Логопсих

Логопсих Рита Волкова Повесть «Логопсих» написана в особом, неповторимом стиле. Книга представлена читателю то ли белым стихом, то ли прозой, что, в свою очередь, является визитной карточкой автора, интересной для читателя, увлекающегося необычной, несколько неформатной и авангардной литературой. Чтение данного произведения не обременительно, хоть и не является таким уж простым. Несомненный плюс автора – это лёгкая и выразительная подача произведения. У этой повести нет конкретной аудитории, прочесть её не составит труда. Чёткость художественных образов и отточенность авторского стиля помогает яснее представить и прочувствовать произведение изнутри. Любой человек, даже далекий от событий, происходящих с героями произведения, легко вольётся в их поток. Гармоничная мелодичность, схожая со стихотворной, придаёт повести некую лёгкость, похожую на слаженность хорошо исполняемой мелодии, не лишённой, в свою очередь, своего непреклонного ритма. Рита Волкова Логопсих © Волкова Р., текст, 2014 © «Геликон Плюс», оформление, 2014 От автора В его сердце тоска, а в глазах бесконечность. Он, как сорванный лист, кружил по дорогам. Он умел выбирать между жизнь и смертью. Он умел ликовать в безнадежной разрухе. Фотокарточки лгут – перекошены лица. Кто-то хочет уйти, не изгадив страницы своей собственной жизни. Кто-то хочет отмыть руки, деньги, но в этом смысла нет никакого. Небеса выбирают только самых из самых! Небеса выбирают! эл. почта [email protected] для отзывов и предложений. Предисловие Повесть «Логопсих» написана в особом, неповторимом стиле. Книга представлена читателю то ли белым стихом, то ли прозой, что, в свою очередь, является визитной карточкой автора, интересной для читателя, увлекающегося необычной, несколько неформатной и авангардной литературой. Форма подачи этого произведения сама по себе является в наше время новой, совершенно не похожей на классическую, чем, несомненно, заинтересует как искушённого читателя, так и ещё не определившегося в своих литературных вкусах. Чтение данного произведения не обременительно, хоть и не является таким уж простым. Несомненный плюс автора – это лёгкая и выразительная подача произведения. У этой повести нет конкретной аудитории, прочесть её не составит труда. Чёткость художественных образов и отточенность авторского стиля помогает яснее представить и прочувствовать произведение изнутри. Любой человек, даже далекий от событий, происходящих с героями произведения, легко вольётся в их поток. Гармоничная мелодичность, схожая со стихотворной, придаёт повести некую лёгкость, похожую на слаженность хорошо исполняемой мелодии, не лишённой, в свою очередь, своего непреклонного ритма. Эмоциональная включенность автора в повесть чётко откладывается на его умении подбирать подходящие слова и обороты, не выходящие в жаргонные выражения, оставляя произведение более прозаическим, а не заурядно популярно-бытовым. Автор рассказывает нам о судьбе человека, испытавшего на себе все тяготы войны, происходящей буквально на наших глазах. Межэтническая и религиозная вражда, актуальная и в наше время, освещена здесь достаточно хорошо. Гражданская война, которая длилась не один год, что сделало её только ёще более ожесточенной. Автор заставляет нас лишний раз задуматься о несовершенстве этого мира и, пожалуй, он прямо указывает на то, чтобы мы не совершали подобных ошибок в будущем. Герой повести – такой же заложник интриг военных командиров, как и многие, воевавшие в то время на Кавказе. Корысть, хитрость и коварство характерны здесь не только для военачальников с противоположной, вражеской стороны. Это говорит о честном и непредвзятом отношении автора к сложившейся ситуации, что не лишает его патриотизма. Он просто называет вещи своими именами. Моральная сторона повести представлена вопросами: что выбрать? Как поступить? Как не потерять себя? Герой принял для себя верное решение. Он не