительно разглядываю кружку с чаем.
Ни на что положиться теперь нельзя. Любая вещь может превратиться во что угодно. Весь этот так называемый здравый смысл, такая вздорная штука.
Предметы (и не только предметы) – текут и меняется. А на простом рабочем столе может уместиться целое море! Пожалуй, вот единственный смысл, который я вчера уяснил…
Что?! Кутерьма утверждает, будто я вчера со стенкой разговаривал. Врет, наверное. А вдруг не врет? Но почему я тогда этого не помню. Совсем не помню!
Нет, не врет. Он записал слово, которое я постоянно повторял во время своего «общения» со стенкой.
Олирна.
Олирна – название одного из прекрасных миров из «Розы Мира». Вряд ли это слово знает Кутерьма.
Это не все! Я разулся и стал рваться на улицу. Ходить босиком по снегу. Андрей меня, конечно же, пускать не хотел. Я злился. Обзывал Андрея сатанистом, доказывал, что должен обязательно пройти босиком по снегу, дабы войти в воды Олирны. И что меня ждут на улице невидимые друзья сердца, которые не оставляют следов на снегу.
Кончилось тем, что меня пришлось запереть. Под конец я обозвал Андрея дьяволопоклонником и завалился спать.
Вот, блин, как не удобно. Неужели все это правда?
– Андрей, ты уже меня извини.
– Чувак, – Кутерьма весело хлопает меня по плечу, – не бери в голову, и не такое бывает, при первом приеме. Лично я по сильнее тебя гнал. Домой без обуви, денег, рубашки пришел. Два квартала всю ночь шел. Точнее, пол ночи шел, а пол ночи бегал от трехметрового Шивы с горящим третьим глазом и реальных ментов.
– Так что ты себя еще прилично вел…. Ты вот что, ты лучше расскажи, что ты там вчера видел.
Рассказываю все, что видел. Начиная от жабы и кончая «морем на столе».
– Короче, все забудь, – подводит итог Кутерьма. – Жаба, шнурки-змеи, сигареты «Camel» магические, хе-хе: фигня, вещи второстепенные. Декорации. Главное… главное, чувак, переживание воды. Вода. Да, вот твой знак. Ты кто там, Водолей по гороскопу, хотя, это было бы слишком примитивное объяснение.
Кутерьма хохочет. Меня внезапно охватывает раздражение, непонятно из-за чего.
Тоже мне нашелся Дон Хуан. Достали со своим Кастанедой: точка сборки, знаки, остановка мира, нет добра, нет зла… Впрочем, последнее он не говорил.
Смотрю на часы. Полчаса до окончания моей смены. Пора прощаться. Надо еще в караулке убрать.
Кутерьма, словно мои мысли прочитал.
– Ладно, пойду сдаваться маме. Спасибо за ночлег… А ты, – Андрей пристально смотрит мне в глаза, – смотри, сегодня осторожно. Еще может быть действие. Так что никуда не ходи. И главное, не пей водку.
– А завтра?
– Завтра уже все будет нормально. Но к водке, вообще спиртному, лучше несколько дней не прикасаться… А так, чувак, все лучше, чем я думал. Датура тебя приняла. Растение капризное и далеко не со всеми оно так. Некоторых просто тупо и некрасиво глючит, а у некоторых вообще ничего, только куча болезненных ощущений.
– Датура, – повторяю я, – красивое название. Латынь, что ли? А почему не дурман?
– Дурман, – скривился Кутерьма, – оскорбительно звучит, не хочу обижать растение.
– Хорошо, а почему его, или её, еще травой дьявола называют?
– Ну, чувак, людям свойственно все то, что они бояться и не понимают, причислять к дьявольскому… Ладно, – Кутерьма поднимается и достает из кармана сложенный листок бумаги, - я пошел. Советую тебе найти свое растение. Я тут зарисовал, как оно выглядит.
– Ну, щас же зима?
