ЭСКУЛАП

Сокращенный вариант. Полная версия – в «Журнале САМИЗДАТ», на страничке «Ол Рунк Избранное».




Надо понять, что такое человек,
что такое жизнь,
что такое здоровье
и как равновесие, согласие стихий
его поддерживают,
а их раздор его разрушает и губит.
Леонардо да Винчи.

Э С К У Л А П
Слабо лирическая, но вполне юмористическая повесть, которая не имеет никакого отношения к древней медицине



Здесь – чужая история, ко мне она не имеет никакого отношения, хоть я и повествую ее от первого лица.
Писать теперь могут все, при необходимости даже орфографию выправит компьютер, а вот выложить собеседнику по-пьянке все, что пережил вместе с четвероногим другом, - не каждому удается. Люди в большинстве своем все чаще пьют по-черному, а по-трезвому уму предпочитают отмалчиваться.
Извини, друг, я не заспал твою собачью исповедь и не удержался от того, чтобы не изложить в письменном виде свой взгляд на твое откровение. Со стороны оно, конечно, видней, так что – не обессудь, и я, как твой собутыльник, проще говоря, как твой винно-водочный товарищ, имею право здесь иметь свое мнение. Не обижайся, мы всегда были друзьями, и когда «соображали на двоих», то ни о каком третьем даже и не помышляли.
Будь здорофф!
Ол Рунк

PS. Треугольник, как я понял и из твоего рассказа и из того, как мы соображали на двоих, это не наша геометрическая фигура, с какими бы углами он не был и за каким бы углом он не случился.


Часть первая
ЛЕЧЕБНАЯ СОБАКА

Дай, Джим, на счастье лапу мне!
Сергей Есенин

***
ИБС, стенокардия…дальше по порядку идет инфаркт, а на уме – Василий Федоров:

Все чаще падаю,
И сердце все сильней болит…

«А жить осталось так немного, и на висках седеет седина…»
А это уже «дохлая лирика» самого Вертинского.

И опять Василий, наш поэт и деревенский здоровяк, бьет в самую точку:

Вино уже не радует,
А только тяжелит…

Моя жизнь висела, как принято об этом говорить, на волоске.
И в голове: бум! – бум!.. как будто бы все аборигены африки разом бьют в свои несмолкаемые барабаны… Кровь клокочет в мозгах и в вене.

Но разве кардиологу это всё расскажешь!
Здесь не лечат пьяниц. Задушевных дружков «зеленого змия» отсюда прямиком отправляют в психушку…

Мне было жаль себя.
Естественное чувство, знакомое каждому больному, и которое не разделял врач. Стоя у окна ко мне вполоборота, он равнодушно смотрел на улицу.
Весна там.
Буйство глаз и половодье чувств в зеленом разливе…

Я сидел за белым столом, и мой взор туманился от слез. В душе я не упрекал «глухого» за его равнодушие. Страдающий сентиментальной психикой в медики не пойдет, а психически здоровый больного не поймет. С этим уж ничего не поделаешь – такова наша, человеческая, природа, и сытый голодного не разумеет. И все же, несмотря
на здравый смысл, заложенный в нас, я изо всех сил старался разжалобить врача самыми что ни на есть страшными подробностями своей болезни.

В конце-концов, кажется, мне это удалось, и он спросил, какие лекарства я пью и глотаю?
И об этом я подробно ему рассказал.
Тогда он поинтересовался моим образом жизни…
Ну, какой у меня мог быть образ жизни? Человек-то я – больной! Естественно, не пью и не курю. На женщин, по-культурному говоря, не заглядываюсь…с тех пор, естественно, как не пью и не курю. В общем, веду теперь самый здоровый образ жизни, который как нельзя лучше устраивал бы наше думское большинство…

А кардиологу этого мало. Он как бы между прочим советует:
-Заведите собаку.
-?
-Собака очень дисциплинирует человека.

Я надеюсь, что он шутит. Пытаюсь улыбнуться. Но рот пополз куда-то в сторону. А вот на его лице ни один мускул не дрогнул. Про такие бесстрастные морды в детстве мы говорили, что они кирпича просят. Ах, как давно я ушел из детства, а память о нем все еще жива…
-Доктор, а как же лекарства!?-хватаясь за больное сердце, жалобно простонал я.
И голос мой, и жест мой преследовали только одну цель: бессердечный кардиолог должен был понять, что с моим сердцем уже опасно гонять собак.

Он не тронулся с места.
Он даже не думал подойти к столу, за которым выписывают спасительные бумажки.
Он равнодушно вдалбливал мне:
-Это и будет ваше лекарство…Но при одном условии: за своим питомцем вы должны так же ухаживать, как ухаживаете за любимой женщиной.
-Доктор!- мои глаза с мольбой устремляются на чудо медицинской безграмотности, упакованное в белые одежды.- Доктор, я уже забыл, как это делается! Возраст, понимаете?! Мне бы побольше таблеток…Да не каких-нибудь, что в каждой аптеке лежат, а импортных, дефицитных! Моя жена хоть черта с рогами достанет…вы только выпишите…Она у меня – пробивная! Другими словами – деловая женщина.
-М-да…- он задумчиво склонил голову.- В таком случае всегда помните: собаке ваша любовь дороже куска мяса, и баснями соловья не кормят…
И уже когда я выхожу из кабинета, он кричит мне в спину:
-Только не берите шавку!
-Это почему же?- хмуро роняю я, даже не поворачиваясь к нему.
-Терпеть не могу шавок.
Это аргумент. Хорошо, что предупредил. Мне у него лечиться и лечиться.


***
В кинологии мои знакомые разбирались не лучше меня.
Оказывается, мы больше знаем о львах и мангустах, чем о тех, кто живет рядом с нами. Какой только ахинеи я не наслушался. Нужен был специалист – профессионал в собачьем деле, и я поехал в Ленинград на выставку собак.