расплескал своей души на войне и остался человеком, который хоть и имел «шрамы на сердце», но все же продолжал жить а не опустился, как это часто случается с солдатами, побывавшими на войне. Стремление жить вопреки ударам судьбы говорит о твёрдом характере героя, которому хватило мужества пережить и войну, и предательство. Это произведение действительно стоит прочесть каждому, кто не чужд моральной стороны истории нашей страны, где социальное, бытовое и духовное всегда очень тесно связывалось в один неразрубаемый узел. Наверное, каждому читателю повесть подарит пищу для размышлений своей гипнотической подачей и откровенной реальностью.     Б. В. В хаки[1 - С хинди – пыльный (здесь и далее примечания автора).] * * * Герой художественного фильма об обороне Брестской крепости – лейтенант Плужников выходит из сырого и тёмного подземелья и на вопросы какого-то важного немецкого чина: «Фамилия? Звание? Воинская часть?» – хрипло отвечает: «Я – русский солдат»…[2 - См. фильм «Я – русский солдат» режиссёра Андрея Малюкова.] Вот такое оно было – моё первое представление о настоящем солдате. Он, измученный голодом и жаждой, безоружный и почти ослепший, выбирается из тьмы на свет, но живой, не сломленный беспощадным врагом. * * * Зимой город спит крепким беспробудным сном, словно здесь, как бойкот, объявлен «мёртвый сезон». Я добровольно ухожу, выдыхая табачный дым серыми спутанными клубками, в озон городских улиц и убедительно-любезно прошу: «Меня не провожать!» «Провожатые» страшно обижаются, но быстро смирившись, оставляют на моём левом плече горькие тёплые капли «солёного дождя». Мой дальнейший путь следует через Москву в Грозный. И было нас, таких «счастливчиков», предостаточно, чтобы неминуемо превратиться из «человека, право имеющего»[3 - См. роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание».], в пушечное мясо. И такая неудачная метаморфоза была нам – простым российским пацанам – совсем несподручно. Самое удивительное, что это не импонирующее нам крылатое выражение, которое пошло в ход ещё от самого Уильяма Шекспира, обозначающее солдатские массы обреченные на бессмысленное уничтожение. Нам, «солдатам удачи», Людям, твердо полагающимся только на госпожу Фортуну, гамлетовское «быть или не быть» больше подходило! * * * – Стреляй первым, или ты или он, третьего не дано! – назидательно повторяет товарищ военком. Утром по местному радио передают последние сводки по убитым и раненым в федеральных войсках за истекшие сутки. Они откровенно блефуют, и я чётко знаю, что число пострадавших сильно занижено. Только в сто первом полку потерь было в два раза больше! Здесь только непролазная грязь, кровь и смерть, кровь и смерть. – Я вас туда не посылал! – кричит товарищ военком, брызгая на меня «ядовитой» слюной. И мы были здесь, в Чечне, в Грозном, в Ханкале, Хасавюрте, Гудермесе, Урус-Мартане, Первомайском, безнадёжно потерянные, никому не нужные, нелюбимые дети своей страны. В голове постоянно крутится один и тот же риторический вопрос: «А кем будем мы, когда вернёмся домой?» У нас просто-напросто не хватило денег, чтобы откупиться от этой бесполезной, навязанной нам грязной политической войны, только и всего! Да, у нас богатое кровавое прошлое, сомнительное настоящее и будущее, которого просто нет! * * * Наши стреляют! Боже, ну какие идиоты, по своим же стреляют, сволочи! Выпили для храбрости и давай «жарить» боевыми снарядами наши тощие, и без того рваные зады. Да я и сам молодец! Во мне самом поёт пол-литра «Пшеничной». Ну как тут оставаться трезвым, когда того и гляди тебя убьют либо чечены, либо свои?! Ну как тут не пить горькую, когда вокруг смерть, разруха, хаос! * * * Собака седая вся, словно в строительной пыли, подбежала и тянет за рукав: «Пошли, пошли!» Я неохотно потянулся следом за ней, пригнувшись от свистящих снарядов, пролетающих над моей головой. В метрах трёхстах вижу разрушенный дом. Он сложился, будто