Голос из прошлого

Когда мы еще молоды, то стараемся не прислушиваться к рассказам взрослых. Это естественно – молодость не сентиментальна. Прозрение приходит позже, когда осознаешь, что обязательно надо вернуть в память то, что почти безвозвратно утеряно.
Совсем недавно, копаясь в старых аудиокассетах, наткнулся на одну, озаглавленную «А.П.Калье. Воспоминания о войне. Февраль, 1994». Кассета была записана мною со слов матери почти 20 лет назад, но порядком взволновала: матери уже давно нет в живых, а ее голосовой рассказ сохранился. Некачественная запись, наполовину стертая… но дорогая сердцу.

В войну мы жили в Сталинграде на Озерной, все улицы в районе почему-то носили названия рек или водоемов. Семья Калье еще до революции переехала из Франции в Крым на обработку винограда, потом перебралась в Царицын. С твоим дедушкой в Россию приехали три брата. У каждого была специальность – устроились механиками и строителями. Старшего брата звали Август, второго Октябрь, младшего, твоего дедушку – Пьером. Непривычные имена – необычность прошлого века! Кстати, у меня есть племянник, 1933 года рождения, бывший инженер-авиастроитель Адольф Андреевич Калье. Тогда Россия с Гитлером дружила, вот и назвали в его честь.
Строили братья Калье в числе других соотечественников Французский завод, позже названный «Красным Октябрём». Мой папа – Пьер Иосифович Калье умер через четыре года после моего рождения. Рассказывали, что он любил повеселиться и выпить, перед обедом всегда рюмочку опрокидывал. Когда я родилась, он всех угощал спиртным и шутил, что у него родилась дочь с косой ниже попы.
Среди шестерых детей Пьера Иосифовича я была самой младшей. Папа каждого ребенка звал на свой лад: брата Ивана Геоганом, Антона Антонием, сестер Нину и Галину – Антониной и Полиной, лишь брат Андрей назывался своим именем. Все они, как говорится, вышли в люди. Антон – один из первых строителей легендарной Магнитки. Андрея перед войной призвали в армию. Потом узнали, по какому он профилю конструктор, дали от службы бронь. Он сконструировал что-то для оружия и ему присвоили звание лауреата Государственной премии, Келдыш вручал. И орденом Отечественной войны наградили. После войны Андрею предложили несколько крупных городов на жительство. Выбрал Ленинград. Часто повторял, что не может забыть кошмары разрушенного Сталинграда...
Война к Волге пришла быстро. Помню, как над городом кружили немецкие бомбардировщики. После очередной бомбежки мы выскочили из «щели» - земляной ямы типа окопа, огляделись, наш дом догорал. Народу – никого: там рука, там нога… Через двор стали переходить в другое бомбоубежище, немец как дал!.. прямое попадание бомбы в нашу щель, к счастью мы уже ее покинули. А летчик третий заход сделал, да так фуганул! Во дворе на колодах стоял мотор от трактора, так он отлетел на десятки метров и проломил крышу дома на соседней улице. Лежал он там до конца войны. Только когда освободили Сталинград, люди приехали и вытащили мотор из дома.
В тот день немцы отбомбились, а мы выскочили на улицу, поглядеть что и где произошло. Брат Иван на машине приехал. Он партработником был. Стоит и курит, и курит… Кругом пепелище, там горит, там… Кое-какие вещи забрали из дома, брат нас в кузов своего грузовика посадил. Мы ехали в море огня. Я закрылась, чтобы не видеть, тринадцать лет мне тогда было. После бомбежки у меня волос стал седой.
Брат вывез нас за город, в село Светлый Яр, а позже переправил всех за Волгу, потому как было указание властей: политработники должны эвакуироваться, всех коммунистов, если придут фашисты, повесят. На левом берегу Волги семья Ивана немного обжилась, у них землянка уже была выкопана. Брат жил с женой и шестью детьми – два сына и четыре девки… Вот и нас туда «подкинули»: маму, меня и сестру с мужем. Так и жили все в одной землянке. С питанием плохо было.
4 февраля 1943 года я устроилась работать в МТС. Сначала секретарем, потом нормировщиком, диспетчером – все одна выполняла, на трех работах за одну зарплату. В перерывах читала рабочим газеты, помогала поварихе их кормить. Рядом с нами работало много военнопленных, их лагерь был рядом с селом.
Пленные болгары, румыны – были с душой люди. Изможденные, но очень вежливые, всегда забегали вперед, чтобы открыть дверь: «Битте, битте!». А сами еле ноги волочили. Один румын мне подарил большой нагрудный крестик, ты должен помнить его, затаскал куда-то – крестик был с секретом, имел полость и закручивался винтиком. Румын говорил: «Аня, вот война кончится, я за тобой приеду! Зачем нам война? Она не нужна! Мама, папа, Аня и а-а-а… и начнем гулять!» Он говорил, что король там у них в Румынии, лет двадцати трех – Михай, ему тоже война ни хрена не нужна – он садится на свой самолет и летает себе над столицей, а кругом воюют.
Немцы были другие. И хорошие тоже были. Вот мне один немец сделал на память сундучок, он и сейчас сохранился. А вот другой немец, он попал в плен под Сталинградом, плохой был. Он говорил так: «Мало Эдик бил, надо пух-пух…больше!». Вот румыну, выходит, не нужна была война, а немцу нужна. Эдика били за это в лагере… били всех немцев, стреляли в них. Но их ведь заставляли воевать! Я одному охраннику сказала: «Митька! Если ты при мне хоть одного немца ударишь, гляди!».
В станицу Михайловскую Сталинградской области перехали в 1949 году, когда над местным руководством был устроен судебный процесс. Семь партийных и советских руководителей района отправили за решетку. Весь район разворовали, как утверждали злые языки. А в то время все воровали. После войны жили бедно, голодовали. Вот и тащили продукцию с колхозных полей и ферм. Но район сделали показательным по борьбе с хищениями, все начальство заменили, даже первого секретаря райкома судили. Твоего отца, который к этому времени окончил ВПШ, командировали из Саратова в Михайловскую и назначили председателем райисполкома.

Живой голос из прошлого…У каждого человека разная память о войне. Сохранить ее крупицы – дело не только благородное, это наша обязанность уже перед своими детьми.