– Да, поздновато. Но оно неплохо сохраняется. Как сухостой. Еще год может простоять. А зерна годами хранятся. Так что ищи. Смотри на пустырях. Здесь, в порту, очень может быть. Давай…
***
Витамин сидит прямо на кране с водой, болтает ножками.
– Привет, – говорю я ему, – что ты там уселся, давай, слезай.
Витамин молча смотрит на меня и продолжает, словно идиот, болтать ножками.
– Ладно, не хочешь, не надо. А я тебе вот что скажу, – провожу рукой по теплой голубоватой воде, – ты знаешь, что такое Датура?
Витамин понимающе молчит.
– Нечего сказать, – снисходительно заключаю я, – правильно, такое на твоих биоэнергетических курсах не преподают.
Блаженно растворяюсь в теплых голубоватых водах. Продолжаю беседу с Витамином:
– Датура, это такое растение, в народе его еще называют… а, впрочем, неважно. Главное, дружище, я вчера очень важный момент понял, метафизический момент.
Делаю многозначительную паузу, с головой ухожу под воду. Выныриваю. Витамин уже не болтает ножками, но сидит все там же – как он умещается. Да и не удобно это, на кранах.
– Мир течет, вот, что я тебе скажу. Вода, самый многозначительный, самый сакральный символ. Читал в Библии, Книга Бытия?
– В начале Творения, когда земля еще была безвидна и пуста и тьма над бездной; Дух Божий уже носился над водой, понимаешь, над водой! Ничего не было, все безвидно и пусто, а воды уже были.
– Вода, дружище, вода – символ, знак Матери-материи! А какое главное свойство воды – текучесть, текучесть! Так и мир течет… То есть, если мы постигнем текучесть этого мира, мы увидим, как сквозь воду, миры иные. Миров много, Витамин, как много разных вод.
Витамин упорно молчит.
– Не вмещает рацио, – торжественно заключаю я. – Ты думаешь я нажрался дури и теперь несут бред. Увы, так думают все материалисты и экстрасенсы. Да, Витамин, маги тоже материалисты, только тонкие.
– Но ты не безнадежен. Кстати, советую, семена Датуры. Очень способствует освобождению от оков рассудка.
– Вот еще о воде, послушай: и создал Бог твердь и отделил воду, которую под твердью, от воды, которая над твердью. Я раньше читал и не задумывался; как это, вода над твердью, под твердью. А это миры, миры, Витамин! Вселенная многослойна, многомерна…
Витамин ехидно хихикает. В руках у него появляется мятая бумажка. Витамин торжественно читает:
– Я насосом накачал свою душу до небес,
Голова моя висит и шумит она, как лес
Я дышу, как ураган и волную океан –
– Все, теперь я не подлец,
Я великий молодец!
– Это все, что ты можешь! – почти кричу я. – Витамин, не смеши ты меня своими глупыми стишатами. Никакой ты не молодец, пока колдовством своим богопротивным занимаешься, а самый натуральный подлец. Да, подлец! Вся твоя магия: корыстна, утилитарна, бездушна. Да! Что ты на это скажешь?
Вместо ответа Витамин складывает губы в трубочку и начинает издавать мелодичные трели. Звуки кажутся мне смутно знакомыми.
До меня доходит, это же звенит мой телефон. Я у себя дома, в ванной. Никакого Витамина нет. Никого нет! Просто, опять началось, как Кутерьма и предупреждал.
Что поделаешь, мир течет. Может быть, мой путь к просветлению небезопасен, зато я не завишу ни от кого.

Медитация

Как по заказу! Уже на следующей смене нашел Датуру. Возле недостроенного, брошенного цеха. Охрана туда почти не ходит (я не исключение). Дальше узкая необитаемая полоска косы и лиман.
Впрочем, сомневаюсь – нашел я, или нашли меня. Я даже и предположить не мог, что в таком месте встретимся. У задней стенки, возле древней кучи с углем – что там может расти, кроме репея и колючек!
