Брызги платины. Книга вторая

Брызги платины. Книга вторая Elian Julz Продолжение истории «Девушки с медовыми глазами». Лия, девушка с устаревшими в XXI веке моральными принципами, приходит в жуткий разлад с самой собой после встречи с новым одноклассником Тимом. Чтобы заполучить любовь парня, она опутывает себя рискованной клятвой перед Высшей силой. И добивается своего. После выпускного вечера девушка окончательно теряет голову и бесповоротно меняет планы на жизнь – отказывается ради любви от выбранной специальности и поступает на один факультет с Тимом. Но если мечта сбылась, почему девушку продолжают преследовать тревожные сны? Поймёт ли Лия посылаемые ей знаки? Кто её спасёт из уз заключённой сделки? Тайно влюблённый друг детства, новый знакомый? Тим, виновник клятвы? Или только сам Всевышний? А может быть, краска для волос? Опять. Не дай Бог некоторым мечтам сбыться. Elian Julz Брызги платины. Книга вторая Часть вторая «Перестаньте носить дугу в том месте, где у вас должен быть позвоночник». Элизабет Гилберт Не дай Вам Бог оказаться вблизи, когда плавится платина. Тысяча семьсот шестьдесят восемь градусов по Цельсию не оставят ни единого шанса на жизнь. Редкий металл, добывая который, нужно спуститься почти в ад и устроить там настоящий взрыв. Её раздробили и стерли в порошок. Но самое интересное впереди, ведь не для того эту мадам достали из-под земли. У Ювелира на неё большие планы. И они несколько отличаются от её собственных. Инертная платина не вступает в связь с другими элементами. Почти. Оттого и цена высока. Вывести из твёрдого состояния сложно – температура плавления выше многих металлов. Кто решится довести до кипения платину? Ведь никто не в силах выдержать её раскалённые брызги. А был ли ангел? «Имейте мужество жить. Умереть-то любой может». Из фильма «Трасса 60» Лика Давящая боль и резь в глазах не позволяют их открыть полностью. Свет кажется слишком ярким, а картинка – мутной. Я выжила после этой сумасшедшей ночи? От увиденных образов всё ещё пробегает мороз по коже. Наплыв воспоминаний вызывает бесконтрольные плач и дрожь во всем теле. Слышу какое-то движение за спиной и оборачиваюсь. Шорох слишком громкий для такого простого действия. В кресле напротив моего неразложенного дивана сидит измученный Эрик, снял очки и потирает переносицу. Поверх полупрозрачных занавесок висит покрывало, хотя бы отчасти скрадывая невыносимый режущий свет. – О, ты проснулась, – говорит Эрик, но, увидев мои слезы, подскакивает и становится на колени у моего лежбища. – Ну-ну, не плачь, пожалуйста. Всё хорошо. Всё уже позади. Напугала меня до смерти. Не могу даже говорить о тех жутких видениях, которые больше всего на свете хочется обнулить в памяти. – Ну-ка, дай посмотреть на твои зрачки. Так, сколько у нас прошло времени? – Он смотрит на циферблат своих спортивных часов. – Почти шестнадцать часов с моего приезда. Тебя сейчас должно уже отпустить, чего бы там не наглоталась. Ну и перепугала вчера своим звонком. Не думал, что ты увлекаешься чем-то тяжелее сгущёнки. Эрик? Серьезно? Что он здесь делает? Хотя безумно благодарна за его присутствие. – Это, наверное, смешной вопрос, но у меня только какие-то огрызки из воспоминаний. И не могу отличить, что было в реальности, а что только привиделось. Как ты сюда попал? – Такому фонарному столбу, как я, раз плюнуть перемахнуть через забор. А входную дверь в дом ты не заперла. И вот он я. – Пожимает плечами. – Так, ладушки, тебе надо как следует поесть. Лежи, а я приготовлю завтрак. Хотя это уже, скорее, обед. – Нет, пожалуйста, не оставляй меня одну. Мне очень страшно. – Ты как? Сможешь встать? Тогда пойдем на кухню вместе. Я киваю. Говорить совсем не хочется, потому что почти глотаю слезы, от слов они хлынут, как прорыв плотины. На мне вчерашнее небесно-голубое платье, жутко измятое. Ноги без колготок. Интересно, я сама их сняла, или это сделал Эрик? Припоминаю, как мое тело обтирали прохладным мокрым полотенцем, чтобы сбить жар. При подъеме с дивана в глазах резко темнеет, но Эрик, предусмотрительно находится рядом и подхватывает под локоть. Он провожает в ванную и ждет снаружи. Ну и видок: какие-то совершенно бешеные глаза с размазанными тенями и подводкой, оставившей на щеках черные разводы, и мертвенно-бледный цвет лица с серым отливом. Переодеваюсь в отцовский банный темно-зелёный пушистый халат. – Прости, я не шеф-повар с тремя звездами Мишлен, поэтому накормлю тебя омлетом и сосисками, если не возражаешь. Чай или кофе? В идеале, чтобы выгнать быстрее эту дрянь из организма, надо больше пить воды. – Спасибо, но я буду кофе с молоком. – Кстати, где твои родители? Нет, я, конечно, ничего не имею против, что ты обратилась ко мне за помощью. Это о многом говорит. Но всё же? – Они уехали с малышами на озеро с ночёвкой. Вернутся только к вечеру. Потому и решилась вчера на такой отчаянный поступок. – Так хотела свести счеты с жизнью? Я даже не догадывался, что у тебя серьезные проблемы. Ты казалась такой беззаботной и веселой. Вот так видишь человека каждое воскресенье, болтаешь о всякой ерунде, а потом хоп, и узнаешь, что он покончил с собой. Что случилось? Или не хочешь об этом говорить со мной? – Прости, пожалуйста, я пока не готова. Слишком всё ярко в голове. – Знаешь, когда мне было пятнадцать, я тоже наглотался таблеток. Лика, никто такого не заслуживает. И самое страшное, что это не конец. Ты же понимаешь, о чём я? Когда тебя не станет, да, этот парень будет горевать и даже плакать, но вернуть тебя не сможет. Потому боль постепенно пройдет, притупится, а после и вовсе найдется другая девушка, с которой он забудет тебя. Да, забудет. Человек готов простить себе всё и оправдать со временем. И родители будут вынуждены жить дальше: праздновать дни рождения подрастающих малышей, танцевать на их свадьбах, выезжать за город. Только тебя там не будет. Ты будешь мучиться от нестерпимого пламени, которое никогда не предназначалось любимой дочери. Но ты пошла бы в него добровольно. – А какая у тебя была причина в пятнадцать лет? – спрашиваю Эрика, отпивая кофе, и чувствую, как меня клонит в сон. – Я учился в отвратительной школе, где утром ты приходил в новых кроссовках, а в обед выходил босиком. Тебе запросто могли заехать камнем по башке, а о честной мужской схватке даже не слышали. Старшего брата, как видишь, у меня нет, единственный ребенок в семье. Родителям жаловаться считалось стрёмным. Всё становилось только хуже. Те, кто чинили террор, после окончания школы дурно закончили: один умер от передоза, второй отсиживает срок, а третий превратился в аморфную субстанцию, слоняющуюся по дворам. Я перерос этот период жизни, а в студенческие годы познакомился с Богом. Жаль, ничего о Нём не знал в школе. Но ты-то верующая почти с пеленок. Как угораздило на такое? Боюсь, что откровенный рассказ окончательно уронит моё достоинство в глазах Эрика. Не хочу этого. – Ты звала кого-то на рассвете. Кажется, Тима. – Прости, что пришлось дежурить со мной. – Тебя накрыл делирий. Знаю, какая это стрёмная штука, особенно если ему предшествовали какие-то напряженные ситуации. Было жутко от того, что не знал, сколько таблеток и что конкретно ты выпила. Не был готов к тому, чтобы ты умерла прямо на моих руках. К тому никогда нельзя подготовиться. Так, всё, пора баиньки. Если не возражаешь, я посижу рядом до приезда твоих родителей. А то, может, у тебя ещё упаковка завалялась. – Ты им расскажешь? – смотрю на Эрика умоляющим взглядом. – По-хорошему, правильнее будет рассказать. Но боюсь, как бы ты потом ещё хуже чего не учудила. Промолчу, только если поклянешься оставить попытки не добежать до финиша. Договорились? – Клянусь. Поверь, тот ужас, который я пережила, повторять никогда не захочется. А что скажем папе о твоем приезде сюда? – Скажем, что чинил твой компьютер. Разбужу тебя через пару часов, и будем невинно пить чай, когда в дверь войдут родители. Договорились? Закрывай глаза и ничего не бойся. Буду оберегать твой сон. Обещаю. – Хорошо, что ты с бородой. А иначе отросшая щетина сдала бы нас с потрохами, – наконец, нахожу в себе силы пошутить. Тим Разлепляю опухшие веки. За окном темно. Ещё темно или уже темно? Ага, восемь вечера. Чёрт, что с руками? Ладони ободраны до мяса. Я тормозил ими по асфальту? И как теперь этим убожеством играть на гитаре? Воды, срочно воды. Во рту долбанная пустыня Гоби. А можно потише греметь кастрюлями, а? Насколько нормально хотеть избавиться от своей головы? Хорошо же оторвались вчера в клубе, если последнее, что помню, как встретил рыжую девчонку из соседнего дома на танцполе. Когда болит голова, дурацким мыслям нет в ней места. Мне это нравится. – Ти-и-им, один пропущенный от Лики, – кричит мама из кухни, услышав, что я плетусь в туалет. Где у этой безумной женщины кнопка с громкостью? – Ага, – пытаюсь отделаться чем-то, что не требует умственных усилий. – О, а вот и звезда вчерашней ночи. Ну ты и отжигал, братишка. Нас не просто в тот клуб бесплатно пустят, а ещё и приплачивать будут за твои танцы. Ты вчера будто с цепи сорвался. С Ликой что ли поссорился? – Алекс выглядит и говорит так бодро, словно мы провели ночь в разных местах. Неужели так сложно всем заглохнуть. Прикладываю теплую кружку с чаем к переносице – так голова болит чуточку меньше. – Ты что не собираешься ей перезвонить? – не успокаивается наша домашняя сваха, когда в одних трусах и с грязной башкой медленно и с минимальной тряской укладываюсь на диван. – Не-а. Если так хочет, пусть сама на ней женится. Я – пас. – Алекс, с кем я вчера уехал домой? Папа одобряет «Женщина сама выбирает мужчину, который ее выбирает». Поль Жеральди Лика Я замираю от звука поворачивающейся дверной ручки в прихожей. Реакцию отца невозможно предсказать. Стоило им меня оставить на сутки с небольшим, и вот сижу дома с парнем наедине. Можно всё, что угодно, подумать. В детстве мама и подруг-то мне не разрешала приводить в гости в отсутствие родителей. Вся надежда на Эрика, что он сможет вытянуть эту ситуацию за счет сложившегося имиджа порядочного и взрослого человека. – Здравствуйте. – Привет. Не знал, что у нас будут гости, Лия, – полетел первый снаряд. – Да вот заскочил ненадолго. Лия сказала, что её компьютер накрылся, а завтра сдавать рубежку. По правде говоря, эта машина такая допотопная. Совсем не тянет. Надо бы что-то получше присмотреть. Могу подсказать, если понадобится помощь. Что же за IT-шник ты, Лия? Прям сапожник без сапог. – Эрик пытается обернуть разговор в шутку. – Я же программист, а не железячник. Эти типы учатся совсем в другой группе и будут потом носиться взмыленными со своими проводами и железом с этажа на этаж офисов, пока я буду попивать капучино и писать программный код, – подыгрываю Эрику, создавая у отца впечатление непринужденной безобидной беседы двух знакомых людей. У самой же взмокли ладони. – Эрик, да я до сих пор в шоке от того, что она выбрала себе такую мужскую профессию. Так, лично я с дороги голодный, как волк. Лия, налей-ка борща. И ржаного хлеба побольше. С чесночком. Ух! – Значит, настроение у папы не испортилось от увиденного. – Ты будешь? – спрашивает он у парня. – С Вами за компанию, пожалуй, не откажусь. Опустошив свою тарелку, отец собирает пальцем хлебные крошки со стола и стряхивает их обратно в соломенную корзинку. – Вот знаете, наблюдаю эту привычку за всеми семейными мужчинами, – говорит Эрик с доброй улыбкой, показывая на папины неосознанные действия. – Мне тоже уже пора осваивать этот навык. – Я тебя могу ещё одному научить. – Смеется отец. – Собирать свои лягушачьи шкурки перед сном, если не хочешь их потерять навсегда. Эти женщины страшно злятся от вида разбросанных вещей и назло прячут их куда-то в свои закутки. А когда не можешь найти, они, как фокусники, вытаскивают это прямо перед твоим носом с полки, на которую ты уставился. Что это сейчас было? Папе нравится Эрик? – Спасибо огромное. Самый вкусный борщ в моей жизни, особенно, учитывая, что питаюсь в основном макаронами с сосисками. – Эрик благодарно смотрит на мою маму. – Вообще-то, борщ готовила Лика. Я к кухне не притрагиваюсь уже пять лет. Только по праздникам и иногда ради забавы. – Ну, тогда спасибо за Вашу дочь, которая приготовила такой вкусный борщ. Вот же лис, Эрик. Умён. – Мне пора бежать. И так припозднился, а Вам отдых нужен после дороги. – Я с тобой. Мне в магазин по пути. Пап, можешь дать денег на краску для волос? Корни отросли уже. – Эрик, а вот и совет номер три: копи деньги, парень. Красота девчонок дорого обходится. Особенно если их дома целых три. *** Смотрю, как в раковину стекает синеватая жидкость с головы вместе с рассуждениями Тима о рыжеволосых рабынях. Знаю, что тот цвет волос нравился ему. Но настало время делать то, что нравится мне. И отныне никакого сна на бигудях. Лежа в постели, слышу, как стучат по трубе снизу. Родителям надоело бегать со второго на первый этаж по каждому звонку, поэтому у нас наверху появился радиотелефон. Стук по чугунной батарее – позывной для того, чтобы я взяла трубку. Мне звонят. Только от наличия двух аппаратов в доме вероятность прослушки разговора родителями не уменьшилась. – И снова здравствуйте, девушка. Я просто смеюсь в ответ. – Как ты? Завтра останешься дома отлежаться? – уже серьезным голосом говорит Эрик. – Нет, надо на занятия. Вот решила лечь пораньше сегодня. Но всё ещё боюсь гасить свет. Перед глазами вчерашние жуткие картинки. – Понимаю. Если не возражаешь, завтра провожу тебя на занятия. Просто хочу быть уверен, что ты до конца пришла в себя. По рукам? – По рукам. А что это играет на заднем фоне? – Нравится? – Да. – Это новая музыкальная вещица. Люблю такое перед сном. Enya, "May it be". Тебе правда нравится? Или из вежливости спросила? – Да… просто это так… как бы сказать… Ты не специально для меня включил? – Думала, что бородатые дизайнеры, гоняющие на великах, слушают тяжеляк с жуткими хрипами и звуками разбивающихся в щепки электрогитар? – шутит Эрик. – Ты читаешь мои мысли? – Всё, давай не болтай. Закрывай глаза… Читала «Трёх товарищей»? Хорошая история. Я тебе расскажу. Жила-была девушка по имени Патриция. Друзья называли её Пат. Она любила красивые платья, как и ты. Любимым было серебристое. А ещё ей нравились ночные прогулки. В одну из таких Пат встретила Робби, который был значительно старше её. Они вместе пережили события, сделавшие его взрослее своих 30 лет. Мужчина работал в автомастерской с друзьями. У них был свой кабриолет. Ночная поездка свела незнакомцев – Робби влюбился без памяти в юную красотку… «Спи, Лия», – меня сопровождает мужской шепот, пока бегу по дорожке в горы. Тело такое невесомое, что босые ноги несут с невероятной скоростью мимо цветущей душицы. Вот бы нарвать её к чаю. Кончики пальцев ступней отталкиваются от земли, и я поднимаюсь в воздух так легко и естественно, будто люди созданы для полета. Тим Подхожу к гаражу Домового. Таким погонялом он обязан одному случаю. Пару лет назад после ночи у костра на даче мы дрыхли до обеда с пацанами в доме, когда услышали шорохи и шаги. Спали в одной комнате. И все были на