карточный, после вчерашней ночной бомбежки. Собака начала беспокойно лаять и нетерпеливо, нервно прыгать вокруг меня, указывая на «место». Я подошёл ближе к бесформенным тлеющим развалинам и стал внимательно прислушиваться к «пещерным» звукам этого каменного хаоса. В глубине никто не кричал и не плакал. * * * «Странный сон со среды на четверг или с субботы на воскресенье, в котором вы носите белые чулки, говорит о том, что в ближайшем будущем вас свалит тяжкий недуг», – говорится в соннике болгарской провидицы Вангелии. Ходила у нас одна страшная легенда про женщин-снайперов, которые состояли в особом вражеском подразделении под кодовым названием «Белые чулки». Так живописно окрестили девушек-наёмниц, входящих в его состав, из-за цвета спортивного трико. Говорят, что это бывшие спортсменки-биатлонистки из развалившегося уже к тому времени Советского Союза. – Только никаких знаков отличия! – предупреждает главнокомандующий «Звезды» – то нам чеченские снайперы здесь не разрешают носить! Первыми офицеров «снимают»! Только по возрасту да по густой щетине мы их и различаем в этой кровавой сваре. Высшее же начальство в основном занималось «симбурдой» – симуляцией бурной деятельности, щеголяя в боевой экипировке – «снаряге». Снайперы стреляют дважды, максимум четыре раза. Итак, сначала стрелок «хитрит» – бьёт по ногам. Снайперши же поступают ещё жёстче – они стреляют по самому уязвимому – в пах. Боец резко падает на землю, вопя от острой нестерпимой боли. К нему на подмогу спешит его боевой товарищ, пытаясь убрать раненого с линии огня. И тут коварный снайпер принимается и за него. Он играет с человеческими жизнями, как большой сытый кот с мышами в деревенском амбаре, выжидая, пока кто-то ещё бросится на помощь. Раненые бойцы орут, отборно матерясь. От криков закладывает уши, а остальные неподвижно сидят в своём укрытии и прекрасно понимают, что тем ребятам уже ничем не помочь. Снайпер довершает «чёрное дело», подписывая обоим несчастным неумолимый приговор. * * * И попадаем мы с моим товарищем в такую же жуткую передрягу. Я отчаянно стараюсь нащупать правой рукой на своей липкой от крови груди заветный медальон – ангела-хранителя из чернёного серебра. В мои непослушные руки вместо кулона норовит попасться армейский жетон. Горячий кусок металла обжигает холодные бескровные пальцы, я с силой тяну за гайтан, так заботливо завязанный моей матушкой, а из груди вырывается какой-то звериный крик, и, словно ночным артобстрелом, накрывает боль мучительно-пронзительная! – Отправь его ей, слышишь! – протягиваю я кулон моему товарищу окровавленными руками, – Все адреса найдёшь на почтовых конвертах! Эй, ты меня понимаешь?! – ору я не своим голосом. Севка только блаженно улыбается, энергично кивая в ответ. – Да тебя контузило, братец, не слышишь ты ни хера. Чёрт ты полосатый! – злобно негодую я. Как позже выяснилось, мой товарищ со страху накачался промедолом, аккуратно вытащив его из моей личной аптечки, и, наскоро попрощавшись, уже отправил меня на небеса к прадедам. Но очередного финального выстрела не последовало – то ли винтовку неожиданно заклинило, то ли наши успели вычислить стрелка и скоренько хлопнуть. Не дождётесь! – насмешливо кричу я, а эхо эффектно разлетается по высоким заснеженным горам. * * * Ребята из мотострелкового наскоро оказали мне ПМП – посильную медицинскую помощь: ловко вкололи промедол, обработали медицинским спиртом края жутковатой раны, зияющей красно-чёрной дырой, предварительно употребив его внутрь. Они, не мешкая, разорвали новенький тельник на широкие бинты. К моему солдатскому счастью, ранение было не опасным, пуля прошла навылет «нежно», не задев ни одного жизненно важного органа. Пацаны аккуратно отволокли моё тело на брезентовых носилках в частный сектор, где было относительно спокойно и тихо. Уже смеркалось, когда санитар Воронов пришёл меня «штопать», хладнокровно вынося свой неизменный