На выставке моя голова пошла кругом от разногорластого собачьего гама, а подойдя к рингам, я замер ошарашенный…
Сколько же тут красивых баб, и каждая со своим кобелем!
Я смотрел на них во все глаза.
Не берусь утверждать, но никогда в жизни я так не пялился на незнакомок.
Меня всегда пугала мысль, что жена может перехватить мой взгляд, и я осторожничал. Но тут-то я был предоставлен сам себе…
Я дал волю своему воображению.
…А они шли и шли внутри круга по кругу с маленькими и большими кобелями, и все кобели у них были на коротких поводках, и каждую из них гордость так и распирала.

Одна ухоженная бабенка с великолепным экстерьером, торсом и порхатой задницей сразу приглянулась мне. Но тут же мой здравый смысл заговорил во весь голос. «Отравил ты сам себя горькою отравой», и не с твоей дыхалкой работать на таком станке. Собьется дыхание, и ты, как всадник, на всем скаку сбитый шальной пулей, замертво рухнешь к ногам неудовлетворенной обольстительницы…

Никто не умеет так трезво рассуждать, как это делают больные и никчемные люди.
И все же я не удержался, подмигнул ей.
Как она возрилась на меня! А пес, которого она вела на поводке и из-за спины которого торчала только ее головка, повел ушами в мою сторону и, презрительно скосив глаза, обнажил ближний ко мне клык.
Я тут же хлопнул себя по глазу, вроде бы муху отогнал, и обескураживающая улыбка образовалась на моей кислой физиономии…

В моем кармане было всего пятьдесят рублей на щенка и трешка на обратную дорогу, не ахти какие деньги, чтобы «раскрутить» особаченную красавицу, и я вспомнил, зачем я здесь. С большим сожалением я переключился снова на разномастных, разнокалиберных, разноголосых, ушастых и хвостатых, безухих и безхвостых, лохматых и не очень шерстистых, а то и вообще голых собак.

Господи, каких только уродов не понаделали люди из одомашненного волка!

А какие у них клыки…Ужас один!
И зверь с такими клыками и волчьим аппетитом должен жить со мной в одной квартире, а в наморднике все время держать его не будешь…
Вот когда я по-настоящему растерялся и стал растерянным взглядом скользить по людям, неособаченным, и находившимся за пределами рингов.

Вскоре мое внимание привлек длинный и тощий мужик примерно моих лет. Он ходил от ринга к рингу, выставив вперед всклокоченную бороду с дымящейся трубкой, и высокомерно поглядывал на разнокалиберных и разномастных собачьих владельцев.
Такой не мог быть дилетантом!

Я стал крутиться возле него, и когда он останавливался перед каким-нибудь рингом, делал то же самое, но стремился встать так, чтобы оказаться впереди него. Я надеялся таким образом попасть в поле его зрения. Но он все время смотрел поверх меня. Тогда я позволил ему несколько раз споткнуться о себя. И только после этого он скосил глаза вниз и, пыхнув трубкой, спросил:
-Любите собак?
-Ужасно!- выдохнул я разом свое лживое признание.- Мечта детства… Только вот все недосуг было. Жизнь, понимаете ли, крутила и бросала…А тут думаю, да сколько ж можно маяться без верного друга!? Разозлился – и хлоп по жене кулаком!

Он окинул меня внимательным взглядом и опять пыхнул трубкой. На этот раз презрительно. Конечно, эта жердь принимала меня за слабовольного и тщедушного человечка и, наверное думала, что я вру и вру от собственного бессилия. А меня просто чуть-чуть занесло. И я сразу же показал ему, что умею исправлять собственные промахи.
Сначала я прочистил горло, кашлянув раз-другой. И только после этого смущенно пробормотал:
-Жена у меня в голове застряла…а тут кулак подвернулся… Конечно, стукнул по столу... я ведь ужасно люблю животных.

Он опять пыхнул трубкой, как бы давая мне понять, что до него все доходит, несмортя на то, что он такой длинный. Значит, я не ошибся. Толковый мужик оказался. Такому можно и довериться.
-Кутенка мне надо, понимаете? А тут глаза разбегаются… Того и гляди: или надуют, или сам оплошаешь.
-Да, иногда мы ошибаемся, и за некоторые свои ошибки приходится расплачиваться всю жизнь,- глубокомысленно изрек незнакомец, не вынимая трубку изо рта.
-О, это мне знакомо!- охотно согласился я.- Но собаки долго не живут…Это женщины у нас… каждая из них на одну собачью жизнь живет дольше нас.

Он пыхнул трубкой раз-другой, что-то обдумывая.
Я с надеждой смотрел ему в глаза. Наконец, все еще находясь в глубокой задумчивости, он произнес:
-Ведь вам нужен пес для души?
-Вот именно!- обрадованно воскликнул я, чувствуя, что нахожу у него полное понимание.- Для души и еще для здоровья!
-Ну, а какая порода вам больше по душе?
-Только не овчарки! Они чуть чего – сразу за горло. Зачем такого зверя в квартире держать!? Ведь я живу не где-нибудь в лесу, а в приличном городе, среди порядочных людей. Слышали, небось, про Новгород?
-Это где-то на Северо-Западе.
-Вот именно – там! И шавок я терпеть не могу! От них – все собачьи беды.

Он удовлетворенно пыхнул трубкой.
-И еще, знаете, коллей не люблю. Нет ничего в них такого собачьего, по большей части на овец смахивают, и интеллект у них - на уровне бараньего. Только и умеют, что палку таскать. Мне нужен пес умный, человеколюбивый, красавец, и чтоб не брехун был.
Он внимательно оглядел меня. Наверное, определял: шаромыжник я или нет. Убедившись, что я выгляжу как порядочный человек,сказал:
-Пожалуй, лучше всего вам подойдет ирландский сеттер.
-А он кто будет?
-Вообще-то он – охотник. Но американцы давно держат его так, для интерьера.