месте. Вроде. Спросонья и всё ещё под действием ночных страшных историй Рыжий как закричит: «Домовой». И в этот самый момент в комнату вваливается Дрон. Так и осталось прозвище за ним. Да и внешнее сходство с домовым поразительное. У Дрона, с тыквой вместо башки, длинные пшенично-русые дреды до самых лопаток. Как с таким причесоном голову-то мыть? Массивные бицухи в бессменной майке-алкоголичке обвиты черными сочными татухами в стиле трайбл, а из его гаража через колонку орет Eminem «White America». В углу у стены стоит новенькая электрогитара Yamaha Pacifica. Ради неё я здесь. Это, конечно, не Fender Original Stratocaster за двести кусков рублей, но вполне достойная. Мать у Дрона крутая баба, пробивная карьеристка. Всё время в каких-то деловых поездках. Потому у Домового есть всё, о чем можно мечтать в девятнадцать лет, включая байк и дорогой инструмент, на котором он и играть-то, в отличие от меня, пока не умеет. Какой это кайф, зажав пальцами медиатор, заставлять гитару стонать от удовольствия, извлекая из неё скретчи. А-а-ай, блин, больно-то как! Зараза! Содранные ладони всё портят. – Чёт вид дерьмовый у тебя, бро. Может пыхнем? Что такой напряженный? – А у тебя есть? Смотрю, предплечье обросло обратно кожей? Меня до сих пор передергивает от той истории. Домовой посадил за руль своего мотика друга. Добродушный все-таки он чувак. Тот, судя по всему, не профи, резко вильнул при встрече с тачкой, и байк накренился на бок. Домовой рефлекторно выставил локоть, прошаркал им на скорости по асфальту. Косуха его, конечно, не спасла. Домовой рассказывал мне, как выл, словно раненный зверь, в поисках хотя бы одного трезвого травматолога в больнице в час ночи. Я бы после этого, наверное, не сел за руль этого убийцы, а он хоть бы хны. – А хочешь прокатиться? Давай. Хоть разочек прокачу. От сочетания травы и сумасшедшей скорости в голове такая поразительная легкость. Мы смеемся, как два идиота. Кажется, вся кровь от мозгов утекла в мышцы пресса от страха, так летит по дороге этот ненормальный. Но мне нравится новое чувство. Лика – Яблочный сок? Глазированный сырок? Не ела поди ничего? – спрашивает Эрик, протягивая мне в такси из своего рюкзака красочные упаковки с едой. Киваю. Вся еда, да и сам воздух, отдают запахом дыма с того самого момента, как очнулась после димедроловой интоксикации. Но никто, кроме меня, его не чувствует. – Так и знал. Ай-ай-ай. Кто же идет без глюкозы на занятия, студент? Почему он так старается быть хорошим? Или Эрик действительно такой? Ага, как же, все они вначале милые. И как он, такой взрослый, уже прям мужчина, захотел возиться со мной? С ним чувствую себя мелкой и… глуповатой что ли. Привыкла быть везде лучшей, хорошо разбираться в предмете разговора и быть на равных с собеседником. Но отчего-то с Эриком это не выходит. Пытаюсь продемонстрировать ему свою независимость, сама не знаю почему. Хочется казаться старше и серьезнее, чем есть на самом деле. Ага, и потому сейчас он чуть ли не с рук кормит тебя завтраком. Взрослая и независимая. Тим Гулянки гулянками, а учебу никто не отменял. Вот же фигня, придется сейчас пройти мимо этой перфекционистки Алисы с осуждающим взглядом, брошенным в мою сторону. – … присмотри, пожалуйста. Но это строго между нами. Хорошо? – вполголоса о чем-то просит Алису бородатый тип. У чувака такое знакомое лицо. Но он точно не из студентов и не препод. Где же я его видел? – Алиса. – Киваю головой своей одногруппнице. Такое приветствие с поклоном уже стало нашей традицией, несмотря на разрыв с Ликой. – Тим, – отвечает Алиса, и вызывает рывок головы её собеседника в мою сторону. Что это с ним? Или, может, мы реально знакомы? Ладно, пофиг. Поднимаюсь на второй этаж корпуса и улавливаю яблоневый шлейф в коридоре, но Лику здесь не обнаруживаю, в панике бегая глазами. У окна, спиной ко мне, стоит только какая-то блондинка с серебристым отливом в черном платье. Кроме неё и меня, в холле ни души. Где же Лика? Ни за что не спутаю её аромат ни с одним другим. Хороший план «Всё, что меня не убило, очень сильно пожалеет об этом, потому что теперь моя очередь». С просторов интернета Тим «Бро, такие, как она не в моем вкусе, не люблю высоких. Сам знаешь. И вообще, девушка моего друга – для меня мужик. Но, блин, сейчас она прям очень горячо выглядит. Только не убивай меня. Долго она одна не будет. Но из-за таких влипают в то, что хочется отложить лет на пять по меньшей мере. Свадьба. Тебе оно надо? Попомни мои слова», – говорит Домовой, прилипнув глазами к фигуре удаляющейся Лики под руку с Алисой. Мы ещё вчера договорились с Дроном встретиться возле универа, чтобы повторить вчерашнюю поездку и после выпустить пар в какой-нибудь стрелялке в интернет-кафе возле дома. Сам сегодня прифигел и не сразу узнал её, когда Лика вошла в аудиторию перед началом первой пары. Что это? Лика теперь блондинка? Она больше не хочет мне нравится? Или хочет казаться наивной дурочкой, о которых придумано так много анекдотов. Но все стереотипы о светловолосых полетели к черту, стоило ей открыть рот у доски. Лика обладает тем поразительным и редким сочетанием красоты и ума, которое заставляет преподов растягивать губы в чеширской улыбке. Кажется, я сосчитал все видимые родинки на ее теле, пока она с беспристрастным лицом ублажала математика своими познаниями предмета. Лика не взглянула в мою сторону ни разу. Прошло всего два дня с нашего последнего разговора, а я ощущаю, что непреодолимая пропасть между нами глубже каньона Котауаси в Перу. Интересно, чем она занималась на выходных? Думала ли обо мне? Лика Вечером слышу в трубке жизнерадостный и звонкий, как мелодия ксилофона, голос Нелли. Если бы эта девушка была музыкой, то непременно произведением Баха "Шутка", под которое хочется кружиться. Мы никогда не были близкими подругами, поэтому звонок Нелли меня удивил. Раньше, до того, как папа запретил встречаться с Данелем, я ходила на вечерние молодёжные служения в церкви. Летом часто виделись с Нелли в общей компании, ездили на озеро и играли в баскетбол. Какое это было беззаботное время. И как всё стало сложно теперь в моей жизни. Совсем перестала дурачиться и веселиться. – Лика, мы с ребятами в субботу вечером собираемся в роликовом клубе. Приходи. Так давно не виделись. Помнишь, как раньше было здорово? Потом ты куда-то пропала без объяснений и стала появляться в церкви только по утрам. Тебя кто-то из наших обидел? – Нет, нет, что ты. Не уверена, что отец отпустит. Во сколько? – Некоторые работают по субботам, поэтому сбор в половине восьмого. Но кто-нибудь из братьев тебя потом обязательно проводит. Я договорюсь. Обещаю. Мне неловко от того, что многих давно не видела. Буду стесняться, наверное. С другой стороны, не помешает отвлечься от гнетущих видений и мыслей. Как в той новозаветной притче, если злого духа прогнали, дом чист, но остается пуст, то поработитель обязательно вернётся, а ещё и прихватит семь злейших "дружков" с собой. Не заполню душевную дыру, навязчивые мысли о Тиме завладеют сознанием и опять приведут к последней черте. – Если родители дадут добро, то я с удовольствием. Эрик на этой неделе больше не звонил. Наверное, убедился, что я в полном порядке. Жизнь постепенно возвращается в привычное русло, не считая моих странностей с обонянием. По-прежнему преследует запах дыма. Перестала говорить с Богом. Не поборола стыд за прикосновения Тима к моему телу. Так и молчим с Ним. *** Никогда не была раньше в роликовом клубе. Внутри играют самые новые музыкальные хиты, картинка в зале моргает от вспышек стробоскопа, а на стенах пляшут разноцветные неоновые круги. Я вовремя. Большинство ребят только переобуваются, а те, кто готов, прихлебывают голубую газировку за мини-стойкой. Здесь абсолютно безопасно – алкоголь под запретом, как и курение в помещении. Можно сказать, почти детское место. От радостных искренних улыбок, адресованных мне, убеждаюсь, что приняла правильное решение, согласившись присоединиться сегодня к своей старой компании. Девчонки меня обнимают и с восхищением разглядывают серебристо-белые прямые волосы. Ощущение жжения на затылке побуждает меня обернуться. Позади на расстоянии двух метров Эрик, не сводя с меня своих карих глаз, обрамлённых стильными очками в роговой оправе, беседует с Данелем. Он говорит что-то своему собеседнику, а затем оба парня приветственно машут мне руками и добродушно улыбаются. Очень надеюсь, что никто, кроме Эрика, больше не знает о моей провальной попытке суицида. Забавно, что ребята считают меня старше своих лет. Когда два года назад впервые поехала помощницей в церковный кемпинг, организаторы были уверены, что мне больше восемнадцати. Вот же шок был, когда уже на месте оказалось, что я несовершеннолетняя и не могу нести ответственность за отдыхающих детей. Кататься на роликах не разучилась. Не очень-то хотелось падать на глазах у всех. Папа подарил роликовые коньки на Новый год, когда мне было одиннадцать. Не могла дождаться лета и каталась в них по дому. А весной мы с мамой по очереди гоняли на стадионе возле школы, несмотря на её четвёртый месяц беременности. Через год я сломала ногу, грохнувшись на всей скорости. И больше на ролики не вставала. Особую легкость сегодняшнему вечеру придаёт не только веселое катание под музыку, но и отсутствие необходимости говорить. Просто встречаешься взглядом, улыбаешься и едешь дальше. Кто-то пытается вытворять что-то смешное, строить рожицы. На часах половина десятого. Мне пора. Последний автобус уходит в десять. Подхожу к стойке для сдачи обуви. – Решила сбежать? – слышу весёлый голос Эрика над своим ухом. – Да, мне пора. Последний автобус. Даже не думала, что будет настолько весело два часа кататься на роликах. – Постой. Останься до конца. Мы с Димкой тебя проводим. Он сегодня на машине, свой велик оставлю пристегнутым здесь. Завтра заберу. – Да ни к чему это. Не хочу кого-то напрягать. – Ты ведь сама меня выбрала своим Ангелом-хранителем. Забыла? – Эрик слегка пожимает рукой мое плечо. Не хочется ломаться, да и трястись в полупустом темном автобусе, который может и не приехать. Потому остаюсь ещё на час. По дороге домой тоже не приходится ничего говорить – Дима говорит и за себя, и за Эрика, и за меня, мастерски ввергая нас в приступы удушья от смеха. – Ну, рассказывай, как всё прошло, – заговорщицки любопытствует мама, усаживаясь на мой диван и подогнув под себя одну ногу. – Смотрю, Эрик там тоже был, раз проводил тебя. И я рассказываю, ведь на этот раз скрывать абсолютно нечего. И похоже, маму Эрик интересует больше, чем меня саму. Что-то мне подсказывает, что неожиданное приглашение от Нелли – тщательно прикрытое дело рук "ангела-хранителя", намеренного вывести меня из депрессии. Он знал, что я приду, потому что перед прощанием протянул диск с альбомом Enya. У Вас одно непрочитанное письмо «Когда анатомируешь счастье, пытаешься разобрать его, как пазл, то случайно можешь его опошлить. Ты вдруг думаешь-думаешь и понимаешь: «Я ведь счастлива с Серегой, потому что… он мне шлет веселые картинки из интернета».» Л.Парфентьева, «33+. Алфавит жизненных историй» Неделю спустя Лика Как бы ни старалась не смотреть на Тима в университете, в это утро самообладание треснуло, как кусок льда от кипятка. Я торопилась до начала пар распечатать рубежную работу в компьютерном зале университета. Ненавижу оставлять такие вещи на последний момент, ведь дискеты имеют свойство, как назло, не открываться в самый нужный момент. И кого же вижу? Стоит в очереди передо мной, нагло привалившись к колонне. На черной майке надпись жирными разноцветными буквами: «Sex? Drugs? Videogames?». Вот как значит? Будь у меня подобная майка, на ней были ли бы слова: «Tea, books and Vivaldi». Первое время одногруппники удивлялись, насколько мы с Тимом разные и недоумевали, где мы нашли друг друга. Словно строгая мамаша и её сорванец тинейджер. Он выбрил на висках полосы, уходящие вдоль на затылок, а отросшую челку и волосы на макушке стянул в подобие короткого хвоста. Похоже, кардинальных изменений в жизни хочется не только мне. Уши, как всегда, наглухо заблокированы от внешнего мира наушниками CD-плеера. Тим почему-то никогда не давал мне послушать свою музыку. Как бы ни сгорала от пожирающей изнутри боли и любви, нужно избавиться от этого чувства любым способом. Не сумею я жить от истерики до истерики. В итоге сорвусь. Он будет делать со мной всё, что захочет, ведь шея у него, похоже, со стальными жилами, никогда не прогнется в угоду мне. И тогда придется играть по его правилам. Кто знает, как они мутируют со временем. Бежать. От него. Бежать, пока не поздно. Через силу. Через скрежет зубов. Как мама учила. Когда подходит моя очередь, парень за компьютером сообщает, что файл не открывается. Просто прекрасно! Это только мне одной так «везёт» в жизни? *** В воскресенье в холле церкви сквозь толпу меня окликает Эрик. Останавливаюсь почти у самого выхода. – Привет, Лия. Как себя чувствуешь? – Привет. Сложная неделя выдалась, но не хочу вдаваться в подробности. – Я тут подумал… – Он переводит взгляд с одного моего глаза на другой, странно замолкая на пару секунд. – Не хочешь сходить сегодня в кино? – Эрик… – не успеваю произнести фразу до конца. – Я уже испросил благословения на этот поход у твоего отца, если ты про это хотела сказать… Прости… – Он вытягивает вперед раскрытые ладони в извиняющемся жесте. – Прости, что перебил тебя. – Ты что сделал? – Ну, я, как джентльмен, посчитал необходимым вначале попросить разрешения у родителей, учитывая твой возраст. Раньше же так делали мужчины? Разве нет? Надеюсь, не сердишься за это? Меня всё больше удивляет сговорчивость отца в отношении этого парня с идеальной бородой. Изучаю его лицо и молчу, пытаясь осмыслить происходящее. Он что ухаживает за мной? А хочу ли я опять впадать в транс от рассказов парня с добрыми глазами про квадрант денежного потока? С Тимом всегда весело, если он в хорошем настроении. Вот только поймать это настроение, будто хвост Жар-птицы, удавалось всё сложнее и сложнее в последнее время. Не знаю, насколько решающим должен быть фактор безудержного веселья с мужчиной? Можно же и комедию посмотреть, в конце концов, чтобы посмеяться. Хотя сейчас этого невыносимо не хватает. Может, я со странностями? – Лия, мне уже бежать за нашатырем? – Шутливо спрашивает Эрик, наблюдая мой отключившийся от реальности взгляд. – Это часть моего плана по возвращению тебя к счастливой жизни. – Улыбается, щурясь от солнца, слепящего через окно. – А можно мне поинтересоваться, сколько ещё пунктов в этом плане? – Знаешь, на каждое стрессовое переживание в жизни должно быть, как минимум, три прям очень счастливых момента, чтобы нейтрализовать вред для тела и уравновесить добро и зло. – Эрик, признавайся, сколько пунктов в плане? – Всё-то тебе расскажи. Ну давай, соглаша-а-йся, Лия. Там такая уморительная комедия идет. – Ладно. Проходя мимо детской площадки возле церкви, встречаем моего братишку Олежку. Он плачет и говорит, что ещё десять минут назад видел родителей, а сейчас их нет, и машины тоже. Неужели уехали без него? И