вердикт: «Жить будешь, коли не помрёшь!» * * * Ощущение утра, что конец, что вот он, что смерть за мной приходила! И рядилась она, то в чёрное, то в белое, то в серо-малиновый цвет! И в лоб меня целовала, и скалилась беззубым ртом! А та, которую я так нежно любил (а любил ли?), предлагала мне водки и рулетку русскую непременно, где поцелуй – промах, а цель – взмах руки, где на каждом пальце вместо колец – «прощай». * * * В освещенную солнцем, медово-янтарную комнату бесцеремонно врывается вихрь сепии фотокарточек – это мои воспоминания о том, о чём следует молчать, о том, из-за чего можно загреметь в психушку, причём на длительный срок! Видение первое «Я русский офицер. Боже, царя храни, Боже, храни мою семью, мою жену и меня! Страной правит «красный сатана». Он упивается властью и кровью. Пароходы идут за границу, эмигранты, как перелётные птицы, нет ни Родины, ни флагов!» – вспоминаю я записи из своего личного дневника. Завтра я буду предан суду и приговорен к высшей мере наказания – к расстрелу. Всего лишь за то, что я верой и правдой служил моему Отечеству! Заалеет белый китель, сорванные эполеты втопчут в грязь ногами в тяжёлых кирзовых сапогах! Но сердце бредит поцелуями, объятьями. Христово распятие сжато до боли в ладони. Видение второе Огонь облизывает в камине дрова. Я сижу в задумчивости в креслах, возле моих ног сыто дремлет моя собака – борзая по кличке Виль. Я зову её на русский манер Филькой. Рыжеволосая женщина с нежной, молочного цвета кожей играет на фортепиано короткие пьесы, но я не вижу её лица. Боже, я не вижу её лица, у меня не получается его рассмотреть! Видение третье Маленький стеклянный флакончик духов скользнул мимо кармашка дамской сумочки, упал и покатился по мостовой к моим оторопевшим ногам Девушка настолько была увлечена разговором, что не заметила этой мелкой пропажи. Я осторожно присел на корточки, чтобы поднять флакон и вернуть его прекрасной владелице, но не успел. Две тёмные фигуры уже скрылись в сумраке летнего вечера. Я был немного раздосадован неслучившимся знакомством и машинально убрал руку в карман и побрел восвояси. Пара капель ароматной эссенции упали на шёлковый носовой платок. Так пахли райские яблочки. Яблоки в эдемском саду. Это было начало грехопадения. Видение четвёртое Она включила виниловую пластинку. Та, приглушенно хрипя и потрескивая, выдала наконец что-то вроде Астора Пьяццоллы, Luna Caliente. Горячая волна подкатила к горлу. Она, как невидимые оковы сбросив с себя платье, осталась в струящейся по телу шёлковой комбинации. При магическом свете луны её кожа казалась неестественно бледной. Она была словно сделана из белого фарфора, изящного и тонкого. В этот момент я, кажется, понял, почему император выбрал себе в любовницы балерину… Видение пятое Он любил «картошку в шинели» и женщин от Chanel (№ 5, № 7, в арифметической прогрессии). Корона империи – в кровь красная шпинель. Адмиралтейский шпиль в небе шпилькой в волосах девы, но странное дело – где эта дева теперь?! В жизни тоже бывают пробелы, у тех, кто отличает зёрна от плевел! * * * В Маяковского игры: куплю фарфоровый Glock[4 - Имеется в виду пистолет Glock 17 австрийской фирмы Glock.], пущу пулю в висок. Тонкой струйкой наискосок Бордо потечёт по «главному» блюду. Не услышу крик той, что на ужин придёт. Лилечка – Лялечка – Милочка – Ниночка – Кирочка – курочка – служанка, в конце концов! * * * Я лежал, раненный, на травяной подстилке, в сарае для скота и, казалось, бредил! Позже я прочитал в каком-то научно-популярном журнале, что такое бывает, что это воспоминания о моих прошлых жизнях, которые спонтанно возникают, когда человек находится на грани жизни и смерти. * * * Днём была нестерпимая жара, и мне без конца хотелось пить, а ночью – холод, который основательно пробирал до самых костей. Черноокая худая женщина безмолвно приносила мне воды и лепёшек на вонючем козьем молоке. Однажды ночью ко мне