-Американцы, говорите, держат? Там народ деловой, зря никого держать не станет! Но у них у каждого – пистолет. А как быть без пистолета – не зажрет?
- Ну что вы! Это самый интеллигентный пес.
-У меня жена тоже самая интеллигентная, а нет-нет да и куснет.
- С ирландцем вы поладите.
- Ну, разве что рискнуть… - я с надеждой заглянул в глаза собачьего специалиста. - А не подскажете ли, где у нас можно достать его?
- Блат выше наркома, - усмехнулся он.- И с «черного хода» развалили Советский Союз. Тети –мети у вас есть?
-О, да!
- Какой наличностью вы обладаете.
- Твердый полтинник!
-Деревянный?
-К сожалению. Но ничуть не хуже остальной валюты.
- Если хозяева щенков думают так же – считайте, вам повезло.

***

-Мало приобрести породистого щенка, еще надо умудриться подобрать ему звучную кличку,- сказала жена с утра пораньше.- А справки я уже навела: этот урод вполне может оказаться какой-нибудь дворнягой.
-Справки ты наводила у своих знакомых?
-Мои знакомые не хуже твоих разбираются в кинологии!
Она выскользнула из-под одеяла и ушла на кухню. Уже оттуда крикнула:
-Кончай препираться! Займись делом! На собачьи клички, как и на одежду, существует мода. Иди к обиженным богом и разберись, что у этих несчастных сейчас в ходу!

Я внял разумному совету и, не дожидаясь завтрака, пошел на поляну, отведенную горисполкомом для выгула собак. Здесь я мог из первых, так сказать, уст узнать, как далеко ушли мы в своем умственном развитии от шариков и тобиков.

На поляне выгуливалась всего одна восточно-европейская овчарка под присмотром молодой хозяйки. Простоволосая, в яркой импортной куртке, в коричневых сапогах выше колен и в закамуфлированных брюках, молодая женщина бегала за своей четвероногой подругой и отчаянно вопила:
-Эльдорадо! Эльдорадо!
Я не сразу сообразил, что этот вопль относится к собаке, а сука, похоже, вообще не понимала, что богатейшее в прошлом месторождение золота хоть какое-то отношение имеет к ней. Она, как говорят в таких случаях опытные собачники, даже ухом не вела.

Когда женщина решила перевести дух и остановилась, я подошел к ней.
-Здравствуйте!-вежливо сказал я.
-Пожалуйста, не приставайте ко мне с вопросами!
Она нервно тряхнула головой, и ее рыжие волосы в лучах утреннего солнца полыхнули огнем.

-С какими?-ошарашенно посмотрел я на незнакомку.
-У вас, что, нет никаких вопросов?
Она окинула меня быстрым взглядом, и на ее прекрасном личике, покрытым легкими веснушками, четко обозначилось удивление.
-Абсолютно – никаких, - невинно пожал я плечами.
Маленький веснущатый носик сморщился и от этого в ее карих глазах стало еще больше наивного удивления.
-Тогда зачем же вы подошли?
Я коротко, но с достоинством сказал:
-Дать совет.

Она опять нервно тряхнула головой, и рыжие волосы снова полыхнули огнем.
-В советчиках не нуждаюсь?-гордо воскликнула она.
-Но мой совет касается не вас, а вашей собаки,- продолжал настаивать я.
-Тем более! Я никому не позволяю вмешиваться в воспитание моей собаки!
-Но мой совет к воспитанию никакого отношения не имеет. Я хотел поговорить с вами о кличке,- ласково улыбнулся я незнакомке.- Мне кажется, что только последний идиот может дать собаке такую длинную и несуразную кличку. Пока вы докричитесь до конца этого слова, начало его уже вылетит из головы вашей подруги. Кличка должна быть короткой и звучать резко, как звук хлыста или выстрела.
-А вы соображаете, что она у меня еще молодая и потому бестолковая.
Ее желтые кошачьи глаза прищурились в гневе.
-Ум – это от Бога, а не от возраста,- скромно заметил я.- И потом, кличка-то ваша – среднего рода.
Маленькие симпатичные ушки незнакомки покраснели от злости.
-Почему это вы считаете, что Эльдорадо – среднего рода? Кофе-то мужского рода…Шампунь – тоже!
Я вежливо склоняю голову:
-Потому что у вас – сука женского пола.

Мгновенную растерянность в ее глазах сменяет хищный блеск.
Но я уже иду домой.
Я представляю, как гневно она смотрит мне вслед. Но собачьи клички уже не занимают мой ум. Я пытаюсь догадаться, как зовут хазяйку. «Что в имени твоём?!», воскликнул однажды очарованный поэт, и первое, что приходит на ум: магнитная аномалия. Нет! Это слишком грубо для такого милого создания, и к ржавому железу «оно» никакого отношения не имеет.
А вот солнца в ней очень много. Самое подходящее для нее имя солнечное – Гелия!

***

Хозяйка, глядя на подрастающего Кирюшу, все чаще стала задумываться и однажды сказала мне:
-Подожди, он еще покажет свои зубки!

Она относилась к тем людям,
которые ужасно боятся собак,
а собаки по запаху страха
безошибочно распознают трусих
и хотно кусают их.


-Не тревожься! - попытался я успокоить супругу. - Сеттер – это тебе не какой-нибудь безмозглый стаффоршид, и к поселковым собакам, которые сожрали твой конспект, он не имеет никакого отношения. Сеттеры даже своих хозяев не кусают. Они – самая человеколюбивая порода. Ты даже можешь у него поучиться этому.
-Рассказывай, - недоверчиво усмехнулась жена. - А зубки у него для чего?
-Зубки…зубки…- попытался рассуждать я вслух. - Не для того, конечно, чтобы пищу жевать. В книгах пишут, они пищу не пережевывают, а только рвут, и куски целиком заглатывают.
-Вот видишь!- торжествующе воскликнула супруга и, круто вывернув голову, бросила тоскливый взгляд на свой зад.