без меня, кстати. Вдруг я бы отказала Эрику? Мы часто кого-то подвозим до дома, и скорее всего, родители заболтались, подумали, что малыш уже сидит в машине. Что делать? У Эрика есть мобильный телефон, но вот у моего отца его нет. Парень усаживает братишку на шею и говорит: «Пойдешь с нами в кино?» Тот только шмыгает и стеснительно кивает. Эрик разговаривает с охранником в здании церкви, чтобы передать сообщение моим родителям, когда они опомнятся и вернутся за Олегом. В идеальный план были внесены небольшие корректировки – мы пошли на мультфильм «Лило и Стич». Весь сеанс не могла отделаться от мысли о диком сходстве характера синего реактивного существа, придуманного Диснеем, с Тимом. Олежкины слезы мигом сменились детским звонким смехом на весь зал, несмотря на мои строгие шиканья. На обратном пути рассказала Эрику о своем невероятном «везении», связанном с нерабочими дискетами. – А ты не пробовала просто по почте из дома отправлять файлы и потом их распечатывать в университете, обходясь без дискет? – Да у меня, честно говоря, нет электронной почты. Как-то не было особой надобности. Некому письма писать сейчас… – Та-а-ак, не раскисать! Солдат, ты там не замерз наверху? – спросил Эрик, обращаясь к сидящему на его шее Олежке. – Предлагаю пойти пить чай ко мне, чтобы немного согреться. Да и времени с утра уже много прошло. Не отправлю же я вас голодными домой. Не по-мужски это. – О, нет, нет, нет. Нас и так уже целую вечность дома нет. Родители будут беспокоиться. – А мы им позвоним из дома. Олежка, любишь птичье молоко? Давай, помоги уговорить свою вредину-сестру. Холостяцкая квартира Эрика представлялась мне несколько иначе: с разбросанными вещами, кружками из-под кофе за компьютерным столом и джойстиками от приставки прямо на полу. Но этот парень, кажется, перфекционист – дома идеальный порядок, без излишеств и нефункциональных деталей интерьера. Хотя я не была в его спальне, поэтому, возможно, сосредоточение привычной мужской сущности пряталось в той комнате. На кухне засвистел пузатый красный чайник, приглашая нас к столу с бутербродами с колбасой и солеными огурцами, коробкой «Птичьего молока» и кусочками арахисового щербета. – Знаешь, уже сто лет ни с кем вот так не пил чай на этой кухне. – Я думала, мужчинам нравится их берлога, в которой можно заниматься, чем душа пожелает, без надоедливых указаний мамы, сестры или кого там ещё. – Может, это и прикольно, когда ты восемнадцатилетний пацан. Но не для меня. Неловкое молчание. Эрик наливает моему братишке чай из кружки в блюдце, чтобы остыл скорее. – А давай всё же заведем тебе электронный почтовый ящик? Знаешь, насколько твоя студенческая жизнь станет легче. Бери кружку, пошли в зал. Олежка, не скучай. Эрик включил компьютер и вдруг неожиданно воодушевился, как ребенок, посмотрев на меня: – Слу-у-ушай, я же тебе не показывал фотографии с того вечера у костра в кемпинге. Хочешь посмотреть? И он открыл папку на компьютере, листая одно за другим изображения. На одной из фотографий я запечатлена в профиль на фоне рыже-красных языков пламени в теплом бежевом свитере с высоким воротом, ноги в шерстяных носках торчат из китайских шлепок кислотного розового цвета, а вишневые волосы собраны в лохматую косу, из которой выбились наружу пряди у лица. Эрик отчего-то остановился на этом фото. У него получился удивительный портрет. Вспомнила, как ждала тем летом встречи с Тимом, но он так и не приехал ко мне. Я почти смирилась, что он не будет учиться со мной вместе. Наверное, лучше бы так и было. Сейчас в университете чувствую себя участником дурацкого реалити-шоу, за которым наблюдает весь поток. Никакой приватности. Каждый считает своим долгом поинтересоваться, что между мной и Тимом произошло, натягивая на лицо сопереживающий вид. На деле же просто не терпится посмаковать детали чужого несчастья и боли. И мало ли какие еще мотивы у них? Может, кто-то уже строит планы насчет этого брюнета с кричащим посланием на майке: «Займись со мной сексом». – Лика, о чем задумалась? Судя по глазам, ни о чем хорошем. – Хорошие фотографии, Эрик. – Вот сейчас создадим тебе электронный почтовый ящик, и я их отправлю. Видишь, ещё один плюс. – Улыбается Эрик, открывая браузер. *** Тим На первую пару не пойду. Всё равно скучная лекция по истории, на которой будет торчать весь поток. На черта программистам этот предмет? Конспект можно потом у кого-нибудь взять. Заворачиваю прямиком в университетский компьютерный зал. Пошарюсь в интернете, чтобы скоротать полтора часа. О, а кто это такой молодец, не закрыл после себя вкладку в браузере. И кто вообще заводит почту на mail.ru? Та-а-ак, а это становится всё интереснее и интереснее – [email protected]. Мало того, что креативностью она не блещет, так ещё и не вышла из своего почтового ящика. Всему её учить надо. Стоп, а когда это она мыло успела завести и нафига, вообще? Выколите мне глаза «Ревность у мужчины складывается из эгоизма, доведенного до чертиков, из самолюбия, захваченного врасплох, и раздраженного тщеславия». Оноре де Бальзак Тим Знаю, что подло читать чужие письма, но я парень не с самыми высокими моральными стандартами, как считает Лия. Грудь вздымается от учащенного дыхания, а влажные руки охватывает слабость и тремор от страшного предчувствия. Будто я воришка, пробирающийся в чужую спальню, пока владельцы спят, ничего не подозревая. В почтовом ящике Лии три прочтенных письма от [email protected] с интервалом всего в один день и одно письмо от самой себя. Почему я никогда даже не слышал имени этого чувака? Может, кто-то с её летней практики? Или новый ухажер? Готов ли я увидеть эту переписку или лучше закрыть на фиг от греха подальше? Делаю глубокий вдох и выдох. Ну, погнали. Открываю самое раннее письмо с каким-то вложением. «Хэй-хэй! Мне дико повезло, что мое письмо будет первым в твоем новеньком почтовом ящике. Спасибо за сегодняшний день. Надеюсь, отметка на твоем внутреннем столбике счастья поднялась немного выше. Отправляю обещанные фотографии. С пожеланием спокойной ночи! Эрик». пускает этот тип. Пятнадцать лет что ли? Чувак, тебя волнует не её счастье, а удовлетворение кое-каких потребностей. Ну камон, надеюсь ты не купилась на этот трёп? Без промедления открываю первый файл с фото. Из-за тормознутого интернета картинка загружается невыносимо медленно, проявляясь полосами, начиная сверху. Что-то темное. Ещё полоса – полыхающий огонь, макушка головы. Следующая минута – вырисовываются знакомые лоб и брови. Бесит. Сколько ещё ждать? Машинально нервозно постукиваю ладонями по столу и дергаю коленями. Эта девчонка скоро превратит меня в конченного психа. Врубаю громче в плеере "In the end" Linkin Park. I tried so hard Я так старался And got so far И сделал так много, But in the end Но, в конце концов… It doesn't even matter Это не важно. I had to fall Я вдруг упал To lose it all И всё потерял. О, неужели, не прошло и года, загрузилось. На фото Лика ещё со своими вишневыми волосами, заплетенными в косу, облизывает ложку, держа в другой руке банку сгущенки. Что за извращенское фото? Внутренний детектив моментально включает дедуктивный метод и начинает составлять логические умозаключения. Так, здесь у неё прежний цвет волос, значит, это произошло еще до окончательной размолвки. Получается, что Лика водила меня за нос и параллельно мутила с каким-то сраным иностранцем (кто он там, немец, наверное?), который кормил её сгущенкой у костра. Романтик чертов. Когда это было? Мне просто жизненно необходимо докопаться до всего. Это хуже удара в спину. Как она могла? Клялась же мне в любви, плакала, когда родители хотели нас разлучить. Открываю следующее письмо и кручу вниз, чтобы посмотреть, что ответила эта лицемерка: «Привет, Эрик! Спасибо за фотографии. Это первые электронные снимки в моей жизни. Я такая эгоистка, так сконцентрировалась на себе, что до сегодняшнего дня так и не поблагодарила тебя за ту ночь. Очень признательна и обязана тебе. Спасибо, что приехал тогда. Хорошего дня! Лия». Ночь? Да вы издеваетесь? Блин, как же хочется хорошенько долбануть что-нибудь. Универовские стены сдвигаются вокруг меня и сдавливают. Хочу бежать отсюда без оглядки. На воздух. Но не могу. Я должен сделать усилие и прочитать всё до конца. Вдруг надумал, не так всё понял. Переспала с ним, ещё и благодарит за это?! Боже, я не притрагивался к ней все эти годы, благоговел, как перед ангелом, не считая тех последних выходок. А оно вот как всё выходит? Что ж, даже платина растворяется в горячей серной кислоте. Хотя и о-очень медленно. Может, стоило повременить, не напирать на неё, и сама бы попросила, а потом ещё и "спасибо" сказала. Зачем полез смотреть их переписку? Как же больно, черт, черт, черт! Да за что же? Месть такая что ли? «Привет, студентка. У меня до сих пор перед глазами стоит картина той ночи: как ты тяжело дышала, тело лихорадило, что-то всё время причитала, а потом тихонько плакала. Когда ты уснула, я понял, что сделал бы всё, что угодно для тебя. Ты заслуживаешь счастливой жизни. Не грусти, пожалуйста. Ну как, уже ощутила все прелести электронной почты? Что делаешь в выходные? Ты же помнишь про мои планы осчастливить тебя? Там осталось еще несколько пунктов. Твой Ангел-Хранитель, Эрик». Меня сейчас стошнит. Что за дешевка его письмо? Неужели она купилась на все эти банальные слова, вырезанные и наспех склеенные из попсовых песен и низкопробных фильмов для молодых дурочек? Он лишил её девственности, и она потом плакала у него на руках? Блин, я не могу избавиться от того, что представил сейчас в своей голове. "Осчастливить"? Так он это называет? Next. Подыхать, так подыхать. Давай, детка, всади мне ещё один нож. Да только куда уже хуже? «Привет, Лика. Вдогонку к прошлому сообщению. Возле театра открылось новое интересное местечко. Думаю, тебе там точно понравится. Ребята – гении. Называется «Читальный клуб». Открывая старинную дверь бирюзового цвета с окошками, проходишь через комнату, уставленную стеллажами с книгами. Сразу о тебе подумал, когда там оказался. Выбираешь что-то почитать. В следующей комнате смотришь меню, пишешь записку бариста и опускаешь в специальный ящик. В окошке чьи-то неведомые руки выдают твой заказ. Короче, рай для интровертов. Говорить ничего не нужно. Проходишь в зал, где все окна зашторены плотными занавесками, поэтому здесь в любое время царит атмосфера уютного вечера. Изумрудного цвета кресла с высокими спинками развернуты так, что посетители не видят друг друга. И только включенный рядом торшер дает понять, что там кто-то сидит. И никого не волнует, чем ты занимаешься: пьешь кофе, читаешь или просто спишь. Мне понравился у них кофе с мороженым. Пробовала такой? Удалось тебя заинтриговать? Сходим в пятницу после работы? Каким будет твой положительный ответ?))) Эрик». Ага, значит, он работает. Очень удобно, один молодой простачок для души (то есть я), а другой при деньгах – для приятного времяпровождения. Куда её отец смотрит, интересно? Меня бомбит и разрывает изнутри. Не выдерживаю и нажимаю «Написать письмо» прямо в её ящике. Набираю: «Ну ты и стерва, Лия!». Стираю. «Как тебе твой первый раз?». Опять жму «DELETE». Да чтоб тебя! Что мне написать-то ей? И какой смысл в этом письме? Ну напишу, и что дальше? Трясёт от злости. Хочется прибить её, его, а потом и себя. А лучше выколоть себе глаза. Как я буду смотреть теперь на неё, зная, что она не та, кем её всё время считал? Сходить с ума, ожидая её чертова свидания с ним в пятницу. Как развидеть всё это? Может, просто закрыть почту и пойти домой? Или врезать кому-то хорошенько, чтобы выпустить пар? Как же мне хочется увидеть, кто этот придурок-романтик. Неужели так хорош, что она отдалась ему, а не мне? Что ж, попробуем воспользоваться твоим слащавым орудием, таинственный незнакомец, раз оно так понравилось девочке Лике (ага, девочке, смешно): «Дорогая и любимая малышка! Прости, что залез в твою почту, но ты сама виновата, дятел. Нажимай, пожалуйста, кнопку «Выход» в правом верхнем углу своего почтового ящика, чтобы не разбивать мне сердце. Увидел, что ты переписываешься с каким-то прЫнцем на белом коне. Что сбылась наконец-то твоя мечта о достойном мужчине? Дело твое, но не понимаю этого. Честно… Я не могу спать… до сих пор. Хочешь верь, хочешь нет. Мне приятно, что могу хоть как-то с тобой пообщаться. Хотя бы через это письмо. И поздравляю с появлением твоего первого e-mail. Не ожидал, что три года нашего знакомства – для тебя лишь пустой звук. И уж тем более не думал, что у тебя был кто-то ещё до нашего разрыва. Ты отлично умеешь имитировать наивность. Аплодирую. Жаль, что не могу также легко прыгнуть в чьи-то объятия и забыться, как это сделала ты. Всё еще люблю тебя, детка, хотя и хочу убить. Целовать на прощание не буду, ты же этого не любишь делать… со мной. Тим». Не готов сегодня увидеть её. Да, зараза, я не знаю, буду ли когда-то к этому готов. Надо убираться отсюда ко всем чертям. *** Белое покрывало небрежно скомкано и сиротливо пристроилось у самого края высокой кровати, где начинаются ступни с розовыми ноготками. Они перетекают вверх гладкими молочными волнами в икры со скульптурными щиколотками, слегка согнутые скрещенные колени и упругие бёдра. Крошечный кусочек красной кружевной ткани, будто бант на подарочной упаковке, прикрывает ягодицы с едва заметным глазу светлым пушком. Рука с отчетливо выступающими венами и длинными аккуратными пальцами невесомо прикасается, вызывая мурашки на бледной коже, лишенной солнечных ласк. Металлическая застёжка спортивных часов провоцирует резкую дрожь, нечаянно коснувшись внутренней части её бедра. Это заигрывание заставляет девушку лениво, как сонная кошка, перекатиться на спину, отчего открывается вид на две золотистых застежки по бокам её кружевных трусиков. Взгляд, как подневольный раб, не в силах сопротивляться желанию посмотреть выше. Под полупрозрачной тканью спрятались нежные нетронутые и такие желанные розово-бежевые кругляшки на её груди. И всё та же рука движется по направлению к ним, касаясь кончиками пальцев её живота, рисует знаки бесконечности на коже, гладит талию и забирается прямо под красное кружево. Отчего в моих ушах раздаётся стон такого знакомого женского голоса. В глазах темнеет, больше ничего не вижу, зато прекрасно всё слышу. И это просто ужасно и невыносимо. Мне хочется зажать руками уши, орать во всё горло, чтобы заглушить звуки, но это не помогает. Открываю глаза, услышав во сне тихое жалобное всхлипывание. Доброе утро, девятнадцатилетний девственник-рогоносец. Эти кошмары теперь будут преследовать тебя каждую ночь. Как она могла мне изменить? Двое под зонтом «Бывает, люди исчезают прямо у нас из-под носа или вдруг видят нас по-новому, даже если до этого не спускали с нас глаз». С.