Туман белой ночью. Часть1.

Сэнь Ци Юй
Сегодня опять дождь. Из моего просторного окна мне открывается вид на оживленную пекинскую улицу, и, что приятно, за моим окном все-таки есть деревья, что так редко встречаются в нашем пустынном городе. Не зря я решил снимать квартиру именно в этом районе. Уже темнеет, машины зажигают фары, гудят, а дождь все барабанит по карнизу комнаты второго этажа. Я сижу за столом и, оперевшись на одну руку, смотрю в окно. Мне не хочется включать свет. Мне нравится полумрак, оплетший меня своим холодом и спокойствием. Если я включу освещение, я снова вернусь в искусственный мир, который окружает меня повсеместно. Только не свет. Еще минуту в мире, где я могу сосредоточиться на своих мыслях. Мире, где я могу вспомнить…

***
- Эй, Ци Юй, твоя варежка? – спрашивает меня подбежавший ко мне сверстник. Он тоже первоклашка. Прошло уже две недели, а я еще не узнал никого, кроме своего класса. А он, похоже, меня знает.
- Ци Юй, ты домой? – снова спрашивает меня он. Я выхожу из транса задумчивости и отвечаю:
- Ах, да. Спасибо. Да, домой.
Беру из рук мальчика голубую с узором варежку. Я вижу, в его глазах надежда подружиться со мной. В тот момент я еще подумал, _А знаешь ли ты, сколько горя себе этим принесешь?_ , - это в глубине души, а еще я тут же захотел лишить его возможности дружить со мной, не потому, что он мне не понравился, даже наоборот, потому, что его искренность притягивала. А меня всегда тянуло воспротивиться своему собственному желанию.
Вчера ночью выпало много снега. Сейчас на белом пушке отпечаталась куча следов, мелкие снежинки падали и попадали на детские шапочки и куртки, все казалось замороженным, нереальным. Только горячий организм под покровом слоев одежды говорил о том, что я не просто ледяная статуя в синем саду, я живой человек. И мне так хочется выпить чая. Зайти в дом, опустить руки под горячую воду, пускай больно, зато так хорошо….
Это был первый день, когда я и Шэ Сянь пошли домой вместе. Это было начало долгой дружбы, которая со мной до сих пор.
Это был 1994 год.

***
Почему я вдруг вспомнил о Шэ Сяне этим дождливым вечером? Видимо, когда в будущем человек не видит надежды, его взор обращается в прошлое. Только там он может найти разгадку, понять ошибки, понять цель и смысл. Когда нам неоткуда ждать помощи и сочувствия, мы ищем их в добрых воспоминаниях. Нет, в тот день я не был в отчаянии. Ничего в тот день необычного не произошло. Просто пришло время, и я почувствовал себя не в своей тарелке в своей привычной жизни, в своем окружении. Сейчас Шэ Сянь далеко, он остался учиться в университете в нашем маленьком родном городке. Сейчас он работает в небольшой аптеке. Переписываемся по Интернету, но это, конечно, уже все равно не то. Так иногда хочется его увидеть. Как ни в чем не бывало сесть и поговорить о том – о сем…
А я не смог выдержать тесных стен, душных маленьких улиц, где все друг друга знают и норовят посплетничать. Я не хотел обычной жизни. Я уехал учиться в Пекин. Карьеры я не сделал. С третьего курса университета меня - таки выгнали за прогулы. Нет, я не был плохим учеником. Я не был хамом. Меня выгнали, я думаю, в целом и общем, за безразличие. Да, я не интересовался журналистикой совершенно. У меня вообще не было ни таланта, ни желания писать. Я просто поступил туда, куда была возможность. Я зарабатывал на жизнь, чем мог. Я мыл посуду, работал официантом, кстати, был очень популярен среди клиентуры. Охх. Я работал в газете, черт меня дернул поработать по профессии, ушел. Пытался стать музыкантом. До сих пор могу сыграть пару мелодий на гитаре. И петь-то я никогда не умел. Так, методом проб и ошибок я нашел свое призвание. От отчаяния, в день, когда меня выгнали, я сгоряча решился пойти на курсы парикмахеров. И мне понравилось. Наконец-то что-то у меня действительно получалось, а еще я познакомился там с одним из самых назойливых, но приветливых ребят из нашей компании, Шань Чжу Фэнем.

***

-Что это ты там рисуешь, Юйюй? – спрашивала мать. Я молчал.
- Боже, что это, Юйюй? Это рыба? Или танк?
- Это лохматый демон, мама.
- Что ты такое говоришь?
- У тебя совсем нет воображения, мам.
- Брось ты эту ерунду! Иди помоги бабушке, смотри, какую тяжелую кастрюлю она несет!

***
Я всегда умел хорошо рисовать. И всегда ценил красоту. Прекрасное заставляло меня забыть обо всем. Я погружался в него: музыку, картину, пейзаж… И все замирало. Дыхание становилось ровным, я просто пребывал в гармонии с собой, со всем миром. А потом возвращался обратно… У меня была богатая фантазия, и поэтому я всецело погружался в рисунок, непоколебимо верил в то, что рисую. Отца у меня не было. Наверное, поэтому мне не хватает твердости. Все-таки, мать есть мать. Я жил с матерью и бабушкой. Что и говорить, у меня отличная семья. Даже будучи иногда строгими, они всегда очень любили меня. Сейчас у меня иногда бывают приступы безумной грусти по дому, по теплу их прикосновений, их слов. Иногда я в порыве тоски сажусь на первую электричку и еду к ним. Иногда я бываю груб с ними, и мне ужасно стыдно. Это все оттого, что они меня любят.

***
Мальчик с пышной черной шевелюрой стоял ко мне спиной. Он еще не приготовился к паре и пялился куда-то в верхний угол комнаты. Потом он неожиданно повернулся ко мне. Сверкнули яркие черные глаза. Затем он одарил меня очаровательнейшей улыбкой. _Да, я абсолютно точно не ошибся, что пришел сюда_ - подумал я тогда. Он сразу же предложил мне сеть рядом, и между нами тут же завязалась прочная дружба. Такая, которая появляется изниоткуда и на всю жизнь. Как будто мы до этого всегда были знакомы. Он был игривый, но застенчивый. Странно да? Но я тоже не обычный. Но обо мне позже. Какой же он все-таки положительный. Не то, что я: вечно хожу букой и улыбаюсь, только если нужно, и почти никогда искренне. Да и то, если на моем лице улыбка, то, скорее всего, это я злорадствую. Но я не плохой человек. Иногда я плачу от снедающего меня стыда или переполняющих меня чувств любви и необъяснимой радости. Может быть, я отвратительный. Но не отчетливо плохой. Благодаря ему я стал улыбаться намного чаще. Конечно, и у него есть недостатки. Он жутко обидчивый. Как надует свои губешки, накуксится – смотреть невозможно. И жалко, и противно.