Почему-то женщины думают, что собаки кусают их только за задницу.
Я тоже посмотрел туда же.
-Все равно сеттеры хозяев не жрут, - убежденно заявил я и не без сарказма добавил. – Да и такой кусок ему не по зубам. Таким куском любой кобель может подавиться…

Буквально через несколько дней после вот этого нашего разговора Кирюша отгрыз ножку…конечно же, не у жены, а у дивана, которым, кстати, она очень гордилась и считала чуть ли не самым удобным местом для меня в этой нашей семейной жизни.

Я – человек мирный, и, зная воинственный характер супруги, заднюю ножку поставил на место передней. А на место задней, чтобы диван не плюхался, положил книги.
На мое удобство это никак не повлияло. Сижу нога за ногу. Одной ногой в рабочем ботинке его ножку прикрываю, другой, как ни в чем не бывало, слегка покачиваю, а песик тоскливо смотрит на входную дверь.
Щенок и тот понимал, что ножки у дивана – разные. Разница жуть как бросалась в глаза, и жена, как только вошла в комнату, тут же заметила подмену.
-Это его работа!- взвизгнула она.
-Мой пес – охотник, а не столяр! - готовый к такому диалогу, спокойно заметил я. - Это моя работа!
-Шутишь!- взревела супруга и, мое сердце екнув, нырнуло куда-то вниз.
-Успокойся! Успокойся! - заволновался я. - Ничего дельного он больше не сгрызет.
-Ты никак отлупил его!?
Она подозрительно посмотрела на меня.
-Что уж я совсем без царя в голове. Кинологические книжки полистал, и в одной из них сказано на этот случай, что нужно дать ему старые башмаки.
-Кожаные?
-Не имеет значения. У него зубки режутся, и ему сейчас безразлично, какую обувь грызть.
-Думаешь, он одной обувью ограничится?
-Вне всяких сомнений! Дураки книжки не пишут! Я ведь и сам давно собираюсь взяться за перо.
Жена задумчиво покачала головой.
-Тебя что-то смущает? Мои литературные наклонности или умственные способности автора?
-При чем тут автор?! - неожиданно вспылила уже было успокоенная супруга. - Я пока что не живу с ним в одном логове, и он не может причинить мне никакого вреда. Как я понимаю, автор этот – не кардиолог. И почему бы сердечному эскулапу не посоветовать было тебе взять кошку!? Тоже живое существо, и очень милое, замечу, существо. Кошки диваны не грызут, а какие ласковые! Не то, что этот урод. Возле ног трутся, мурлычат, и кошку можно использовать вместо грелки.
-С кошкой нельзя гулять. Кошки гуляют сами по себе, у них нет такой привязанности к хозяину, как у собаки.
-Гулять можно и с женой, я уже говорила тебе об этом. И вообще это даже как-то неэтично подменять родную супругу какой-то беспородной собакой.

Я сделал едва заметное движение, чтобы собраться с силами на очередной эпотаж, но успел только приоткрыть рот.
Она перехватила мою, еще не высказанную вслух мысль:
- Про родословную ты говорил. Я это помню, как и то, как выглядит настоящий сеттер.


***
После этой перепалки прошло несколько дней, и вот мы стоим в прихожей скорбно склонив головы над кучей растерзанной обуви.
Кутенок со слабыми молочными зубами умудрился за одну ночь разуть своих хозяев.

Минуты скорбного молчания истекали.
Супруга, судя по ее лицу, начала что-то соображать, и во что бы то ни стало надо было задать правильный ход ее мыслям, чтобы не загреметь вместе с песиком. Лестницу на этот случай строители услужливо подвели к входной двери. «Хрущевка» она и есть «хрущевка»,что тут долго объяснять, и лестничные марши в ней - крутые.

-На этот раз,- спокойно молвил я,- ты не смогла предвидеть события, или, говоря собачьим языком, который нам теперь тоже надо осваивать, тебя подвело чутье. Именно по милости автора дурацкого опуса Кирюша за одну ночь разул нас.


Хозяйка молчала.
Она находилась в шоке.
-Все вышло по науке,- продолжал я, осмелев, и уже совсем благодушным тоном.- И пес у нас, видишь, какой умный. Как ты хотела, так и сделал: одной обувью ограничился.

Супруга была как никогда объективной. Думаю, далась ей эта объективность нелегко. Ее губы дрожали с досады и отчаянья.
-Я бы этому твоему автору пишущее перо в задницу вставила!-гневно прошипела она, не в силах перейти на крик.- Нет, лучше бы я ему голову отвернула!
-Свою надо приучать работать,- посоветовал я.- А то раскудахталась: «Он у меня в доме не живет! Он мне вреда причинить не может!». И меня с толку сбила, и сама вот теперь рублем расплачивайся за свое легкомыслие.

***

Несчастье организует, сплачивает, примиряет…
Мы с женой пошли в магазины вместе. Обычно дороги наши расходились у подъезда: моя шла в винно-водочный, и я там простаивал в очередях с утра до вечера , а она отоваривалась в хлебном… В хлебном очери были короче, и, не успев досыта наговориться с себе подобными, она вечерами, когда я приходил домой на рогах, выговаривала мне все, что залежалось у нее на уме.
На этот раз мы даже не глянули в сторону винно-водочных гастрономов.

Терпеть не могу запах залежалого хлама, у меня на него – аллергия, и никогда раньше, по причине моей реакции на всякое барахло, жену в её магазины не сопровождал. Несмотря на мой аллергический чих, мы приобулись и накупили Кирюше игрушек.
Дома новую обувь спрятали в
кладовку, а игрушки отдали нашему питомцу. Радости его не было конца. И мы вместе с ним радовались, наблюдая, как он треплет, рвет и раздирает на части безобидные и не пользующиеся спросом у детворы игрушечные существа.