Ахерн, «Там, где ты» Тим Мерзкая погода за окном не располагала бежать вприпрыжку на занятия в универ, не говоря уже о последних новостях о Лике. Может пора переводиться на заочку? Дождь зарядил со вчерашнего вечера и барабанил по алюминиевому подоконнику всю ночь и утром. Быстрее бы уже эту раскисшую грязь сменил снег. Алекс вызвался подвезти меня на учебу. В тачке, заваленной пустыми пластиковыми бутылками и банками от энергетиков, играет одна песня хуже другой. Что диджеи радиостанций сегодня сговорились доконать меня – всё про любовь или занятия ею? Поганое настроение, хуже некуда. Лика проносится мимо меня, словно я стена или предмет мебели, в плаще лазурно-серого цвета и графитовых осенних сапожках с мокрым белым зонтом с изображением Мерилин Монро. Сегодня тот самый день икс, в который они с немцем условились встретиться. Я написывал всю неделю ей на мыло, но без ответа. Да и по виду не скажешь, что её хоть чуточку заботят мои душевные муки. А сегодня она особенно красивая. Точно согласилась пойти с ним. И накрасилась-то как ярко. Алиса разглядывает Лику, заставляя покрутиться и снять яркий плащ. Под ним черное слишком облегающее, на мой взгляд, платье, хотя и длиной до колена. Сзади от плеч до лопаток выбиты черные ангельские крылышки, усеянные бусинами такого же цвета. От шейного позвонка до низа платья протянулась серебристая молния. Бегунок, болтающийся у подола, навевает неприличные мысли. И думаю, не у меня одного. В ушах раскачиваются длинные серебряные сережки с жемчугом. Я таких у неё ещё не видел. Может, это подарок от её немца? Не буду лукавить, выглядит она шикарно и сексуально. «Друг по интимной переписке» подавится слюнями. Не сомневаюсь. Во время пары не выдерживаю и пишу записку, передавая по рядам: «Клёво выглядишь сегодня. Можно украсть тебя после пар, чтобы поговорить? Тим». Разворачивает записку. Ну, ну? Кладет в ежедневник и даже не оборачивается. И всё? Серьезно? Я её застукал и теперь ещё и бегать буду? Хорошо, детка, я принимаю твои правила игры. Тебе по-любому придется поговорить со мной. Жду Лику после окончания последней пары на выходе из аудитории. Нежно останавливаю за руку, накрывая своими ладонями с обеих сторон. Как же я соскучился по этому простому прикосновению. Пытаюсь побороть нахлынувшие ощущения, чтобы окончательно не превратиться в размазню. – Кажется, ты мне предельно понятно объяснил, чтобы держалась от тебя подальше. Забыл? – Лика, почему ты не ответила ни на одно мое письмо? – Какие письма? – Которые я отправлял тебе каждый Божий день на этой неделе на e-mail. – Откуда ты знаешь мой e-mail? Хотя неважно. Отпусти. Я тороплюсь. – Лика, я всё знаю. – Что ты знаешь? – Она дергается и хочет уйти, а сам наш разговор уже прилично привлек внимание всяких зевак. – Я прочел всю твою переписку с Эриком. Прости… – Не знаю, как продолжить этот разговор, потому что не вижу и капли сожаления на её лице. – Как ты могла, Лика? Я не верил своим глазам, когда читал. Будто про другого человека, а не про тебя. Меня динамила несколько лет, а с ним всё оказалось так просто и быстро? – Что ты знаешь? Ты ничего не знаешь обо мне. Понял? Не смей со мной так разговаривать! – Лика тычет острым ногтем мне в грудь и кричит слишком громко, что никак не вяжется с её изменой. Она смеет ещё орать на меня? – Не кричи на меня! – повышаю свой голос в ответ. – А то что? Ещё больнее мне сделаешь? Приплыли. Выглядим, как парочка людей, которые прожили десяток лет в браке и ненавидят друг друга. – Я не смогу простить, что ты переспала с ним. – Да что ты знаешь обо мне? Тебя никогда не сыскать днем с огнем, когда ты нужен. Совершенно невозможно положиться: подводишь, опаздываешь, не берешь трубку, хоть пусть меня насилуют. Помощи не дождешься. Полный эгоист. – Это не даёт тебе права спать с первым попавшимся мужиком, даже не поставив точку в наших отношениях! – Ты, ты её поставил. И тебе даже неведомо, что случилось вечером того злосчастного дня. Я встретилась лицом к лицу с исчадиями ада, наглотавшись снотворного. А когда мне нужна была помощь, тебя, как всегда, не оказалось дома, когда я звонила. Постоянно где-то и с кем-то зависаешь без меня. И тогда приехал Эрик и прошел через всю эту агонию вместе со мной, не сомкнув глаз в течение шестнадцати часов. Это он, а не ты, гладил меня по голове и молился, чтобы меня отпустило. Это он, а не ты, обтирал меня холодным мокрым полотенцем, потому что я буквально сгорала. Эрик провел со мной целый день, приготовил завтрак и просто поговорил, отвлекая от ужасов той ночи. До сих пор не могу избавиться от увиденных картинок и засыпаю со светом. – Лика расплескала на меня кипяток из шокирующих новостей. В её глазах была только ярость. Дыхание перехватило от мысли, что мог её потерять навсегда в то время, когда как последний идиот напивался в клубе. Осознал, что совершил непоправимую ошибку. Просто уставился в ужасе на неё, не успевая за скоростью мыслей. – А известно тебе о дыре в моем сердце? Нет, конечно! И это вовсе не метафора. С первого дня жизни у меня врожденный порок сердца. И с ним можно дожить до пятидесяти, а можно откинуться в двадцать, – она говорила иначе, чем раньше, жёстко, с напором. – Это уже как повезет. Вот почему я не блещу спортивными подвигами. И не думаю, что димедроловый передоз по твоей милости продлил мне жизнь. В четырнадцать лет я падала в обморок от простого перегрева на солнце. Лежала в кровати с синими губами после гипертонического криза, переволновавшись на очередной контрольной работе. Конечно же, тебе неизвестны такие подробности из моей жизни. Потому что тебе просто плевать на меня. Тебе есть дело только до собственных беспощадных игр и удовольствий. – Лика, пожалуйста, прости меня. Прошу… детка? Это меня не оправдывает, но я и не подозревал, насколько сильную боль причинил тебе. Мы же и раньше ссорились… Не думал, что… Это не должно так закончиться… – Разглядываю её гневный профиль, Лика не хочет смотреть мне в глаза. Пытаюсь взять за руку, но она одергивает её. – Не ходи к нему сегодня. Пожалуйста… Я тебя люблю. Ты меня тоже любишь. Я знаю. Я был полным идиотом. Она прерывает мою тираду, будто не веря ни единому слову: – Нет, Тим, я пойду. Пойду, потому что сегодня у тебя такое любвеобильное и ревнивое настроение, а завтра, стоит тебя нечаянно поцарапать или в чем-то отказать – сожжешь всё дотла, не обернувшись. Эрик не капризничает, как малое дитя. Он искренне и по-мужски заботится обо мне. – Боже, что мне сделать, чтобы ты не пошла? Ну прошу тебя, не будь такой. – Знаешь, может, мне именно этого и хочется вместо всего сумасшедшего драматизма между нами. Лика Я выхожу из корпуса университета и спускаюсь по лестнице, у основания которой ждет Эрик в деловом костюме под огромным зонтом с букетом цветов. Конечно, алые розы – это банально и избито, но Тим мне и таких ни разу не дарил. Мы удаляемся от храма знаний под руку в сторону дороги. Звук капель дождя, ударяющихся о зонт, напоминает мне один из дней, проведенный с пушистым пледом среди стопок книг и заботливого Тима, что уже никогда не вернуть назад. Тим, как троянский вирус, залез в каждую, каждую папку моего мозга, так что не осталось чистых, неиспорченных и несвязанных с ним ассоциаций. *** Сидя в роскошном, просто великанском кресле цвета глубокого озера, обитом дорогим велюром, хочется утонуть в добрых и мудрых глазах Эрика, наклонившегося вперед ко мне. Но никак не получается, несмотря на все переговоры с самой собой. – Из тебя так и сочится грусть, Лика. Что-то случилось сегодня? Плохой день? Или во всем виноват дождь? – Голос парня такой спокойный, уверенный, но во взгляде читается тревога и сопереживание. – Спасибо тебе. Здесь просто чудесно. И кофе действительно потрясающий. – Я тебе уже говорил на пикнике, но повторю ещё раз. Ты мне понравилась с того самого дня, когда навещала в больнице. Ты тогда проявила заботу обо мне, а я хочу позаботиться о тебе, если позволишь. Когда увидел тебя в лагере, так растерялся. Помнишь, каким я тогда был молчаливым и отмороженным. – Парень отводит от меня взгляд в сторону и смущенно улыбается. – Просто не ожидал провести рядом с тобой целых десять дней. Ох, не думал, что это будет так непросто… Вроде бы и не пятнадцать уже… – Эрик будто замер всем телом, а потом придвинулся ещё ближе к столу и пригладил свои золотисто-медные волнистые волосы. Он смотрел очень серьёзно в мои глаза, будто в самую душу глядел. – Знаю, что прошло слишком мало времени, чтобы вести такие разговоры. Но я увидел достаточно, чтобы понять, какая ты не просто привлекательная девушка, но и с особой душой, – Эрик сделал паузу и после глубокого вздоха продолжил, положив руки на стол опасно близко к моим ладоням. – Хочу, чтобы ты знала, что я уже не мальчишка, который бегает за девочкой только ради забавы и какой-то игры. Вижу, что тебе ещё ох как небезразличен тот парень. Но если есть шанс, что сможешь забыть его рядом со мной, я сделаю всё… Лика, абсолютно всё, чтобы кошмарные мысли больше никогда тебя не посещали, – закончив предложение, парень легонько коснулся моей правой руки и улыбнулся, поджав губы. Как я могу в такой волнительный момент сказать что-то обидное самому милому парню? – Давай просто пообщаемся какое-то время. Хорошо? – Копирую его улыбку с поджатыми губами. Эрик мне подмигивает и убирает свою руку от моей ладони. Какой же он тактичный и понимающий. Мы продолжаем пить кофе вприкуску с вишневым штруделем и шоколадным чизкейком, воруя друг у друга по кусочку десерта. На выходе Эрик забрал с собой коробку пирожных – гостинец для моих братишки, сестренки и родителей. \А настолько ли важна сумасшедшая любовь между мужчиной и женщиной, чтобы им было хорошо вместе? Необратимость «Свобода в том, чтобы не пришлось о чем-то сожалеть». Из фильма «Адвокат Дьявола» Лика Дождалась, пока родители погрузятся в глубокий сон, и на цыпочках иду к компьютеру. Он в соседней комнате рядом с телефонным шнуром. В полной темноте на ощупь нажимаю кнопку включения. Идёт соединение с интернетом, модем издаёт характерные протяжные и писклявые звуки. Господи, хоть бы отец не проснулся. Открываю почту и с замиранием жду загрузки страницы. Сколько же здесь писем от Тима. Он что по два в день строчил? 15.11.2002 «Малышка, почему ты молчишь?Ты убиваешь меня своим безразличием». 15.11.2002 «Неужели он так хорош собой? Или ты просто решила мне отомстить?» 16.11.2002 «Лия, мне сегодня приснился жуткий кошмар. Я слышал, как ты всхлипывала и плакала. Он сделал ЭТО с тобой? Скажи честно. Попытаюсь тебя простить. Мне так невыносимо…» 16.11.2002 «А ведь знаешь, я был предупреждён, что это произойдёт. Накануне нашего разрыва видел тебя во сне, запертой в комнате, которая наполнялась водой. Тогда не понял значения этого сна и просто отмахнулся». 17.11.2002 «Ну почему ты молчишь? Неужели я не заслужил никаких объяснений? Мы что чужие? Напиши мне, черт возьми, Лия!» 17.11.2002 «Ну и молчи. И не подумаю ещё хоть раз написать тебе». 18.11.2002 «Не могу. Ну зачем я узнал твой e-mail?Детка, я так хочу, чтобы ты оказалась сейчас рядом со мной. Хочу уснуть вместе. Не могу простить тебя. Так злюсь. И мне больно. Алекс говорит, что просто нужно с кем-то переспать, чтобы выгнать тебя из головы». 19.11.2002 «Ты всё же пошла с ним. Прямо на моих глазах. Не думал, что ты такая жестокая. Мне что на колени надо было упасть, чтобы ты передумала? Да тебе просто самой захотелось на свидание с этим чертовым холёным немцем. Вы кипятком писаетесь по таким, да? Такая же, как все остальные алчные куклы Барби. Ну и идите оба, знаешь куда. Вы очень друг другу подходите – оба вылизанные совершенства. Ты никогда по-настоящему не считала меня достойным тебя. Видеть тебя больше не желаю. И не вздумай мне отвечать, поняла?» Прочитав бесконечную вереницу сообщений от Тима, сердце предательски заныло. Не заходила в почту с самого понедельника и понятия не имела о всех его терзаниях, иначе уже просто не выдержала бы. Может, и к лучшему, что не увидела все эти письма раньше? Я бы пожалела Тима и мигом забыла, как чуть не лишилась жизни из-за его манипуляций. Почему, когда уже отчаялась и почти смирилась, он заявляется в мою жизнь и устраивает кавардак в мыслях? Кого я пытаюсь обмануть? Смирилась? Как бы не так. Будто не ждала этого каждый Божий день? *** Точка невозврата – критический рубеж, после которого изменения необратимы. Нельзя назад, нельзя восстановить всё, как было. Предел, когда самолёт уже слишком далеко от аэропорта вылета, остается только продолжать начатое движение вперёд до конца, ведь в ином случае топлива не хватит. Когда мужчина делает вазэктомию и больше не может иметь детей, даже если импульсивно и необдуманно решился на операцию. Когда бабочка уже не станет куколкой. Когда человек умер, и больше его не увидишь никогда. Точка невозврата – когда у тебя не остаётся выбора. Утром перед выходом из дома застала маму на кухне, что было весьма неожиданно. Она никогда не встаёт так рано. – Лика, у тебя всё хорошо? Может, чаю? Мама сроду не готовила мне завтраки. Да и мне кусок в горло не лезет по утрам. Максимум – стакан воды из-под крана. Отец всегда плотно ест перед рабочим днём и может заставить взять с собой на дорожку бутерброд с колбасой или с вареньем. Но мама? – Мам, я уже убегаю. Что-то случилось? – Приснился неприятный сон про тебя, – она изучает пытливым взглядом меня, будто сканирует мысли. – Начинался шторм. Кажется, рядом был океан… Может, море. Нужно было срочно бежать в горы. Олежка был впереди всех, такой шустрый и беззаботный, как и всегда. За ним спешила я и почти вскарабкалась наверх, пока не обернулась назад. Тебе никак не удавалось добраться, совсем ослабла. А позади побережье с домами начало накрывать цунами. Я видела, что ещё чуть-чуть – и сорвешься вниз. Твои глаза говорили, что ты сдалась. Не смогла спать дальше. – Мам, всё хорошо. Это всего лишь сон. – Быстро чмокнула её и убежала, не придавая значения рассказу. И зря. Видимо, в тот момент я стала настолько глуха к голосу Бога, что Он решил достучаться через маму. Если бы меня спросили сейчас, повторила бы я сумасшедший поступок того дня, ответила бы: «Нет, нет и ещё раз нет». Но тогда действительно сорвалась в самую бездну. Тим Увидев Лику в аудитории, не мог отделаться от прокручиваемых в голове сценариев её вчерашнего свидания. Из окна второго этажа корпуса я разглядел не слишком отчетливо фигуру ухажёра, а его лицо пряталось под гигантским зонтом. Приперся с цветами. Подготовился основательно, сволочь. И что мне теперь делать? Я проиграл. Не могу с этим смириться. Перестал ценить её. В какой-то момент даже мелькнула мысль, что наши отношения стали слишком обременительными для меня. Как так можно было заблуждаться? Самокопания настолько исказили реальность происходящего. После первой пары Лика сидит с подругами в столовой. Улыбается. Она счастлива? Наверное, обсуждают детали вчерашнего вечера. Значит, с ним ее отпускают родители без проблем. А ничего, что он уже самый настоящий мужик? Вот кого реально надо бояться, а не девятнадцатилетнего наивного пацана. Ноги несут меня в ее сторону, хотя никакого четкого плана в голове и в помине нет. Вакуум. Как во время пожара: паника, счет идет на секунды, но страх подгоняет действовать немедленно. Лика не успевает среагировать, когда я беру её разгоряченное лицо в свои руки и целую. Со всей страстью, на какую