И полез я туда, как по наитию. Увидел растение сразу. Выглядит немного зловеще, честно сказать. Но ведь это давно сухостой – голый лысый стебель, ровно три ответвления и на каждом бутончик с семенами. То, что надо.
Поговорил с растением. Извинился. И дело здесь не в Кастанеде и не в советах Кутерьмы. Я сам, интуитивно, почувствовал, что именно так надо сделать. Когда я подошел к растению я знал точно – Оно живое, мертвое только с виду – видит меня, слышит меня.
Датура растение обидчивое. Варварское отношение к себе не прощает.
Два бутончика полностью просыпались. А один оказался целым. Зернышки только не темно-коричневые, почти черные, как у Кутерьмы, а наоборот, светлых, коричневых тонов.
Поблагодарив Датуру, аккуратно высыпал зерна в спичечный коробок.
Отлично! Теперь у меня есть свои семена. Остается только вопрос где и как их принять. И вот этот простой, с виду, вопрос разрешился не сразу.
Во-первых, исчез опять Кутерьма. А кроме как ему, я ни кому не хочу доверять свой психоделический опыт. Андрей далеко мне не друг, но он единственный, кто врубается.
А вот мой друг Иван, как раз эту тему не поддерживает. Мол, глупость все это, малолетство, глюки, дурь и т.п. Уж лучше, если так приперло поэкспериментировать, колес наглотаться. А еще лучше дней десять поголодать, тогда уже ничего не надо будет.
В который раз Иван убивает меня своим беспробудным житейским прагматизмом. И это при всей мистической одаренности. Иван рассуждает о Датуре примерно так же, как и гопота. Но Иван же не гопник!
Про остальных: Витаминов, Цеппелинов, Сатанов, Морбитов и т.д. умолчу. Приглашать эту тусовочную публику домой, или на работу; значит, заранее ставить на своем опыте жирную точку.
Можно, конечно, самому, аккуратно, дома. Предельно уменьшить порцию. Но почему-то от приема Датуры дома, как что-то отворачивает.
Помыкавшись с неделю, отнес коробку с зернами на работу. Спрятал в своем шкафу и забыл, временно, о ее существовании.
У меня пошла медитация! Видимо, что-то там пробилось, в высших центрах.
Ивану удалось приобщить меня к этому процессу. Но удалось потому, что что-то во мне самом сдвинулось, после приема Датуры.
К Николаю я идти наотрез отказался. Но выяснилось, что группа людей, из его общины, проводит дополнительные медитации дома у Наташи. Той самой, что когда-то поставила мне подножку.
Медитировали втроём – я, Иван и Наташа. Я возблагодарил Творца, что больше никого из общины ни оказалось. Наташа, на удивление, вопросов лишних мне не задавала, и о «великом мудреце» Николае, слава Богу, не говорила. Видимо, Иван подготовил почву.
Все произошло довольно быстро. Мы сели друг напротив друга. Погрузились в медитацию. Минут через десять я почувствовал, как со мной происходит нечто.
Моё тело начало ритмично раскачиваться. Движения, поначалу, напоминали круговые, затем тело начало ритмично покачиваться вперед и назад.
Меня захлестнула волна блаженства. Блаженство стало едва переносимым, я ощутил, что вылетаю из своего собственного тела, через затылок.
В какой-то момент я увидел себя со стороны. Длилось это мгновение, я испугался, и меня тут же втянуло обратно в тело.
Я стал часто дышать. Тут уже испугались мои напарники. Наташа быстро схватила меня за руки. Необычное состояние прошло.
Когда мы с Иваном вышли на улицу, я ощутил едва уловимый запах фимиама, разлитый в воздухе. Счастью моему не было придела. Я чувствовал себя заново рожденным существом, духовным человеком.
С этого дня я стал заниматься медитацией регулярно. Я полностью завязал с алкоголем и даже почти бросил курить! Да, таких экстатичных медитаций, как у Наташи, у меня больше не повторялось. Но зато я научился останавливать «внутренний диалог».