Неизвестно, сколько бы продолжалась наша идиллия, если бы черт не дернул супругу купить модельные туфли самой что ни на есть последней моды. Если кто-то думает, что в нашем городе «крик обувной моды» от скуки стонет на полках магазинов, тот просто не понимает, в какое время мы живем...
Она достала их по блату, с черного хода и по договорной цене, которая официально в то время еще не функционировала. И поскольку туфли, о которых, может быть, она всю жизнь мечтала, достались ей страшно трудно, то и ее радости не было предела. Она взахлеб рассказывала, кто с кем для этого свел ее и кому и сколько она для этого на руку положила.
Я не мешал ей радоваться дорогой обновке. Лежа на диване, я смотрел телевизор. Передача попалась не очень скучная, даже в какой-то степени развлекательная, и я время от времени сдержанно улыбался. А жена считала, что я разделяю ее радость, и млела от восторга. Мы увлеклись своими эмоциями и не заметили, как Кирюша выскользнул из комнаты.

Постепенно трескотня супруги стала раздражать меня, и я, чтобы вновь обрести желанный покой, вынужден был сказать:
-Дорогие туфли как нельзя кстати будут к твоим ногам.
Я думал.что такое замечание вполне удовлетворит стареющую модницу, и она отвяжется. Но увы! Наверное, я не часто нахожу добрые слова в адрес близкого по месту жительства человека, потому что каждому такому слову она ужасно радуется. И на этот раз реакция была более чем положительной.
-Конечно, мой милый!- запричитала она,- Ты как всегда прав! Голубчик ты мой ненаглядный, сейчас я все продемонстрирую тебе!

Она бросилась в прихожую, и там сразу же раздался ее душераздирающий вопль.
У меня внутри все похолодело. Не от ее страшного крика, а от своей собственной догадки. Я как ошпаренный слетел с дивана…
В прихожей Кир лежал у двери, зажав между лапами разодранный дефицит, и, поблескивая выпученными глазами, посматривал на нас. Он понимал, что мы
встревожены, но о причине нашей тревоги никак не мог догадаться. Хозяйка выхватила у него свое истерзанное сокровище и медленно опустилась на табуретку, отрешенно глядя на то, что осталось от покупки. Она востановлению не подлежала. Туфля, конечно. Жена должна была рано или поздно придти в себя. Человек, особенно женщина, такое высокоразвитое существо, что все в нем постепенно приходит в норму, и женщинам это удается лучше прочих более высокоразвитых живых существ. Наверное, поэтому, по статистике, они и живут на одну собачью жизнь больше нашего.

И действительно, вскоре супруга стала возвращаться к жизни. Первая слеза гулко разбилась об истерзанную подошву. За ней о ту же подошву ударилась другая, третья…и слезы застучали, как дождь по ржавой чердачной крыше.

Я радовался этим слезам, они приносят людям облегчение. А Кир впервые видел плачущего человека, но он сумел понять, что причинил боль другому существу, и в его собачьей душе появилось доселе незнакомое ему чувство сострадания. Он встал с низко опущенной головой и, поджав хвост, осторожными шажками подошел к хозяйке. Сел у ног и виновато заглянул в ее глаза. Она, не обращая на него внимания, продолжала плакать.


Тогда он положил на ее колено лапу. И это вернуло супруге дар речи.
-Ведь совсем новый…- пробормотала она сквозь слезы, ни к кому не обращаясь.

На всякий случай я решил подать голос:
-Конечно, новый. Ты же купила их не в комиссионке, а в нормальном магазине с черного хода. Но откуда ему все это было знать.
-Дурак!- тихо обронила жена.
-Не то, чтобы дурак…- спокойно возразил я.- Просто он еще плохо ориентируется в наших ценностях.

***

Я красивых таких не видел.
Только, знаешь, в душе затаю:
На людей не в хорошей обиде
Воспитала ты суку свою.
Безымянный кинолог

Эльдорада, или как ее там правильно, ждала Кирюшу на поляне.
Лежа на брюхе, она вытянулась во всю длину, положила морду между передними лапами, торчком выставила уши и не сводила глаз с моего пса.

Давненько мы не виделись. Овчарка повзрослела, а хозяйка по-прежнему хороша, хоть и рыжая, и обе проявляют явный интерес к моему питомцу. Сукин сын страшно рад такому вниманию. Сияет. Хвост ходуном ходит. Того и гляди оторвется. И прямиком к овчарке… Я за ним, но мимо собак, а прямо к Гелии. Она уже знает, что я так назвал ее, и ничуть не удивилась этому. Видимо, я не первый рассмотрел тот солнечный свет, который она излучала. Приятная дамочка во всех отношениях, и велик соблазн погреться в лучах чужого солнышка…


Она улыбается.
Самоуверенная и цену себе знает. И я знаю, и тоже улыбаюсь.
У нас нет хвостов, а то бы сейчас мы повиляли ими. У человека бог отобрал хвост. Чтобы не безобразничал и по деревьям не лазил. Но не исчислимы милости господни! Людям взамен хвоста всевышний дал улыбку. И правильно сделал. Мы не хуже собак, хоть и живем по одним и тем же законам Природы, закодированными в животном мире под пугающим словом - инстинкты. И самый главный инстинкт в нашей жизни – сексуальный, а все остальное - прикладывается к нему… Мудрость Природы здесь очевидна. Каждое живое существо должно продолжать свой род, вид и так далее. А иначе – не будет ни рода, ни вида, и заглохнет нива жизни…

У Гелии очаровательная улыбка.
Она щурит рыжие глаза. Солнце светит ей в лицо, а мне – в затылок, прикрытый жалкой кепчонкой, и не мешает любоваться молодой женщиной.
-Чем это вы кормите своего питомца?- спрашивает она, переводя немного смущенный взгляд на Кира.