только способен. Хочу показать то, что не могу сказать словами. Приоткрываю большими пальцами её губы, она вечно сжимает их, не отвечает мне. Лишь бы не дать ей времени на размышления, на реакцию. Это только выглядит самоуверенно, по факту же так не боялся с самого детства. Вокруг нас раздаются шокированные этим представлением возгласы: «Воу-воу». Кто-то позади хлопает. И только тогда я отрываюсь от губ Лики, покрытых сладким прозрачным бальзамом. Она ошарашено смотрит в мои глаза, намертво лишившись дара речи. Иногда наглость во благо. – Лика, можно тебя на пару минут? – протягиваю ей руку. Мой голос чужой, сдавленный, как при жутчайшей ангине. Она подходит ближе и молча покидает со мной столовую. В шоке? Или просто не хотела продолжения публичного спектакля? Соберись! Психу она больше не доверится. Лика Тим стоит напротив меня на безопасном расстоянии. Он в чёрной кожаной куртке, такого же цвета зауженных джинсах и белых кроссовках с крыльями по бокам. Его новая прическа дополняет стильный и слегка небрежный образ. «Крутой и опасный парень», – сказала бы я, увидев его впервые. В носу усиливается тот самый фантомный запах дыма. Жду очередной дерзости и ультиматумов, но Тим сообщает совершенно неожиданные новости. Он собран, голос уверенный и, видно, что держит себя в руках. – Лика, пожалуйста, послушай меня и не перебивай. Не знаю, почему и в какой момент всё стало так сложно между нами. Всегда было хорошо и легко вместе. Проведи со мной всего один день. Пожалуйста. Алекс уговорил маму продать нашу квартиру. Ему не хватает денег на звукозаписывающую студию. Мама переезжает к соседу снизу, а нам на той же площадке купила однокомнатную квартиру. Сегодня они с дядей Игорем лепят пельмени и ждут нас на обед, чтобы попрощаться с этим местом и отпраздновать новый этап отношений. Мама не знает, что мы с тобой в ссоре, и ждет тебя. Дома безопасно, никто из знакомых твоих родителей не увидит нас вместе. – Тим, я ничего не понимаю. Почему твоя мама переезжает к соседу? А как же твой отец? – Лика, папы больше нет. – Когда? Когда это случилось? – Ещё летом. В тот день, когда я не смог приехать за тобой. Не было возможности рассказать об этом. Разговор как-то не клеился. Да я и не мог обсуждать его смерть тогда спокойно. В этом причина моего бешеного поведения после твоего дня рождения. Это не оправдывает, но я был в полном раздрае. Тянусь, чтобы обнять его и пожалеть., хотя всего пять минут назад готовилась дать ему отпор. Сказанное Тимом погружает меня в глубокие размышления на протяжении всего пути к его дому. Получается, мы оба не чувствуем друг друга, не договариваем, понимаем всё по-своему. Оба эгоисты. На входе нас встречает радостным лаем лабрадор Рич. Мне от этого только страшно, поэтому собака отправляется отбывать срок на балконе. Мать Тима широко улыбается, вытирая руки, испачканные в муке, о фартук, подходит и заключает меня в крепкие объятия. – Ну здравствуй, девочка с щечками-яблочками. Ты теперь Златовласка? Красоту ничем не испортишь. Наконец, я опять тебя увидела. А то Тим надёжно прячет от нас. Наверное, ревнует и боится, что старшие братья украдут. Они вечно у него забирали игрушки в детстве, – заливаясь смехом, произносит последнюю фразу брюнетка. – Мойте руки. Мы с Игорем уже почти закончили. Замечаю за столом худощавого мужчину с седыми вьющимися волосами, на глазах очки с толстыми стёклами. Странно, но он лепит пельмени при полном параде: в голубой рубашке и серых классических брюках. Только тапочки в виде собачьей морды не вписываются в его строгий образ. Наверное, собственность кого-то из пацанов. У них такое своеобразное свидание? Да, люди хотят любви в любом возрасте. Повсюду стоят картонные коробки, перехваченные скотчем. Всё готово к переезду. Интересно, что чувствует Тим? Он провёл здесь своё детство, а теперь начисто лишится личного пространства и будет делить одну комнату с двумя другими не самыми спокойными и правильными братьями. Захожу в ванную и включаю горячую воду. Руки дико замёрзли на улице. Следом за мной входит Тим с виноватым и каким-то пристыженным видом. Дом старой советской постройки, вдвоем у раковины не уместиться. Тим приближается все ближе к моей спине. Убирает пряди моих волос на одно плечо, утыкается носом шею, и шепчет: «Боже, как ты пахнешь. С ума схожу от этого аромата. Ты знаешь? Лучший запах в мире». Тим такой высокий. Мне нравится наше отражение в зеркале. И его глаза, которые заволокли и нежность, и откровенное нескрываемое удовольствие от моего присутствия. Он тоже смотрит на нас в зеркале. Не могу сдержать беглую улыбку, хотя хотела выглядеть строгой и неприступной. Я ведь не сказала, что простила его. Усиливающийся в носу запах дыма вызывает тревогу в голове, но я подавляю её. Сейчас же полный дом людей. В этот раз ничего не случится. Тим разворачивает меня лицом к себе, пока горячая вода продолжает утекать в раковину. Открываю рот, чтобы что-то ответить. В такие моменты отчаянно чувствую, что надо что-то говорить, неважно что, лишь бы не молчать и не стать ещё ближе. Разбавить словами накатывающие желания и мысли. Но Тим нежно прижимает свой палец к моим губам, потом водит им от кончика носа до переносицы: «Ч-ш-ш, детка… Не бойся… Ты веришь мне? Так по тебе скучал, так скучал. Кажется, целую вечность не видел этот идеальный нос так близко». Коротко смеется и опускает голову мне на плечо, видимо, всё ещё боится смотреть в глаза и непроизвольно вздрагивает, когда я провожу пальцами по его волосам. Но тут же облегченно выдыхает носом и расслабляется. Тим гладит меня по лицу, рисует пальцами узоры на ладонях. И всё не глядя. Дыхание перехватывает, голова кружится. Я тоже прикрываю веки. Такие же ощущения, когда экстремальный аттракцион резко останавливают, а ты висишь головой вниз, задерживая воздух в легких. И ждешь. Ждешь, что будет дальше. А дальше тебя закружат с ещё большей скоростью. Тяжело удерживать тело на ногах. Слабость в коленях, шум в ушах. Я по нему тоже скучала. Безумно. Аромат цитрусового парфюма нейтрализует придуманное моим воспалённым мозгом присутствие дыма. «Расслабься. Не думай. Ты слишком много думаешь», – шепчет склонившийся ко мне Тим, прижимается своим лбом к моему, массирует напряженные плечи. Где были мои мозги в тот момент, и чего я хотела добиться своим идиотским поступком, трудно вспомнить в деталях. Тим Она притихла, как мышка, застигнутая врасплох. А я не знал, правильно ли поступаю. Целуя гладкую сатиновую шею, отчетливо чувствовал её дикий скачущий пульс в сонной артерии. «Прошу только об одном шансе. Если опять накосячу, обещаю, что удалюсь и оставлю тебя в покое», – говорю, наклонившись к самому уху Лики. Руки сами тянутся к её волосам, скользят к ключицам, лопаткам, сжимают тонкую талию. И она не возражает. Разве может что-то случится здесь? За дверью полно людей. Мои пальцы уже на её бедрах. Рука Лики поднимается и… Что она делает? Медленно тянет бегунок на своей красной кофте вниз вместе с моим одуревшим взглядом.[1 - Примечание. Несмотря на упоминание интимных сцен в главе, у меня довольно радикальная позиция на этот счёт. Насколько бы современный мир не уверял, что близость до брака – нормальное и естественное явление, я смотрю на это иначе. Так же, как и многие исследования в области брака и семьи, как и консультанты-психологи, как и любой отец дочери.Даже работодатели делают доступными льготы работникам такие, как медстраховка, спортивные корпоративные программы, место на парковке, только после прохождения новичками испытательного срока, а не в первый же день работы.Посыл главы в том, что сильные и принципиальные люди не могут быть достаточно непоколебимы сами по себе в провоцирующих ситуациях, один на один друг с другом.] Не могу отвести глаза. Что же ты творишь-то? Совсем crazy? Это очень, очень плохая идея. Может, Лика меня проверяет так? И что я сейчас должен делать с ней, а? Со всей этой красотой? Просто смотреть? Ну уж нет. Не могу сопротивляться, и не вижу на то причины. Быстро тянусь к замку на двери, наощупь закрываю его, пока губы осыпают её шею влажными и требовательными поцелуями. Не могу избавиться от дебильной довольной улыбки. Но, похоже, женские стоны – выдумка голливудских режиссёров и авторов взрослых романов, оторванных от человеческой реальности. Или ей не нравится то, что я делаю? То вздрагивает, то покрывается мурашками, выгибается, со скачущим пульсом и прерывающимся дыханием, но молчит, как партизан. А вдруг грохнется в обморок? Скажи же что-нибудь, Лия. Можно или нельзя? Можно или нельзя? Скажи, что я всё делаю правильно. Это ведь и мой первый раз. Столько ждал этого, столько раз представлял, а теперь не могу и слова вымолвить, впитывая глазами и не веря ощущениям своих рук. Мозги не варят. Боюсь одной дурацкой фразой испортить момент. Может, я должен был спросить у неё разрешения? Лика Я не хочу вновь проходить через весь ад препираний и капитулирую полностью. Он ведь обещал больше меня не обижать. Что в этом плохого? Это ведь ещё не настоящий секс, верно? Пытаюсь найти тысячу отговорок, чтобы разрешить ему делать то, что он и так уже делает, и оправдать себя. Разве не люблю его? Разве мне не нравится? Это проявление любви, так ведь? Или я когда-нибудь захочу замуж за другого? Нет, конечно. А брак с Тимом родители не благословят. Другого выхода для нас не существует. Ждать просто нечего. Он не будет больше ждать. Сколько раскованных, свободных от условностей девушек крутится в ночных клубах, где Тим выступает с братьями. Если сейчас его остановлю, подумает, что нарочно издеваюсь и дразню его. Головой понимаю, что надо остановить, но боюсь его потерять. Да и не всё ли равно, один и тот же грех? Смотреть с вожделением – то же, что и заняться любовью на самом деле. Даже царь Давид, друг Божий, не удержался и переспал чужой женой, красавицей Вирсавией. У Адама с Евой не было свадьбы. А как же ночь Есфири с царем Артаксерксем, который выбирал себе будущую жену из сотни самых красивых девушек города Сузы? Кто сказал, что нужна подпись в ЗАГСе, чтобы сочетаться друг с другом? Можем ли мы быть в брачном завете лишь пред Богом, если другого выхода нам не оставили? Но ведь Тим не клялся, что останется со мной до самой смерти. Словом, дьявол кроется в деталях, лжец и искуситель, знающий, что напеть двум сгорающим от страсти людям. Тим Запотевшее от пара зеркало, влажные волосы, бешенный пульс, по её колготкам поползла стрелка, а я так и стою в наглухо застегнутых джинсах. Не об этом она читала в своих английских романах. Лика вышла из ванной с лицом такого же цвета, как и её красная кофта. Глаза стали только прекраснее, горя лихорадочным огнём. Садимся за стол напротив друг друга. Лика давится пельменями, вымученно улыбаясь маме. Боюсь смотреть ей в глаза после всего, что произошло. Знаю же, что сломал её, но я уже заплатил свою цену. Да, черт, в конце концов, хочу знать, что она теперь только моя и больше ничья. И никогда не сможет стать чьей-то ещё. Совесть не позволит обмануть другого мужчину и выйти замуж за него, потеряв девственность со мной. Да, может, мы только что и не занимались любовью в привычном понимании, но и лишаться Лике теперь нечего (тому свидетельство мои пальцы в её крови). Свыкнется с этой мыслью. Не сразу, но свыкнется. И станет более сговорчивой. Нормальной. Терпеть дальше уже было невыносимо. В следующий раз всё получится правильно. Всё равно не смог бы сделать с ней ничего с первой попытки. Когда обед окончен, Лика скромно прощается со всеми и просит не провожать её. Даже не взглянула на меня. Она пожалела. Точно пожалела. Пробник "Если мужчина и женщина согрешили, пусть удаляются в пустыню и там любят или ненавидят друг друга. Надо заклеймить и того и другого. Если хотите, отметьте клеймом обоих, но нельзя же карать одну, оставив другому свободу. Нельзя, чтоб был один закон для мужчин, а другой для женщин". Оскар Уайльд, «Женщина, не стоящая внимания» Тим Дверь за Ликой закрывается, а мои ошалевшие от сегодняшнего дикого дня шестеренки в голове ускоренно крутятся, и вдруг включается оглушительная сирена. А что, если она опять…? Вот блин! Хватаю куртку с крючка, рывком открываю дверь и мчусь к лифту. Лика уже уехала. Бегу по лестнице, перепрыгивая через две ступени, и оказываюсь на улице. Но не вижу её. Куда она может отправиться, кроме собственного дома. Изо всех всех сил бегу в сторону остановки. Слава Богу! Стоит. Не уехала. Запыхавшийся, уставился на Лику, пытаясь отдышаться. «Не смей ничего с собой делать! Ты поняла меня?» – строго говорю, смотря в эти самосжигающие глаза. Молчит. Да чтоб тебя! Хоть запирай её под присмотром. «Лика, обещай мне! Всё будет хорошо», – беру её лицо в ладони, чтобы не сверлила асфальт, а смотрела на меня. Как же не вовремя её автобус. Лика Лежу, закутавшись в одеяло. Чувствую себя так низко и недостойно. Как может настолько сильно тошнить от самой себя? Ощущение, будто меня обокрали. Только вором была я сама: одна часть меня навредила другой. Ведь мама всегда твердила, что нельзя выходить из дома без молитвы. Знала бы она, сколько дней я уже играю в молчанку с Богом. Сколько раз в церкви нам говорили не оставаться с парнем наедине. Не могу свалить вину на Тима. Сама этого хотела. Провалила этот жизненный экзамен. И он без возможности пересдачи. Поставила человека на первое место, свергнув с престола сердца самого Бога и Его повеления. Как я теперь могу дальше молиться, ходить в церковь, как последняя лицемерка? Непросто повернуться к небу, упав на самое грязное дно. А Он? Он меня поддержал? Что Он сделал, чтобы не допустить этого? Что стоило Всемогущему с самого начала внушить моим родителям симпатию к Тиму? Тогда бы мы не скрывались столько, ходили на нормальные свидания. Легче терпеть, когда видишь финиш. В нашем случае возможность свадьбы. Я была уверена, что духовно сильная. На деле соблазн накрыл неожиданно, а дух истощал. Не смогла простить себя за прошлый раз, как наделала новых неисправимых ошибок. Думала, что надо вначале самой выбраться из болота, в которое залезла, а потом идти с повинной к Богу, но в итоге промедление засосало меня с головой. Вот она моя благодарность за то, что Он сохранил мне жизнь. Стук по трубе. Мне звонят. Не хочу разговоров. Это Эрик. Тим бы не посмел, Алиса – не самый лучший телефонный собеседник. Оповещение превращается уже в нервный металлический грохот. Не хочу. Не могу. Слышу быстрые шаги по лестнице. Закутываюсь сильнее и закрываю глаза. Дверь в комнату с силой распахивается. «Лия», – голос матери. Имитирую глубокий сон. Звук включения кнопки радиотелефона за дверью. «Эрик, прости, она спит. Наверное, трудный день в университете был. Передам, что ты звонил». Не могу больше морочить парню голову. А ведь с ним могло быть простое счастье, чистые и без щемящей боли в груди отношения и, возможно, крепкая семья. Он чем-то похож на моего отца: заботливый, серьезный, основательный. Как можно отплатить ему такой монетой после всего, что он сделал для меня? Жизнью ему обязана. Но я теперь испорченный и недостойный его товар. Эрик