Я перестал быть одно целое со своим умом. Я научился наблюдать его со стороны.
Почти каждая медитация приносила успокоение и эмоциональный восторг. Один раз видел яркий фиолетовый свет. И несколько раз ощущал чувство безмолвного парения.
Так продолжалось почти три месяца. А потом, как оборвало. Сколько я ни старался, медитация перестала приносить плоды. Все хуже было с остановкой «внутреннего диалога». Мой коварный ум меня перехитрил. Он научился вести диалог на тему остановки диалога. Или ни о чем.
Ватное бессилие овладело всем моим существом. Вместо спокойствия, тишины, «психической невесомости» я стал ощущать тупую сонливость и боль в шее.
На дворе стоял май, сказочная пора, а у меня на душе были осенние сумерки. Я снова стал выпивать. Как евангельский пес, вернулся к собственной блевотине.
Вот тогда-то я и вспомнил о коробочке с «зернами силы».


Радость полета

Решил употребить зерна прямо сегодня, на работе. Риск, конечно. Но, кто не рискует, тот не пьет духовное вино в райских обителях.
Да, на посту я сегодня один. Только пост мой не считается удаленным, напротив, он по соседству с главной проходной. А на главной проходной наш главный охранник – сухопарый, зловредный мужичонка по кличке Геббельс.
Увы. Предыдущего начальника смены, добродушного, сонного еврейчика Давыдыча, уволило портовское начальство. Отчасти благодаря доносам Геббельса.
Классика жанра: Геббельс репрессировал еврея Ключевского. И всем стало не до смеха. Так что я сильно рискую.
К ночи Геббельс наверняка пропустит грамм сто пятьдесят, двести. Будет, как угорелый носиться с проверкой по постам, размахивая пустой кобурой от пистолета… Ладно, все сделаем осторожно, Геббельс ни поймет ничего.
С трудом дождался вечера. Дозу принял минимальную, всего сорок зернышек силы. Сорок – хорошее число.
Жду действия, а его все нет. Час, два.
Не ужели доза недостаточна? А может это совсем и не Датура, я что-то перепутал?
Нет, ничего я не перепутал.
Через пятнадцать минут пришло знакомое опьянение и сухость. Резко расширились зрачки. И больше ничего. Только неудержимо клонит в сон.
Нет, все же сорок зерен мало… С этой мыслью я задремал.
Сны необычайно четкие, цветные. Никогда не было такой ясности в сновидениях. Снов много, сны сменяют друг друга, с кинематографической быстротой. А иногда даже наслаиваются друг на друга. И тогда я вижу как бы два сновидения одновременно. Или вижу сновидение в сновидение.
Трудно подобрать слова. Нарушены все законы логики и хронологии. Сплошной цветной поток. Но вот из потока мой сновидческий ум выделяет одно сновидения. Его я переживаю с особой яркостью.
Комната. Небольшая, как бы потаенная комнатка. И в ней невообразимая, в обыденной жизни, компания. Компания большая. Но каким-то непонятным образом все свободно умещаются.
Мы сидим возле празднично накрытого стола. Во главе стола лидер «Евангельской общины Роза Мира» Николай. Рядом с ним его люди – Наташа, Константин, Анатолий (почти вся община). Тут же мои старые приятели по рокерским делам – Морбит, Ганс, Цеппелин, Содом… еще кто-то. На заднем плане Иван.
Вот я уже не сижу за столом, а стою возле входа в комнатку. Со мною Содом и Ганс. Мы курим. Николай страшно двигает челюстью.
– Курить, бесам кадить – говорит Николай, – но он меня не будет судить – (почему-то одного меня, будто со мной нет Содома и Ганса) – он меня прощает, потому как я теософское болото.
Передо мной возникает Константин. Молчаливый тихоня-очкарик начинает грубо толкать меня в грудь, выталкивать из комнаты.