А он уже прямо на цирлах ходит вокруг Эльдорадо и каждой шерстинкой светится. Он давно уже не голенький. Шубка на нем – с иголочки, красным пламенем на солнце полыхает. Точь-в-точь, как волосы у Гелии. А каждая его шерстинка здоровьем отливает, так и демострирует полное благополучие пса.

Я не отвечаю на прямой вопрос. Понятно, почему она так спросила. Задаю свой:
-Что,нравится?
Она тоже догадывается, о чем я спрашиваю. Жеманно пожимает плечами. Пренебрежительно кривит тонкие губы.
-Не люблю ласковаых собак.

«Что ты в этом понимаешь, необъезженная лошадка!? -это я про себя так думаю. Вслух не говорю - ссориться не охота.- И тощая ты от того, что злая. И злая ты от того, что тощая. И замуж тебя такую сухую никто не берет! Вот ты и завидуешь нашему аппетиту. Ну и завидуй!»
-Он у меня все жрет, как и я.
-И молоко вы ему даете?
-Кто же молоко не любит!?

-Тогда у него должны быть глисты.
Она сочувственно смотрит на Кира.
-От молока, что ли?- растерянно спрашиваю я.
-А вы не знали этого?
Я смотрю на нее в упор. Непроходимая глупость всегда бесит.
-Кто сказал вам это?
-Так у нас в клубе говорят. Эльда!- нервно кричит она.- Эльда! Девочка моя! Пойдем быстрее отсюда!

Мы с Киром оба ошарашены.
Пес непонимающе смотрит им вслед. Солнце бъет ему в глаза, и я вдруг обнаруживаю, что они у него такие же рыжие, как и у Гелии. Но ведь это не по породе! Глаза у красного ирландца должны быть черными! Это у рыжей Гелии они могут быть какими угодно.
Боже, как она испортила мне настроение! Если бы черт не принес ее сюда, я, может быть, так и оставался бы в приятном неведении. А теперь переживай – на любой выставке пса забракуют. И молоко теперь надо кипятить. Береженного бог бережет.

***
За этими гневными рассуждениями я не заметил, как мы вышли на газоны центральной улицы. Могучий лимузин, омерзительно скрипнув тормозами, сбил меня с мысли. Машина остановилась напротив нас, и мы тоже встали, не знаю, зачем и почему. Скорее оба инстинктивно почувствовали опасность, и не ошиблись.

Синхронно распахнулись дверцы, и на асфальт разом выскочили три здоровяка. Один с наганом в кабуре, другой – с протоколом наготове, а третий держал руки в карманах штатских брюк.
У всех троих лица сияли, словно они поймали преступника, в поисках которого интерпол давно сбился с ног.
Играя ягодицами хорошо насиженных задниц, они двинулись на нас.

Любые хищники к своей жертве, когда в её беззащитности у них нет никаких сомнений, приближаются вальяжной походкой, и эти наверняка программу «В мире животных» предпочитали любым другим телепередачам.

«Наезжать» на меня начал тот, который неизвестно за что держался в карманах брюк:
-Разве вы не знаете, гражданин, что мэр запретил ходить вместе с собакой по городским газонам?
-Знаю!- неожиданно осипшип голосом сказал я, и даже сам удивился: с чего и до чего перетрусил. - Но жена занята приготовлением пищи…Вот и вышел с этим… Ну как вы сами понимаете: хрен редьки не слаще, и в следующий раз вы встретите меня вместе с женой, а этого урода приучу свои дела делать, не выходя из квартиры. А то видите ли, ему дома не сидится на унитазе. Чистоплотный больно, так и рвется на городской газон.
-Будете шутить, мы вас в КПЗ отведем для выяснения личности.

Мне было не до шуток, но ребята не поняли того, чего, похоже, и мэр наш не понимал, и с помощью милиции пытался ублажить деревенских обывателей, из которых технический прогресс сделал городских. Номер не прошел, и тогда я призвал на помощь черную магию. У нас как раз в то самое время колдун на самой центральной улице особняк себе возвел и на глухих воротах расписал, какими ненаучными дипломами и нечеловеческими знаниями он обладает.

-Не сегодня-завтра мы заглянем к местному колдуну. – И я кивнул головой в ту сторону, где стоял его особняк. – Может, он левитации нас обучит. Тогда мой пес будет летать над городом, как ворона, а я буду держать его на длинном поводке, как летающую собаку, и, не раздражая милицию, один, под ним, как под воздушным шариком, буду гулять по городским улицам и топтать городские газоны. Тут уж вы к нам не придеретесь.


-На длинном поводке нельзя держать собаку! - воскликнул милиционер с пистолетом. Он сочувственно посмотрел на Кира и растегнул кабуру. - Такая жара, у меня даже пистолет взмок.
-Патроны сырые! -со знанием дела возразил тот, что был с протоколом, и пожаловался. - Так вот и служим. То патроны сырые, и пистолет, когда надо, не бабахнет. То аккумулятор не во время сядет, и рация не работает, как не жми кнопку. То ручку дадут, а стержень не пишет. И уходит преступник незастрелянный, незапротоколированный.

Он поводил ручкой в углу протокола, пытаясь расписать стержень, и весело сверкнул глазами:
-Вот видите, не пишет!

Его коллеги и я заинтересованно посмотрели на бумагу, даже Кир потянулся носом к ней.
-С этими протоколами – одна морока! - хмуро обронил вооруженный милиционер и нервно застегнул и растегнул кабуру.
Тот, у которого были нусуплены брови, вытащил правую руку из кармана, потеребил в глубокой задумчивости свою шевелюру и показал глазами на Кира:
-А вдруг он присядет?
-Он – кобель!- решительно отрезал я.
-И кобель может кучку наложить.
-Ах, вот в чем дело!- рассмеялся я.- Эх, ребята! У нас теперь столько дерьма иностранного происхождения и на вещевом рынке, и на всех каналах телевидения, что еще одна кучка загармоничного свойства никак не отразится на здоровье нашей нации, а на газоне она будет кстати. Травка только лучше станет расти на наших суглинхах. Ну а если у вас душа болит о подрастающем поколении, то посмотрите на иву – ему здесь делать уже нечего.
-Думаете, это дети так ее ободрали?
-Не собаки же!
-Да это – пьяницы! Они ветками, что ли, закусывают!
-Занюхивают!- уточнил самый эрудированный милиционер, который по всей видимости устроился в милицию составлять протоколы.