никогда не поймет того, как верующая с малолетства прихожанка церкви лишилась девственности до брака, станет презирать. Он обо мне совсем другого мнения, смотрит с таким обожанием и восхищением. Я стала вскрытым тестером парфюма – каким бы ни был приятным аромат, никто, уважающий себя, не готов заплатить деньги за пробник и считать честью обладать этим приобретением. Дорога к отношениям с другими мужчинами перекрыта навсегда. А с Тимом сценарий предсказуем. Мы не в силах будем сдержать этот прорыв плотины, который случился сегодня. Машина набрала бешеные обороты, а тормозов у неё нет. Закон прогрессии. Может, нужно сбежать? Единственный выход перестать грешить. Выкрасть деньги у отца и уехать, чтобы никто даже не знал. Начать новую жизнь. Работать. Забыть всё. Подальше от Тима. Господи, это так страшно. Столько душераздирающих историй девушек, попавших в сексуальное рабство в чужом городе по своей наивности. Приступы паники накатывают один за другим. Кладу валидол под язык. Что же делать-то теперь? Нужно чем-то успокоить себя, а потом всё ещё раз обдумать. Что ж, Давид, друг мой по несчастью, быть может, твоя история принесет покой моему сердцу? «Однажды под вечер Давид, встав с постели, прогуливался по крыше царского дома и увидел купающуюся женщину. Она была очень красива». Да, Давид, так и есть – всё начинается с одного лишь взгляда. Как я тебя понимаю. «Давид послал слуг взять её. Она пришла, и он спал с нею. Женщина эта забеременела и послала известить царя об этом». Ну, по крайней мере, не забеременею после того, что было. Что это, вообще, было? Зачем? Так нелепо потерять девственность. Хуже было бы только где-нибудь в подъезде, содрогаясь от страха быть застуканными. Дешевка ты, Лика. Грош цена тебе. Сопротивляться, воевать, чуть не расстаться с жизнью, отстаивая свои границы для того, чтобы добровольно принести победу Тиму на блюдечке, стоило тебя чуть приласкать, как бездомную кошку. «Давид руками вражеских войск на поле сражения убил мужа Вирсавии, женщины, с которой согрешил. А после взял её в жены, и она родила ему сына. И было это дело зло в глазах Господа. И послал Бог пророка к царю и известил, что умрет родившийся сын. И молился Давид Богу о младенце, и постился, уединившись провел ночь, лежа на земле. На седьмой день дитя умерло…». Бегаю из комнаты в комнату. Выворачиваю верх дном все ящики. Его нигде нет. Но где же, где? Я уже опаздываю. Самолет всего через полтора часа. Боже, ну, помоги же мне. Не хочу пропустить свой рейс. Это мой шанс. Где этот злосчастный паспорт? Без него же ведь никак. Не пустят в самолет. Свет по-прежнему горит в комнате, хотя уже забрезжили оранжево-красные рассветные полосы на небе. Рядом лежит Библия. А я никуда не лечу, ведь это был всего лишь сон. Меня ждет университет и очередное сражение с Тимом за развалины стен моей капитулировавшей непорочности. *** Тим Хожу за Ликой весь день хвостиком. Таким поджатым, принадлежащим какому-то псу-дворняге, ожидающему смачного пинка под зад. Как же бесит её настырное молчание в сочетании с потупленными грустными глазами. Какие планы она там вынашивает в своей серебристой голове? Нервы уже на пределе, как натянутая тетива лука. Почему сыворотка правды существует только в кино? – Ну что? Что мне сделать? Давай пойдем в церковь? Не знаю… Покаемся что ли… Он простит тебя. Что ты мотаешь головой? Лика? – Думаешь, всё так просто? И ты прям сразу перестанешь ко мне приставать, да? – Что за слово мерзкое? "Приставать"? А что ты предлагаешь? Лечь под поезд теперь? Опять молчит. Да что с тобой делать, блин? – Ну хочешь я женюсь на тебе? – От отчаяния бездумно выпаливаю я. – Это будет са-а-амый идиотский поступок в нашем возрасте… Но если тебе полегчает, валяй. Очисть совесть. Тупить так тупить. – Родители не позволят, – бурчит себе под нос. – Их мнение в ЗАГСе никто не спросит. Ты совершеннолетняя. Вот прям завтра пошли. – А знаешь что? Давай, женись! – с вызовом произносит Лика. – Ну и прекрасно! – кричу ей. – Прекрасно, – в том же тоне отвечает мне Лика. Просто сказочное предложение руки и сердца. Романтичнее и не придумать. Проклятье! Всё наперекосяк! – Завтра в универе с документами. Поняла? И не смей чудить мне. Слышишь? Что молчишь опять? – Слышу! Дома дурман спал, и до меня постепенно начало доходить, что мы творим. Ну почему встретил её так рано? Почему не через пять лет, например? Ага, тогда она бы уже была замужем за блондинчиком или холёным хрычом-немцем и даже не взглянула на тебя. Может, не зря тогда провалил экзамен? Может, надо было валить отсюда куда подальше? Два идиота. Миллион вопросов в голове. Сам ещё не знаю, кто я и чем должен заниматься. Перебиваюсь с копейки на копейку с выступлений в клубах. А тут семья. Какая, к черту, семья? Где мы будем жить? В студенческой общаге? На какие шиши? Да её отец же меня из-под земли достанет и прибьет. Какой же я безмозглый! Почему она такая правильная? От злости книги летят с полок отвратительной комнаты, в которой вынужден находиться каждый вечер с двумя вечно ржущими братьями. Кругом носки, упаковки от чипсов, толстовки, гитары. И провода, провода. Черт ногу сломит. Мне её сюда привести? Родители, вероятно, прогонят Лику из дома, узнав, что мы тайно поженились. Надо хоть своей матери сказать. Лика В ЗАГСе сказали, что зарегистрировать брак можно только через месяц после подачи заявления, если я не беременна. Пошли платить госпошлину. Что-то мне совсем не нравится этот задумчивый взгляд Тима. Передумал? Жалеет? Раскаивается? – Что такое? – Лика, мы не совершаем ошибку? – Что? Что-то мысль об ошибке не посещала тебя тогда в ванной. – Я же ещё совсем пацан. Какой из меня муж, а? Боже, как угораздило жениться в девятнадцать. Видишь здесь ещё таких щеглов? Я – нет. Противно и горько режет изнутри осознание того, что будто принуждаю Тима взять меня в жены. Это унизительно и больно. Одно дело быть вздыхающей влюбленной парочкой, и совсем другое – жить с парнем, совершенно не готовым к семейной жизни и накладываемым ею ограничениям. Уж не говорю, какой ужас на меня наводит предстоящая реакция родителей. Они мне никогда этого не простят. Неправильно всё. Может, просто молчать, не рассказывать? Тиму ведь нужна близость, а мне – успокоение совести. Совсем необязательно остальным знать о заключении брака. Боже, словно сделка какая-то: я тебе своё тело, ты мне бумажку в картонной обложке. После оформления документов Тим потащил меня к себе домой. – Лика, ты должна сказать родителям о свадьбе, пока не поздно. Иначе им будет очень больно. В самом деле, ты же не думаешь продолжать жить, как ни в чем не бывало, в родительском доме отдельно от Тима? Это абсурд. Это не семья, дорогая моя, – говорит мать Тима, хотя полчаса назад эта идея не казалась мне такой уж чокнутой. – Отец убьет меня или просто запрет дома. А может, увезет куда-нибудь. Никакой свадьбы тогда не будет вообще, – неожиданно перехожу на плач, осознавая, как всё ужасно, и что вовсе не так всё хотела. – Ну хорошо, дорогая. Посиди, выпей чаю, успокойся. – Мать Тима гладит меня по голове и выходит из крохотной кухни, оставляя нас вдвоем. Балкона в однокомнатной квартире нет, Рич разрывается от лая в туалете. Тим всё ей рассказал. И оттого чувствую себя ещё более падшей, заурядной девицей, которых эта женщина повидала уже предостаточно среди подружек старших сыновей. Будто мое грязное белье вывесили всем на обозрение. – Алло, Константин! Здравствуйте! Это мама Тима! – Мое сердце прибивает тяжелым свинцом к самому полу. Застывшие слёзы «Люди плачут не потому, что они слабые, а потому, что они были сильными слишком долгое время». Джонни Депп Лика – Поверьте, Константин, для меня это стало такой же неожиданностью, как и для Вас… Не надо никуда приезжать. Мы больше не живем по прежнему адресу. И дослушайте меня… Нет, она не беременна. – Тут вежливо-властный тон матери Тима срывается на львиный рык. – Никто тут не хитрит и не строит коварных планов. Мне-то какая выгода от их свадьбы? Вам она живая или мертвая нужна? Из-за страха и Вашей несговорчивости Лия чуть не умерла! Довели бедную девочку до того, что она травилась, – ловко же она всё перевернула с ног на голову. – Еле откачали, пока Вас дома не было. Да что же Вы за изверг такой? Хорошо, – с чем она там соглашается? – Лика, подойди к телефону. Отец хочет поговорить с тобой. Трясущимся голосом произношу неуверенное «алло» и замираю, предвкушая шквал гнева и упреков магнитудой восемь с половиной баллов по шкале Рихтера. – Совсем спятила? Без мозгов! Где ты сейчас? – Папа, пожалуйста, прости. – Адрес? – Папа, я не поеду никуда. Останусь здесь, потому что боюсь. – Ты беременна? Только попробуй соврать! Это легко проверить. – Нет, папа. Честно-честно. – Господи, как же ты умело всё это время врала нам. – Вздыхает и делает паузу. – К чему такая спешка? Это правда, что ты хотела покончить с собой? Когда это было? – Правда. Помнишь те выходные, когда Вы были на озере. Пожалуйста, папа… – Домой. Пулей! – И что будет дальше? – Лика, не позорься ещё больше. Ради Бога. Ты не можешь у них оставаться. Как же мне хочется вломить этому борзому щенку, который так запудрил тебе мозги. – Слышу, что он произнес последние слова сквозь стиснутые зубы. – Папа, пожалуйста… – Что папа, что папа? Что, если я тебе запрещу? Пойдёшь вены резать? Не думал, что ты такая дура, Лика. Когда дата регистрации? – 21 декабря. – Прекрасный подарок родителям от тебя накануне Рождества. Умница, дочка. Кому я только год назад комнату обустроил? Чего спокойно-то не живется? Да ты хоть понимаешь, что я только на днях купил новое оборудование в мастерскую, и осталось всего-навсего четыреста долларов. Что это за свадьба будет, а? Да и его никто из наших родных даже не видел раньше. – Папа, я не хочу никакой свадьбы. Только прости меня. – Нет уж, дорогуша, так не делается у нормальных людей. Поползут слухи всякие. Раз наспех и без торжества – значит, залетела. Домой! Трубку дай этой нахальной мамаше. Не знаю, в каком ключе прошел их разговор, потому что я стрелой вылетела из захламленной квартиры Тима. В полной истерике. Не могла остановить поток язвительных мыслей в своей голове и прокручивала ядовитые фразы отца. Хотелось почувствовать нестерпимую физическую боль, лишь бы заглушить то незримое, что раздирало изнутри, грубо и зверски прорывалось через ребра наружу. Шла пешком до дома и била себя по голове, рыдая, как умалишенная, напрягая все мышцы в области солнечного сплетения, будто рожая на свет всю скопившуюся внутри боль и обиду на отца, себя, Тима и его мать. Уже ничто не будет по-прежнему. Дома оба родителя ждали, как строгие и неподкупные судьи, на диване в большом зале. – Какая же ты наивная дурочка, Лия. Могла дождаться окончания учебы, выбрать любого лучшего и достойного парня из церкви, и он был бы счастлив стать твоим мужем. Но нет же, тебе понадобилось из всех, кто крутился вокруг, влюбиться до одурения в самого незрелого и неспособного заработать даже на хлеб. Разве такой жизни ты хочешь? Очень счастлива, я вижу. Аж нос распух и глаза еле открываются от слёз. Да от Вашей романтики и следа не останется после года совместной нищенской жизни. Не прибегай потом к нам в слезах. Уже забыла, как плелась пешком под дождем по трассе после первого же разрешенного свидания? Щенок паршивый. – Не передумала? Лия? – спокойно спрашивает мама, потому что отец слишком набрал обороты. – Нет, – настырно отвечаю, глядя в пол. – Тогда марш полы мыть. Они сегодня вечером придут сюда всей своей толпой. *** За день до свадьбы Лика Это был самый сумасшедший день. Платье мы с мамой купили неделю назад. Родители меня упрекали, мол, это обязанность родственников жениха, но видимо, мать Тима такая мысль не посещала. Зная скромный размер отцовского кошелька, я выбрала нетипичное свадебное платье, но стильное. Никаких воланов, пышных юбок с обручами, кружев и искусственных жемчужин. Вовсе не потому, что не мечтала о таком. Совесть не позволяла. Угадать в моём платье свадебный намек можно было лишь по белому цвету. Плотная трикотажная ткань держалась на теле с помощью толстой лямки на одном плече, соблазнительно облегая грудь, талию и бедра. Чуть выше колена начинались разрезы с обеих сторон, обращающие внимание на ассиметричный подол в виде клиньев до середины голени. Не длинное и не короткое, не простое и не шикарное. На туфлях мама экономить не позволила. Она считает, что эта часть образа женщины выдаёт её отношение к самой себе. Белые итальянские дорсей стали самыми дорогими за всю мою прежнюю, да и будущую жизнь. Сто долларов – непозволительная роскошь, на которой всё же настояла женщина, всегда знающая себе цену, в отличие от меня. Мама часто сокрушалась, почему я пошла характером не в неё. На сегодня запланировано привезти столы домой, заимствованные у подруги семьи, забрать свадебный торт, купить шары и украсить зал в нашем доме. Мама любит всё с размахом. А отец всегда был реализатором её наполеоновских жизненных планов. Потому зал в нашем доме площадью, как две однокомнатные квартиры, с камином, двумя рядами роскошных белых окон, выходящих на разные стороны сада, и тяжёлыми портьерами золотого цвета, будто прямиком из какого-то дворца, которые сшила мать. Здесь и пройдёт свадебный вечер на сорок человек. Диван и кресла уже перенесли в другую комнату, освободив достаточно места для гостей. Соня будет подругой невесты, потому что Алиса со мной больше не разговаривает. Не смогла понять и простить, что я пренебрегла Эриком, вернувшись к Тиму после всего случившегося. Алиса считает, что таким слабостям не место в разумной девушке, и устала меня спасать от депрессии. Это она ещё не знает о его сексуальном ультиматуме и инциденте в ванной. По дороге в машине было невыносимо душно. Маму начало подташнивать, и отец приоткрыл окно, несмотря на декабрь на дворе. Мы с Тимом сидим, как немые, сзади. На дорогах, благодаря временной оттепели, каша из снега, смешанного с солью, превратилась в грязную жижу. Мимо нас пронесся черный внедорожник, в котором оглушающе громко гремела музыка, смачно на скорости облил мерзкой жидкостью водительское стекло. Капли виртуозно пробрались и в салон автомобиля через щелку в окне. Отец звереет. Стрелка спидометра взлетает, пока мы с мамой соображаем, что происходит. Светофор. Скрип тормозов. Занос вправо. Распахнутая дверь. Холодный ветер. Переглядываюсь с Тимом, наши брови синхронно ползут вверх, а зрачки расширяются от ужаса. Отец вытаскивает из черного джипа громилу и бьет в самую скулу, удерживая его другой рукой за ворот рубашки. Физический труд в мастерской и подаренная Богом рослость папы делают своё дело – водитель лишь виновато поднимает ладони. Удивительно. Отец спокойно садится обратно за руль. И мы едем в гробовой тишине до самой пекарни. Я понимаю, что этот удар предназначался на самом деле мне и Тиму. Отец становился всё более взвинченным с каждым днем, приближающим нас ко дню свадьбы. – Ого, какой торт! – слышу знакомый, самый добрый и искренний голос за своей спиной и замираю, но всё же поворачиваю голову в