– Иди домой, ты не наш, – приговаривает, словно зомби, Константин и продолжает толкать.
Пытаюсь перевести все в шутку. Ведь никаких конфликтов у меня с ним не было. Но меня почему-то не слушается мой собственный рот.
Мычу нечто нечленораздельное. В этот момент Константин выталкивает меня из комнаты вон. Сон обрывается. Дальше начинается реальность. (Лучше бы она не начиналась.)
Обнаруживаю себя на другом конце порта, где-то в полукилометре от того места, где мне положено быть. Я возле той самой проходной, на которой в первый раз употреблял Датуру.
Я растерян, если не сказать больше. Самым непонятным образом покинул свое рабочее место. Зачем? Как? Неужели я страдаю лунатизмом. Но как можно пройти пол километра в состоянии лунатика?
Боже, что теперь будет?! В любой момент может нагрянуть с проверкой Геббельс. И что я ему скажу. А если он при этом в мои «птичьи» глаза, с огромными зрачками заглянет. Поймет, что я под воздействием, невменяем. Тут уже и не отделаешься объяснительной. Пожалуй, уволят.
Решаю зайти на проходную, позвонить Геббельсу, сказать, где я сейчас, ну, и что-нибудь придумать.
Нет, это не выход, что я ему скажу. Сказать нечего. Да и охранник на проходной так же может меня заподозрить и сдать Геббельсу.
Прикидываю, сколько мне понадобится времени, что бы добраться до своего поста. В этот момент ко мне приходит решение. Его мне как будто подсказали – надо попытаться лететь! Попробовать лететь!
Для этого достаточно разбежаться, хорошо оттолкнуться и прыгнуть в сторону мощного прожектора, метрах в пятидесяти от проходной. Как раз по направлению на мой пост.
Терять нечего. Разбегаюсь. Из последних сил прыгаю вверх. И не падаю! Где-то подо мной, проносится столб с прожектором. Я лечу. Лечу в нелепой позе; ногами вперед и вверх. Но лечу.
Ощущение непостижимое. Весь полет продолжается от силы секунд десять.
Повернув голову набок, я вижу, как подо мной на бешеной скорости проносится пирс со стоящими кораблями, портовые краны, темная громада ремонтного цеха, весовая, портовской сквер, магазин.
Никакого сопротивления ветра я не ощущаю, только приятная ночная прохлада.
Вот и моя проходная. Мой полет замедлился. Я стремительно опускаюсь вниз, прямо сквозь крышу, которую не ощущаю никак.
Я в комнате. Отчетливо вижу самого себя, лежащего на топчане. Еще мгновение и я вхожу в самого себя, через затылок. Ощущение, будто с большой высоты прыгаю в упругую воду.
Еще через мгновение чувствую, что лежу на топчане, на левом боку, глаза мои открыты. В голове раз за разом прокручивается картинка стремительно-замедляющегося полета, я вхожу в свое тело, как в упругую воду.
Ясно! Теперь все ясно! Вот это да! У меня был настоящий выход из тела. То есть, в то время как физическое тело по-прежнему дрыхло здесь, душа, или эфирное тело обнаружило себя на другом конце порта. А произошло это после того, как некая сила, в образе Константина, вытолкала меня из сновидения.
М-да. Это серьезно. Это не жаба на куче с углем. Да, Кутерьма прав, нужно свое растение, нужно с ним поговорить. А кое-кто смеется надо мной: глюки, глюки все это. Малолетство.
Ничего себе глюки!
Вскакиваю с топчана. Меня переполняют эмоции, фонтаном хлещут мысли.
Где Иван со своим глобальным пессимизмом. Глюки, кайф для малолеток. Эх, Иван, Иван, не ты ли пел, - прищелкивая пальцами, отбиваю ритм:
- Радость полета, счастье мое
Хоть и в пропасть, но это оно
Лучше не жить, я знаю стойко,
Но все начинается только-только…