прибежала мышь. Обыкновенная серая мышь, которая благополучно живёт в старых хозяйственных сараях. Она стала ловко собирать хлебные крошки с дубового настила. Почти каждый день наведывался мой товарищ с хрупкой ампулой пенициллина в грязном кармане цвета «американского рубля» – значит, виделся с санитаром Вороновым, значит, «тяжелых» больше нет! И служебная машина в близлежащую санитарную часть ради меня одного, естественно, не поедет! Зачем же лишний раз мельтешить перед глазами у дудаевцев, к тому же с «грузом триста»?! – Здорово, брат! – криво ухмыляется мой «непутёвый ангел». – Тут Воронов лекарство эффективное тебе передал! – размахивает товарищ трёхкубовым шприцем и тянет руки к своему нагрудному карману. – Ты прикинь, полевой госпиталь чечены вырезали! – обязательно делится Севка последними новостями. – А как так? Разве такое может быть? – удивляюсь я безжалостной кровожадности. – Там же раненые! * * * Стрижи расстрижены в монахи в пух и прах. Стрижи расстреляны, рубахи красны. Расстреляны, расстелены на снегу. Кречет Гаврош – известный персонаж романа «Отверженные» Виктора Гюго. Он храбрый. Он отзывчивый. В нём бурлит жизнь, но он трагически погибает на парижских баррикадах. Я так не хочу! Все его зовут просто – Кречет. На нём нет никаких знаков отличий, но все от мала до велика, по количеству звёздочек на погонах, его уважают и беспрекословно выполняют его приказы – Гаврош, скажи мне, – обращается ко мне мужчина средних лет, седой, как лунь, на посиделках за банальной бутылкой водки, – какая она, твоя война? – Усталая! – оторопев, произношу я и, выдохнув, добавляю: – Везде смерть липкая и зловонная! Вот она мне где уже, эта война! – стучу я ребром раскрытой ладони по горлу. – Не делай так никогда, слышишь! Так просят о помощи глухонемые, когда идут ко дну! – умоляюще произносит Кречет. – Мы! Мы же идём ко дну! Тихо и молча идём ко дну! – кричу я, словно слабослышащий глухонемому. Нас быстро смаривает от пол-литра, и мы пусть и тревожно, но засыпаем на бетонном холодном полу раздолбанной пятиэтажки. – Хеликоптер найн! Найн хеликоптер! – кричит во сне товарищ полковник. Да, вертолёт за нами не прилетит ни сегодня, ни завтра. * * * Не ищи меня средь заросших могил, освещённых луной. Завернули в рубаху прах чужой земли. Замесили кисель на крови. Лови губами, слов на ветер не кидал! Лицо умоет дождь – как долго я тебя искал! А фонари жгут небо до зари, а небо не прощает нам долги. Немая сцена: встретились глаза, а в небе вертолётик-стрекоза летит, не знает, что разобьётся. А в воздухе повисла тишина, повисла и рассекла мечом. Из светлых глаз твоих слеза упала искрой на плечо, а в небе вертолётик-стрекоза, рисуя мертвую петлю, рискует. Теперь он знает, что не вернётся… * * * Кречет беспрестанно курит американские сигареты с «верблюдом» – смесь терпкого турецкого и мягкого вирджинского табака. Полковник всегда показывает мне забавные фокусы с сигаретной пачкой: – Гаврош, скажи мне, дружочек, сколько пирамид здесь изображено? Я усердно считаю, а потом он находит гораздо большее количество «треугольников» в этой нарисованной жёлтой пустыне, чем называл я! Мне становится обидно как-то совсем по-детски, я же не дурак! * * * Мы встретились с Кречетом уже на Большой земле, когда я был в Подмосковье по одному, не очень значительному, делу. Предо мной неожиданно предстал совсем дряхлый старик, с нетвёрдой тяжёлой походкой и заметно трясущимися руками, но гладко выбритый и добротно одетый. Он приветливо протягивает мне сигареты – своего неизменного «верблюда». Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/rita-volkova/logopsih/?lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 С хинди – пыльный (здесь и далее примечания автора). 2 См. фильм «Я – русский солдат» режиссёра Андрея Малюкова. 3 См. роман Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». 4 Имеется в виду пистолет Glock 17 австрийской фирмы Glock.