Его товарищ с пистолетом гневно заметил:
-Спасу от них нет! Стрелять их надо!
-Э, ребята, не горячитесь!- я грустно покачал головой.- Нельзя безнаказанно разрушать нравственные устои общества, и пистолетом культуру не привьешь. Вот во время войны Антанты с германо-австрийским блоком наше царское правительство решило поэкспериментировать с «сухим законом», и Российская империя выпала из цепи капиталистических стран, как наиболее трезвое звено. А после Великой Отечественной, когда, казалось бы, можно было уже обойтись без «пьяных рублей», Егор Кузьмич так и предложил сделать, а вышло – всю коммунистическую систему «подкузьмил» и «подъегорил», и от Российской империи осталась одна Россия с общипанным двуглавым орлом. Пока существуют пьяницы и трезвенники, дураки и собачники, люди будут перетягивать канат, и у этой игры нет тайм-аута…успевай только стержни менять.
-Прекрасная мысль!-воскликнул тот молодой человек, у которого забарахлило орудие труда. - Пошли, мужики, стержни менять! Сегодня как раз кладовка работает, может, заодно и форму дадут…

-Вот так, голубчик,- сказал я Киру, глядя, как задницы мешают троице втиснуться в машину.- С волками жить – по-волчьи выть. Не зря твои предки откололись от них и вышли к людям. Но нам с тобой куда спойнее было бы в лесу… С людьми что-то такое произошло, и человек вдруг решил, что только у него есть право жить и в городе, и на земле.

***

Награды – штука заразительная.

Отличившись единыжды, человек входит в азарт и жаждет отличиться еще раз.
Как раз об этом я мечтал, когда мы с Киром шли с выставки. Нам не испортил настроение чайный цвет его глаз.

Самой лучшей бывает та награда, которая получена честным путем.
Я уже вошел во вкус, и теперь мне хотелось, чтобы у нас была абсолютно честная медаль. Надо будет разобраться, какие знакомства для этого следует завести и во что это обойдется…А пока мы идем домой через поляну для выгула собак с высокоподнятой головой и с алюминиевой медалью на шее…

Медаль на Гелию произвела неизгладимое впечатление…
М-да…Но пишут так. Что это означает, я не знаю, и всего лишь, как другие, воспользовался примелькавшимся штампом…
Она сощурила рыжие глаза, и нацелила свой взгляд на мою грудь.
Я отодвинул плечи чуть назад, и грудь – колесом! Смотрите! Завидуйте!

Личико Гелии приобрело выражение ярко выраженной кислой физиономии.
-А вы, оказывается, медалист…- скучно пробормотала она.
-Как видите!- небрежно обронил я.
-За доблестный труд?
-Гелия!- искренне возмущаюсь я. –Если бы у вас была хоть какая-нибудь завалящая награда хоть из какого-нибудь ржавого железа, вы бы знали, что человеческие медали прикалывают на грудь. Это только спортивные и собачьи вешают на шею.
-На спортсмена вы не похожи…Это, что же, выходит его медаль?
-Да, мы только что с выставки! Но она – такая же моя, как и его! Оба по заслугам получили!
Она не возражает.
Не меняя прищур глаз, она внимательно оглядела Кира и, убедившись, что молоко пагубно не сказывается на нашем экстерьере, решилась подпустить свою овчарку к моему красавцу, и сама слегка приблизилась к нам. Но пока что все еще оставалась на почтительном расстоянии. Из уважения ко мне или из страха в очередной раз показаться бестактной?..

Женщинам не свойственна самоуничижительная критика, и скорее всего она уважала меня. Иначе, с чего бы улыбалась? Я смотрю, как она щурится при этом, и думаю: кошачьего в ней больше, чем собачьего. Даже походка у нее – мягкая, осторожная. Не идет, а к мышонку крадется. Про такую походку в нашем фолклоре говорят: выступает, будто пава. Но как она «выступает», теперь, наверное, знает каждый, кто заглянул в начало этой повести. И попробуй угадай за этой осторожной походкой, что она держит на уме и какой там у нее за пазухой камень. А что он есть – в этом у меня уже не было никаких сомнений.
Кирюша ничего такого не понимает.
Если бы бог дал ему голосовые связки, то у него ни одна мысль не залежалась бы долго. Вон как уши развесил! А как весь сияет! И ничего тут не поделаешь. Порода у него такая – сеттеринская, вислоухая. Ему и невдомек, что его партнерша по играм чуть чего – сразу за горло…
В общем, с этой парой надо ухо востро держать. Понапрасну не ссориться. Мне при моем здоровье никакие осложнения с бабами не нужны. И когда Эльда оказывается рядом со мной, я спрашиваю хозейку:
-Можно я это…поглажу ее?

Молоденькая сучка не обращает на меня внимания, а Гелия охотно кивнула рыжей головой.
-А не укусит?-протягиваю я руку к собаке.
-Хороших людей собаки не кусают!
Откуда чужой псине знать то, чего я сам про себя не знаю. Конечно, у меня есть хорошие качества, есть и плохие…как у всякого нормального человека. Но нет таких весов, чтобы можно было определить, что чего перевешивает…На всякий случай я отдернул руку.

Гелия улыбается. Насмешливо. Заметила мое колебание, сразу и мнение определенное обо мне составила.
В ответ я с издевкой спрашиваю:
-Это вам в клубе сказали?
-Нет,- в порыве самолюбования она вздернула вверх прямой и, тут уж против правды не попрешь, довольно-таки симпатичный носик. -Это я в книгах прочитала.
-В книгах вообще-то много всякой ерунды о собаках пишут.
-А вам-то откуда знать!