его сторону. О, нет, пожалуйста. Только не сейчас. Боже, за что? Это должно быть не так. Мне хочется плакать, а лучше просто исчезнуть, испариться, провалиться сквозь землю или, вообще, никогда не рождаться. – Какой повод? – спрашивает Эрик у отца, ничего не подозревая. Белый торт в один ярус с двумя мастичными лебедями навевал скорее мысли о годовщине родителей, потому что до свадебного никак не дотягивал ни размером, ни самым заурядным и скромным оформлением. Я потеряла дар речи в шоке от того, как такие идиотские совпадения, существующие только в фильмах с предсказуемым сюжетом, могут происходить в реальной жизни. В моей невезучей жизни. Хорошо хоть Тим остался в машине. – Эрик, какая встреча! Так Лия завтра замуж выходит. Она тебе не потрудилась об этом сообщить? Ну папа, зачем же так больно-то? Знаю, это только моя вина, непростительный эгоизм, трусость и жестокость. Бегство от трудных разговоров – моя привычная дурная тактика. Пряталась от Эрика с того самого абсурда, приключившегося в ванной Тима. Отделывалась короткими фразами во время телефонных разговоров, не открывала электронные письма, скрывалась от него в церкви. Надеялась, что Эрику надоест, или сам всё поймет и перестанет. И Ангел-хранитель действительно не звонил уже больше недели. Но чтобы тако-о-ое произошло… Эрик отворачивается в сторону, снимает очки и трёт переносицу. А через минуту, вижу мокрые глаза, устремленные на меня. Боже, я думала, что такие мужчины не плачут. Нет, это не были ручьи и сопли. Просто застывшие капли во взгляде сильного и доброго взрослого человека. Ненавижу себя за эти слезы и готова расплакаться вместе с ним. Такие глаза не забыть. Чувствую себя такой подлой, будто попрыгала на могиле близкого друга. Он справляется с минутной слабостью, подходит и прижимает меня к себе, несмотря на отца, стоящего рядом, сглатывает ком и тихо, но всё ещё по-доброму, произносит над самой макушкой моей головы: «Поздравляю, Лия». Размыкает руки и быстрым шагом покидает кондитерский магазин. Тебе понравилось? «А я терпеть не могу свадебные приемы. Лучше бы жених и невеста брали пример с Бильбо Бэггинса – кольца натянули, исчезли и все по домам» Шелдон Купер, из сериала «Теория большого взрыва» Лика Я проснулась от того, что Тим притянул меня к себе со словами: «Ну Вы и спите, миссис Добродумова». Внутри была такая неописуемая словами легкость. Всё самое страшное позади. Чувство вины, поджав хвост, покинуло меня сразу после того, как золотое кольцо заключило в долгожданные объятия мой безымянный палец. На этом моменте все сказки заканчиваются и даже немного раньше, если это не сказки для взрослых. Но заверши эту историю сейчас, и она станет полным бессмысленным китчем. – Спасибо за вчерашнюю ночь, малышка. – Тим чмокает меня в щеку и выглядит довольным, как кот, объевшийся сметаны, а я потягиваюсь и прячусь поглубже под одеяло. – Всё хорошо? Тебе понравилось? – Он поглаживает мои брови своим большим пальцем и немного тревожно смотрит на меня, пытаясь найти ответ на вопрос. Выглядываю только глазами из-под натянутого одеяла и смущенно утвердительно качаю головой. Тим – Просто, когда ты вчера выскочила из кровати, как ошпаренная, и понеслась в душ, уж и не знал, что думать. Боже, как же мне повезло. – Стаскиваю с Лии одеяло и начинаю оставлять быстрые поцелуи по всему телу так, что она заливается смехом от щекотки, дергает ногами и пытается закрыться подушкой, как щитом. – Это теперь всё мое. И это моё. А особенно это. Лика занималась любовью тихо, без единого стона и в полной темноте. Сложно догадаться, всё ли идет так, как нужно. Даже не представлял, насколько она прекрасная без одежды, нескованная чувства вины, поэтому с удвоенным наслаждением и совершенно законно разглядываю свою девочку при дневном свете. – Чем займемся сегодня, красотка? – Вожу указательным пальцем по соблазнительному изгибу, где талия переходит в бёдра, когда Лия поворачивается на бок и лукаво смотрит мне в глаза. Вау, вот это преображение. – Для начала придется привести дом в порядок после вчерашней церемонии. Я слышала, как родители пошли в свою спальню только ближе к пяти часам утра. Наверное, всю ночь мыли посуду. Обычно отец занимает место возле раковины, а мама вытирает. Она столько посуды перебила за их семейную жизнь, что папа решил оставить за собой эту обязанность. Разумная экономия. – А потом? – Даже не знаю. Снег же на улице. – Алекс вчера предлагал сегодня вчетвером кататься на горках. Он так обрадовался, что я съезжаю от них, освободив одну из кроватей, что уже успел подцепить новую девчонку. Такая рыжая, кудрявая, вся в веснушках. И угадай, как её зовут? – Да, лихорадка по рыжим, похоже, отличительная мужская черта Добродумовых. Понятия не имею. – Ю-лия. Никакой оригинальности, да? Повторюша. Так что едем? У Алекса же тачка, можно даже вечером смотаться. На самом деле препаршивое чувство возникает при мысли, что я теперь буду жить под одной крышей с родителями Лики, которые всеми фибрами души сопротивлялись нашему браку. Вот как сейчас смотреть в глаза её отцу, когда мы оба знаем, что я делал сегодня ночью с его любимой дочуркой. Но другого варианта в нашем случае нет. Может, всё ещё образуется. Со временем. Доедаем на завтрак остатки оливье и селедки под шубой со вчерашнего стола, которые моя жена (как это прикольно-то звучит) готовила накануне свадьбы. Лике, похоже, совершенно комфортно находиться со мной в присутствии родителей. В мусорном ведре валяется лебедь с откушенной головой. Олежка вчера первым прибежал, когда мы с Ликой резали торт. Ему так хотелось заполучить этот трофей, который оказался невкусным, в отличие от бисквита. Второго лебедя отдали Ликиной сестренке Анюте. Беспорядок в зале напоминает о том, что здесь творилось вчера. Никогда бы не подумал, что абсолютные трезвенники способны так безбашенно отрываться. Но и дичи было, конечно, тоже предостаточно. Соня, последняя эгоистка, разревелась, что Лика вышла замуж раньше неё. За ней самой никто даже не ухаживает. В итоге Лике на своей собственной свадьбе пришлось утешать эту ненормальную. А потом тамада заставила меня играть на гитаре в качестве выкупа за украденную невесту. Алекс и Макс пришли на выручку. Боже, я просто ненавижу все эти свадебные заморочки. Мы столько раз с пацанами выступали на подобных мероприятиях, что меня только от одного вида тамады рефлекторно подташнивает. Думал, что хотя бы в этот раз обойдётся без тупых конкурсов. Но, похоже, всем остальным было весело. Так, что делать со всеми этими огромными клетчатыми китайскими сумками, в которых бабушка Лики вручила нам приданное? Одеяла на все случаи жизни на десять лет вперед, посуда, домашняя одежда. Своего жилья у нас нет, и неизвестно, когда будет. – Ты пылесосишь, я мою полы. Не хочу, чтобы ты ползала тут на коленках. Идёт? Она радостно улыбается. Так начался наш медовый месяц. В этот же день он и закончился. Пекло «Есть два пути избавить вас от страдания: быстрая смерть и продолжительная любовь». Ф.В.Ницше Лика Некоторых людей Ювелир использует, как инструмент, чтобы придать задуманную совершенную форму своему искусному Изделию. Но прежде драгоценный металл нужно как следует переплавить от грязи и примесей, доводя до нужной температуры. Думала, что муки совести осталось позади. Но, оказалось, что суды ещё и не начинались. Уж слишком легко я пошла на сделку с собственным соблазном, собственноручно вручив ключ от своей жизни обольстившему меня змею. И теперь он законно мог творить со мной всё, что пожелает. В этом суть любого греха – зонт над нами автоматически закрывается и летят раскаленные капли с самого Поднебесья прямиком на голову. Когда мы меньше всего этого ждем… За меня крепко взялись. Пришло время платить по счетам. Тим Приходилось ли Вам проводить дни в оцепенении от полнейшего ужаса, когда ровным счетом ничего не зависит от приложенных усилий? Всё во власти неведомых и невидимых рук. А может, и чьих-то омерзительных лап. На вторую ночь после свадьбы Лика слегла с жаром. Ртутный термометр показал сорок градусов Цельсия. И температура, строптивая тварь, всю ночь не падала ниже тридцати восьми с половиной. Никакие таблетки её не брали. Я казнил себя за дебильную идею поехать кататься на баллонах с горок. А, может, её продуло в день свадьбы, или кто-то из гостей заразил? Но факт оставался фактом – Лия металась и бредила, а я был не в силах облегчить эти мучения. Ни капли. А завтра ведь Сочельник. Знаю, какой это особый праздник в семье Воскресенских. Лика всю ночь умоляла меня распахнуть окно. Крошечные, как бусинки, капли проступали на её раскаленном лбу, шее и груди. По ощущениям, Лие не хватало воздуха, было невыносимо душно. Но декабрьский ночной мороз её бы только добил. Она вцепилась в меня своими тоненькими пальчиками и просила дать ей подышать. Молила, потом даже ругалась и била бессильными кулачками. Я стащил с Лики одеяло, в жалкой попытке помочь схватил подушку с дивана и начал ею махать, создавая слабое подобие ветерка. Известно, что больше всего людей умирает от сердечных заболеваний по понедельникам, а пограничными являются предрассветные часы, когда свет борется с тьмой. Боялся, что её часики в груди просто не выдержат и замолкнут. Только бы дотянуть до утра. Бедная моя девочка. С восходом солнца агония стихла на время – Лика погрузилась в тревожный сон, попеременно вздрагивая и иногда вскрикивая. В её бреду мать превратилась в злобное темное существо, желающее задушить собственную дочь. Лика хваталась руками за горло. Приходила в себя, прижималась полыхающим телом ко мне, ища защиты, и опять проваливалась в сон, пока я гладил ее по влажным волосам. Лика Я пришла в себя ближе к полудню. Ощущалось, будто кто-то за ночь сломал все мои кости. Глаза застилало невидимым песком, было больно их поднимать, смотреть в сторону. В горле пересохло, словно только что пробежала марафон. Губы потрескались до крови и покрылись коркой. На языке ощущался горьковатый привкус. Затылок неприятно щипало от влажной подушки. Но больше всего пугала невыносимая боль в груди при малейшем вдохе, потому дозировала и экономила порции живительной смеси газов. Сложно было сказать даже пару слов без того, чтобы резко начать глотать воздух, как рыба, неожиданно оказавшаяся на суше. Немыслимо, как можно всего за один вечер и ночь превратиться в настолько беспомощное существо. Болезнь развивалась стремительно. Во рту против моей воли предательски копилась слюна, и сироп от кашля моментально вырвался из желудка наружу. Что ж, прекрасное начало семейной жизни и незабываемые кадры медового месяца в голове Тима. Эта мысль поспешно была стерта накатившей дурнотой и подкосившимися ногами при попытке самостоятельно отправиться в туалет. Тим Лика отказывалась от еды весь день. Жидкость держалась в её желудке тоже с переменным успехом. Иногда ей казалось, что началось землетрясение, но на деле матрас разложенного дивана сотрясало её грохочущее сердце. С ужасом наблюдал, как температура всякий раз после жаропонижающего опять начинала коварно взбираться вверх буквально через час. Лимит лекарства – всего четыре таблетки в сутки. В качестве альтернативы в ход пошли уксусные обтирания, чай с малиной. Бедная, её сил не хватало, чтобы элементарно удержать кружку в руках. Мы с тёщей дежурили у постели Лии по очереди весь день, но лучше не становилось. Когда стемнело, отец разжег огонь в камине. Накрыли на стол. Горели свечи. А я всё надеялся на рождественское чудо для Лики. Осторожно просунув руки под её спину и бедра, стараясь не причинять боли, прижал к своей груди и спустился по лестнице вниз. Моя малышка вздыхала и жмурилась – всё же измученное тело, видимо, ныло даже от таких прикосновений. За месяц перед свадьбой Лика и так похудела, но сейчас и вовсе казалось, что несу на руках ребенка, а не свою молодую жену. Её кисти безвольно висели, не в силах обхватить меня за шею. Уложив измождённое тело в объятия мягкого пледа на диване напротив камина, пригладил растрепавшиеся серебристые волосы и нежно коснулся губами горячего лба. Лишенные жизни глаза Лики грустно смотрели на огонь, пока её отец произносил молитву за благословение пищи. Веки устали сражаться и безвольно опустились. Боясь потревожить такой желанный мирный сон, мы говорили чуть слышно, открывая подарки. Разве откажешь малышам в празднике? Боже, да что же это такое? Всё навалилось разом. Через неделю зимняя сессия в университете, а уже в этот четверг мне придется оставить Лию до самой ночи. Ведь единственное, чем сейчас могу зарабатывать на жизнь – выступления в ночных клубах и на свадьбах. Дядя предлагал подрабатывать вместе с ним на стройке. Придется соглашаться. Иначе просто никак. Лика Мы занимались с Тимом любовью. Закрыв глаза, полностью отдалась ощущениям. Его дыхание на моей коже было приятно горячим, согревало, а мне было так холодно. Он хотел, чтобы я посмотрела на него. Но подняв веки, увидела перед собой мальчишку лет десяти, похожего на Тима. Боже, я не могу! Не хочу! Нельзя делать ЭТО с детьми. И я оттолкнула его от себя, почувствовала дрожь во всем теле и слова, раздающиеся где-то далеко: «Лика, детка! Это всего лишь сон. Проснись, проснись». Перед глазами всё тот же камин, Тим тихонько играет на гитаре, родители молча слушают его, а младшенькие увлечены своими подарками. Запах мандаринов. А я ничего не хочу… Тим Мы думали, что это простуда. Тёща рассказала, что Лика всегда болела редко да метко. Но простуда проходит за неделю, позже хворь отступает медленно, но верно. Лика же лежала уже десять дней без намека на выздоровление. Прием пищи раз в день был великим достижением. Я с самого утра батрачил на стройке. Сегодня был первый рабочий день. Придя в грязной одежде домой, просто рухнул на пол рядом с постелью Лики. Она опять ничего не ела, хотя моя мама привезла ей столько всяких фруктов. Больно смотреть на эти выпирающие лопатки, ключицы, истончавшие запястья и совсем пропавшие щечки, которые ещё совсем недавно наливались милым красно-розовым цветом. Через два часа пацаны ждут меня с гитарой в клубе. Вторая работа. – Детка, ну чем же тебя накормить? Ты меня убиваешь. Хоть что-то ты хочешь? Слышать дыхание Лии было пыткой. В её грудь будто пробрался какой-то зверь или чудовище из преисподней, то хрипящее и рыкающее, то булькающее и клокочущее. Мокрота отходила с трудом, затаившись где-то глубоко внизу. Спала она полусидя, чтобы хоть как-то дышать. Медовый месяц стал в прямом смысле таким – на трюмо стояла двухлитровая банка гречишного меда. Что мы только не пробовали: и барсучий жир, и суп с собакой (как бы это ни было отвратительно), китайские травяные мази, всевозможные растирания и компрессы. – Помидоры с огурцами… – еле слышно и надрывно прохрипела Лика, превозмогая клокотание в области груди. Помчался искать в семь часов вечера, да ещё и зимой, дефицитные тепличные овощи. Порубил их, как сумел, и заправил сметаной. Да я готов был кормить её хоть каждый день из ложки всем, что только пожелает, лишь бы знать, что Лика поправится, и вернется прежняя жизнерадостная девочка. Боже, каких-то три несчастных ложки салата, съеденных из моих рук, и она опять отключилась. На следующий день Лика сдалась. Лежала, как тряпичная кукла, бессильно и беззвучно плакала, откашливаясь каждые пару минут. Овсяная каша в очередной раз была отвергнута раздраженным от лекарств желудком. Нервы родителей сдали. Вызвали скорую. А я в чудовищном ожидании стоял на коленях возле неё, держа любимую за руку, и в ужасе представлял, как Лику увезут, и мне уже не увидеть это лицо никогда. Тогда покаялся за всё, что только припомнил. Лика А вдруг это ВИЧ? Ведь облегчение никак не приходит. Что если Тим не здоров? Невозможно же так сильно изнемогать от банальной простуды. Это серьезнее. Гораздо серьезнее. Боже, прости меня, если можешь. Что я перед Тобой? Лишь песчинка, глина. Тим Врач скорой помощи настаивал на госпитализации. Сказал, что без уколов сильных антибиотиков ей ни за что не выкарабкаться. По звуку в легких и затянувшейся лихорадке было похоже на пневмонию. – Не беременная? – Нет, – хором ответили мы. И лишь Лика тихо вымучила: – Не знаю… Глаза отца моей женушки свирепо зыркнули в мою сторону. – Вот, значит, как! Вы же клялись, что спешка со свадьбой не связана с этим. Ошизеть! Для самого это ого-го какая новость. Перед глазами день нашей свадьбы. За минуту до погружения в бессознательный кайф прошибает ужас, что забыл пиджак с упаковкой резинок в машине Алекса. До чего же всё может быть нелепо. Не спать же из-за этого в первую брачную ночь, как примерным пионерам с руками по швам. Мы были не в силах притормозить, хотя оба понимали, чем всё это грозит. Фейерверк у неё, искры из глаз у меня, и вот Лика уже несётся пулей в душ. Ох, елки-палки, неужели, а? Ну как же так? И кто сейчас поверит в эту дебильную сказочку? Да, дело дрянь. Когда же закончится весь этот непроходимый ад? Таракан «Некоторые женщины, заболев, становятся нежными. Через несколько дней вдруг начинают покрикивать с постели. О! Значит, выздоравливают!» Ф.