Нахалка!
-Что ж вы думаете, я такой же серый, как ваша сука?- обиженно бросаю я через плечо, а сам медленно обхожу овчарку сбоку, даю ей время не спеша разглядеть меня.
Но она даже не смотрит в мою сторону, или полностью доверяет, или глаз от Кира отвести не может.

Кажется, бояться нечего. Я кладу ладонь на лоб суки и…вздрагиваю.
Нет-нет, Эльда не бросилась на меня со звериным рыком. Взвизгнула хозяйка:
-Только по головке не гладьте!
Боже, как твоя изгнанница умеет создавать шумовые эффекты! У овчарки шерсть дыбом, а Кирюша с заливистым лаем бросился к нам.
Отдернув руку, я спрашиваю у растревоженной Гелии:
-Думаете, у нее от этого глисты будут?
Она обиженно поджимает губы.
-Что ж, вы меня уж совсем за дуру принимаете?

Господи, она еще в этом сомневается…
Я закатываю вверх глаза. Дивлюсь на небо. Оно осеннее, холодное. Тучи низкие – свинцовые. Того и гляди -дождь пойдет. Ветер приземистый уже на поляне хозяйничает, траву стелет. Я только сейчас заметил все это.

А Гелия кричит, надрывается:
-Эльда, пошли домой!
И я кричу:
-Кир, пошли домой!

Они, чертяги, эти четвероногие друзья, у которых кобелю не положено ссориться с сукой, и ухом не ведут.
Я размашисто шагаю через поляну. Сегодня должны торжествовать межчеловеческие отношения, а не инстинкты животного мира!
Кир глядит мне вслед, не трогаясь с места. Упрямый пес, а против сук беспомощен, скорее даст какой-нибудь бестии зажрать себя, нежели проявит к ней неуважение. Только в животном мире суки кобелей не жрут. Это у людей все наоборот. Приходится возвращаться.

Я беру вислоухого сукиного сына на поводок, а Гелии говорю:
-Собаку пордистую завели, а соответствующую кличку и то подобрать не сумели.

Нам иногда тоже чертовски хочется укусить их…и не только за грудь. У нас все-таки кобелиные инстинкты приглушены да и интеллект у мужиков – выше собачьего.
-Зато уж вы постарались…Кир…Кирюха.
-С кем поведешься, от того и наберешься! - говорю я, сверкнув глазами. - Это – Кир! Царь такой был!
-Неужто даже царь?
Вот он – мой звездный час! Получи, милая, за все сполна!
-Среднее образование так и прет из вас!

Эти глаза напротив – калейдоскоп огней…

Мы уходим. Мы – это я и Кирюша.
Мой друг почувствовал напряжение в отношениях хозяев и вышагивает с гордо поднятой головой, и свое «перо» по горизонтали несет. Знай,мол,наших! Вот это пес так пес! Чистых царских кровей. Так и хочется лишний раз напомнить, с кем в свободное от прогулок время он лежит на одном диване и чей у него полный чувства собственного достоинства характер.

***
И наша хозяйка от него в восторге.
Едва мы переступили порог, она, увидев подарок, который прилагался бесплатно к кирюшиной награде, тут же засуетилась на кухне.
Я, поблескивая оловянной…тьфу ты черт!..алюминиевой медалью, неторопливо сел за стол, а Кир, как всегда, расположился рядом на собственном коврике.
На этот раз жена не стала ждать, когда пес начнет гипнотизировать ее жадными глазами. Она немного поменжевалась и отдала ему свою котлету.

Мы чертовски проголодались.
У нас у обоих – собачий аппетит, и это ее радует. Она со слезами умиления наблюдала, как мы уписываем добротные домашние котлеты и вяло ковыряла вилкой картофельное пюре в своей тарелке.

Чувства, обуревающие ее, в какой-то мере были понятны мне, и я буркнул:
-С подливкой надо делать гарнир.
-Это зачем же? - рассеянно спросила она, видимо все еще находясь под впечатлением нашей победы.
-Тебе будет вкуснее.
-Потанцуй с мое у плиты – и у тебя не будет аппетита.
Я понимающе кивнул.
-И вам неплохо бы умерить свой,- говорит она как бы между прочим.
-А это еще зачем!?
-Кирюше надо от алюминиевой медали идти к бронзовой, и экстерьер ему полагается – поджарый.

-Награды – штука заразительная! - произношу я с чувством и без тени сарказма. - Одна медаль – и ты уже любимого сукиного сына, как какого-то балерина, норовишь посадить на собачью диету. Но пусть наш экстерьер тебя не пугает. Пока нужные знакомства есть, и нужное место будет.

Она слегка кивнула и устремила ласковый взгляд на медалиста, который ждал очередную котлетину:
-Выходит, этот небритый тип тебя не обманул…
-Какой такой небритый тип?!- искренне удивляюсь я.
-Ну, тот самый, который надоумил тебя купить Кирюшу.

Боже! Я уже давно забыл о той далекой выставке. Я даже не помню, что тогда по этому поводу рассказывал ей. А мужику тому, тощему и длинному, спасибо. Он действительно и надоумил, и не обманул, а то, что цвет глаз – не по породе, так сам выбирал…Да и невозможно у месячного щенка определить, какие они будут на самом деле.

-Никакой он не небритый!-сержусь я.- Он просто бородатый.
-А это разве не одно и тоже?
-Сейчас я объясню тебе разницу между небритым и бородатым!

Я сажусь поудобнее и настраиваюсь на долгий разговор.
Но сначала – самое главное:
- Тебе давно пора понять, что я живу своим умом. Пес потому и медалист, что собака – вся в хозяина.

Конец первой части.

Далее – часть вторая: «Охотничьи страсти».
Вторую и третью части Вы так же можете прочитать на сайте «журнала САМИЗДАТ».