Искандер Лика Человеческое сострадание – увы, не бездонный колодец, и имеет довольно скудные ресурсы. В итоге затянувшаяся болезнь оставляет тебя один на один со своими мыслями. А может в этом и была чья-то цель – надолго уложить меня на лопатки? Даже самые близкие и любящие люди истощают запас эмоций, продолжая заботиться о больном на автопилоте, а иногда даже через силу. Как говаривал дедушка: «Ко всему можно привыкнуть. Даже человек в петле поболтается-поболтается, да и привыкнет, висит себе спокойно». Всем хочется жить и продолжать испытывать радость. Пожалуй, лишь мама искренне пыталась приободрить меня по утрам своими историями и шутками. Но и ее день полон забот. Тест на беременность оказался положительным, потому рентгеновское исследование было под запретом. Вылечить пневмонию без антибиотиков не под силу даже лучшим сказочным феям и знахарям. Такая терапия ставила под серьезную угрозу жизнь ребенка, но выбирать мне не позволили – начали делать уколы ампициллина. Шла третья неделя тотально лежачей жизни, которую я возненавидела всей душой. Тим, поначалу донельзя обеспокоенный моим состоянием, похоже уже попривык к жене-амёбе. Но казалось, раздражался сильнее день ото дня, будто я намеренно продолжала болеть. Казалось, что эта дрянь уже никогда меня не отпустит. Состояние усугубилось токсикозом. Выворачивало наизнанку ежедневно и непредсказуемо: от зубной пасты, увиденного кусочка масла на поверхности каши, запаха куриного бульона, аромата отцовского одеколона. Из-за моей абсолютной беспомощности домашние обязанности легли на плечи Тима. На его лице отчетливо читались дикая тошнота и нескрываемое раздражение от одной лишь мысли о предстоящей субботней уборке. Площадь двухэтажного дома внушительная: двенадцать ковров, капризный глянцевый бордовый кафель в холле и на кухне, на котором видны даже крохотные капли и разводы от ворсистой тряпки, бесчисленные хрустальные вазочки, керамические кувшины, картины кисти маминой подруги, часы. А чего стоила лакированная деревянная лестница, ведущая на второй этаж, а дальше – на чердак. Резные балясины и поручни нуждались во внимании уборщика не меньше, чем ступени. А ведь дома ещё двое малышей-вредителей. Наведение порядка занимало весь выходной день с самого утра и до вечера. Тим у себя-то в квартире почти никогда убирался, а, женившись на мне, превратился в чернорабочего, горничную, сиделку и рок-звезду в одном лице. В одну из ночей я так и не дождалась его до самого рассвета. За завтраком в нос ударил отвратительный запах алкоголя от Тима, который уловила не я одна, к сожалению. Его появление дома лишь с петухами не ускользнуло и от внимания отца. Тим Закрыть сессию, женившись на Лике, оказалось самым простым из всего нескончаемого списка моих новых обязанностей. Справка от врача в сочетании с одержимостью Лики учебой и её миловидной внешностью склонили преподов, которые в большинстве своем были типичными самцами, поставить ей автомат. Лика это заслужила. И сам не постеснялся упомянуть, что жену лихорадит больше двух недель, а я, заботливый муж, ночи напролет без сна. Так что свою порцию халявы тоже кое-где отхватил. Хорошо хоть две недели зимних каникул впереди. Уже задолбался вконец. Не успеваю положить голову на подушку, как трезвонит проклятый будильник. Словно раб в Египте, вкалываю от рассвета до заката на стройке, а потом от заката до полуночи взмыленный с гитарой в клубе. Так и этого мало, в свой выходной день ношусь с тряпкой в зубах по коттеджу этих воображал. Не видел пацанов со двора с самой своей свадьбы. Ни один из них не сможет меня понять, ведь парни свободны, как ветер в поле. Вот уж не думал, что, женившись, добровольно цепляю на себя такие неподъемные кандалы. А еще теперь мы ждем ребёнка. Супер! Лике вроде немного лучше, пора и мне передохнуть. Так себя уговаривал, оставаясь в клубе с друзьями до утра. Дома ждала «сказочная» и «щедрая» благодарность за те семь шкур, которые с меня сдирали всё это время. Стоило Лике вернуться в постель после завтрака, как её отец прижал меня к стене и процедил сквозь зубы: «Ещё один раз, и я раздавлю тебя, как таракана. Понял?» Я-то его прекрасно понял, но грубые слова возымели противоположный эффект над моей бунтарской натурой. Позволял себе расслабиться всё чаще и чаще по мере того, как Лика, как мне казалось, крепла. Или просто реже видел её, заставая спокойно спящей в постели. Но стоило мне пересечься с бодрствующей Ликой, она дулась и обижалась, не разговаривала со мной. Однажды заперла на замок дверь в свою комнату, и я спал на диване в зале. Прямо в одежде. Без одеяла. Вот только не надо превращаться в стерву, детка. Месяц с даты свадьбы Лика Сегодня в доме гостит мамина лучшая подруга. Они знакомы уже двадцать лет. Тетя Римма в студенческие годы научила мою мать курить, любить лимонный ликёр, модно одеваться и танцевать на столах. Стильная леди под сорок, с густой кудрявой русой шевелюрой, ореховыми глазами и заливистым заразительным смехом и сейчас могла кружить головы, если бы пожелала. Но жестокая судьба слепила из этой яркой женщины совсем иного человека. В своих приключениях в молодости она нарвалась на наркомана. Не зная об этом, выскочила от безумной страсти за него замуж и родила сына. Такие истории всегда с плохим концом. Тетя Римма в итоге осталась с годовалым ребенком на руках в полном одиночестве и совершенно без денег, где её и отыскал сам Господь Бог. Ирония в том, что именно та, кто научила мою мать грешить, её же и спасла, приведя за руку в церковь. «Лия, дорогая, ты должна понимать, что болезни идут по пятам за грехом. В Библии сказано, что милосердием и правдою очищается грех. Преградой к твоему выздоровлению может быть ложь, что-то, что ты скрываешь. Ничего не хочешь рассказать, милая?», – сказала тетя Римма. Как бы я ни желала утаить всё то постыдное, о чем пожалела уже не раз, исповедь была частью исхода из пекла, обратного пути домой, к своему Отцу. Вся та ложь и завела меня прямиком в пасть сатанинскую. С самого того дня, как начала скрывать свои отношения с Тимом от родителей. Жажда жизни, нормальной, настоящей, здоровой, а не вот этого жалкого проживания каждого дня в опостылевшей постели, заставила меня заговорить. Чистосердечное признание перемешивалось с солеными слезами, стыдом, ощущением предательства неоправданных надежд родителей. На внешней стороне кистей рук остались кровоподтеки, с такой силой их сдавливала, чесала, заламывала пальцы, щёлкала суставами во время своего рассказа. Через три дня я впервые вышла на волю, в заснеженный сад, всё ещё немного хрипя в груди, но способная держаться на ногах. Тим считает это совпадением, а я думаю иначе. Какое счастье, оказывается, принимать самостоятельно ванну, читать книги дольше пяти минут в день и просто говорить, не ощущая удушья. Зефирка «Был бы у меня такой кот, я б может и не женился бы никогда». Из мультфильма «Каникулы в Простоквашино» Лика – О, да я смотрю, у кого-то прорезался голос? Рад, что ты выздоровела. – А я смотрю, кто-то забыл, что женат и не может гулять ночи напролет без разрешения своей половины. Приходилось ли Вам орать на кого-то шёпотом? Никакого удовольствия. Мы частенько в последнее время метали друг в друга убийственные взгляды за закрытой дверью спальни, а потом спускались вниз на завтрак с родителями. Иногда предпочитали остаться голодными, горячо замаливая грехи друг перед другом прямо на полу. От моего дивана было слишком много шума. *** Две пачки валидола – таким оказался размер отцовского терпения. Нас отправили в долгое путешествие по съемным квартирам, когда я была на пятом месяце беременности. Нет, конечно, меня-то никто не выгонял, но для Тима дверь в этот дом захлопнулась. Выбрала мужа, а не родителей. Кто бы сомневался. Переехали в однушку старой постройки на первом этаже в двух кварталах от родительского дома. Привет, советский синтетический красный палас от тети, древние коричневые шторы с дедушкиной дачи, драный скрипучий диван и пузатый телевизор «Весна» от хозяйки квартиры. Я уже молчу про отсутствие холодильника и стиральной машины. Но несмотря на особый неповторимый «шарм» нашего гнездышка, словно машина времени, переместивший нас в восьмидесятые, ощущение эйфории и свободы не покидало первые две недели. Однажды проснувшись в обед, мы просто валялись в обнимку и немного (ну, ладно, много) шалили, а потом Тим взял моё лицо в свои ладони и вдруг так серьезно сказал: «Детка, ты – мой лучший проект. Сам от себя в шоке, как удалось отвоевать тебя у всей оравы твоих поклонников. Очень тебя люблю». Он не смог совмещать учебу и работу на стройке и теперь в качестве подработки только выступал в ночных клубах четыре дня в неделю. Арендную плату за квартиру помогал частично погашать Алекс. Дела в его с Максом студии звукозаписи пошли в гору. Токсикоз оставил меня в покое, сменившись угрозой прерывания беременности. Но переполненные роддомы отказывались брать меня на сохранение, да и самой не хотелось, ведь на улице пьянила и цвела всеми красками весна. Тим несколько дней подряд не мог проснуться с утра на учебу, а я была не в силах оторваться от него спящего, потому что очень скучала, ожидая его ночи напролёт. Да и дома был собачий холод из-за трещины на окне и неплотно закрытой, искорёженной балконной двери. Отключили домашний телефон и наплевали на весь окружающий мир. Надолго. Просто пропали. Я не узнавала саму себя. Тим неожиданно для всех, и прежде всего для меня, влиял не самым лучшим образом. Его мать надеялась, что я его исправлю, а выходило наоборот. Прогуливали учебу вместе, под одеялом. Медсестра с поликлиники не могла меня разыскать и дозвонилась только до моего отца. Родители думали, что мы поубивали друг друга, потому что и с ними связь прервала, и наведались в гости с тревожным визитом. Засиделись за чаем до полуночи, а Тим всё не появлялся. Загулял с друзьями. Он по традиции отпрашивался всего на пару часов, клялся вернуться вовремя, но уходил чаще на всю ночь. Наверное, это главная причина, по которой пострадала моя дисциплина – скучала по нему, хотела хоть так побыть вместе. «Лия, это ваш первый год совместной жизни. Ты ждешь ребёнка. И где он? Да я ни на шаг не отходил от твоей матери в это время, разве что только на работу. Друзья почти забыли, как меня зовут», – отец закипал. Боялась, что заставит собрать вещи и увезёт из этой халупы. «Так и меня друзья забыли», – подумала я про себя. *** Предстоящая летняя сессия вернула здравый смысл и вынудила взяться за ум. Всегда догадывалась, насколько мы с Тимом разные люди, но не хотела этого признавать. Сейчас различия становились более очевидным, заострились, когда маски, как расплавленный воск, стекали с наших лиц. Приученная к дисциплине и прилежной учебе я с детства лишилась времени на развлечения, а прогулки с друзьями были большой редкостью. Дома мне было комфортно, но раньше меня окружали родные люди, а сейчас всё чаще оставалась совершенно одна. Танцевать не умела, да и не любила – в ночном клубе мне не место, но готова была пойти даже туда, лишь бы быть рядом с мужем. От одиночества стала проситься с Тимом на встречи с его друзьями, а он категорически отказывался, несмотря на уговоры и даже мои слезы. Сказать, что я не знала, за кого выхожу замуж, не видела его характер и темперамент, было бы ложью. Но от этого не легче. Нам же кажется, что свадьба всё изменит. Сила любви может быть проверена только узами брака. А узы – это вовсе не то, что рисует свободолюбивый и бунтарский ум Тима. Ложились спать в разное время, ел он дома редко. Да и ел ли вообще, потому что похудел так, что даже обручальное кольцо стало велико, Тим снял его, чтобы не потерять. Тим Этого и боялся больше всего, женившись на Лике. Ведь она понятия не имела как не по-детски я тусил до свадьбы. Не представляю свою жизнь без музыки, движа и танцпола. Такое не проходит за один день. Лика же – домоседка, совершенно не умеет дурачиться, всякое ее занятие должно иметь смысл и пользу. Даже если она не нудит и не высказывает, её осуждающий взгляд скажет не меньше слов. Дома при ней пить не смогу, посидеть с пацанами на кухне за картами – тоже. Больше половины киноновинок под моральным запретом Лики. Вот и хожу без неё. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66558456&lfrom=688855901) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Примечание. Несмотря на упоминание интимных сцен в главе, у меня довольно радикальная позиция на этот счёт. Насколько бы современный мир не уверял, что близость до брака – нормальное и естественное явление, я смотрю на это иначе. Так же, как и многие исследования в области брака и семьи, как и консультанты-психологи, как и любой отец дочери. Даже работодатели делают доступными льготы работникам такие, как медстраховка, спортивные корпоративные программы, место на парковке, только после прохождения новичками испытательного срока, а не в первый же день работы. Посыл главы в том, что сильные и принципиальные люди не могут быть достаточно непоколебимы сами по себе в провоцирующих ситуациях, один на один друг с другом.